Only The Results

Чарли напевала себе под нос, приступая к организации Попытки Обмена хобби #3: На этот Раз Более Личной! Пластилин, рисование, Лего, караоке, работа! Теперь, когда Муни, э-э, "успокоил" принцессу, тот был уверен, что добьется прогресса в своей терапии! Не говоря уже о том, что наблюдать за тем, как эти двое детей сближаются из-за глупых игр и поделок, было бы просто восхитительно. Обычно пациенты подходили с течением времени. Сейчас же Вэгги и Энджел, как обычно, о чем-то спорили. — Ну же, Злюка! — застонал Энджел. — Мы на мели, но разве мы не можем хотя бы повеселиться, как в старые добрые? Я знаю нескольких девушек, которые даже твой ледяной двигатель заставят завестись, причем задешево! — Нет, Энджел, даже если бы у нас были деньги! — Как так получилось, что у нас под этой крышей две гребаные принцессы, а мы все еще кучка нищих болванов?! — Энджел оглянулся и закатил глаза. — Серьезно, Чак? Снова обмен хобби? — Нет… — сказала Чарли, погрозив пальцем. — В последние два раза нам помешали. Это не считается. Мы найдем что-нибудь для Муни, чтобы он мог выразить себя, даже ценой своей жизни! — Плюс, — сказала Вэгги, ухмыляясь. — Наблюдать за тем, как эти голубки возятся с клеем, будет вполне мило. — Оооо! — взвизгнул Энджел, ухмыляясь, пара рук сцепилась перед ним, в то время как другая схватилась за его покрасневшее лицо. — Может быть, они начнут делать призрачные штучки! — Призрачные? — спросила Чарли, склонив голову набок. — Да, как в фильме с Патриком Суэйзи и Деми Мур? — сказала Вэгги, подойдя к Чарли сзади и обняв ее сзади. — Где они лепят глиняную посуду, и начинает играть эта банальная песня. — Оооо, моя любовь~ — промурлыкал Энджел. — Моя дорогааая... — Боже! — проворчал Хаск, войдя в дверь. — Ты что, здесь пытаешь кота? — Не-а, — сказал Энджел, подмигнув ему. — Но я могу сделать одному котику приятно за приемлемую цену! — Пас, — Хаск прошел мимо него и взглянул на разнообразную ерунду, разложенную на столе. — На третий раз все получится, а, Чак? — Ты это знаешь! Хаск налил себе кофе из кофейника и сел, переводя взгляд с одного на другого. — Что вас, птичек, так взволновало? — О, я просто, э-э, волнуюсь насчет продолжения программы! — сказала Чарли, покраснев. — Ага, — пробормотал Хаск в свой кофе. — Не купаешься в лучах любви? — Нет! — сказала Чарли, защищаясь, прежде чем добавить вполголоса. — Не совсем, во всяком случае... — Ага. Действительно, — Хаск фыркнул и швырнул наполненную чашку в темный угол. — А что насчет тебя, Ал? Ты точишь дрова или делаешь макраме? Аластор поднялся из тени, кофе на его костюме испарился без следа. — Не угадал. Я здесь, чтобы посмотреть, что же на этот раз помешает доблестной попытке нашей доброй хозяйки искупить вину психически неуравновешенного массового убийцы! Хаск моргнул и пожал плечами. — Справедливо. Ставлю на очередную галлюцинацию. — Пятьдесят баксов на то, что Столас заявится на вечеринку! — сказал Энджел, хихикнув. — Злой Совиный Папочка! — Нихрена! — Хаск усмехнулся. — Стопудово галлюцинация. Я ставлю пятьдесят долларов на это! — Я тоже ставлю! — сказала Вэгги. — Ставлю на махинации с помощью Стенда! Ниффти с пронзительным криком выпала из вентиляционного отверстия на потолке и через секунду отряхнулась. — Пятьдесят баксов на то, что она вытащит его отсюда, чтобы заняться сладкой любовью! — Зачем мне вообще притворяться, что мы профессионалы? — застонала Чарли, прижав ладонь к лицу. Все резко повернулись, когда Мунчайлд и Октавия вошли в комнату. Парочка остановилась, когда группа попыталась выглядеть естественно, но у них не получилось. — Что ж, хорошее начало дня, — проворчала Октавия. *** — ...Воды ровно столько, чтобы глина не прилипала, но не слишком много, чтобы она начала растворяться, — сказала Чарли, лепя свой кирпичик из глины. — Важен баланс. Часть обучения лепке состоит в том, чтобы выяснить, какой стиль подходит именно вам. Некоторым людям нравится, когда она немного липкая, но другим нравится, когда она приятная и влажная! Энджел хихикнул, создавая недвусмысленно фаллическую скульптуру. — Это все про тебя! Сделай что-то личное, что-то свое! Мунчайлд нанес последние штрихи на свою скульптуру и улыбнулся. Он не был профессионалом, но ему казалось, что достаточно хорошо изобразил Октавию. Чарли сказала, чтобы он делал все, что угодно, лишь бы это касалось его, и прямо сейчас Октавия была всем, что ему было нужно. Он сел и, улыбнувшись, оглядел комнату. Вэгги взяла кусок глины, проделала в нем ручкой несколько отверстий, назвала его держателем для ручек и теперь потягивала кофе и читала учебную книгу, в которой перечислялись привычки успешных администраторов. Ниффти тщательно и добросовестно создавала фигурку садового гнома с отрубленной головой. Аластор стоял перед своим куском глины, аккуратно сложив руки за спиной; кусок глины истекал кровью и скулил, как замученный пес. Чарли деловито работала над чем-то, что, как он подозревал, должно было быть миской, но в результате превратилось в очередную пепельницу. Он повернулся, чтобы взглянуть на Октавию, которая своими когтями вырезала из глиняного куска стилизованную скульптуру взлетающей совы с рыбой в когтях. Та заметила его внимание и улыбнулась, подмигнув ему. — Блядь! — рявкнул Хаск, когда его огромная кружка снова развалилась. — Ебучий кусок говна! Что не так-то?! Мунчайлд посмотрел назад в прошлое. Последние 100 секунд были воспроизведены дюжину раз с разных ракурсов в одно мгновение. — Кажется, я знаю, в чем проблема, мистер Хаск. Тебе нужно поддерживать равномерную толщину на всем протяжении объекта. — О, и это все? — Хаск усмехнулся. — Потому что я все это время просто валял дурака! — Ну, ты должен, эм, увидеть, как ты делаешь это своими руками и… — Мунчайлд поднялся на ноги и направился к нему. — Вот, я тебе покажу. — Что ты… — сказал Хаск, когда Мунчайлд подошел к нему сзади и сел на табурет позади него. — Эй! — Просто держи руки вот так, — Мунчайлд притянул Хаска ближе к себе между ног, взял руки Хаска в свои и направил их к развалившейся куче глины, его более крупное, мускулистое тело аккуратно направляло меньшего демона. — Вот так, попытайся представить линию и просто лепи глину по ней, стараясь не выходить за нее. Глина вращалась на поворотном столе, пока Мунчайлд проводил покрасневшего Хаска через весь процесс. Его квадратная челюсть покоилась на его плече. — Что ты вообще делаешь? — спросил Мунчайлд ему на ухо. — Э-э… — пробормотал Хаск, одновременно взволнованный и возмущенный. — Кружку для пива. Выглядит хорошо, я думаю, что у меня получилось. Теперь ты можешь остановиться. Мунчайлд улыбнулся, осторожно поглаживая большими пальцами костяшки пальцев Хаска. — Я думаю, что из нас получится хорошая команда. Хаск огляделся и заметил кривые улыбки и дразнящие взгляды остальных членов круга. — Если кто–нибудь из вас вздумает напеть хотя бы три ноты из той дебильной песни...! — О-о-о, моя любовь~! — синхронно начали Вэгги и Чарли. — Моя дорогая~, — напел Энджел, послав Хаску воздушный поцелуй. Аластор появился в поле зрения, злобно ухмыляясь. — Я жаждал твоего... — Прикосновения! — вмешался Мунчайлд, сдерживая разъяренного Хаска мускулистым объятием. — Долгое, долгое время~ — Отъебитесь от меня! Круг разразился смехом, когда Хаск вскочил на ноги и бросился к кофейнику, налил себе чашку и невольно улыбнулся. Мунчайлд наложил последние штрихи на пивную кружку, прежде чем поднять глаза на Октавию, которая рассматривала его скульптуру. — Эй, Муни, — сказала она, склонив голову набок. — Кто это? Мунчайлд улыбнулся и вытер грязные руки полотенцем. — О, кое-кто важный для меня. Может быть, ты с ней встречалась. Октавия развернула стол, открыв скульптуру красивой молодой женщины, человеческой женщины. — Нет, не думаю, что видела ее. Мунчайлд вздрогнул от шока и резко поднялся на ноги. — Что? Но... но я могу поклясться... Он подошел к скульптуре, изучая мучительно знакомое лицо. Октавия скрестила руки на груди, явно не впечатленная. — Ну? Кто она такая? — Что здесь происходит? — сказала Чарли. — Мунчайлд вырезал девушку, — сказала Октавия, повернув скульптуру к Чарли. — Важную девушку. — О, нет… — в ужасе воскликнула Чарли. — Муни… это твоя мать? Октавия выгнула бровь. — Его мать? — В первый раз, когда мы обменивались хобби, Мунчайлду приснилось, что он зашивает рот своей матери, — сухо сказал Энджел. — Рыболовной леской. — Что?! — Она не моя мать… — пробормотал Мунчайлд, его взгляд был отрешенным. — Она моя дочь. Из круга вырвался вздох. Глаза Октавии расширились. — Твоя кто?! — Моя-АРГХ!— Мунчайлд согнулся пополам, обхватив голову руками. Ему казалось, что она вот-вот лопнет от внезапного прилива информации, воспоминаний, мыслей и чувств кого-то другого, кого-то глубоко встревоженного и ужасно жестокого. Ненависть. Его дочь. Поражение. Путаница. Затем Страх. Боль. Смерть. Страх. Боль. Смерть. Страх. Боль. Смерть. Страх. Боль. Смерть. Его глаза распахнулись, и он вскочил на ноги. Ближайшее будущее разыгралось перед ним в одно мгновение. Он повернулся к ошеломленной Октавии. — Вия! Мне нужен портал, немедленно! — Что? — Портал, портал на Землю! — Куда на Землю? — спросила она, наконец осознав абсурдность ситуации. — Зачем? Муни, что происходит? — Мне нужен портал на Землю, немедленно! Случайное местоположение! — он схватил ее за плечи. — Вия, просто сделай это! Октавия увидела горящую решимость в его глазах. Что бы ни случилось, Мунчайлд знал, что происходит, и этого было достаточно для нее. — Хорошо! Она призвала гримуар и открыла портал на Землю. Парочка проскочила внутрь и в мгновение ока исчезла. Круг был охвачен ошеломленной тишиной, которую нарушил только Энджел, сказавший: — Итак, кто выиграл? — Я! — обрадовалась Ниффти. — Платите, неудачники! — Мы не знаем, убежали ли они трахаться! — сказала Вэгги, скрестив руки на груди. — Нам придется подождать, пока они не вернутся. Я все еще держу пари, что это были махинации стенда. Чарли села в свое кресло, закинула ноги на стол, сбросив остальные хобби на пол, прежде чем щелкнуть пальцами в сторону Хаска. — Хаск. Без малейшего колебания Хаск полез в карман и достал фляжку, которую бросил ей. Чарли открыла фляжку и начала пить. *** Улицы были запружены людьми. Протестующие шли массовым маршем, на плакатах и транспарантах сверкали слова "Покончить с коррупцией", "Покойся с миром, сенатор Ковач" и "Политика без денег". Публичная смерть сенатора Ковача взбудоражила нацию. Когда зловещие подробности его смерти просочились из независимых источников, вся страна подняла оружие в знак протеста, и она имела на это право. Люди всех рас и вероисповеданий, левые и правые, все вышли на улицы, чтобы выразить протест против явно неприкрытого презрения "третьих сторон" к демократии. Беспорядки вспыхнули по всей стране, и в ответ на все попытки умиротворения становились все более решительными. Эдвард Ковач стал мучеником, покровителем нового движения. В Нью-Йорке полицейский спецназ обрушился на толпу протестующих, когда те подожгли автомобили и мусорные контейнеры. Старые и молодые, в масках и без масок, все оказывали сопротивление. Стена из баллистических щитов продвигалась вперед, выпуская слезоточивый газ, стук сапог по асфальту и удары дубинок создавали адскую какофонию, которую перекрикивали возгласы протестующих. Из переулка, спотыкаясь, вышел мужчина с растрепанными волосами и широко раскрытыми от ужаса глазами. Он был высоким, исключительно красивым и одет только в брюки и майку в сеточку. Он резко крутил головой по сторонам. Его взгляд был диким, и он вздрагивал от каждого звука, как будто ожидал удара. Выйдя на улицу, он съежился, когда протестующие и полиция прошли маршем по противоположным сторонам улицы. — Эй! — крикнул грубый голос. — Вернись внутрь! Возвращайся в свой дом! Он обернулся и увидел полицейского спецназовца, размахивающего щитом и дубинкой. Он закричал и побежал, спасая свою жизнь. Убьет ли его этот человек? Такова ли это его судьба на этот раз? Он протиснулся сквозь толпу протестующих, которые возмущенно начали ругаться, но пропустили его. Море тел, море потенциальных убийц, море смерти. Он протиснулся мимо них, крича и скуля. Он должен выжить, должен сбежать. Он, спотыкаясь, вышел на тротуар, в его голове царило бездумное безумие. Боль и смерть подстерегали его за каждым углом. Он должен бежать, спасаться. Но оно, конечно, найдет его, Реквием найдет его и снова прикончит. Ему нужно бежать, бежать и бежать. Яркий свет привлек его внимание. Машина, седан среднего размера, неслась по тротуару прямо на него. Быть раздавленным автомобилем. Это было не в первый раз и уж точно не в последний. Машина взревела и помчалась к нему. Ее металлический капот и скрежещущие, рвущиеся шины были готовы раздавить, искромсать и покалечить его. Он почувствует все, каждую сломанную кость, каждый разорванный мускул и отрезанную полоску плоти. Он почувствует все это, и в ту секунду, когда боль начнет стихать, он будет перенесен в другую реальность, целым и невредимым, готовым беспрепятственно пережить следующую агонию. Фары осветили его, он почти чувствовал жар ламп на своей коже, когда ужасный хриплый звук разорвал воздух. В следующую секунду он услышал визг резины по бетону, приглушенный треск сдавливаемого металла, и оглушительный грохот, с которым тонны стали и алюминия врезались в кирпич и бетон. Он открыл лицо и увидел огромную и мускулистую фигуру, возвышающуюся над ним, готовящуюся к удару. Машина лежала, врезавшись в соседнее здание, от нее осталась лишь груда искореженной стали, тлеющая в том, что раньше было бистро. — King Crimson? — прохрипел он. — Ты вернулся ко мне? Фигура посмотрела на него сверху вниз глазами цвета фуксии, в которых было что-то ужасно знакомое. — Все в порядке, — сказал он, его голос был сладким, мягким и знакомым, голосом из лучших времен. — Я здесь ради тебя, — оно наклонилось, подняв его с земли, как будто он был ребенком. — Ты в безопасности. — Эй! — рявкнул другой голос, прервав его серией выстрелов. — Опусти стриптизера! Фигура разжала руку, сбросив полдюжины пуль на землю. — Ты только что выстрелил в меня, а потом выдвинул требование? — Брось стриптизера, урод! Существо ничего не сказало и зашагало прочь по улице. Толпа расступалась вокруг него, словно Красное море. — Чувак, — сказал один из протестующих. — Что мы курили? — Только ACDC и Canna-Tsu, — крикнул другой. — Я клянусь! — Значит, ты тоже видишь восьмифутовую девушку-птицу? — И шикарную супермодель-кальмара, да! — Принеси мне еще этого дерьма, чувак! — Октавия! — закричал гигантский демон-рыба. — Портал! Сейчас же! — Мы должны вернуться туда, где открылся портал! — сказала огромная сова-демонесса, оттолкнув протестующего, который ударил ее по ноге. — Отвали! — Что?! — Я же говорила тебе, эти старые гримуары - отстой! — Проклятье! Мускулистый Морской Демон пробирался сквозь толпу. Люди расступались вокруг него, некоторые из них восхищались его телосложением. Пара переглянулась и побежала по переполненной улице, расталкивая людей со своего пути. — Здесь! — крикнула Октавия, перекрывая рев толпы. — Мы на месте. Просто дай мне секунду, чтобы повторить заклинание! Морской Демон грубо отбросил человека, и затем его руки превратились в размытое пятно, когда он отразил залп автоматического огня. — Черт! Что происходит? — Берегись! — закричал Дьяволо, когда огромный бензовоз выскочил на обочину и помчался к ним. Морской Демон ринулся вперед с нечеловеческой скоростью и мощным ударом отбросил от себя тонны быстро движущейся стали и нефти, послав пылающие обломки в соседнюю толпу, он уничтожил сотни людей мощным взрывом. Другой полицейский спецназовец открыл по ним огонь. Морской Демон отразил пули одной рукой. — Что происходит? — закричал Морской Демон, ужаснувшись кровавой бойне. — Как будто этот город пытается убить нас! — Это реквием! — крикнул Дьяволо, указывая на небо. — Он должен убить меня, иначе он не сможет перезагрузиться! Ужасающий рев наполнил воздух, когда 747-й с визгом пронесся по земле в сторону троицы. — Вия! — Поняла! — демонессу-сову заглушил рев реактивных двигателей. Троица прыгнула в портал как раз в тот момент, когда авиалайнер несся прямо на них, рев двигателей сменился ужасающим, глухим взрывом, когда загорелись тысячи литров керосина. Сотни людей были сожжены в результате– –В Нью-Йорке полицейский спецназ обрушился на толпу протестующих, когда те подожгли автомобили и мусорные контейнеры. Старые и молодые, в масках и без масок, все оказывали сопротивление. Стена из баллистических щитов продвигалась вперед, выпуская слезоточивый газ, стук сапог по асфальту и удары дубинок создавали адскую какофонию, которую перекрикивали возгласы протестующих. Реквием был прерван. Октавия, Дьяволо и Мунчайлд прыгнули в портал, окруженные клубами пламени и тлеющими кусками алюминия. Звук взрыва оборвался как раз перед тем, как портал захлопнулся. Они лежали, тяжело дыша, на земле, когда вокруг них сомкнулись различные нечеловеческие фигуры. — Вы, ребята, трахнулись? — спросила самая маленькая. Дьяволо закричал и метнулся в угол. — Монстры! Держитесь подальше! — Кто этот красавчик? — сказал один из самых высоких уродов. — Все в порядке… — сказал Морской Демон, умиротворяюще вытянув руки вперед. — Ты в безопасности. Все кончено. Наконец-то все закончилось. Дьяволо тяжело дышал. Его дыхание было неровным, как у загнанного зверя. Что-то, однако, что-то в монстре перед ним заставило его остановиться. Теперь он мог думать, он не умер, прежде чем смог отдышаться. Что происходит? — Я вытащил тебя оттуда, — сказал Морской Демон, выражение его лица было спокойным, а тон успокаивающим и знакомым. — Теперь ты свободен. Было что-то в выражении лица монстра, в его глазах, в его голосе: что-то очень знакомое. — ...Доппио? — Да, — сказал Доппио спокойным и успокаивающим тоном. — Это я. Ты в безопасности. Мы в безопасности. *** Огромное сооружение возвышалось над Гордыней, царством проклятых и грешников, владениями Люцифера. Древний и загадочный зиккурат высотой в несколько километров, столбы красного света исходили из десятков точек вдоль его массивной структуры. Бесконечный парад проклятых душ был вынужден маршировать вверх по его бесконечной лестнице к светящемуся куполу, закрывающему внутреннее святилище и храм. Этот извилистый марш сардонически называли "Лестницей в небеса", поскольку никто из тех, кого заставляли подниматься, никогда не возвращался. Добро пожаловать в роскошное поместье великого герцога Саллоса. Саллос сидел за своим столом, аккуратно выцарапывая свою подпись на документе в трех экземплярах. Попытка идти в ногу с планами Трабла занимала полный рабочий день и требовала, чтобы тысячи свидетелей ежедневно отправлялись на Станок Душ, дабы адекватно отслеживать его действия. Процесс был сродни вынесению смертного приговора и, как таковой, требовал двойной бумажной волокиты: одна для допроса и получения права собственности на добытую информацию, а другая для получения разрешения на казнь души от имени люциферианского режима. Заявки никогда не отклонялись, но все равно требовалось время, чтобы получить ответ. Герцог покрутил запястьем, бумажная волокита была неизбежным злом даже в аду. Всех без исключения сообщников или свидетелей ходов Трабла следовало посадить на стул и тщательно прошерстить их души насчет информации, а не полагаться на пересказы из вторых рук, изобилующие "может быть" и "Я думаю". Такая процедура обычно применялась к предателям, но тут были смягчающие обстоятельства. По крайней мере, бумажная волокита подходила к концу, и как только его следователи отсортируют и интерпретируют данные, он сможет начать составлять представление о том, где проклятый демон прячет Труп. Как можно более полная карта убежищ ублюдка была жизненно важна, если он хотел вернуть артефакт. Потребовалось бы единое, одновременное действие, чтобы уничтожить всю его организацию и обезопасить Святой Труп, поскольку Саллос по опыту знал, что организация Трабла может свободно перемещаться между различными локациями, и пропажа даже одного из них может означать потерю и Трабла, и Трупа. Последний документ на его столе был весьма серьезен, поскольку именно он испортит его отношения с любимым кузеном в обозримом будущем: смертный приговор бесам. Их казнь вполне могла быть безболезненным, мгновенным уничтожением, но их знание внутренней части Хранилища и средств защиты, используемых смертными, представляет особый интерес для него и Люцифера. Если люди когда-нибудь снова попытаются собрать такой набор могущественных артефактов, будет разумно знать точную степень их способностей. Плюс их карательная ценность для Столаса и относительное отсутствие могущественных союзников делает их абсолютно идеальными целями. Он убьет двух зайцев одним выстрелом. Еще… Столас будет мрачным по крайней мере в течение следующего столетия, так что Саллосу придется привыкать к сутулым плечам и уродливому виду. Но Октавия будет в безопасности. Он сможет жить с этим. Саллос подписал документ, скрепив его своей нерушимой, необратимой печатью: теперь бесы были все равно что мертвы. Он поднялся на ноги и направился к двери. Ему пришлось организовать драку, чтобы наскрести дополнительных свидетелей и сообщников Трабла и его банды: они обязательно пригвоздят этого ублюдка к кресту и посмотрят, как он будет гореть на нем! Его рука сжалась на дверной ручке, когда он вспомнил: зуб! Безвкусный золотой зуб, который он извлек из этого вульгарного насекомого, почистил и отполировал, собираясь подарить его своему прилежному капитану. В настоящее время он находился в ящике его стола. — Я бы и о своей голове забыл, если бы она не покоилась на моих плечах, — пробормотал герцог вслух. — О, есть проблемы и похуже, — сказал приятный голос с южным акцентом. — Ты должен знать это лучше всех, Салли. Холодный озноб пробежал по спине Саллоса, когда он обернулся, то увидел, как в его кресле, положив ноги на подлокотник, сидел Люцифер. "Утренняя звезда" обладал хрупким телосложением, был комично низкорослым и в то же время совершенно устрашающим. Его аура заставила воздух вокруг свернуться, металлический привкус покрыл язык Саллоса. Низкий пьянящий гул его мощи был подобен глухому сердцебиению, раздававшемуся со всех сторон, как будто его целиком проглотил дремлющий Левиафан, пробудившийся вновь. — Ваша светлость. Улыбка Люцифера сверкнула. Он вскочил на ноги и оглядел весь мир, как ребенок, стоящий на офисном стуле своего отца, сложив руки за спиной. — О, ты всегда такой формально-нормальный, Салли! Почему бы тебе не присесть? Саллос внезапно оказался за своим столом, сидящим в кресле, в то время как Люцифер встал на его стол так, что они оказались лицом к лицу. — Вот! Расслабься, мы все здесь друзья. — Чему я обязан такой честью, ваша светлость? — сказал Саллос. — А, что? — Люцифер отмахнулся от него, легкий грузинский акцент придавал обезоруживающую щебетливость его речи. — Я не могу заскочить и посмотреть, как поживает мой лучший миротворец? Ты так усердно работаешь, и я просто хотел дать тебе знать, что я очень благодарен за это! Он постучал ногой, обутой в блестящие черные сапоги для верховой езды, по столу из Адского дуба; под его ногой оказался конверт с яблочно-красной печатью Люциферианского режима. — О, и еще передать вот эту штуковину. — Вы... могли бы послать гонца. Его улыбка стала еще шире. — В прошлый раз, когда я посылал одного из своих гонцов, ты столкнул его в Бездну. — А в последний раз, когда я был у вас на ужине, я использовал салфетку, ваша светлость, — сказал Саллос, взяв конверт. — Ах-ха-ха-ха! Вот тот Нахальный Салли, которого я знаю! — Люцифер хихикнул в тыльную сторону ладони. — Честно, я думал, что эта работа достанет тебя! Ты всегда такой серьезный и суровый "оооо, я Дурачок Салли! Я сохраняю мир! Ух! Этикет"! Саллос сломал печать и развернул кусок пергамента. — Это Указ. — Бинго, Ринго! — сказал Люцифер, постучав по своему несуществующему носу и взглянув на Саллоса. — Абсолютный окончательный вариант! Он, по сути, тот же самый, что ты получил заранее, все, что я сделал, это добавил два маленьких слова, чтобы, знаешь, немного усилить его. Дать ему немного "умф"! Краска сошла с лица Саллоса, пламя его бровей съежилось и замерцало, когда он читал, его сердце ушло в пятки, оставив после себя холодную полость: "член семьи". Это были слова "член семьи". — Всем, кого это может касаться. Ваш король Люцифер Морнингстар, Обладающий Могуществом Превыше Всего Под Властью Бога, постановил, что за его халатность и проступки принц Столас Гоэтия будет подвергнут неофициальным карательным действиям. В качестве наказания была предложена смерть любимого члена семьи, чтобы последствия свелись к минимуму. Действие этого указа истекает после выполнения вышеупомянутой карательной акции. — Видишь? — сказал Люцифер, его улыбка внезапно лишилась всякого добродушия, и он оскалил клыки под парой холодных, полных ненависти глаз. — В яблочко. — Но-но это жестоко! — Мммммм...? — Люцифер протянул руку в дружеском жесте. — Ты, должно быть, новенький, добро пожаловать в ад. Рот Саллоса на мгновение дрогнул. Холодный пот выступил на его высоком, гордом лбу. — Но... почему? — Почему? — Люцифер на мгновение задумался над этим вопросом. — Ммм, потому что. — Потому что? — спросил Саллос, его аура вспыхнула от его гнева. — Потому что что? — Потому что, потому что, потому~ — сказал Люцифер нараспев. — Потому что я хочу, чтобы ему было больно. Я хочу, чтобы ему было так больно, как только возможно. Конечно, соперники Столаса будут рады шансу насолить этому напыщенному педерасту (особенно Моракс), но как только все будет сказано и сделано, и голова девушки окажется на острие, возможно, они подумают. Остановятся и действительно подумают о том, что это значит: Я знаю, как ~причинить боль~ им. Всем им. Всем вам. Если они будут перечить мне, причинять мне горе, заебывать меня... В комнате стало холодно, холоднее, чем в любой бездне, настолько холодно, что сам воздух затвердел и осыпался на пол бисером, лампы и светильники в комнате перестали отбрасывать свет и вместо этого погрузились во тьму, которая была не столько отсутствием света, сколько мертвым, гниющим трупом даже самой идеи света. Тепла. Надежды. Саллоса вдавило в его кресло, когда Люцифер, истинный Люцифер, проявился через свою марионетку, принеся с собой частичку царства, в котором он пребывал вечно - ледяной бездны Девятого Круга. Когда он говорил, не было ни единого звука, слова как будто были вырезаны в самой его душе и выползали из ушей, как мерзкие, ледяные змеи, оскверняющие и развращающие. — ...И я отправлю тебя обратно в то, что ты не можешь себе даже представить. Понятно? Саллос мог только сглотнуть. — Хорошо! — сказал Люцифер. Свет, тепло и звук вернулись со взрывом ощущений. Этого было достаточно, чтобы Саллос чуть не задохнулся от шока, но он сохранил свое лицо. Сделать что-то меньшее могло бы стоить ему жизни. — О, Салли. Я понимаю, что у тебя могут быть некоторые противоречивые чувства по этому поводу, — сказал Люцифер, его тон был почти убедительно сочувствующим. — Ты же такой большой и мягкотелый. Что ж, мне нужно, чтобы ты избавился от этих чувств и выполнил свой долг, потому что, если мы не выкопаем этот труп дважды, боюсь, нас посетят легавые. Глаза Саллоса широко распахнулись. — Что вы имеете в виду? — Ты, без сомнения, задаешься вопросом, что привело меня в такое ветхозаветное настроение, — сказал он, улыбаясь так, словно отчаянно хотел содрать с кого-то кожу живьем. — Ну, поскольку ты мой парень, я думаю, ты должен знать. Как раз перед тем, как прийти сюда, чтобы вручить указ и пригласить тебя на ужин, мне позвонил не кто иной, как Майки! Саллос на мгновение задумался над этим, прежде чем шокированно моргнуть и медленно, нерешительно взглянуть вверх, на потолок. — ...Майки? Люцифер кивнул, подмигнув. — Верно. Тот Майки. О, и мои звезды, если у нас не было самой вдохновляющей беседы! Похоже, что эта маленькая заминка добралась до вершины в рекордно короткие сроки. Преодоление плотной небесной бюрократии менее чем за год, это было бы впечатляюще, если бы не было так... неудобно. Итак, после этого замечательного маленького семейного момента я был вынужден внести некоторые дополнения в Указ в последнюю минуту и прибыл сюда, чтобы лично сообщить тебе хорошие новости. Саллос открыл рот, чтобы заговорить, когда Люцифер приложил коготь к его губам, ухмыляясь, как сама смерть. — О, просто закрой свой гребаный рот и слушай. У тебя есть один день, чтобы завершить эту возню с Указом, убить кого надо и покончить с этим делом. Потому что, если ты не достанешь земные останки моего брата-отца и не вернешь их в мир смертных в ближайшее время, эти крылатые придурки пришлют свою собственную поисковую команду! Не думаю, что мне нужно объяснять тебе, почему мы предпочли бы, чтобы они этого не делали. Понимаешь? Саллос быстро кивнул. — Хорошо, — Люцифер отступил назад и выпрямился, приподняв цилиндр перед окаменевшим герцогом. — Лилли передает привет. Она хочет узнать твое мнение о ее новом рецепте суфле, так что, знаешь ли, заканчивай работу и перезвони ей по этому поводу. Хорошо? Здорово. Покеда! Люцифер исчез в столбе ледяного черного пламени. Саллос сидел молча, с широко раскрытыми глазами и измученным выражением лица; все его планы, все его приготовления - все впустую. Он выполнит свой долг ради своей семьи и ради всего Ада, но ничто не могло унять жгучее, горькое чувство в глубине его существа: впервые за свою долгую, долгую жизнь он почувствовал себя по-настоящему проклятым. — О, это так! — сказал Люцифер, снова появившись на его столе. — Вот, держи! Саллос посмотрел вниз. Его рука была поднята и раскрыта; в ладони лежал отполированный золотой зуб. — Она так много работает, не так ли? — проворковал Люцифер, тепло улыбаясь. — Передай доброму капитану мои наилучшие пожелания! Покеда, на этот раз по-настоящему! С этими словами Люцифер исчез. Саллос сжал зуб в руке и наклонился вперед, положив голову на кулаки. По его щекам потекли красные кровавые слезы.