Придворная жизнь императорской свиты [2 том]

Утром, Алмазу сообщили чуть ли не саму неприятную новость, которую он только мог услышать: - Я слышал, как Сапфир всхлипывал ночью. Поговори с ним, - шепотом донес Опал. Людовик тут же подошел к любовнику и схватил его апатичное тело за плечи, посмотрел на опущенное лицо и незаинтересованные красные глаза, глядящие только на пол. - Густав, - говорил он взволнованно и тихо. – Мне сказали, что ты плакал ночью. Ты плакал? Ответь мне. Я переживаю. Я ничего не понимаю. Что происходит? Тот лишь оттолкнул его и отошел к своему креслу, в которое безжизненно упал. Взял какую-то книгу, положил ее на свои колени и открыл, направив взгляд к тексту. Он ее не читал. Он вообще ни о чем сейчас думать не мог. В голове, была одна лишь пустота. А в сердце – боль. Людовик смотрел на это состояние с тоской. Суетливо окинул глазами покои. Нашел Золото. Быстро подошел и оттащил в сторону. Попросил выяснить, что происходит с Сапфиром. Прошло несколько часов, императорские покои немного опустели. Было немного за полдень. Густав продолжал сидеть на своем месте, до сих пор не перевернув первую страницу, и существовать, как его покой решили нарушить. За окном начали стрелять, смеяться. Молодой человек услышал знакомый тембр, знакомые нотки знакомого голоса, что пробуждали в нем что-то мягкое и уязвимое, что-то счастливое. Повернулся к окну. Ненавязчиво выглянул наружу. Там был Людовик, Агат, Бронза и Даниэль с Карлом. Они, видимо на спор, стреляли мишени, выставленные в нескольких метрах. Вокруг, была толпа из знати и других придворных, что рукоплескали императору и его талантам, его меткости. Сердце Густава начало обливаться кровью, сильно сжимаясь от боли. Этот белокурый, прекрасный и просто красивый гад был там. Он смеялся, улыбался. Ему было весело и интересно находиться рядом со всеми этими людьми. Ему было весело БЕЗ Густава. «Почему? - в слезах души спрашивал он сам себя. – Почему ты так смеешься? Почему так широко улыбаешься? Почему ты не хочешь быть со мной? Почему ты с ними?! Почему ты не со мной…?» Рядом откашлялись. Сапфир растерянно обернулся. Это был Жемчуг. - Понимаю, - с кивком начал он, - читать первую страницу несколько часов очень интересно, но я хочу оторвать тебя от этого неземного наслаждения буквами. Тот озадаченно взглянул на содержимое руки и озадаченно закрыл книгу, отложил ее на ближайший столик: - Ты чего-то хотел? Выглядел Густав непринужденно. Только первые секунды растерянности могли сойти за легкий испуг, внезапно появившегося перед ним Жемчуга. - Да, - кивнул тот. – Мне нужен секрет твоего успеха. - Успеха? - Агат передал мне, что ты, оказывается, профессиональнее меня. Я понятия не имею как, - снисходительно оглядел его, - но он донес, что ты делаешь минет лучше меня. - С чего ты взял? – озадачился. – Я не могу быть лучше тебя. Особенно в минете. Ты сам это знаешь. - Все это знают, - издевательски развел руками, окидывая жестом комнату. – Но он донес мне это. Так что расскажи, что ты там такое неожиданное делаешь и я спокойно себе пойду. Не думаю, что это что-то необычное. Можешь начинать, - вскинул кистью. - Но… - растерянно протянул. - Я думаю, Агат просто издевается над тобой. Я не делаю этого лучше, чем ты. - Ему это Алмаз рассказал, - вызывающе выдал, воспринимая знакомого за идиота. – А уж Алмазу я делал все по высшему разряду, когда Даниэль хотел видеть нас вместе. Ему так лизал, что мог стереть в пыль его член. Что ты делал с ним? – недоумевая нахмурился. – Какого черта такой, как ты, считается у него, искусным любовником? То, что ты целоваться умеешь хорошо – еще не значит, что тебя в идеальные любовники записывать надо. Тот слушал все это совершенно растерянно: - Ты, вероятно, путаешь… Я не… - Я у него десять раз переспросил! Думаешь, Я не воспринял это за издевательство? Агат передал мне именно то, что я передаю тебе. И он настоятельно попросил меня выпытать у тебя, что ты такое делаешь. Алмаз тебя так расхваливал, что Агату завидно стало, - сложил руки на груди. – Говори давай, что ты такое с Алмазом делаешь… - Я не… В груди, играли очень противоречивые чувства. С одной стороны, это было удовлетворение своего самолюбия, делающее Густава таким довольным, а с другой стороны, это была ревность и недовольство, по поводу того, что Людовик рассказывает такие вещи направо и налево. Думать, об этом человеке, было больно. Вспоминания о той измене и отсутствии ревности вчерашним днем, были еще очень сильны. Но, также сильна уже была и тоска по его объятиям, поцелуям, по ласке от этого человека. К тому же, Людовик так расхваливал его за спиной… Густав не понимал, что думать. Ему было больно и одновременно тоскливо. Он скучал по Алмазу, по всему нему. Не скучал только по словам и действиям, обращенным к нему в недавнее время. «Он не любит меня, - прискорбно осознавал молодой человек. – Но он расхваливает меня в постели. Может быть… Он, хотя бы, хочет меня…» - Ау, - помахал перед его лицом Жемчуг. – Ты в какие мысли уплыл? «Я хочу быть с ним, - отвел взгляд тот. – Даже, если он не любит меня…» - Ау-у, - пытался дозваться до него знакомый. «Если я буду с ним стрелять, мы будем снова друзьями?» Собеседник тяжело выдохнул: - Короче, скажу, что ты в облака улетел, - развернулся и ушел. Густав посмотрел ему вслед. Повернулся к окну. Выглянул наружу, на тех, кто стрелял. Боль, которая появлялась в сердце, при взгляде на этого, ранее любимого человека, подвергалась игнорированию. Сапфир скучал по Людовику так сильно, что был готов даже наступить себе на горло, но лиж бы снова быть с ним. Прошло около часа. Стрелки, а вместе с ними и все придворные, вернулись во дворец. Сели в салоне. Алмаз же прошел в императорские покои и поискал Густава, которого тут вообще не было. Подошел к его креслу, взглянул на оставленную рядом книгу и вздохнул. Выглянул в окно. Немного посмотрел на погоду, развернулся и начал снимать теплое пальто. Погрелся немного у камина, выпил бокал вина и уже собрался идти снова к императору, как услышал снаружи выстрел. Озадачился: «Даниэль решил вернуться на улицу?» - подошел к окну и выглянул. Там, напротив уже попорченных мишеней, стоял человек в темной одежде и с темными волосами. Он был там один, не считая слуг, что прочищали дула и заряжали ему ружья. Людовик напряг зрение, нахмурился, прищурился и быстро разглядел в этом неизвестном Густава. Озадачился еще больше: «Что он там делает? Сам, да еще и с ружьем,» - поспешно надел пальто и пошел на выход. Прихватил по дороге Агата. Молодой и богатый граф, стоящий на улице, стрелял довольно уникально. Не удивительно, что он дождался, пока все уйдут. Удивительно, что он вообще начал стрелять, чуть ли не на глазах у всего дворца и других аристократов, что могли увидеть его из окна. Густав держал ружье чуть ли не первый раз в жизни. Так что вполне ожидаемо, что он совершенно никуда не попадал, так еще и отдача каждый раз заставляла его терять равновесие, отклоняясь назад. Слуги, наблюдающие такие потуги, удивлялись довольно многим вещам, но главные из них были: почему он не попросил кого-то сведущего объяснить ему, что вообще с этим ружьем нужно делать, и – как вообще, доживя до таких лет, можно не научиться стрелять? Из-за постоянных неудач и промахов, Густав довольно быстро поник. Хоть у него и было желание проводить с Алмазом как можно больше времени, особенно после того, как они отдалились друг от друга, молодой человек, с печалью понимал, что он не создан для такого времяпрепровождения, что это просто не его. Плечи его опустились, хоть руки и продолжали делать выстрелы. - Густав, - уже приближаясь к знакомому, выдал нахмуренный Алмаз, - что ты делаешь? С каких это пор ты увлекаешься стрельбой? – подошел. - Ты против? – покосился на него и чуть выровнялся, пытаясь выглядеть привлекательно, целясь в мишень. - Нет, - оглядел его сомнительную стойку. – Я просто удивлен… Тот выстрелил, снова никуда не попал и потерял равновесие, отклонившись из-за отдачи назад. Быстро отставил ногу, восстановив свое ровное положение в пространстве. - Густав, ты же не умеешь этого делать, - подошел и забрал ружье, дабы тот еще и не поранился. Сапфир оторопел от такого и быстро расстроился, опустив глаза и плечи. Он воспринимал действия Алмаза, как полнейшее неодобрение своего нового увлечения, которое должно было их снова сблизить. - Да и зачем тебе это? – продолжал знакомый. - Ты же гуманист. К чему тебе эта стрельба? Ты тишину и книжки свои любишь, а не охоту и шум. «Ты думаешь, что я слабак, который ни на что, кроме чтения не способен? – болезненно думал про себя Густав. – Что я ничего не могу? Что я – никто? Что я ничего не стою? Что меня интересуют только книги и сон? Что я ленивый соня? – подбородок его сморщился. – Что я ничтожество? В сравнении-то с тобой! Таким хорошим, таким красивым, таким умелым!» – болезненно закрыл глаза, сжав бессильные кулаки. Приятель встревожился, видя это лицо. Отдал ружье Агату, что стоял рядом, и подошел к любовнику. Притих почти что до шепота: - Густав, что с тобой? Что случилось? – взял за плечи, желая обнять и успокоить. Тот резко оттолкнул его и поспешил во дворец. На секунду, Людовик увидел его глаза, выражающие столько боли и такую обиду, о которой молодой человек даже не подозревал. - Густав! – испуганно крикнул его уходящей фигуре. Знакомый ускорился и заскочил внутрь. - Подожди! – побежал тот следом за ним. Озадаченный таким оживлением Агат просто не знал, как на это реагировать. - Стой! – гнался Людовик за Густавом уже по коридорам дворца. – Не убегай! Но тот убегал. Только Алмаз настигал его, Сапфир ускорялся и мчал с новой силой. Бежали они почти десять минут, прежде чем прибыли в большую императорскую библиотеку и затерялись среди многочисленных рядов, заставленных высокими шкафами, полных самых разных книг. Густав добежал до конца одного ряда, упал на мягкий табурет, стоящий у стены будто для него, закрыл лицо руками, согнулся над коленями и просто расплакался, начав тихо хныкать. Людовик, увидев это, перепугался до самых костей. Тут же упал перед ним на колени и взял за предплечья, начав поспешно и тихо успокаивать: - Густав, - говорил он почти шепотом. – Что такое? Что случилось? Густав. Не плачь. Все хорошо. Я тут. Я с тобой, - поспешно обнял его и прижал к себе. – Все хорошо. Спокойно. Я тут. Мы – вместе. Никто тебе ничего не сделает. Все будет хорошо. Тот слабыми движениями оттолкнул его, не желая принимать этих утешений. Людовик озадаченно отстранился: - Почему ты плачешь? Что случилось? Любимый только нехотя отвернулся, пытаясь сдержать слезы. - Густав… - опечалено приблизился к нему. – Прости меня, - крепко обнял его. – Я просто был удивлен. Я не думал, что тебе когда-то может стать интересна стрельба. Я ошибся. Я… - тяжело вздохнул, закрывая глаза. – Прости меня. Я не хотел тебя обидеть… Густав устало уронил голову на его плечо, продолжая страдать, тихо всхлипывая. - Прости меня… - гладит его спину. Так просидели они минут двадцать, прежде чем Сапфир успокоился и они вместе пошли в императорские покои Даниэля. По прибытию, Густав все так же безжизненно упал в свое кресло, а Людовик обеспокоенно пошел искать Золото, который бы все для него выпытал. Увидев такой уход своего бывшего, Сапфир поник еще больше. Через двадцать минут, Алмаз и Золото уже торопливо шагали в императорские покои. - Он ведет себя не нормально, - беспокойно и тихо говорил знакомому Людовик. – Он берется за ружье, плачет, меня отталкивает. Выясни у него, что случилось. Я ничего не понимаю. Карл кивнул. Они пришли, зашли, огляделись. В гостиной, Сапфира не было. - Густав! – крикнул Алмаз и прошелся по всем покоям. - Он ушел, - непринужденно отозвался Опал, собирающий свою флейту. - Ушел? – озадачился Людовик. – Куда? Когда? - Да минут десять назад. Не знаю куда, - пожал ему плечами. – Просто встал и ушел. - Он, наверное, в библиотеке, - сосредоточенно кивнул рыжему. – Сиди тут и жди, я его приведу, - поспешил к тому самому тайному месту, где они не так давно сидели. Однако там, Густава не было. Алмаз вообще растерялся. Он понятия не имел, куда мог деться его друг и приятель. Побегав по всей библиотеке и заглянув в каждый угол, он удостоверился, что тут Сапфира точно нет. Но куда, тогда, он мог деться? Людовик начал суетливо искать по всему дворцу. Густав же, оставшись в одиночестве, решил покататься верхом. Один, а не в приятной компании, как он делал это раньше. Пока его бывший любовник испуганно метался по библиотеке, молодой человек уже вскочил на лошадь и размеренным шагом пошел в императорский лес. Он собирался гулять только там, так что стража с собой брать не стал. Только сообщил гвардейцам, где он будет, и где его смогут найти, если он вдруг резко кому-то понадобится, хотя, если честно, он не думал, что может хоть кому-то понадобиться в такое время и в такой день. Густав шел медленно, действительно прогуливаясь. Погода стояла хорошая, правда немного холодная. Казалось, скоро пойдет снег. Собиралось заходить за горизонт солнце… Вокруг, были лишь голые деревья, с собственными опавшими листьями под ними, и тропинка, по которой он медленно ехал, опустив глаза на поводья в собственных руках. Густав думал о многом, но больше всего его мыслей предназначалось Людовику. Молодой аристократ хотел и не хотел с ним общаться. Вспоминая ту боль, которую он чувствовал позавчера, во время только начавшейся оргии, ему хотелось бежать отсюда. Бежать, как можно дальше, дабы спрятаться, забыться, дабы убежать от собственной боли, что жила, пока он был рядом с этим человеком, рядом с этим похотливым изменником. Рядом с Людовиком, что даже не ревновал его, что даже ничего к нему не чувствовал, кроме плотской тяги. Густав считал себя обманутым. Он думал, что их отношения имеют какую-то душевность, какую-то романтику и даже настоящую, человеческую, не животную, страсть, а выяснилось… Выяснилось, что они были просто друзьями, у которых было просто сильное желание друг другу. Но, разве дружба, в которой есть регулярный секс, это уже не отношения? Густав не понимал. Он честно запутался в себе, в Людовике, в том, что между ними было. И что между ними будет. Молодой человек думал об их будущем и совершенно не понимал, каким оно будет. Он-то любил Людовика по-настоящему, а тот? А для того, Густав был лишь предметом обожания, с которым можно удовлетвориться в постели так, как захочется. Граф прекрасно понимал, что Луи не ревнует его и не воспринимает свою измену за измену именно потому, что ничего не чувствует. Не чувствует любви, не чувствует какой-то ответственности. Для него, Густав был лишь другом. Другом для секса… Аристократ мог объяснить своим умом любой поступок Людовика, он мог все разложить на части и всему найти понятное логическое объяснение. Все, о чем он думал, было лишь фактами из их жизни. И, в прочем-то, почему бы просто не принять настоящее таким, какое оно есть? Да, они друзья, и да, они занимаются регулярно сексом. Так почему бы просто не наслаждаться этим? Почему бы просто не отбросить все свои глупые обиды, если у Густава есть все это? Почему бы просто не принять реальность такой, какая она есть? Молодой человек начал тихо и жалобно хныкать от таких вопросов к самому себе. Почему? Ну почему ему так больно от всех этих мыслей? Почему он не может простить Людовику его измену, если для того, это ничего, по сути, не значило? Почему так разрывается сердце, когда он вспоминает этот вечер и Агата с Алмазом, совокупляющихся прямо на нем? Почему так мучительно больно из-за Людовика? Почему больно его видеть? Почему его касания стали такими неприятными? Почему он так страдает, если все, что между ними было – это фикция? Густав схватился за сердце и болезненно взвыл, словно одинокий, брошенный своей стаей, волк. Почему, от мыслей о том, что все это фикция, становится еще больнее? Почему? Почему ему так плохо? Почему хочется кричать на весь мир? Почему хочется уничтожить этот мир? Этот жестокий мир, в котором существует этот бессердечный и бездушный Людовик, который был таким ласковым и сладким, который был таким мягким и желанным. С которым не хотелось расставаться и с которым хотелось целыми днями целоваться. - Почему?! – сдавленно прокричал он, сквозь бурные потоки слез, испугав этим лошадь. – Почему ты предал меня?! Почему, для тебя, я – никто?! Почему?! Почему, почему, почему?! – начал бить руками переднюю луку седла. – Луи! – болезненно закричал вперед, еще больше тревожа копытное. – Я – люблю тебя! Почему ты меня не любишь?! Почему?! – закрыл лицо руками, продолжив горько плакать. – Луи… Это имя. Такое мягкое и ласковое, такое нежное и чуткое. Его хотелось повторять из разу в раз. Но почему? Почему оно так разрывает сердце, которое было готово шептать его, весело звать им или забавляться, смущенно произнося его? Почему, оно приносит столько боли? Почему? Почему оно не хочет быть дорогим и ласковым только для него одного? Только для Густава, который сделает для обладателя этого имени все, что тот попросит. Вот все. Даже то, что ему не понравится. Густав готов окропить свои руки кровью, если Людовик попросит его. Он готов быть спонсором, слугой, тряпкой, но только верните ему то целое сердце и ту редкую ласку, что исцеляла его бедную, маленькую и одинокую душу от всего зла, что обрушивается на него, со всего мира. Верните. Он будет умолять, стоя на коленях. Прошло время, на улице стемнело, пошел снег. Густав все бродил по лесу, пугая своим плачем и периодическим воем несчастную лошадь, которая его везла. Похолодало. Граф начал мерзнуть. Очнувшись от собственного горя и разбитого сердца, молодой человек огляделся и довольно испуганно понял, что понятия не имеет в какой стороне дворец. Он уже давно сошел с тропы и ехал по сплошному лесу. Пусть, деревья и были лысыми, но он ничего, кроме падающего снега не видел. Плакать уже не было сил. Обернулся. Посмотрел на следы своей лошади. Встревоженно развернулся и беспокойной рысью поехал обратно. В пути, вытер платком слезы. Ехал он не долго, но очень встревоженно. Довольно скоро, он перестал видеть следы на снегу, что все так же продолжал падать. Обеспокоенно покрутился на одном месте. Он понятия не имел, где какая часть света, чтобы хоть как-то сориентироваться. Посмотрел в сторону, откуда приехал, в сторону, куда ехал, ступая по следам, и решил продолжить путь в этом направлении, надеясь, что его лошадь предпочитала ехать только прямо, никуда, особо не сворачивая. Удача улыбнулась ему быстрее, чем он нашел ту самую тропу, с которой сошел, - Густав встретил стражника, с фонарем в руке, который как раз на его поиски и вышел. - Я заблудился… - немного растерянно сообщил граф. – Случайно с тропы сошел и… - Не сходите больше так, ваша светлость, - повел его через лес воин, возвращаясь обратно. – Император переживает о вас. - Император? – немного встревожился. - Да, он просил найти вас и поскорее. Хоть бы сказали кому-то, что вы тут будете – они уж весь дворец обыскали. - Я не думал, что буду им нужен… - виновато опустил голову. - Ну, это вы уже им рассказывать будете. Я должен был только найти вас. И привести обратно. Уже через пятнадцать минут, Густав был доставлен к конюшням, где молодой человек спрыгнул наземь, отряхнулся от снега и поспешил в императорские покои, чувствуя вину, за собственное исчезновение. Было уже девять часов вечера. Только зайдя в гостиную, он неловко кивнул всем присутствующим: - Здравствуйте, мне сказали, что вы искали меня… Тут сидели все. Вся свита находилась тут и ждала только его – пропажу, которая запропастилась неизвестно куда. - Искали?! – вспылил Алмаз, вскрикнув поперек Даниэля, что успел только рот открыть. – Искали?! – гневно подошел к сжавшемуся, от страха, Густаву. – Ты где шлялся?! – влепил подзатыльник, заставив того испугаться еще больше. - Я гулял… - еле слышно ответил тот. - Гулял?! А другим сказать нельзя, где ты гуляешь?! Какого черта ты вообще ушел?! «А мне уже уйти погулять нельзя?» - встревоженно подумал. Другие, замечая все это, вообще не понимали, что на Алмаза нашло. Он никогда не кричал на Густава. Он вообще ни на кого, из членов свиты, никогда не кричал так. - Ты где был?! – угрожающе возвышался над ним тот. – Где шлялся?! «Почему именно «шлялся»? Я ходил… Почему ты так груб со мной? Почему ты кричишь на меня?» - жалобно спрашивал сам себя, пугливо отступая. - Где?! – наступал, не желая увеличивать расстояние между ними. - В лесу… - тихонько ответил, прижавшись спиной к двери. - В лесу?! Я тебя по всему дворцу искал! – показал пальцем в сторону. – Все углы облазил! Все места обыскал! Ты мог сказать, что ты в лес поехал?! Да и какого хрена ты вообще в лес поехал?! На ночь глядя! В темноту! – гневно показал на окна. – Ты кошка, чтобы обратную дорогу видеть по такой погоде?! А?! Тот испуганно сморщился, готовясь заплакать, от такого давления: «Почему ты кричишь на меня? Почему ты так жесток? Почему? Почему? Почему?» - Ты знаешь, как я волновался?! Знаешь?! – толкнул его. – Я, чуть как Золото не стал! Чуть такой же тряской не обзавелся! Какого хрена ты ушел?! Какого?! Я тебя успокаивал для того, чтобы ты сбегал без моего ведома?! Тот весь сжался, начав дрожать: - За что ты так со мной…? - А ты за что?! Я! – ткнул себя в грудь. – Волновался! Места себе не находил! - Волновался…? – повторил с непониманием. - Да! Что не понятного?! Густав просто расплакался от таких криков, страха и боли, которые порождал этот человек. Оттолкнул его: - Ненавижу тебя… – развернулся, открыл дверь и выбежал в коридор. Людовик опешил, застыв на месте. «Как это? – опустошенно не понимали мысли. – Ненавидит…?» Золото и Агат бросились вдогонку, дабы остановить и успокоить того плачущего и запуганного Сапфира, которого они просто не узнавали в последнее время. - Стой! – схватили его на повороте и развернули. – Стой! - А тебе чего надо…? – увидел Агата и жалобно толкнул его. – Уходи…! – слабыми руками толкал обратно. – Уходи…! Прямо к Людовику…! Ты же такая хорошая замена мне…! Уходи…! Уходи…! Возвращайся прямо к нему…! Карл жестом прогнал того. Холодный неуверенно отступил, развернулся и поспешил обратно. - Уходи…! – отчаянно крикнул в спину Густав. - Тише, тише, - пытался успокоить его Золото. – Что случилось? Что с тобой? Ты сам не свой… Тот лишь горько расплакался, отпустив всю свою боль, и упал лбом на его плечо, начав откровенно ныть, прося утешения: - Он преееедал меняяя…! – перебился тяжелыми всхлипами. - Тише, спокойно, я с тобой… - крепко обнял. – Тише, тише… - начал успокаивать, поглаживая спину. Успокоился Густав только через десять минут, когда все слезы просто закончились. Он так много сегодня плакал, что просто не мог позволить себе поплакать еще немного. Они сели с Карлом в какой-то из небольших комнат. - Рассказывай, - негромко начал рыжий, - что случилось? По какому поводу такая истерика? – передал ему вино, дабы успокоить. - Алмаз предал меня, - подрагивая от недавнего плача, взял бокал и неторопливо выпил. - Как? Что он сделал? – обеспокоился. - Ты сам видел. Он… этим… с Агатом… прямо на мне, - болезненно выдал, потянулся к бутылке и налил себе еще. – Гад, - втянул сопли. - Тебя так ранило это? – взволновался, положив руку на плечо. - Да, - тоскливо осушил бокал. – Я люблю Людовика. А он… Не любит. А я - люблю… - жалобно втянул сопли. – Зачем он так со мной? Нам было так хорошо… - налил еще. - Он знает о том, что ему нельзя изменять? – остановил его руку, внимательно посмотрев в глаза. - А я должен это озвучивать? – недоумевая посмотрел на него. – До этого раза, он мне не давал поводов для ревности. Я думал, что у нас любовь, что у нас отношения… А он… - посмотрел в камин. – Так не думал. Хотя сам мне предложил быть с ним, - посмотрел в вино. – В Нории еще, - залпом осушил бокал. - Вы с Нории вместе? - Да… - печально кивнул. – Я полюбил Людовика. А он меня… Не люблю его, - тоскливо выдал и начал наливать себе снова; посмотрел в бокал: - Да какая разница? – отдал слегка наполненный бокал Золоту и начал пить с горла. - Перестань. Зачем ты налегаешь так? – мягко опустил бутылку. - А чего это Александру можно, а мне нельзя? – с недоумением посмотрел на него. - Мне разбили сердце, накричали. Любимый человек меня не любит. Я имею право напиться. К тому же, я не пил на празднестве. Только тарталетками объелся. Я компенсирую упущенный случай, - снова присосался к горлышку и начал пить. Золото тяжело и сочувственно вздохнул, глядя на это. Сделал маленький глоток из бокала. Когда бутылка закончилась, Густав поставил пустую тару на пол, уместился на диване и удобно лег прямо в верхней одежде, в которой он был до сих пор. Закрыл глаза. Карл поднялся, печально вздохнул, глядя на эту картину, и вернулся в покои императора. - Я узнал, почему он так себя ведет, - поставил пустой бокал к остальным, что окружали местную бутылку на столе. - И? – посмотрел на него Алмаз, расстроенный словами о ненависти к нему. - Ты изменил ему, - прошел к Даниэлю и сел с ним. - Что?! – подскочил Людовик. – Неправда! Не было такого! - Было. Мы все это видели. Каждый озадаченно нахмурился, посмотрев на этих двух. - На оргии. С Агатом, - уточнил Карл. – Сапфир воспринял это как измену. - Что?! – не понимал тот. – Но ведь Густав дал согласие! Я спросил у него хочет он или нет! У него был выбор! Даниэль озаботился, повернувшись к возлюбленному: - Но ведь Алмаз прав. Я спросил у них, перед тем, как приглашать Агата, согласны они или нет. Золото тяжело вздохнул императору: - Сапфир ведь не ответил ни «да», ни «нет». Он даже не кивнул или помотал головой, - повернулся к Людовику. - Он просто посмотрел на тебя. - Он был не против, чтобы я выбрал, - озадаченно возмущался тот. – Если ему было все равно, значит, он был не против, чтобы я согласился! – доказывал всем свою точку зрения. - Густав не может воспринимать это как измену! Он был не против! - Против или нет, но ты разбил ему сердце. Еще и до слез только что довел. Он там целую бутылку вина залпом выпил. - Как я мог разбить ему сердце?! Он был согласен, чтобы я выбрал! Император показал ему на дверь: - Иди и помирись с ним. Я приказываю. Я не хочу, чтобы у меня в свите были ссоры. Когда вы вернетесь, я сам поговорю с ним. А сейчас – иди и мирись. И не кричи на него. Ты уже запугал его своими криками. Веди себя спокойнее. Тот нехотя вышел в коридор. Подошел к комнате, где лежал его подвыпивший и расстроенный друг, вошел и недовольно сложил руки на груди. - Опять кричать на меня будешь? – печально послышалось с дивана. - Я кричал, потому что волновался. Почему ты ушел, ничего мне не сказав? - Ты тоже ушел, ничего мне не сказав, - опустил глаза. - Когда? - Когда мы только вернулись из библиотеки. Ты бросил меня, - отвернулся и лег на другой бок, спиной к нему. - Я за Золотом пошел. Я хотел, чтобы он выпытал у тебя, что с тобой происходит. Мне-то ты говорить не хочешь, - недовольно поднял плечи. Тот печально молчал. - Почему ты думаешь, что я изменил тебе? Ты не сказал тогда «нет». Я думал, ты согласен. - А я мог сказать при Даниэле «нет»? - Я мог сказать твое «нет». - Когда ты ушел в спальню, ты даже не спрашивал меня. От чего у тебя была отдышка, когда ты вышел ко мне? С кем ты был? Людовик с сожалением выдохнул, понимая, что тут Густав имеет полное право обижаться на него: - Ты действительно хочешь знать? - Нет, - закрыл глаза и спрятался за лампасами пальто, готовясь чуть ли не заплакать. - Прости, - подошел и сел на край дивана, у него в ногах. – Я не… - тяжело вздохнул, понимая, что особых оправданий у него нет. – Хочешь, я тебе прочитаю стих? - Не хочу, - поджал колени к груди, не желая вообще контактировать с ним. - Я все равно прочитаю, - полез во внутренний карман. – Он поднимает мне настроение, когда мне грустно, - достал маленький листочек. – Может быть, поднимет настроение и тебе. Густав мог только слушать. Людовик начал: «Я думаю о нашей только встрече, О том, как ты дотронешься рукой Молюсь, чтоб наступил быстрее вечер, Ведь наконец увижусь я с тобой! Твой взгляд меня любовью окрыляет, Улыбка — дарит радости мгновенья… Мне без тебя дыханья не хватает, Объятия твои — мое спасенье!» - покосился на лежачего, наблюдая за реакцией. - Откуда у тебя этот стих? – тоскливо шмыгнул носом. - Любимый написал. Как тебе? Нравится? – начал складывать листок. - Любимый? Мне кажется, просто друг. - Нет, что ты, - спрятал стих в карман. - Такие слова может написать только любимый. - Скорее влюбленный. - Нет, - мотнул готовой. – Любимый. Я буду называть его так. Что бы ты там не говорил. - Ты не любишь своего любимого, - расстроенно выдал. - Я сделал ему очень больно, сознаюсь. Но я люблю его. Возможно, и не так сильно, как он меня. - Нет. Ты не любишь его. - С чего ты взял? - Он, для тебя, только друг. - Нет. Это - вранье. - Ты даже не ревнуешь его. Он, для тебя, только друг, с которым вы занимаетесь сексом. - Таким прекрасным сексом с друзьями не занимаются. А не ревную я его потому, что уверен в нем. Он любит меня, - провел рукой по его плечу, - и никогда меня не бросит. Тот вздернул плечом: - Ты не боишься потерять его, - обижено выдал. – Он не дорог тебе. - С чего ты это взял? – удивился. - Он дорог мне. И потерять я его боюсь. - Агат тебе дороже. - Мы с ним просто друзья. - И любовники, - надулся. - Нет, - помотал головой. – Агат мне только друг. Мы, с ним, лучшие друзья и не больше. - Стонал ты под ним так… Будто вы совсем не друзья. Алмаз опустил глаза, не зная, что сказать в ответ. - Ты был в экстазе, - жалобно выдал Густав, готовясь снова заплакать. – А я… Сидел там… - закрыл лицо руками. - Как лишний, - начал тихо и жалобно всхлипывать. - Вам было так хорошо, так сладко вместе… Если бы я ушел, вы бы и не заметили даже… - Не правда, - печально наклонился к нему, обнял и посадил, положил на свое плечо. – Если бы Даниэль захотел видеть только меня и Алмаза, я бы не испытывал и половины того удовольствия, что испытал в итоге. Я воображал, что это ты обнимаешь меня сзади, что это ты находишься во мне. Мне так хотелось, чтобы эти фантазии были правдой… Тот открыл лицо, покрытое слезами: - Твои фантазии не имели ничего общего с реальностью. Пока ты там стонал, я просто сидел и смотрел на это. На его руки, на твое тело и слышал твой экстаз. - Я не знаю, как оправдаться… - печально протянул. - Я бы мог простить тебе простой секс. Мог бы простить, так как этого хотел Даниэль, а не ты, но удовольствие… - болезненно протянул, глядя в его глаза. – Его я простить не могу. Я никогда не прощу тебе этих стонов. Этого удовольствия, которое ты испытал не со мной. Людовик опустил глаза. - Я не хочу продолжать наши отношения. Они приносят мне слишком много боли. Я хочу уехать. Тот испуганно посмотрел на него, подсел ближе и сомкнул свои руки на его спине: - А я не хочу заканчивать наши отношения. Я хочу помириться. - Какой смысл в «нас», если «нас» нет? – начал отстранять его. - Я виноват, - настойчиво кивнул, крепко держа его и не давая отодвинуться. – Я совершил ошибку, но я не хочу разрывать наши отношения. - Почему? Они тебе не нужны. - Я сам решу, что мне нужно, а что – нет. И я решил, что они мне нужны. - Зачем? – болезненно не понимал. – У нас даже общих интересов нет. Начни что-то с Агатом. Вы такие хорошие друзья, так много времени вместе проводите. Из вас выйдет отличная пара, - начал сильнее отталкивать его. - Он мой друг. Он не интересует меня в постели. - По тому разу позавчера, было видно обратное. - Да только потому, что я тебя на его месте воображал! Мне только ты интересен! У меня только на тебя так стоит! Ты – мой возлюбленный и никуда я тебя не отпущу! «Мы» - есть! И я не дам «нам» разойтись! Понял?! Тот встревоженно замер, видя этот напор. - Мы не разойдемся, - настойчиво продолжил Людовик. – Мы помиримся и все будет хорошо. - Все не будет хорошо, - тут же помотал головой. – Ничего больше не будет так, как прежде. Ты изменил мне. - Значит, начнем все с начала и проговорим все правила. Не хочешь, чтобы я занимался с кем-то сексом – я не буду. Буду отказывать Даниэлю, а если он хочет видеть меня – буду тебя звать. - Ты себя под удар ставишь, - начал отодвигать его. – Он выгонит тебя, если ты будешь ему постоянно отказывать. - И что? Я не хочу терять тебя. Я хочу быть с тобой. - Зачем? Мы друг другу – не пара. - А я сказал – пара, - настойчиво кивнул. - Нет. - Да. - Нет. - Да – я сказал! - Не кричи на меня! – отчаянно выдал. – Опять до слез довести хочешь?! - Нет, - тут же притих и приголубил его. – Нет, конечно же, нет. Я хочу помириться. Я не хочу расходиться с тобой. - Зачем я тебе? – отчаянно упал на его плечо. – У тебя есть Агат. С ним и будь. - Мы, с ним, только друзья. Сколько раз тебе еще повторить? Мы, с Агатом, друзья. - Я не верю тебе. - И не верь. Я тебя все равно не отпущу, - крепко обнял, прижав к себе всем телом. - Зачем я тебе? – расстроенно вздохнул. – Агат лучше меня. Он лучше подходит тебе. - И чем же он лучше? Ты – лучше. - Чем? – опустил взгляд. - Всем. - Так я и поверил, - отвел глаза. - Хочешь конкретный пример? - Да. - Мне нравится, как ты шепчешь мое имя. Мне нравится, как ты меня ждешь по вечерам. Я обожаю твои руки, когда мы наедине. Я люблю принимать с тобой ванну. Я не могу жить без нашего винного поцелуя. Я хочу ощущать тебя рядом и постоянно касаться. Я хочу обниматься с тобой, целоваться. Хочу держаться за руки. Хочу видеть твою улыбку и твои прекрасные синие глаза, - отстранился и посмотрел на его лицо. – Они очень красивые, когда ты улыбаешься… - печально вздохнул, видя следы слез на его щеках. – Я хочу тебя. У меня ни к кому нет такого желания, как к тебе. Я хочу делить с тобой постель. Я хочу опорочить с тобой каждый уголок этого дворца. Я хочу быть с тобой. Хочу быть с тобой всегда. И ты мой возлюбленный, а не друг, - кивнул. – Ты – совсем не друг для меня. - Правда? – наивно спросил. - Правда, - кивнул. – С друзьями, так не целуются, - подвинулся к нему и притормозил прямо возле губ, проверяя насколько все еще сильна ненависть к нему. Густав выжидал. Не шевелясь ни вперед, ни назад, он смотрел только в глаза. Таким открытым и спокойным взглядом, что Людовик, лишь увидев эту реакцию, закрыл веки и полностью отдался ему, крепко сжав тело. Густав расслабленно прикрыл глаза. Он так скучал по этим губам. Так скучал по Людовику… Их поцелуй, сначала, был скромным, потом, уверенным и романтичным, и довольно быстро перешел в страстный, настойчивый. Алмаз сполз руками на его поясницу, крепко прижимая к себе, и начал распускать руки, сжав пальцами его бедро. - Людовик, стой, - положил ладонь на его грудь и отстранил. - «Людовик»? – озадаченно отодвинулся. – Почему «Людовик»? Почему не «Луи»? - Потому что мы в ссоре. - Мы еще не помирились? - Нет. - Давай, помиримся? - Не могу. - Густав… - устало упал лбом на его грудь. – Я хочу помириться, - покосился на его руку, взял ее и положил себе на пах. – Просто пощупай. - Ты хочешь близости? – забрал ладонь. - Я – не хочу. - Нет, - печально вздохнул. – Я просто хотел, чтобы ты оценил, какая у меня реакция просто от поцелуя с тобой. Я хочу помириться, - опустил глаза. - Чтобы заняться со мной сексом? - Одно другому не мешает, - выровнялся и посмотрел на него. – Чтобы ты нежно звал меня. Мне нравится, когда ты меня по имени зовешь, - тоскливо подсел и лег на его плечо. – Я уже соскучился за этим. - Это я грустно ложиться на тебя должен, - слегка негодовал. – Это мне тут сделали больно. - Я больше не буду так. - Мы еще в ссоре, - отвел взгляд. - У меня есть шанс, что мы помиримся? - Шанс есть у каждого… - Э! – возмущенно выровнялся. – Только мне шанс нужен! Остальным никакого шанса давать не надо! - Ты ревнуешь? – сдержанно поинтересовался, покосившись на него. - Да, - жестко выдал. – Ты – мой. И только мне надо давать какой-то шанс. Другим, этот шанс не нужен. - Я подумаю над твоими словами, - отвел взгляд. - Над ними не надо думать. Их нужно только запомнить, - твердо выдал. - А если я решу дать шанс кому-то другому? – покосился на него. - Я с собой кастет ношу, - угрожающе открыл внутренний карман. – Пусть этот кто-то знает об этом, до того, как начнет к тебе лезть. - Ты угрожаешь кастетом мне или ему? - Ему, конечно же, - нахмурился. – Тебя я бить не буду. Ни в коем случае, - обеспокоенно прильнул к нему и обнял. – Только покричу. Я буду недоволен, если ты дашь шанс кому-то, кроме меня. - Правда? - А ты как думаешь? Я не позволю тебе ласково называть кого-то другого. Твой ласковый шепот только мой, - крепко его сжал. – И я никому его не отдам. Густав наблюдал за ним. В скором времени, они вернулись в императорские покои. Даниэль тут же позвал Густава на приватный разговор. Людовик, отпуская любимого, сказал, что подготовит их спальные места. Сапфир удалился с императором в его кабинет. - Да, ваше величество? - Почему ты не сказал, что не желаешь делить Алмаза с кем-то? – сложил тот руки на груди, глядя на него. – Я видел вашу страсть, я бы мог тебя понять, - присел на край своего стола. – Почему ты промолчал? - Я не хотел отказывать вам, - опустил тот глаза. - И что мы имеем в итоге? Я причастен к тому, что твое сердце разбито, - поднял плечи. – Как ты думаешь, каково мне быть в такой роли? Я не хочу разбивать сердца своим подчиненным. - Простите. - Да что мне твое «простите»? Хочешь сказать, тебе это сердце излечит? - Нет. - В следующий раз, говори прямо, если не хочешь чего-то. Я не хочу слышать, что из-за меня, ты опять несчастен. Понял? - Да, ваше величество, - кивнул. - Вот и отлично, - пошел на выход и удалился в свою спальню. К Густаву быстро заглянул Людовик: - Ну что? О чем говорили? - Да так, - направился к нему. – Чтобы я не давал себе сердце разбивать. Тот кивнул: - Очень хороший приказ, - поцеловал его в щеку. – Пошли, - взял за руку и потащил в гостиную.