Двойной соблазн

Ганнибал встретил их недалеко от лестницы, возвращаясь на кухню с бутылкой вина из погреба, по всей видимости, необходимого для приготовления. — Ужин будет готов через 30 минут. Можете пока расположиться в гостиной, — Лектер окинул их изучающим взглядом и добавил с нежной улыбкой: — Я рад, что вы оба выбрали неофициальный формат одежды, так как этот ужин вполне может классифицироваться, как уютная семейная трапеза. Сам Ганнибал тоже успел переодеться. На этот раз он выбрал менее деловитую чёрную матовую рубашку с коротким рукавом и высоким воротником, на котором небрежно было расстёгнуто несколько пуговиц. Ткань красиво переливалась в приглушённом свете помещения, оттеняя его острые скулы, словно придавая мужчине дополнительную опасность. Боже, как же теперь они были похожи с братом… — Уилл сглотнул ком в горле и обернулся на Найджела, которого определённо что-то позабавило. — А это ещё что за хуйня? — посмеиваясь поинтересовался Найджел, указывая головой на продолжительные порозовевшие шрамы, украшавшие предплечья Ганнибала. — У тебя, что, впервые в жизни подгорела «шарлотка» и ты не смог вынести позора? Или у всех известных тебе дизайнеров закончились галстуки с рисунком пейсли, которых ещё не было в твоём гардеробе, что ты решил суициднуться? Уилл не смог сдержать достаточно громкого смешка и пристыжённо зажал рот рукой, опуская глаза в пол. Он определённо не думал, что доживёт до момента, когда кто-то особенно наглый посмеет отпускать подобные шуточки в сторону грёбаного Чесапикского Потрошителя. — А я смотрю, вы спелись, — тепло улыбнувшись, ответил Ганнибал, наклонив голову в позабавленном снисхождении, так, как обычно смотрят на нашкодивших детей. — Всё гораздо проще, Найджел. Это просто подарок от друга. — Оу, — демонстративно понимающим тоном отозвался Найджел, перемещая взгляд с Ганнибала на Уилла и обратно. — Знаешь, братец, конечно не мне тебя учить, но чтобы сучка лишний раз не истерила, её нужно почаще трахать. Ганнибал поднял брови, удивившись, что Уилл не смог сдержать комментария, но, к его полной неожиданности, ни в сторону Найджела, а о том, что, по всей видимости, беспокоило его гораздо больше, нежели то, что его снова назвали «сучкой»: — Он не смог бы этого сделать, потому что на тот момент был слишком занят тем, что трахал девушку, которая мне когда-то нравилась, шантажируя меня её безопасностью, — проинформировал Уилл, бросив в сторону Ганнибала вызывающий взгляд. — Кстати, как там Алана, вы всё ещё встречаетесь? — Уилл… — его имя, сорвавшееся с губ Ганнибала, содержало в себе практически всё, от мягкого упрёка до мрачного предупреждения. «Уилл» — это простое слово Ганнибал использовал абсолютно для всего: от просьбы до молитвы, выговора и поклонения. Возможно, это было самое частое слово, которое он вообще когда-либо произносил. Профайлер нахмурился, тщательно подбирая следующие слова: — Что? — огрызнулся Грэм. — Я не прав, и ты трахал её чисто по доброте душевной? Или, может, по-любви? — Мне нужно было алиби, чтобы вытащить тебя из тюрьмы, и рычаг воздействия, чтобы ты не подослал ко мне очередного любовничка. — Может тебе напомнить, кто меня в эту тюрьму запихнул, грёбаный ублюдок? — как бы Уилл не старался себя контролировать, старая обида вкупе с ревностью явно не способствовали его благоразумию. — Язык, дорогой, — нежно упрекнул Ганнибал, что лишь ещё больше распалило профайлера: — А то что, Доктор? Ганнибал в одно мгновение пересёк расстояние, отделявшее его от брюнета, и невероятно сильно схватил Уилла за горло одной рукой, создавая невыносимо крепкое сжатие. Профайлер закашлялся и попытался вырваться, нанеся достаточно болезненный удар по рёбрам старшего мужчины, но был тут же бесцеремонно впечатан в поверхность причудливого старинного столика в прихожей, через который его наглым образом перекинули. Уилл попытался проглотить стон, стараясь не задумываться над тем, почему его так сильно привлекала демонстрация чужой силы. Боже, Ганнибал ведь даже вино не разбил, обездвижив его по факту всего лишь одной рукой. В такие моменты его личный зверь выглядел как видение чистой дикости, подчиняя и наслаждаясь своей нечестивостью. — Или мне придётся перекинуть тебя через колено и научить хорошим манерам, — прорычал Ганнибал ему на ухо, ещё сильнее вжимая в стол. — Если я и помню, что такое любовь и милосердие, Уилл, то это только из-за тебя. Пожалуйста, не забывай об этом, потому что моё сострадание к тебе… неудобно. Выпустив профайлера из крепкой хватки, Ганнибал отстранился и, разгладив рубашку от невидимых заломов, отправился на кухню всё с той же идеальной грацией, как и несколько минут ранее, когда он столкнулся с мужчинами у лестницы. Уилл, стараясь успокоиться и перевести дыхание, побрёл в гостиную и сел в одно из широких кожаных кресел, в то время, как явно позабавленный Найджел встал у камина, грея руки в его тепле. — L'amor che move il sole e l'altre stelle, — пророкотал Найджел, прицокнув языком. — Это Данте? — ошарашенно спросил Уилл, не в силах сдержать удивление в голосе. Не то чтобы он считал Найджела совсем уж далёким от искусства или духовной культуры, просто мужчина не производил впечатление человека, который действительно мог знать подобные вещи. — Последний куплет «Божественной комедии». Любовь, которая движет солнцем и другими звездами, — со знанием дела ответил Лектер-младший, довольно прикрыв глаза от тепла камина. — Я никогда его таким не видел. — Взбешённым? — грустно усмехнулся Уилл, внутренне ругая себя за то, что он действительно немного перегнул с дерзостью. — Уязвимым, — Найджел вдруг взглянул на профайлера и, как будто просканировав взглядом, продолжил: — Уж не знаю, что ты с ним сделал, красотуля, и на какие кнопочки нажал, но ты ошибаешься, если думаешь, что ему не может быть больно. Я, конечно, не лезу в вашу «Санта-Барбару» и уж точно не в курсе, кто кого трахал, кто кого посадил, и кто из вас попытался убить друг друга наибольшее количество раз… — Найджел сделал паузу и снова отвернулся глядя на огонь, — но вы определённо друг друга стоите. Наверное, я бы даже сказал, что это самая сильная близость, которую он вообще когда-либо открыто демонстрировал по отношению к кому-либо, не считая меня или Миши. — Что ж, мы не выбираем, кого нам любить, — прошептал Уилл, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. — К сожалению, — так же еле слышно ответил Найджел. Эмпатия Уилла успела уловить невероятную боль, скрывающуюся за этими словами, когда Лектер-младший неожиданно решил отшутиться: — Зато Ганнибал тот мужчина, которого точно не стыдно пригласить на ужин с семьёй. — Да уж, — позабавленно фыркнул Уилл, — особенно, если он не успел выслать им приглашения на ужин чуточку раньше. — А что? — Найджел понимающе ухмыльнулся, поддерживая общую атмосферу веселья. — Мечта, а не зять. Красивый, успешный, готовит вкусно. Твой отец бы точно знал, что ты в хороших руках. На этот раз Уилл рассмеялся в полный голос: — Если бы мой отец узнал, что я встречаюсь с кровожадным, людоедским, чрезвычайно богатым графом-мужчиной, который на десять лет старше меня, то, вероятнее всего, умер бы во второй раз только от одной мысли об этом. Настала очередь Найджела смеяться, пробегаясь взглядом по каким-то причудливым статуэткам над камином. Уилл лениво потянулся в кресле, поймав себя на том, что в момент этой временной дружеской тишины, когда Найджел переставлял над камином какую-то определённо невероятно дорогую антикварную хрень, он абсолютно не стесняясь изучал мужчину. Мокрые волосы Найджела были слегка зачёсаны назад, пара выглаженных чёрных джинс красиво обнимала его длинные ноги, не пряча под собой всю стать сильной фигуры, а дорогая рубашка в тон брюкам, дразнила глаза профайлера нахально расстёгнутыми верхними пуговицами. Её глянцевый материал был достаточно тонким, чтобы слегка трепетать против движения пламени камина, что завораживающе отбрасывало бегущие тени на лицо мужчины, подчеркивая его и без того выступающие скулы бликующими всполохами. Чёрт, а он красивый. — Уилл тут же подавил нежелательную мысль, прежде чем она успела затянуться дальше, и поднялся с кресла, следуя в сторону кухни. — Пойду спрошу, нужно ли помочь накрыть на стол. — Ты не обязан передо мной отчитываться, красотуля, — тут же подколол его Найджел, дерзко подмигивая. — Или тебе, как хорошему мальчику, нужно моё разрешение? — Да пошёл ты, — язвительно фыркнул Уилл. — Это называется элементарная вежливость, уёбок. — Если будешь продолжать так активно настаивать, может и схожу, но не обещаю, что будет не больно. Профайлер закатил глаза и буквально вылетел из комнаты, ощущая, как его лицо запылало от смущения. В конце концов, он чувствовал, что должен урегулировать небольшой инцидент с Ганнибалом. Да, несомненно, они ещё чувствовали обиды и горечь недавних предательств, стараясь привыкнуть к той новой и неизведанной связи, сделавшей их обоих настолько болезненно неподготовленными и уязвимыми, что это ощущалось буквально как физический нокаут. Но, как бы там ни было, каждый из них также знал и о том, что вместе они образуют невероятную по мощности силу, энергию, способную обратить весь существующий мир в пепел, бросив его разорённые останки к их ногам. Но они боялись… Найджел был прав, когда сказал, что Ганнибал уязвим. Уилл не мог этого отрицать, по крайней мере не тогда, когда Лектер сохранил его жизнь и, вместо того, чтобы просто убить, посадил в тюрьму, дабы выиграть время, а затем рискуя всем, что у него когда-либо было — вытащил профайлера обратно на свободу, просто поверив Уиллу на слово, что он больше не станет на него охотится и уберёт ФБР с его следа. Да и вообще, где это было видано, чтобы один из самых опасных и кровавых убийц современности, шёл на компромисс, соглашаясь убивать лишь тех, кто этого по-настоящему заслуживал, чтобы Уилла не мучало чувство вины? Конечно же Ганнибал ощущал себя загнанным в угол, ничуть не меньше, чем и сам Грэм, который за слишком короткое время осознал, что его лучший друг — чудовище, что он влюбился, что он влюбился в мужчину, что этот мужчина и был тем самым чудовищем, и что он любит его не вопреки, а именно благодаря всему этому, более того, упиваясь той силой, которую он находил в его слабости. Но страх — это не то, что могло бы заставить Уилла отступить, заставить отказаться… Нет. Страх — это прежде всего то, чему его всегда старался обучить отец, ведь по сути, это та эмоция, которая делает человека сильнее, даёт ему те возможности, которых в противном случае просто не было бы. Именно из-за страха олень может пробежать много миль, даже будучи серьёзно раненным. Страх — это в первую очередь то, что в полной мере определяет храбрость человеческого характера. Воспитывает её. Да, можно сколько угодно говорить о страхе, как об уязвимости, но это не так. Бесстрашие — может быть и является даром природы, но истинное мужество — это не отсутствие страха, а чувство страха и настойчивость, несмотря ни на что. Возможно, и Ганнибал пришёл к тем же самым выводам, когда поставил на кон свою свободу, свою жизнь, своё влюблённое и уязвимое сердце и отдал всё это в руки профайлера, сбросив маску и позволив ему наконец-то себя увидеть. Так что, может быть жизнь и пыталась его припугнуть, но это было нелепо. Как вообще можно рассчитывать напугать того, кто вдохновляется смертью? Об этом и о многом другом им, как раз таки, и нужно было поговорить, прежде чем садиться за позднюю «семейную трапезу«(?!). Неужели Ганнибал действительно приравнивал его к семье? Ни к другу, ни к врагу, ни к недолюбовнику, а именно к семье, к тому, чего они оба были лишены уже достаточно долгое время, погружаясь всё больше и больше в трясину беспросветного одиночества. Но Ганнибал определённо не был тем, кто боялся бы чего-то настолько банального, ведь в конце концов, в большинстве случаев, люди избегают одиночества лишь с одной целью, потому что наедине с собой не каждый может позволить себе насладиться приятной компанией. И это к Лектеру явно не имело никакого отношения. Он не избегал одиночества — он наслаждался им, и так было всегда, ровно до того момента, пока в его жизни не появился Уилл и не поставил всё его мировоззрение вверх дном, заслужив при этом право называться семьёй. Ведь увидев по-настоящему родственную душу, полностью идентично различную версию себя самого, Ганнибал просто не смог бы воздержаться, чтобы не протянуть руки и не попытаться присвоить его себе, пусть и под страхом собственного разоблачения. В конце концов, он всего лишь человек. И независимо от того, что ФБР думает о его более гротескной стороне, у него тоже есть сердце. А сердце человека, как известно, очень похоже на море, в нём есть свои бури, свои приливы, свои волны, смывающие всё на пути с разрушительной силой, свой штиль, своя гавань и непроглядные глубины, скрывающие жемчуг под беспросветной толщей леденящей воды. Именно за этот самый жемчуг Уилл и полюбил его, пообещав видеть свет, даже глядя в глаза настоящему олицетворению тьмы. И парадокс заключался в том, что заглядывая в этот чёрный омут — он видел не только всю его глубину и красоты морского дна, но и своё собственное отражение. Идентично различны. Уилл улыбнулся своим мыслям и зашёл на кухню.