. . .
Несмотря на то, что час назад с хмурого неба падали капли дождя, уже, помимо луж, не осталось и намёка на это природное явление. Тёплый летний ветерок обдувает парня, сидящего на набережной реки Хан. Он смотрит куда-то вдаль, сияя лучезарной улыбкой от ожидаемой встречи. Хосок ощущает нечто приятно трепещущее под рёбрами от воспоминания о том, как заснул и проснулся рядом с Тэхёном, пусть и произошло это оттого, что друг чересчур много выпил. Они познакомились ещё подростками, но уже тогда Ким смог пленить его своей дурашливостью, и неожиданной серьёзностью, которая редко выходила наружу. Наверное, ещё тогда Тэхён понравился Хосоку немного больше, чем следовало бы. Но он об этом никогда не говорил, видя увлечение друга девушками. Сзади кто-то тихо подходит и закрывает ему глаза, заставляя улыбнуться шире. Хосок знает, что это может быть лишь Тэхён: он часто так делал, когда они оставались наедине. — Ну и как успехи? — спрашивает парень и аккуратно накрывает его ладони своими. — Ничего нового я не узнал, — расстроенно вздыхает Тэхён и садится на лавочку рядом с Хосоком. — К сожалению, она так ничего и не вспомнила. Однако я узнал, что произошло это в одном из его излюбленных мест. — И где же? Тэхён называет бар, в котором был ни раз, пытаясь выследить его. А после, достав из кармана HQD, делает пару затяжек, отчего Хосок улавливает рядом аромат ананаса. Он рад, что Тэхён когда-то отказался от сигарет, потому что друг не переносит запах табака. Видеть расстроенного Тэхёна тяжело, оттого Хосок предлагает хотя бы прогуляться вдоль реки, на что тот с радостью соглашается. Ему нравится быть рядом с ним, и только этого ему вроде как достаточно — по крайней мере, он так думает. И некоторое время они неторопливо идут молча, слушая, как тёмная вода то настигает берега, то отходит обратно. — Как вообще сейчас твоя сестра? — вдруг нарушает тишину Хосок. — Всё так же замкнута в себе, — удручённо отвечает Тэхён, вспоминая Сомин, сидящую в её комнате и редко куда выходящую из неё. — Родители уже и не знают, что делать. — Он останавливается и садится на песок подальше от той черты, которую речная вода не пересекает. Хосок опускается рядом, внимательно слушая его, потому что знает, что тот ещё не закончил говорить. — Уже три года прошло, Хо, а она так и не оправилась. Сходила пару раз к психологам, которых я ей оплатил, но каждый раз возвращалась вся зарёванная, а потом и вовсе отказалась от сеансов. Хочу, чтобы она попробовала снова, но Сомин наотрез отказывается, выгоняя меня из комнаты каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ней об этом. Она и слушать не хочет. Но ведь ей лучше не становится… А я не хочу, чтобы она так прожила свою жизнь. Но хоть не предприняла попыток порезать вены или ещё чего. Но я так устал видеть яркие картинки того, как она режется или, всё-таки выйдя из дома, кидается вон с того моста, — плавным движением руки показывает в правую сторону, а после головой припадает к плечу Хосока, с которым почему-то всегда так спокойно, и прикрывает глаза. — Мне страшно за неё, Хо. За неё и родителей, которые не переживут этого, сделай она что-нибудь с собой. Хосок не сразу замечает, как его сердце сбилось с размеренного ритма, но не от того, что Тэхён так близко к нему, а от вдруг нахлынувших воспоминаний почти пятнадцатилетней давности. Ему не хотелось тянуть одеяло на себя, но слова сами вырвались наружу: — Я никогда не говорил, но мой отец погиб в аварии, а убийца отделался лишь штрафом, — с трудом говорит он и сглатывает густую слюну, вдруг скопившуюся в горле. — Мы с матерью с трудом пережили его смерть… Так что я понимаю, каково будет тебе и твоим родителям, если что-то случится с Сомин. Я помню, какой она была, но давно её не видел, даже и не думал, что могло что-то произойти… Прости, что меня не было рядом, когда тебе это было так нужно, — виновато произносит Хосок, рукой прижимая к себе Тэхёна, который, кажется, замерзает, судя по лёгкой дрожи, и он даже не обращает на объятия внимания, ведь это уже так обыденно уютно. — Ты не должен извиняться, Хо, — чуть мотнул головой светловолосый парень. — Я ведь и не говорил никому, держал всё в себе. Я и блог-то тот создал лишь из-за этого, чтобы накопать больше о нём и других знаменитостях, которые слишком легко отделывались за свои гадкие поступки. Кстати, — говорит Тэхён, поднимая взгляд на друга, — кто тот откупившийся ублюдок? — Один из тех, кого ты так стремишься разоблачить, — с трудом отвечает Хосок, слова которого так и норовят застрять в горле, ему ведь так хотелось больше не вспоминать ту боль и несправедливость. А тут Тэхён со своим стремлением разоблачить насильника сестры, и это, нужно признать, даже мотивировало наконец воздать по заслугам убийце отца, но прошло так много лет, что вряд ли у него получится. Услышав это, Тэхён начинает злиться. Он злится на этот чёртов мир за то, что в нём страдают ни в чём не повинные люди, а остаются благополучно жить какие-то ублюдки. — Жизнь — такая несправедливая сука, — злостно выплёвывает слова Тэхён, резко поднимаясь и начиная ходить с места на место, будто бы его, как куклу, завели. А потом останавливается перед другом и сверху смотрит прямо в его поднятые на него глаза. — Мы обязательно справимся с ними, Хо. Они получат по заслугам! Я тебе обещаю. — А я клянусь тебе, что мы найдём того, кто посмел надругаться над твоей милой сестрой. Хосок растягивает губы в своей сияющей улыбке, способной озарить кого и что угодно в этой ночной тьме, и тоже поднимается, пожимая протянутую ладонь, будто бы скрепляя их обещание.. . .
Все уже разошлись, но Намджун и не собирался уходить так рано. Он просит задержаться и Сохён. Девушка видит его холодный взгляд, который не предвещает ничего хорошего и выглядит в свете одной лишь лампы чересчур разъярённо, словно это глаза хищника, вот-вот должного наброситься на неё. И тогда она понимает причину, по которой мужчина просил её задержаться… Намджун приказывает ей сесть на противоположный стул, не поднимаясь со своего места за столом, и смотрит пристально, следя за каждым её движением. Девушку чуть не пробивает на дрожь, но она пытается не показывать страха. — Я чем-то провинилась? — вдруг нарушает тишину Сохён, нервно касаясь короткостриженых волос, что не ускользает от его внимательного взгляда. — В верном направлении мыслите, Ким Сохён. — И снова этот лёд в его голосе, который так и стремится пробить её хрупкую броню. Девушка понимает, что Ким Намджун зол как никогда, ведь так обращается к ней только в такие моменты. — До сих пор не хочешь ничего мне сказать? — Намджун хмурится в нетерпении, ведь Сохён вроде не дурочка, должна бы уже догадаться. Но она лишь отрицательно мотает головой. Тогда мужчина закипает сильнее. — И о своих милых беседах с Чонгуком тоже? — Так вот почему ты отправил его на задание даже в такой ливень, — наконец понимает она. — Только из-за моих разговоров с ним?! — в её голосе отчётливо слышно негодование. — А тебе напомнить наш уговор? — Я не спала с ним, Джун. — Не называй меня так, милочка, — резко отзывается он. — Даже если ты не легла под него, о чём я в точности знать не могу, это ещё не значит, что ты не хотела бы этого! — закипает он, громко ударяя ладонями об стол. Теперь Сохён не смогла скрыть дрожь, проступившую на руках, которые она тут же спрятала под столом. «А вдруг он снова ударит меня?» — опасливо подумала она, вспомнив о синяках на предплечьях, из-за которых приходилось ходить в одежде с длинным рукавом. И как подтверждение её мыслей Намджун встаёт и в миг сокращает между ними и так крохотное расстояние. Хватает её за руку, сильно сжимая, тем самым поднимая её со стула, и заставляет посмотреть на себя. — Помнишь, как ты провалила собеседование, а потом писала мне, моля взять тебя хотя бы ассистенткой? — безэмоционально спрашивает мужчина, сильнее сжимая запястье, которое приподнял на уровне её маленькой груди. — Тогда я согласился, пообещал даже при твоей хорошей работе, если ещё и научишься писать статьи, перевести на должность журналиста. Однако было одно «но». Помнишь? — Намджун проводит пальцами свободной руки по её щеке, и Сохён заторможено кивает. — Конечно, помнишь, иначе бы давно сбежала в третьесортную газетёнку, в которую бы тебя точно взяли. Тебе ведь нравилось трахаться со мной, разве не так? Это ведь было одним из условий. Но тебе захотелось внимания Чонгука! — прикрикивает Намджун, резко хватая её за толкую шею. — А ты ведь мне начала нравиться, — приблизившись к её лицу, цедит сквозь зубы, пока девушка пытается убрать его руку с шеи, на которую давят его пальцы. — Очень уж милое личико у тебя. И стоны сладкие, — с придыханием шепчет ей прямо в губы, будто бы смягчился, но Сохён-то знает, что это обман. — От-тпусти… Пож-жалуйст-та, — хрипит она, а на глазах выступают слёзы, которые вот-вот медленно покатятся с щёк. Но Намджун будто бы и не слышит. Он разворачивает её лицом к столу и заставляет прижаться к стеклянной поверхности туловищем, надавив на спину. «Лучше бы снова ударил», — пронеслось в её мыслях, а по щекам всё-таки полились горькие слёзы беспомощности. Она знает, что не получится остановить его. Никогда не получалось. — Что, уже сдалась? — усмехается Намджун, задирая платье девушки и стягивая нижнее бельё. Но Сохён молчала, до его ушей доносились лишь тихие всхлипы. Раздался звонкий шлепок, а за ним — громкий вскрик девушки. То место на ягодице не успело от белого перейти к красному, как Намджун вновь ударил по тому же месту. Сохён начало крупно трясти, потому Намджун крепче обхватил её правой рукой, держа, чтобы не упала. — Ты же понимаешь, что нежно сегодня не будет? — холодно хрипит мужчина, до следов от коротких ногтей сжимая ягодицу. Чтобы не злить сильнее, девушка, кажется, сдавшись, обречённо кивает. И Намджун, расстегнув ширинку классических брюк, обхватывает уже вставший член и входит. Внутри сухо, потому, перекинувшись через стол, из верхнего шкафчика достаёт смазку, которую выдавливает на ладонь, следом смазывая проход. Проникает пальцем, а потом вторым, решив не заканчивать быстро, а доставить себе удовольствие. Двигает ими внутри, проходясь по чувствительным местам, отчего всё-таки добивается стона наслаждения. Тело предаёт девушку, за что ей становится даже неприятно от самой себя. «Сама виновата. Раньше нужно было думать», — корит она себя, глотая слёзы. Намджун властно переворачивает Сохён к себе и усаживает на стол, раздвигает худенькие ножки и наконец грубо входит, заставляя девушку громко вскрикнуть. Ей приходится ответить на грубый поцелуй, выходит даже больно укусить нижнюю губу, отчего мужчина шипит, не отстраняясь. Держит девушку крепче за талию и продолжает резкими толчками входить. Стоны Сохён словно бы бьются о стены, пальцы её сильнее вжимаются в его плечи, оставляя красные следы. Когда они заканчивают, уже одетый Намджун кидает ей ключи и уходит со словами: — Закроешь, когда придёшь в себя. Сохён до сих пор голая. Из неё будто бы высосали все силы и желание жить. Но она так просто не сдастся, так что находит в себе остатки силы и поднимается с пола, на который безэмоциональной куклой села, пока Намджун одевался. Наспех собирается и выходит из офиса, не забывая всё запереть. Стоило Намджуну спуститься на парковку, он тут же закуривает, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Сейчас хочется лишь одного: набить лицо Чонгуку. Но Намджун не опустится до такого. Он поступит иначе.