Алые осколки

      Солнце, зараза, будит блестая мне прямо в глаза. Наглость ещё та, но утро пришло, а значит и вставать пора… Ебанное доброе утро, раненько ещё, но пора вставать.       Пахнет… логично, в принципе, пахнет завтраком — чем-то поджаренным на сковородке а-ля бекон с тостами, вероятно ещё и что-то овощно-ягодное там же и кофе. Да… этот божественный аромат мгновенно наполняет лёгкие.       Удобно, что в моей комнатке терраса или можно и просто балконом назвать, но сюда ласково светит солнышко, креслеца и столик буквально требуют уделить им внимания. Едва успеваю пару раз потянуться как в нос, пусть и из-за спины оглушающе бьёт аромат кофе и тостов.       Либэ умеет быть галантным. Он улыбается во все тридцать два, когда я оборачиваюсь и кивает. Выглядит, зараза, выспавшимся и счастливым по жизни, но… я же знаю, что он пришёл после полуночи и в не самом позитивном расположении духа, так как же так?       Я бы назвал это биологической харизмой, то есть у него и социальной в избытке, а у него ещё и такая имеется. Как же, блять, всё в этом мире не справедливо! — С добрым утром, mon cher. Выспался? — А мне его прибить хочется… никак не привыкну к нему французскому с утреца. — Доброе, Либэ. А тебе вероятно заняться нечем раз ты и готовишь ни свет ни заря, так ещё и курьером ко мне подобрался.       А он улыбается, эта ехидная нагловатая рожа. Вот по поведению вряд-ли скажешь, что лет на 7-10 меня старше. Играет у него что-то в причином месте, или шилом это называется? Мдаааа. А мне то и другого сказать нечего, то он счастливый и мне пытается поднять настроение, так разве я могу отвечать холодом или безразличием, это ведь как минимум некрасиво. — Спасибо, — улыбаюсь, — ты мне на сегодня устроишь крышесносную программу? — А ты хочешь? — Блять, а в глазах озорство и желание сделать что-то коварное. — У меня всегда припасены способы впечатлить интересного человека.       А мне и жутко приятно, иначе быть не может, когда за тобой ухаживает кто-то настолько шикарный, и неловко, от того, что я вновь и вновь его отвергаю. Даже если бы хотелось забыться, даже если бы я был способен… но, к сожалению, это так не работает.       В итоге, спустя полтора часа мы едем на его винодельню. Здесь привычно, всё понятно и легко. Аромат вина и древесины переплетается в симфонию Штраусса. Шелест листьев волнует нервы, а порывы ветра щекочат кожу. Мы заходим в одну из комнат, что меня удивляет — не погреб и не кабинет, и я замираю.       На столе стоит пакет. Я узнаю логотип, знаю, что будет внутри и меня пробирает до дрожи. На мгновение ноги становятся ватными и моментально оказавшийся рядом Либэ — поддерживает. — Зачем? — Блядство, голос дрожит. Руки дрожат, ноги едва держат.       А всё из-за пакета и бутылки вина в нём. Логотипа, который я не способен забыть и развидеть потому что мучался над ним почти год. Шаги едва даются, ноги отказываются приближать меня к сему предмету.       Пакет — блять, мне кажется я сейчас разрыдаюсь. Меня всего переполняют чувства, их блядски огромное множество сплетенных воедино с воспоминаниями. О винодельне, о вине, о всех задумках и проработках, о том… кто подарил мне мечту.       Провожу дрожащей ладонью, достаю бутылку — в ней идеально всё. Заказные бутылки из крепкого стекла, пробка из пробкового, логично дерева, мы ведь сами ездили в Португалию — смотреть сырье, — как он говорил.       Текстура…       Черт.       В нос бьёт запах морозного моря, я вижу его улыбку, его смеющиеся глаза — бутылка выскальзывает из моих рук и падает. Разбивается на мириады осколков как и наше с ним… — Осторожнее! — Недовольно рычит Либэ, утягивая меня дальше от причиненного беспорядка. — М-да, я не такой реакции ожидал. И заказ делал лишь на одну бутылку. — Зачем? — Вырываюсь из объятий и шиплю: — Зачем, тебе что — приятно издеваться? Не такую реакцию ждал, ну так прости, что не оправдал ожиданий! — Не могу остановится.       Сыплю проклятиями, оскорблениями, всем, что копаться в душе с самого первого дня во Франции. Кричу, рычу, шиплю — просто выпускаю из себя всё и, когда меня прерывает полностью — оседаю на пол. Холодный и сухой.       В комнате витает аромат вина, моего вина. Всё ещё звенят осколки и высит напряжение. Поднимаю взгляд на Либэ — он красивый, очень красивый и не стандартной красотой, а специфической. — Ты не можешь так всё время так реагировать, Владд. — Либэ делает шаг, а у меня внутри всё переворачивается.       Я ведь дрянь, да? Причём дрянь ещё та. Использую его, зная, что не откажет, потому что я ему нравлюсь, а я чувствую себя лучше с ним только потому…       Вдыхаю запах, похожий, но… не то. И внутри всё противно сьеживается от того, насколько это всё мерзко, разве нет? — Перестань пережовывать ваше прошлое. — Мгновенно поднимаю взгляд. — Да, ты говоришь, что он приедет, но… когда это будет? Ты всё время планируешь сидеть и киснуть? Нет, уж этого ни я, ни Морро не позволим.       Смешно.       Мне смешно. Морро… он ведь так всё поставил разумно. Начать с того винного фестиваля и компании — Либэ во многом схож мне по духу и я его понимаю, но… в нем столько всего, что напонимает… Алекса… Уверенность, манера держаться, навыки бизнесмена, харизма и даже некоторые повадки.       Хищные… размещённые и уверенные движения, цепкий взгляд, что замечает любую перемену на лице собеседника, ехидная ухмылочка, появляющаяся вместе с коварными идеями.       Даже прикосновения. Они иногда отдаются болезненным фантомом, словно я обернусь — и это будет Алекс, но… они отличаются, разительно и беспощадно. Где Алекс бы давил, зная, что я на его территории, в его власти и желании, Либэ держит пусть короткую, но дистанцию. Наблюдает, зная, что в моей голове и не только живёт кто-то другой.       Алекс бы не стерпел этого, он бы любыми всевозможными способами вытурил лишнего из моих мыслей — показал, что есть лишь он, гребанный центр вселенной.       Но этот центр далеко… очень далеко. А Леший, если и умудряется доставлять записочки — то об Алексе ни слова. Вот он друг или как? И вопрос кому он друг? Страшно представить, что с ним сделает Алекс… вероятно, я Громова больше и не увижу, после таких-то приключений.       Либэ — он… да, он мой человек, это странно было бы не признать. Ещё в двадцать я бы настаивал на том, что раз Алекс единственный, то так будет до скончания времен, но наивность во мне умирала. Алекс медленно и аккуратно учил меня быть реалистом, показывая все каверзы жизни.       А Либэ… он заставляет что-то внутри разгораться. Он мне нравится, нравится по многим причинам и без причин, я не могу не реагировать, но… на другой чаще весов камень с именем Алекс. И как бы не разгорался огонёк чувств к Либэ, камень с именем Алекса с весов не убрать. Не убрать, потому, что он бесконечно обжигающий, окружённый таким пламенем, что сжигает изнутри… — Даже если он вернётся… — интересно, заметно ли я вздрогнул на слове «если». — Ты ведь уже не будешь таким, как был раньше, прошло более полугода. — Либэ делает шаг ко мне: — Неужели ты не понимаешь? — Голос всё выше: — Ты думаешь у него за это время никого не было, ха? Так почему ты…       Я вижу в его глазах злость — на меня, или Алекса, которого он и не знает? Я вижу в его глазах боль — да, по своему опыту уже знаю, что чувства это невероятное мерзкая абстрактная субстанция. Атмосфера слишком… разгорячена и напряжена. — Ладно, — тяжело выдыхает приходят себя, — в сотый раз обсуждать это уже абсурдно. Поехали домой.       Дорога в напряжённой атмосфере.       Вечер, тоже напряжённый и это странно, за моё пребывание здесь, берём эти два с хвостиком месяца не было ни одного такого момента. Не настолько выраженого. Даже когда Либэ открыто выразил свою заинтересованность, даже когда я сюда переехал, даже когда он разок засветил меня в бельишке и у него встал. Никто не может отрицать биологию, а раз уж есть интерес, то…       Но сейчас, сейчас, блять, что-то внутри меня нарастало — ощущение опасности, что переплеталось со страхом неизвестного. Что-то должно было произойти. — Знаешь, — Либэ ходит почти так же бесшумно как Алекс. Почти… — Я правда тебя не понимаю в этом моменте и хочу… — театральная пауза, серьёзно? — Предложить попробовать.       А меня от одного слова колотит. От одной фразы.       С ним мы тоже просто хотели попробовать, а в итоге… Часть меня кровоточит, часть в ярости, одной из частей просто нет — я сам её вырвал, но всё ещё надеюсь. Держусь за неё. — Просто позволь мне действительно за тобой поухаживать, — улыбается, а мне даже представить страшно о чем он, — валить и трахать не буду!       Улыбается, зараза, во все сорок пять, когда я аж закашливаюсь от возмущения. Делает шаг ко мне, ладони на мои плечи опускает и внимательно смотрит. Смотрит — в самую душу, ищет там ответ, хотя и сам его знает, видит. В моей реакции, в моих движениях и действиях… — Дай мне шанс, — задумывается, — я бы сказал «затмить» того, о ком всё твои мысли, но… догадываюсь о твоей реакции. Поэтому просто позволь показать, что я могу тебе позволить. Нам…       И это до блядских мурашек, потому что… проникает в тот маленький насосик, что гоняет кровь. И бьёт очень точно.       Они так похожи, но такие разные. Оба хищники, но в одном больше агрессии, а во втором — я бы не назвал это умением убеждать, можно ли это назвать выжидательной тактикой?       Чем там отличается тактика от стратегии? Как-то мне Алекс рассказывал, а после, чтобы я запомнил — долго и качественно, кхем, показывал на практике.       'Если под стратегией понимается план действий, который ведёт вас к цели, то тактика — это отдельные шаги и действия, которые помогут вам выполнить этот план.'       Всплывает в голове вместе со сладостными воспоминаниями, а затем возвращает в реальность. Рука. Рука не Алекса, что спускается по почему плечу ниже, двигаясь к запястью. — Позволь хоть попробовать тебя завоевать. — Произносит тихо и мягко.       От Алекса просьбы — это всегда было что-то редкое и из-за этого сокровенное, а сейчас… сами слова… сам их смысл вынуждает краснеть.       Я не хочу предавать Алекса. Или я уже его предал — уехав, использовав его друга, бросил, живя с другим мужчиной, заинтересованным во мне… осталось ли хоть что-то?       Не могу это оставить. Просто не могу. Меня хватает лишь на кивок. — Ну, блять, спасибо. — Выдыхает горячим шепотом в шею, обнимая.       Пускает по мне разряды беспокойных мурашек, они не знают в какую сторону направляться и просто разбегаются во все стороны. Вечер заканчивается сидением на балконе. Мыслями…       Странными мыслями — о прошлом, о будущем, о чувствах, об ощущениях, о всём что было между…       Следующим утром за завтраком — как всегда шикарным, Либэ повторяет свою мысль.       Попробовать. Месяц. Ничего такого, но показать как он это видит.       А у меня болезненные флешбеки. Как же так странно, что ситуация почти повторяется, с похожим отчасти человеком, со схожей эмоциональной наполненостью.       И этот месяц можно назвать конфетно-букетным периодом, который мы с Алексом пропустили. Нет, конечно, было много всего, стоит только вспомнить себя совсем зелёного в делах постельных, вина, бильярд, бассейн. Под описание этого периода вполне подходит, ведь конфеты были, пусть и без букетов.       Единственное различие, Алекс никогда не был открыт в плане выражения чувств — люблю, обожаю, это не совсем те слова, что могли звучать. Хотя, про обожаю, наверное, перебор… но фразы «хочу тебя в своей жизни», «моё безумие» вполне их заменяют, какая же разница. Да и не в словах дело…       А четвёртым челенджем стал массаж. — Владд, раздевайся и ложись. — Ну я умудрился даже не поперхнуться вином. — Я сделаю тебе приятно.       Улыбается во все сорок шесть и смотрит так выжидательно, внимательно, что как раз раздеваться не хочется, да в этот момент поистине хочется оказаться подальше.       Раздеваюсь специально медленно, знаю и ощущаю, как он смотрит. Он меня не то, что рассматривает, он меня пожирает взглядом, ласкает, сука, разжигает, будит что-то внутри. Я реагирую, не могу не реагировать.       Нормальный гей не сможет не реагировать на Либэ, на его харизму и желание разложить тебя на ближайшей поверхности. Постель кажется обжигающе холодной, а ладони мужчины — кипятком. Контраст бьёт по нервам сводя с ума.       Руки у Либэ — умелые, впрочем, меня это не удивляет, может лишь слегка. Лежать под ним это запредельный кайф — ощущать как кожу уверенно ласкают ладони, как мышцы под ними напрягаются и расслаблятся — ахриненно.       А он… зараза, превращает массаж в представление. В его движениях, мать его етить, столько неприкрытого секса, столько желания, что его можно потрогать. Ну и да — физически я тоже весьма хорошо ощущаю его желание. Пятой точкой — твёрдое и горячее.       А у меня давно не было.       А тело-то реагирует предательски на эти коварные массажные манипуляции. И мне и стыдно от этого, от того, что я реагирую на эту подначку, это соблазнение в чистом виде, и нет. Кожа огнём горит, места его прикосновений пылают таким жаром, что если лить на меня воду, то она будет испаряться.       Хорошо. Возбуждение… он разливается чуткой волной лавируя по мышцам. Приятно, приятно осознавать, что и он меня хочет. Его 'хочет' весьма красноречиво упирается мне в задницу, он ведь специально сел настолько близко.       Боже, он горячий как печка. Я даже представить боюсь какие мысли у него в этот момент, догадываюсь в какой плоскости, и в каком положении в них присутствую я, но…       Оказывается можно кончить от массажа. Нет, не эротического, там ведь и так все ясно, а от обычно. Хотя обычным его сложно назвать. Либэ за минут примерно сорок делает из моего, напряженного из-за закостенения мышц, тела желеобразную массу, в процессе заставляя мышцы напрягаться уже совсем по иным причинам. Хотя и ощущение желеобразности примерно такое же.       Это кайфово — кайфово знать, что ты нравишься, не только как кусок мяса, пусть и лучшего бифштекса или мраморной говядины. Кайфово, когда твои желания и чувства берутся в рассчет. Это приятно…       Под давлением я бы и себе не признался… я его хочу.       Странно, но мне не стыдно. Казалось бы, должно или всё-таки нет?       Но мне хорошо, я кончаю с несдержанным стоном загрызая подушку и распластаясь по кровати. — Tu étais formidable! [Ты был великолепен!] — хрипит сверху, а у меня мурашки начинают свои блядские танцы. — N'est-ce pas ce que j'aurais dû dire? [Разве это не я должен был сказать?] — J'en ai assez de tes gémissements. Au contraire, je continuerais bien sûr dans une position plus, euh… intéressante, mais… Sommes-nous purement romantiques? [Мне хватило твоих стонов… Вернее, я бы, конечно, продолжил в более, кхем… интересном положении, но. У нас же чисто романтика?]       Сволочь, чистокровная сволочь, довёл до крайнего возбуждения и умывает руки, вот разве так можно? Нельзя же! Вздыхаю, понимая, что направлюсь в ванну сразу же, но размышлять могу лишь об одном…       Алекс… как, блять, о нем можно забыть? Как можно попробовать раствориться в ком-то другом, когда всё возвращает тебя к нему. Алекс бы… так меня не оставил, даже если бы… наша романтика в таком плане закончилась бы или отсосом или дрочкой. Не романтично? Отнюдь, главное ведь удовольствие… чувства.       Чувства, блядь…       Следующим шагом, ну или попыткой меня впечатлить были букеты.       Алекс никогда не дарил мне цветов, смешно, ну зачем же? Но… нормально ли, что я их сравниваю, просто не могу иначе, так словно выбираю, кто больше заинтересован или лучше показывает чувства… но остановиться не могу.       Смеюсь первый раз глядя на огромный букет алых роз, Господи, сколько же там штук? Либэ спокойно отвечает, что заказы больше чем на сто одну не берут. Предлагают тогда компоновать и брать не количеством, а экстравагантностью. Поэтому следующий букет, уже из белых роз, в коробке, и название то какое — «Еxpression la plus tendre».       Нежнейшая экспрессия? Ну в смысле выражение, о Боги…       Затем — синие розы, небольшой букет, но насыщенный оттенок синего — демоническое электро. Это действительно красиво, а затем в ход пошло вино…       Подкупить меня вином это уже более прозоично и логично, без сомнений. Мы оба, имея вкус и определённую профессиональность в этой сфере с наслаждением пробовали эти шедевры. Либэ поступил как истинный поклонник винного дела — выбрал «мифический» урожай 2000 года. Переход тысячелетий и огромное количество пафоса и баснословной рекламы и…       Chateau Franc Mayne c 90%-ным содержанием мерлo (10% — kабернe фран) — пpekрасный примep нежногo и соблазнительногo сент-этильонckогo винa. Нe отличаясь глубиной бykетa, онo всегда имеет зamечательную чистотy сортовогo фpykтовогo ароматa и обещает очень близkую зрелость. Насыщенность и богатство вкуса.       Следующим было белое, затем снова красное, красное, розовое и мы решили, что достаточно. Распивать вина сидя в патио — прекрасно. Наслаждаться тем, как раскрывается на языке его вкус, какими отливами сияет оно в лучах уходящего солнца. Вдыхать божественный аромат, наслаждаясь взглядом Либэ, который скользит по коже.       Тепло разливается изнутри с каждым глотком, жар разливается от ощущения его взгляда.       Полет на вертолёте не стал чем-то неожиданным, но впечатлений принёс огромное множество. Вид — картина природы растилающаяся внизу невероятна. Взгляд с высоты птичьего полёта ощущается чем-то волшебным, магическим и плевать на шум махины, в которой находишься, плевать на то, что высота всегда вызывала беспокойство. В этот момент всё неважно.       Это ахуенно, да, глупая романтика, но… Сердцу этого хочется, сердцу не хватает. Блять, меня так шикарно подносит этот полёт, что после я на эмоциях обнимаю Либэ. Я вижу его реакцию, понимаю, что он не ожидал, понимаю, что такими маленькими действиями может показаться, что я даю ему призрачную надежду, но… мы же решили попробовать.       И всё хорошо, всё чертовски отлично следующие несколько часов и дома, а затем…       Меня накрывает.       Я не знаю, как это описать, я не понимаю, что это за чувство. Меня всего выворачивает морально и… физически. Меня полощет у фаянсового друга, сначала остатками ужина, затем кислотой. У меня пиздецки болит голова, в неё, по ощущениям, гвозди вбивают, словно меня бьют молотком, убивают…       Меня накрывает волной паники, Господи, блять, только не это. Только не снова! Мурашки меня душат, воздух, считай, не поступает, голова кружится и мир превращается в пятна. Пятна тёмные, пятна белые, красные… Меня рвёт снова, пусть уже и нечем…       Я слышу где-то издали голос Либэ. Перепуганный и нервный. Ощущаю прикосновения, но так словно касаются через толщу воды. Издали. Из соседней реальности.       Я не могу разобрать слов.       Могу лишь отличить его приятный, пусть сейчас и повышенный, голос от фонового шума. Но понять, что он пытается до меня донести — не могу. Всё вокруг — кружится, воздух вдыхать невозможно.       Я кажется сейчас умру…       Эта мысль не успевает сформироваться, как всё ну миг замирает. Я не могу разобрать, что говорит Либэ, но… разве мне могло показаться? Он сказал Алекс, да? Мне не могло послышаться, не могло.       Мир понемногу перестаёт кружится, я точно уверен Либэ вновь повторил что-то про Алекса. К горлу подкатывает тошнота, но выхарканть лёгкие теперь не хочется.       Не знаю, а какой момент я прихожу в себя, просто очнувшись ощущаю себя в объятиях Либэ. Его грудная клетка вздымается быстро-быстро, он жутко горячий, а когда встречаемся взглядами мне пиздец как стыдно и неловко. — C'est pour ça que tu m'as fait peur! [Вот это ты меня напугал!] — Выдыхает, — Et seule la mention d'Alex vous a aidé à revenir à la réalité. [И только упоминание Алекса помогло вернуть тебя в реальность.]       Ещё сильнее стыдно — Алекс все ещё остаётся якорем моей реальности. Плевать, что якорь далеко и неизвестно, когда мы увидимся, он все ещё часть неоспоримого в моем мире.       Я понимаю, насколько это неправильно и не красиво по отношению к Либэ, к тому, что он пытается мне показать, но я ведь говорил — Алекса из меня и клещами не вытащить…       Месяц ближется к своему завершению, ещё одним восхитительным моментом оказывается ужин на крыше гостинице. Hilton, как всегда, впечатляет, на высочайшем уровне. Начиная от уровня обслуживания до качества еды, напитков и атмосферы.       Вид из ресторана просто дух захватывает, просто до мурашек все эти огни вдали, музыка и запах города… А рядом восхитительный мужчина…       Почему мы влюбляемся в не тех? Или в не тех… я даже не знаю, какая формулировка будет более корректной. С Либэ хорошо, он умудряется вытеснить из головы любые лишние мысли, но чертовыми ассоциациями и пасхалкаии меня возвращает к Алексу. Это больно.       В какой-то мере мне стыдно, но… опять-таки Алекс говорил, что не стоит стыдиться или извиняться за свои чувства, какими бы они ни были. За действия, за поступки, за слова и прочее — да, а за чувства… за них стоит держаться, ими стоит гореть, какими бы обжигающими они не были.       Либэ меня волнует, действительно волнует в самом интересном для нас обоих смысле, но… мне есть с чем сравнивать. А сравнивать сумасшествие с безумием это тоже вариант шизы, сравнивать их это преступление, так делать не стоит — советует рациональность, но разве мы к ней прислушиваемся?       Во взглядах Либэ мне мерещится взгляд Алекса, в прикосновениях фантомы его прикосновений — я схожу с ума. Я болен. Им…       С Либэ хорошо. Любой разговор или дискуссия за бутылочкой вина превращается в уникальный шедевр французской литературной психологической культуры.       С Либэ приятно, я не могу запретить ему касаться себя — ведь в этих приклсновениях, хоть есть определённый подтекст, но они нежные и мягкие. Ни к чему не обязывающие.       Мы сидим на диване наслаждаясь одним из новеньких Шато Блан. Фильм можно считать фоном, прикосновения мужчины перетягивают внимание на себя. Он проводит ладонями по моих спортивкам. Всего-то у колена, но и это будоражит. — Позволишь мне больше? — Звучит внезапно и настолько хрипло, что я аж весь подбираюсь.       А его глаза — боже, они восхитительны, смотрят прямо в самую душу и требуют открыться, просят поддаться и плыть по течению Сены. Я ни кивнуть не успеваю, ни помогать головой, как его ладонь проезжает выше по бедру.       Становится жарко…       Мгновение и я ощущаю горячие мягкие губы на своих. Либэ целует уверенно, но без напора, скорее дразня и провоцируя. Он тянет меня на себя, притягивает ближе, одной рукой поглаживая спину пуская по мне волны блаженства, а второй ласкает загривок. Держит голову, проходится подушечками пальцев по шее и это заставляет вздрагивать прямо в поцелуй.       Либэ ахуенно целуется.       Это то, в чем я теперь полностью уверен, хотя к этому моменту и не сомневался. Либэ умелый любовник — это можно понять по уверенности его движений и умеренному напору. Я ощущаю жар его тела, чувствую как он хочет продолжения, осознаю, что и сам не буду против, но ему нужно меня подтолкнуть, сам я не решусь…       Мы целуемся медленно, долго и вкусно. Губы уже болят, мысли таят, если к этому моменту они ещё были. Мы целуемся, а его ладонь опускается ниже, лаская поясницу, медленно гладя у края футболки и джинс.       Мы целуемся и когда он таки отрывается и смотрит на меня — я вижу в его глазах… то, чего нет в моих — влюбленность. Чистая и искренняя. — Либэ, я… — Черт. Словно холодной водой окатывает. Желание никуда не девается, но мозг теперь работает немного быстрее.       Мужчина же словно ожидая неприятных слов толкает меня на постель и нависая вновь целует, на этот раз с напором. Проходясь ладонями вдоль моего тела, щекоча горячим дыханием. Сжирает меня поцелуем и отстраняется.       Жарко.       Прикосновений мало, слишком мало. Нужен контакт кожа к коже и он… — Ты такой динамо, Владд. — Горько усмехается, — ты отвечаешь так сладко, но по твоему взгляду видно, что в моих чертах ты ищешь другие. Это больно.       Хриплый голос. Грустная усмешка и Либэ встаёт с постели. Я отчётливо вижу стояк в его джинсах, на что он вновь лыбиться. — Но я буду не против если ты присоединишься ко мне в душе. — Снимает с себя всю одежду, нарочито медленно и красуясь, а затем ленивой поступью просто уходит.       Пиздец.