Алые осколки

      Самолёты.       Не то, чтобы я наслаждался этим вариантом роскоши, но собственные самолёты это безумно удобно. Алекс приучил, Громов, зараза только закрепил это ощущение. Элементарной необходимости для быстрых перемещений в и вне страны.       Самолёт Алекса… вернее самолёты, м-да, у него этих красавчиков двое. Один более помпезный — если так можно описать что-то Алексовое, а второй в утонченном скандинавском стиле — быстрый и компактный.       Самолёт Громова… отличается, вот он да — шикарный именно покрасоваться, словно это главная причина и функция вообще этого транспортного средства. Но да, естественно со всеми удобствами.       Но…       Самолёты Алекса изучены вдоль и поперёк. Все винтики, горизонтальные и вертикальные поверхности объезженны и проверены, притерты и опорочены. Иногда в моменты полёта, иногда во время постоя в ангаре.       Родной запах, приятные и привычные глазу оттенки, начиная от мебели и до блокнота с ручками. Знакомые лица, — их называть персоналом или? — стюардов и повара, но…       Сегодня, блять, всё иначе.       Слишком тихо, слишком напряженно, я сейчас илишний элемент в этом месте и это больно. Алекс просто садиться на свое место. Без слова ко мне, без единого даже взгляда, а меня до мурашек пробирает. Возвращение домой оказывается не таким радужным, хотя я на это не надеялся. Ожидал злости, нетерпения, десятка колких фраз, что маленьким ёжиком бы щекотали нервы. Но не тишины.       Тишина со стороны Алекса напрягает сильне любых слов, он ведь не сдерживает в себе эмоции и тогда, что это значит? Перегорел? Ему безразлично?       Так нет вроде, напряжение так и витает, а вгляды — какие же они неприятные. Ощупывающие и липкие, наглые, но безмолвные. Судя по всему никто не знает, меня на эшафот возвращают или просто на собственное место.       Страшно. Удивительно, но это беспокойство холодным липким слизом проникает под кожу. Гораздо сильнее того, когда сбегал, ощущается абсолютно иначе.       Тишина и лишь звуки приборов самолёта, едва гудит кофеварка. Дзынькает что-то на фоне. Это всё пиздецки неуютно, в голову забираются уж совсем двинутые мысли.       Есть огромная разница между «хотеть умереть» и «не хотеть жить» как бы синонимично они не звучали. На самом деле никто не хочет умирать, просто иногда жизнь ощущается слишком трудно, так словно из неё действительно нет выхода. Словно или же когда каждый вздох причиняет физическую боль, а ты не болен. Когда весь мир против тебя или ты один стоишь против всего мира. Чаще всего — стоишь на коленях утопая в сожалениях или отчаянии.       Шиза — она поглощает медленно и бесповоротно, болезненными волнами и яркими вспышками. Тебе плохо, настолько хуево, что тошнит. Опять. На этот раз от самого себя.       Уборная здесь чистая и красивая, если так возможно говорить об этом месте. Меня полощет и я даже не могу понять почему, я ведь домой возвращаюсь, меня ведь забирают. Он забирает меня домой, но… от этого горько. Больно опять потому что я… опять ошибся. Опять я умудрился всё испортить, неужели так и остался глупым и наивным, неужели опыт прожитый мной не оставил никакого смысла.       Блять.       Полощет и полощет, хотя я и не завтракал сильно, просто перекус, но всё-равно тошнит, изнутри всё перекручивает и связывает в изотерические узлы. Ужасно.       Ужасно осознавать, что Алекс игнорит меня, осознанно отдаляет и отталкивает. Это слишком больно, если тоже самое ощущал Алекс — то это равноценная расплата. Только вот… как выяснилось я таки гораздо слабее, не способен выдержать расставание, даже не так, не способен выдержать простой холод со стороны того, кто является смыслом вселенной.       Хочется подойти, подползти к нему на коленях и молить о прощении, скулить выражая скорбь сожаления о потерянном времени, событиях и возможности быть вместе. Но это всё ничто, это настолько бессмысленно и ничтожно, что не имеет места. Это настолько откровенно бесполезно, что кровь леденеет.       Это всё так глупо, разве нет?       Есть… вернее должно быть два варианта: просто уйти закончив всё или не уходить изначально. Только вот оба варианта сплетаются, не позволяя совершить выбор. Изначально уйти — осознавая, что остаться в этот момент означает довести всё до точки кипения и взрыва, а затем сожалеть, задыхаясь без его запаха.       Свобода… свобода от всего, что сковывало и сводило с ума, что удушало… свобода от него оказалась горькой и никапельки не нужной.       Чувствую себя слезливой сучкой — вроде бы наоборот всё возвращается на круги своя, я возвращаюсь, но… Он тихий, он слишком тихий как для того, кто возвращает свою собственность, слишком-слишком…       Сейчас всё ощущается на контрасте — его не было рядом так долго, пусть я и сам выбрал побег, а сейчас он близко физически, но запредельно далеко морально. Это сжимает сердце когтистой лапкой, ломает кости и царапает внутренние органы.       Он рядом, но… его невозможно коснуться, даже словить его взгляд кажется миссией невыполнимой. Это ужасно больно, это вызывает отчаянные сожаление — одно из самых худших чувств. Если бы отметить время и переиграть, но… смогли ли бы переиграть правильно? В тот момент, с теми чувствами и их силой это было единственным верным вариантом.       Тишина, но пусть мне и не удаётся поймать его взгляд, я его и не ощущаю — Алекс открыто игнорирует меня показывая… показывая что?       Уж лучше бы накричал, встрепенул, отымел бы грубо, пусть даже в этом самолёте, пусть бы рычал и кусал мои губы, терзал меня показывая чувства, а не душил безразличием. Это пугает, ведь в какой-то момент его прорвет и это будет болезненно, для обоих.       Но больше всего… боль причиняет мысль, что это может произойти вдали от меня. В одной из комнат клуба или на сессии.       Он ведь не захочет причинить мне боль — я знаю, но с другой стороны выплеснуть все эти ощущения стоит именно на меня. Показать насколько я ошибся и затопить в сожалении, а затем вытрахать его.       Я, сидя в паре метров, ощущаю его запах, хочется заползти ему на колени и вдохнуть полностью. Шептать ему бесконечное «прости-прости-прости…» Но этого не будет.       Натоместь ловлю взгляды охранников и персонала самолёта. И в них столько… снисхождения? Как же это бесит. Реально думают, что собаку хозяин возвращает или что? Ощущается именно так. Тошно. Тошно…       От мысли, что они считают себя лучше или как, хотя не имеют на это ни малейшего права… Просто потому что оказались внешними соглядателями, наглые морды.       Но я молчу.       Алекс ведь молчит. И пока в опале, то и рыпаться не стоит. Для него сейчас любое моё взаимодействие с остальными может триггером стать и тогда добром явно ничего не кончится. А мне влетит ни за что, нет уж, если получать, так за совершенное. И поэтому я лишь спокойно улыбаюсь в ответ, они ведь не дураки, да и мой характер тоже давно знают, так зачем же нагнетают? Неужели думают, что отныне я не я и буду совсем тихонько сидеть после такого эпического отсутствия?       Ха!       Трижды ха!!!       Мне вот интересно как им всем было, пока я отдыхал-страдал.       Кто подвернулся под руку, кто стал грушей для битья? Алекс был бы не Алекс, если бы шторм никого не зацепил…       Главное — мы летим домой.       Главное — он за мной приехал!