Двойной соблазн

— Прости… — Уилл встал, явно нервничая, и подошёл к камину погреть руки, боясь посмотреть Ганнибалу в глаза. — Я не хотел его обидеть. — Мне кажется, что более правильным будет извиниться перед Найджелом, — Ганнибал выдохнул, откинувшись на спинку стула, и пристально посмотрел на Уилла, освещённого светом от языков пламени, в безуспешной попытке поймать его взгляд. — К тому же, я не думаю, что Найджел действительно затаил серьёзную обиду, ведь ты всегда умеешь оставаться совершенно очаровательным, даже когда время от времени теряешь манеры. Лёгкая и смущённая улыбка Уилла, когда он ощутимо расслабился и повернулся к Ганнибалу, вполне могла бы посрамить солнце. Но продлилась она недолго. Вспомнив о причине их разговора, ему снова стало не по себе. Профайлер опустил взгляд в пол, разглядывая блики пламени, отсвечивающие от тёмного древесного паркета. — В любом случае я сделал ему больно. Хотя бы тем, что заговорил о подобном вслух, — Грэм вздохнул, — я должен был держать свой язык за зубами. Это именно она — чёртова обратная сторона его «дара», которым все вокруг так привыкли восхищаться. Сколько бы он ни учился перестать озвучивать свои наблюдения вслух, когда его об этом не просят — всё безуспешно. — Уилл, — Ганнибал склонил голову и посмотрел на эмпата со всей несвойственной ему нежностью, — ты, как никто другой, должен знать, что такие люди, как мы — просто не могут запретить себе наблюдать. А твоя несдержанность — это ни что иное, как моментальные реакции зеркальных нейронов, за которыми твоё сознание просто не успевает угнаться, — замолчав на несколько секунд и сделав глоток вина, Лектер всё же решил дополнить свою мысль: — К тому же, позволь подумать себе об этом немного с другой стороны. Боль — как и добавление соли в карамель — делают сладкие моменты намного сильнее. Это придаёт… пикантности. — Да уж. Вышло пикантно. Ничего не скажешь… — Уилл устало фыркнул и присел на корточки, чтобы поправить кочергой тлеющие поленья, изо всех сил стараясь продлить им жизнь. — Как с ним вообще это вышло? Когда? — К сожалению, это не мой секрет, Уилл, и я не чувствую себя вправе разглашать хоть что-то из подробностей того рокового дня, — Ганнибал нахмурился, обдумывая. — Повторюсь, тебе лучше поговорить с ним. В конце концов, ты определённо тот человек, кто сможет найти правильные слова и предложить абсолютное понимание. — Действительно, — Грэм удержался от того, чтобы закатить глаза, ведь желание дерзить в данный момент значительно проигрывало его чувству вины, поэтому, кивнув скорее самому себе, нежели Ганнибалу, он согласился: — Я поговорю с ним. В конце концов, не зря же я столько времени давал топливо теням, кормя их своими собственными. Думаю, что и с его я вполне смогу сладить. Ганнибал хмыкнул, практически светясь от невысказанной похвалы. — Неплохой способ сформулировать чувство своего внутреннего восприятия, назвав его именно так. Это… подходит, — Лектеру наконец удалось найти взгляд Уилла, который, казалось, понимал его абсолютно без слов. — Тени — это всегда что-то таинственное, глубокое, способное перетекать в другие тени, соединяться с ними и создавать новые, более величественные формы. Они могут быть коварны или игривы, меняться с течением дня или ночи. Они могут стать утешением или опасностью. Да, их всегда можно предсказать, полагаясь на движение света, однако их совершенно невозможно сдержать. Уилл игриво приподнял бровь, совершенно точно уловив смысл метафоры. — Если это действительно так, доктор, то что будет делать твоя тень, когда её наконец накормят? — Грэм сделал пару шагов от камина в сторону Ганнибала, словно в немом вызове, а затем, проигнорировав свой полупустой бокал, по всей видимости не захотев за ним тянуться, взял бокал Ганнибала и бесцеремонно выпил из него несколько больших глотков вина. — Какова вероятность, что, почувствовав себя сытым, тебе не перестанет быть интересно? — Не думаю, что я смог бы хоть когда-нибудь утихомирить свой голод по тебе, даже если бы принял решение поглотить тебя целиком. — Не знаю, в каком именно контексте мне стоит воспринимать эту фразу, общаясь с каннибалом, — Уилл не сдержал позабавленного смешка. — Так значит, ты думаешь, что так будет всегда? — Как бы ни было печально признавать, но ничто не может длиться вечно, любимый. «Любимый»… — Нет, он точно к этому никогда не привыкнет, каждый раз демонстрируя своему хищнику удовлетворённый румянец. — А что насчёт этого? — Уилл сделал неопределённый жест руками, поочерёдно указывая то на себя, то на Ганнибала, а затем, посмотрев на него сверху вниз, встал практически вплотную к бёдрам доктора. — Нас? — Если ты хочешь это так назвать, то да. — Я лишь осознаю, что жизнь не может длиться вечно. И как бы я ни был тобой одержим — госпожа Смерть не щадит никого, — Ганнибал встретил взгляд Уилла, продолжая казаться эталоном величественности, даже когда ему пришлось горделиво вздёрнуть подбородок, удерживая долгожданный зрительный контакт. — Но позволь тебя уверить, что если моя ментальная часть всё же продолжит своё существование, я найду тебя где бы ты ни был, достану тебя с любой глубины ада, приду по твоему запаху и выгрызу тебя из её лап зубами, но никогда не оставлю, — Лектер ощутимо сглотнул, позволив Уиллу это увидеть и произнёс свои следующие слова с непоколебимым низким рычанием, от которого у профайлера всегда кружилась голова: — Ты принадлежишь мне. «Чёрт…» Уилл не стал бы врать, сказав о том, что рухнул к Ганнибалу на колени, при этом оседлав его бёдра, совсем не потому что у него вдруг внезапно подкосились ноги. Уткнувшись своему чудовищу в шею, он ласково прошептал: — Зато теперь тебе не нужно скрывать своей одержимости. — Я никогда не мог её скрыть, как бы сильно ни пытался, — Ганнибал ответил на ласковое прикосновение, потеревшись щекой о кудрявые локоны Уилла, глубоко и шумно вдыхая их запах. — С момента нашей первой встречи я одновременно жаждал твоего удовольствия и страстно желал высвободить своё собственное внутри тебя. Я так сильно болел тобой, Уилл… Гораздо сильнее, чем мне хотелось бы помнить. Наконец, оторвав свой нос от горла Ганнибала и перестав вырисовывать на нём его кончиком замысловатые узоры, Уилл наклонил голову под удобным для них ракурсом, найдя губы доктора в долгожданном, чрезвычайно нежном поцелуе, очевидно, больше не в силах находиться так близко к теплу его тела и при этом чувствовать себя таким абсурдно далёким. Ганнибал встретил губы профайлера под гул собственного одобрительного рычания. Казалось, он никогда не сможет сдерживать свои эмоции, когда Уилл предстаёт перед ним в таком виде. Голод жадного языка, исследующего его собственный, сплетаясь с ним в любовном танце, настойчивое посасывание, проказливые покусывания и облизывание губ, кристальная синева больших глаз, скрывающаяся за трепещущими от удовольствия веками — всё это буквально сводило его с ума. Лектер никогда не ожидал, что поцелуи с Уиллом, его Уиллом, будут так похожи на их взаимоотношения в целом, на постоянную непрекращающуюся погоню друг за другом, завоевание и отступление. Он искренне верит, что мог бы жадно целовать профайлера часами, никогда не желая останавливаться. Как и всё, что он делает, поцелуи Уилла безумно нежны, с скрытым потенциалом стать жестоким. Это потрясающе. Уилл почувствовал, как Ганнибал положил руку ему на затылок, при этом аккуратно сжимая волосы, чтобы удержать на месте, и в свою очередь беспомощно раздвинул бёдра ещё шире, позволяя Лектеру наслаждаться его несдержанными горловыми стонами, которые дарит ему фантастическое трение о чужую эрекцию. Уилл понял, что задыхается, он не мог контролировать эти звуки, не мог контролировать даже собственные руки, жадно и настойчиво впивающиеся ногтями в спину Ганнибала, рискуя нанести необратимые увечья его дорогой рубашке, всякий раз, когда Лектер отступал для глотка необходимого воздуха или же, чтобы изменить угол наклона для ещё большего удобства. Наконец, разорвав долгожданную ласку, для восстановления работы лёгких, которые уже спустя минуту их поцелуев начали откровенно протестовать, к Уиллу вернулась малая часть рациональности, подсказывающая ему, что если они сейчас не остановятся, то всё закончится тем, что Ганнибал просто перекинет его через стол и окончательно присвоит себе, при этом совершенно не стесняясь возможных зрителей. А может, и не только зрителей? Уилл не знал ответ на этот вопрос и не хотел спрашивать. Он настолько устал от всех этих манипуляций, игр и всего того дерьма, происходящего между ними, что боялся услышать ещё об одном «мне было любопытно, что произойдёт». В конце концов, они покончили со всем этим, договорившись больше никогда не играть на чувствах друг друга. Но, а как ещё понять то, что Ганнибал, такой дикий собственник по своей великолепно-кровавой натуре, открыто допускал подобного рода общение между ним и Найджелом, не пресекая ни шуточки своего брата, ни их взгляды друг на друга, ни их, местами, откровенный флирт? И всё же, спросить придётся… Поэтому, сделав глубокий вдох, Уилл поднял глаза, найдя взгляд Ганнибала, и произнёс: — Ты сказал, что я… что я принадлежу тебе, — профайлер выдохнул, заставляя свой голос не дрожать, и всё же опустил глаза, не в силах поддерживать зрительный контакт. — Тогда я просто не понимаю, почему… Уилл так и не смог договорить, уткнувшись в свод шеи и плеча Ганнибала, глубоко дыша, словно в попытке успокоиться одним только запахом любимого человека. — «Почему» — что, Уилл? — промурлыкал Лектер, потеревшись о кудри эмпата подбородком. — Всё то, что озвучил Найджел за столом… про запах… — Уилл сделал паузу, боясь продолжать, словно, если произнести слова вслух, правда станет настолько оглушительной, что он просто не сможет этого вынести. — Почему ты не злишься? Почему ты не причинил мне боль, не выгнал меня? Не заставил объясниться? — Грэм шумно сглотнул и зажмурился. — Ты же чувствовал, как я… реагирую. Точнее, моё тело. Не знаю. Может, и не только тело. Не могу быть уверен. Я понимаю, что мы только переступили эту черту и только сегодня вывели отношения на физический уровень, но… Почему, Ганнибал? Почему ты этого не пресёк, а иногда даже, казалось, способствовал? Уилл не знал как, но он действительно почувствовал, что Лектер улыбнулся ему в волосы, словно слушал милые жалобы маленького несмышлёного ребёнка. — Хочешь снова переложить на меня ответственность за свои собственные желания, Уилл? — Ганнибал ласково огладил рукой лесенку рёбер профайлера через его рубашку и оставил нежный поцелуй в волосах, заставляя Уилла прижаться к его шее ещё крепче. — За то, что я не ограничиваю тебя в них и наслаждаюсь тем, когда ты живёшь с ними в гармонии? — Нет, — как бы ему ни хотелось спорить, Грэм просто не мог отрицать очевидного, не с этими людьми. — Но в этом всём должен быть какой-то смысл. Не может быть, что дело только в потворстве моим желаниям. Я уверен, что ты убил бы любого на месте Найджела. И не смей говорить, что это не так. Не лги мне. — Не вижу смысла лукавить, — Ганнибал ласково убаюкал затылок Уилла ладонью, расчёсывая пальцами его непослушные кудри, и, задумчиво хмыкнув, продолжил: — Я действительно не смог бы вынести твоего… интереса в сторону другого человека и, скорее всего, отреагировал бы слегка импульсивно. — «Слегка импульсивно»? — Уилл не удержал горького смешка, осмелившись на мгновение заглянуть Ганнибалу в глаза, прежде чем снова положить голову на его широкое плечо. — Я уверен, что ты бы нашёл максимально изысканный способ вырезать даже целую семью, если бы это потребовалось, лишь бы я полностью принадлежал тебе. — Позволь сказать в своё оправдание, что моя импульсивность просыпается только рядом с тобой. Во всех остальных случаях я действую с холодной головой. Уиллу казалось, что руки Ганнибала повсюду: в его волосах, на его талии, рисуют узоры вдоль позвоночника или ласкают шею… При этом касания никогда не были навязчивыми, грубыми, требовательными, скорее, умиротворяющими. Всегда такой джентльмен. — Даже не думай переводить тему, — прорычал Уилл и отстранился, на этот раз уже с вызовом встречая позабавленный взгляд Ганнибала. — В какую игру ты играешь, чёрт возьми? Разве мы не договорились, что больше никакого подобного дерьма между нами не будет? — Язык, дорогой. — А то что? — Уилл вздёрнул подбородок, просто потому что знал, что, как бы он ни злил своего монстра, ему всё сойдёт с рук. Спустя секундную паузу Грэм внезапно застонал от неожиданной боли, когда Ганнибал грубо схватил его за волосы и, притянув Уилла ухом к своим губам, прошептал: — А то вместо нежного занятия любовью, когда я планирую часами изучать и наслаждаться твоим телом, боготворя его и лаская на шёлковых простынях, мне придётся трахнуть тебя настолько жёстко, чтобы ты исчерпал весь свой запас сквернословия на ближайшие несколько дней. Уилл заскулил. Ну а как можно было сдержаться, когда из этих невероятно прекрасных, капризно изогнутых гротескных губ вылетали такие обжигающие грязные обещания? Уилл не знал, что его поразило больше: услышать ругательство из уст Ганнибала или же смысл того, какие именно Лектер строил планы касательно их новой формы отношений. Хотя, может, и то, и другое в совокупности, но его снова затрясло. Он не хотел ничего выяснять, не хотел слышать об очередной игре, он просто хотел оказаться под Ганнибалом в спальне, а дальше… Дальше он готов был принять всё, что Лектер решит ему дать. — Я устал от игр, Ганнибал, — Уилл потёрся носом о его шею, словно прося сжалиться. — Пожалуйста… скажи мне, почему. — Потому что иначе, мне пришлось бы умолять тебя об этом. — Что???! — На этот раз Уилл не сдержал шокированного вздоха, отстранившись от Ганнибала и заглянув ему в глаза. — Я не понимаю… — Уилл, — Лектер ласково запустил пальцы в его волосы, успокаивающе массируя затылок и слегка надавил на себя в невысказанной просьбе лечь обратно на его плечо. Уилл подчинился. — Найджел — это всё, что осталось от моей семьи. От моей кровной семьи, — важная поправка, подчёркивающая статус и значимость Уилла, за которую профайлер был ему действительно благодарен. — Я поклялся защищать его, любыми способами, даже ценой собственной жизни, но никогда не прекращать делать этого. — Ганнибал сделал паузу, словно собираясь с мыслями и набираясь мужества открыться. — После трагедии в нашем доме, он полностью опустил руки, он винил себя в смерти Миши, родителей и просто не хотел жить, буквально добровольно сдаваясь в руки смерти так же, как он делает это сейчас. — Что случилось? — прошептал Уилл, оставляя лёгкие успокаивающие поцелуи на шее Ганнибала, побуждая его говорить. Да, он знал в общих подробностях, что именно произошло в ту ночь, но никогда не спрашивал об этом прямо. — Зима была холодной. В нашем ангаре ощенилась собака и, несмотря на запреты родителей, Найджел неизменно убегал после каждого ужина из дома, чтобы её накормить. Днём это сделать было невозможно, так как в конюшнях всегда были рабочие, а отец не одобрял того, чтобы мы находились с ними наедине. Я не могу сказать, что все наши слуги были плохими людьми, но те, кто не были вхожи непосредственно в дом, а отвечали за скот или содержание земель в чистоте — были самым низким голодающим рабочим классом. Они грелись водкой, не гнушались объедками с нашего стола и были голодны до справления всех остальных, более низменных потребностей. Их не остановил бы ни пол, ни возраст, если бы подвернулся удобный случай. Мы слушали отца, именно поэтому Найджел даже не показывался на улице днём, но каждую ночь, когда рабочие уходили ночевать в отдельный ангар, который отапливался лучше, чем наши конюшни, он выскальзывал после ужина из дома и шёл кормить эту несчастную собаку. — Что было дальше? — Уилл не узнал собственного голоса от того, насколько он был хриплым. — В одну из таких ночей, Найджел вернулся домой особенно поздно, засидевшись с щенками, и забыл поставить дверь на сигнализацию. Один из рабочих в ту ночь остался в конюшне и тайно наблюдал за Найджелом, поэтому видел, какую еду он принёс собаке. Там было мясо. Много горячего мяса и домашний сыр, — Ганнибал сделал паузу и хмыкнул. — Естественно, о реакции рабочего догадаться не трудно, особенно, когда он увидел, что над домом не загорелась красная лампочка, оповещающая о том, что объект находится на охране. Поэтому он пошёл, разбудил остальных пьяных рабочих, рассказав о том, что наша семья ценит собак больше, чем людей, и они решили восстановить справедливость. Мы не услышали, как открылась дверь, не услышали, как они поднялись на второй этаж, единственное, что мы услышали, это уже непосредственно крики наших родителей и сестры, которая в ту ночь осталась спать вместе с ними. Было слышно, как тяжело Ганнибалу даётся каждое слово, и Уилл поражался, как ему вообще удаётся сохранять относительную холодность, рассказывая о подобном. — Мне пришлось заткнуть ему рот, чтобы он нас не выдал, и увести его в часть замка, ведущую в подземелье. Рабочие никогда туда не совались, боясь заблудиться, в то время как я мог найти в нём дорогу даже в полной темноте. Но мы не успели туда добраться, нас поймали и кинули в клетку, а затем пять дней морили голодом, чтобы в конечном итоге принести суп из нашей же собственной сестры, озвучив нам этот факт только после того, как мы уже поели, по всей видимости, желая потешиться реакцией, которую вызвали эти слова. Найджела вырвало. Меня нет. Я был даже благодарен за то, что часть её навсегда осталась со мной. — Ганнибал оторвал руку от талии Уилла и потянулся за бокалом вина, сделав несколько глотков, чтобы запить горечь. — А следом, они просто ушли, кинув бутылку воды и оставив нас в клетке, сказав о том, что вернутся через две недели и посмотрят, кто из нас первым обезумит от голода и съест другого полностью сырым, как делали они со своими товарищами, будучи на войне. С того момента Найджел был разбит. Он не разговаривал, а просто ушёл в себя. Он даже не мог самостоятельно снять с себя одежду, когда мы раздевались, чтобы лечь спать, греясь так о кожу друг друга, дабы совсем не замёрзнуть и иметь хоть скудный шанс на то, чтобы проснуться утром. В одно такое утро, на 6 день, он всё же не проснулся. Я услышал во сне его прерывистое дыхание, которое через минуту и вовсе прекратилось вместе с сердцебиением. Я не умел, но сделал ему массаж сердца, который когда-то увидел в старом чёрно-белом кинофильме. Не знаю каким чудом, но мне удалось вернуть его к жизни, после чего он признался, что не пил воду, оставляя её мне. — А где были все те слуги, которые содержали дом, неужели всё это время никто не приходил? — Уилл не смог сдержать вопроса, пытаясь найти хоть какие-то слова вместо того, чтобы просто расплакаться у Ганнибала на плече. — Это был период рождественских праздников, поэтому все официанты, няни, повара и дворецкие были со своими семьями. С нами остались только те рабочие, которые ухаживали за территорией замка и нашим скотом, им негде было жить. Все остальные должны были приступить к работе не ранее, чем через три недели, так что у людей, убивших нашу семью, было достаточно времени поиздеваться. Но, к счастью, родители договорились с одним из поваров, что он вернётся к исполнению своих обязанностей значительно раньше. Он прибыл в срок и, обнаружив трупы наших родителей, тут же отправился на наши поиски. Это было спустя 11 дней после того, как нас оставили одних, и спустя три дня после того, как голодный вой собаки из соседнего ангара наконец-то стих. — Боже… — Уилл был просто не в силах сказать что-либо ещё. — В этот же день нас освободили, отправив сначала в больницу, а затем в приют. Я очень много сил потратил на то, чтобы вернуть брата к жизни. Я запустил ему сердце, вернув с того света, отпаивал водой, кормил его крысами, которых научился отлавливать, грел его ночами, закрывая своим голым телом от холода, и я готов сделать всё, чтобы и сейчас спасти ему жизнь. — Я понимаю, но причём тут… — Ты? — договорил Лектер, не давая Уиллу закончить вопрос. Профайлер кивнул, поправляясь у Ганнибала на коленях, словно боясь, что ноги доктора могли затечь под тяжестью его тела. — Найджел снова потерял веру. Его вторая семья предала его, жена не приняла, когда узнала его настоящего, бросила и изменила, променяв его любовь, на человека, с которым только что познакомилась, его дом разорили, а за его головой объявили охоту. Потеряв всё, он отправился туда, где знал, что его всегда ждут. — К тебе, — добавил Уилл. — Именно, — Ганнибал согласился, делая очередной глоток вина. — Он знал о тебе, но не думал, что у нас всё настолько серьёзно, а увидев нашу связь воочию, понял, что и рядом со мной ему тоже больше не место. — Но это же бред! — Уилл возмущённо вскрикнул и всё же поднялся с колен Ганнибала, начав расхаживать перед камином туда-обратно, словно не веря в то, что слышит. — Он же не может жаждать смерти из-за глупой… ревности?! — Ну же, Уилл, включи эмпатию, — ласково поругал Ганнибал, глядя на профайлера тем самым взглядом, который ждал от Грэма верных выводов. — Дело не в ревности, а в том, что он не хочет мешать нашему счастью, не хочет оставаться рядом и смотреть на то, что, по его мнению, у него никогда не будет, а именно — человека, который действительно его поймёт и примет. Полюбит по-настоящему, именно за то, кто он, а не за его внешность, деньги или это убийственно наглое очарование дворового кота. Он увидел, что я действительно счастлив, что меня любят, и решил, что ему не следует оставаться рядом и жить с нами третьим лишним. — Жить с нами? — Уилл на мгновение остановился, позабавленно приподняв бровь. — Мы ещё не живём вместе. — Но будем, это лишь вопрос времени, — Ганнибал подарил профайлеру озорную улыбку и по-совиному наклонил голову, очевидно наслаждаясь румянцем, моментально покрывшим лицо эмпата. — И прежде, чем ты напомнишь, что у тебя семь собак, хочу заверить, что я более чем осведомлён об этом факте и уже планирую, как приспособить крыло первого этажа под их нужды. Уилл лишь молча смотрел на Ганнибала несколько секунд, совершенно отказываясь воспринимать информацию, которую только что услышал, но затем всё же отозвался, решив пока не углубляться в тему совместного проживания: — Так всё-таки, как, по-твоему, я должен убедить Найджела остаться? — Если и есть человек на Земле, способный понять, Уилл, то это ты, — Ганнибал облизал пересохшие губы, видимо, формулируя мысли. — Я знаю, что не в праве просить об этом, но если потребуется, я действительно готов даже умолять. Спаси моего брата. Дай ему надежду на то, что он может быть понят и по-настоящему любим, что он может стать чем-то большим, чем пятым колесом в телеге. Я вижу, как ты реагируешь на него, я чувствую твой запах, и, возможно, если ты хотя бы дашь ему шанс, он тоже сможет стать для тебя чем-то столь же значимым, как и я. — Стоп, — рявкнул Уилл и вскинул руки. — Ты хоть себя слышишь, Ганнибал?! Ты сейчас на полном серьёзе хочешь сказать мне, что готов на… отношения втроём? Ты вообще адекватен? — Если судить с объективной точки зрения о своей адекватности, то как психиатр, я рискнул бы предположить, что… — О, Боже, блять, заткнись, — если раньше Уилл просто расхаживал перед камином, то теперь он стал метаться из стороны в сторону, словно животное в клетке. — Это был риторический вопрос. — Я не говорю о полноценных отношениях, Уилл, и никогда бы не стал подталкивать тебя к чему-то подобному. В конце концов, есть множество форм близости, чтобы дать понять Найджелу, что он не лишний, а наоборот — может стать неотъемлемой частью нашей семьи, человеком, которого любят, о котором заботятся и которому преданы, — Ганнибал умиротворяюще склонил голову в жесте покорности и понизил голос, — спаси моего брата, Уилл, и я клянусь, что сделаю всё, о чём ты меня попросишь. Захочешь — я сдамся, попросишь никогда не убивать — я даже не заговорю об этом, скажешь принести мир к твоим ногам, я принесу… Только найди слова, чтобы спасти его. Рассмотри хотя бы возможность того, о чём я сказал, и пообещай хоть немного подумать об этом. — Даже если я соглашусь на это безумие… — Уилл шумно вздохнул и уставился на танцующее пламя в камине, совершенно не пытаясь встретиться с Ганнибалом взглядом, — с чего ты взял, что это вообще может быть ему интересно? Найджел, как минимум, не выглядит как человек, который может согласиться на отношения, построенные исключительно на ментальной связи… — Ты плохо его знаешь, — тут же отозвался Ганнибал. — Он верный как пёс до последнего вдоха, если почувствует себя искренне нужным. Это единственное, чего он ждёт от человека, которого бы рискнул подпустить к себе. Любовь, понимание, принятие. — Семью… — Именно, — Ганнибал кивнул. — Он лишь искал семью с того самого момента, как нас её лишили, и как бы это не было прозаично, семья — это всё, чего он когда-либо по-настоящему хотел. Просто быть нужным. Сейчас он думает, что у нас сформировалась своя семья, в которой ему не найдётся места. Я лишь прошу объяснить ему, что это не так, — Ганнибал сделал паузу, словно боясь спугнуть, но всё же закончил мысль: — Только ты в праве решить, в каком именно формате будут протекать наши отношения, но уверяю, я буду благодарен, даже за то, если ты подаришь моему брату призрачную надежду, что и он когда-нибудь сможет быть любим. — Ты… — Уилл даже не знал, как произнести подобное, чувствуя смесь из гнева, стыда, унижения и чудовищно неуместного любопытства, — действительно готов… поделиться? — Утихомирить своё эго — это самое малое из того, что я могу сделать для спасения своего брата, — Ганнибал на мгновение закусил нижнюю губу, а затем прошептал: — проси что угодно, Уилл, я сделаю всё, только пообещай подумать об этом до его отъезда. — А если нет? — А если нет, я буду вынужден отправиться в Румынию и вырезать всех, кто будет ответственен за его гибель, когда это случится, — Лектер задумчиво хмыкнул, любопытствующе взглянув на профайлера. — И в этом случае я буду счастлив, если ты согласишься составить мне компанию. — Это всё так ненормально… — Уилл закрыл лицо руками и потёр свод бровей, пытаясь снять пульсирующее напряжение с глаз. — А кто из нас когда-либо был нормальным? Действительно. Кто?