***
— Кофе? В знак мира, — РМ выскакивает, как ёбаный гриб после дождя, и Юнги не вздрагивает всем телом только потому, что ожидал чего-то подобного. Особенно в кафе, где тусуется каждый третий из их клуба. РМ мило улыбается и протягивает стаканчик. — Чёрный американо, как твоя душа. — Ты ебанулся? — Юнги смотрит на кофе, как на РМ-а — как на врага. — Он отравлен? С молоком? Сладкий? — Всё мимо, — РМ усаживается рядом, игнорируя недовольный взгляд Юнги, да и в целом отталкивающую ауру раздражённого человека. — Я разузнал твои вкусы, чтобы не проебаться. Вот оно ему надо на следующий день после такого тотального унижения на ринге? Юнги качает головой и демонстративно утыкается обратно в телефон. Напряжённая тишина его нисколько не бесит, а вот рассевшийся не парящийся РМ, Намджун — мысленно поправляет себя Юнги. Намджун бесит. Он вроде не сёрбает, не стучит пальцами по столешнице, не дёргает ногой. Ведёт себя очаровательно мило и спокойно, терпеливо даже. Юнги не выдерживает и бросает мрачное: — Схуяли? — Слушай, — Намджун снимает очки и трёт глаза, — я не виноват, что… — Что читаешь лучше? Что заработал репутацию моего ёбаря с одного блядского выступления, что очаровал всех своими ямочками? — Юнги перечисляет последние сплетни с видом человека, понявшего жизнь и знающего, где закапывать трупы. Он даже блокирует экран телефона, откидывая его в сторону. — Конечно не виноват, — Юнги кивает, успокаиваясь: эта территория ему знакома. Он лениво устраивает руки на столе, сцепляя их в замок, и говорит: — Это я, я неудачник. А ты, весь такой лапочка, пришёл за каким-то хуем извиняться. — У тебя есть только чёрное или белое? — Намджун отпивает кофе. Юнги к принесённому акту мира даже не прикасается. — Ты читаешь круто, твои тексты злые, хлесткие прям как ты, а ёбарем меня называет всякая шушера. Их мнение ничего не значит, а я пришёл, потому что слышал, что ты единственный тут продюсер, который может помочь оформить альбом по адекватной цене, окей? — Лесть не… — Лесть для сосалок типа Зико, а меня информировал Чонгук, — Намджун хмурится и крутит в ладонях стаканчик. — Я и не планировал выходить на ринг, приехал разыскать тебя, потому что мои сообщения ты или не получил, или заигнорил. Но Ханыль меня прям умолял, у вас там что-то сорвалось, кто-то отказался, я не вникал, ок? Юнги знает о том, что выступать должен был Си-Кей, но тот отказался в последний момент, когда узнал, с кем будет баттлить. Объективно тут никто не виноват. Дерьмо случается. И то, что Намджун, РМ, появился в нужное время и в нужном месте, буквально спасая их проёбывающиеся задницы, — это подарок судьбы. Юнги тяжело вздыхает и притягивает к себе стаканчик с кофе, открывает крышечку и придирчиво нюхает. Это он может принять. — Так это его называют пусанским маменькиным сынком, которого ты трахнул? — Тебя называют куколкой, — отбивает, морщась, Намджун, — и это лишь подтверждает, что тупые завистливые идиоты скажут что угодно, лишь бы задеть. Чонгука я не трахал, за маминой юбкой он не прячется, ты должен знать не хуже меня. Вывод напрашивается простой: люди пиздят. Юнги хмыкает и не спорит. Отчасти ему нравится, что его называют куколкой, но хуй он кому признается в этом. Кофе ничего, вкусный. Юнги пьёт его большими глотками, не заботясь о том, что может ошпарить язык или горло. Намджун продолжает гонять по столу опустевший стаканчик и молчать, даже не поднимая глаз на Юнги. Тишина возвращается, но в этот раз почти не бесит. — Так что там с альбомом? — спрашивает Юнги, когда кофе кончается. Желудок неприятно сжимается — он еще не завтракал, и пить натощак чёрный яд не самая его здравая мысль. — И почему я? Продюсеры, что ли, перевелись на районе? — Микстейп, — поправляется Намджун и, наконец, переводит взгляд на Юнги. — Продюсеры, может, и не перевелись, но я пробовал сотрудничать с тремя. Скажем так, мы не сошлись характерами. — Удивительно, ты ведь такой душка, — Юнги язвительно выгибает губы и наслаждается видом растерянного Намджуна. — А сам чего не можешь? — Зачем, если можно положиться на проверенного человека, — Намджун пожимает плечами и расслабленно откидывается на спинку стула. — Я плох в аранжировке, у меня есть несколько неплохих семплов, есть тексты, есть бит, но нет возможности собрать всё это в одно идеальное звучание. Плюс, — Намджун проводит ладонью по шее, зарываясь пальцами в волосы на загривке, — я не умею работать с, э-э, виртуальными инструментами. — А с реальными? — Юнги припоминает, как сам долго и со вкусом ебался, переходя с виртуальной гитары на реальную. Звучание стало в разы лучше, но, чтобы добиться прежнего качества, пришлось долго и нудно перебирать струны. — Гитара? — Намджун качает головой. — Пианино? — и тут: — Бля, барабаны? — Это всё умеет Чонгук, — словно это всё объясняет, говорит Намджун. — Но его приняли в трейни, и сейчас он срётся с родителями по поводу своего будущего. Думаю, на следующей неделе он заявится в клуб. — Вот этого ублюдыша мне ещё не хватало, — Юнги стонет. — Ладно, не суть, ты сейчас свободен? — Намджун кивает. — Купишь нам пожрать и го в студию. Надеюсь, флешка с материалами у тебя с собой. У меня, знаешь, не так уж и много выходных, которые я хочу тратить на втоптавших меня в ринг ублюдков.***
Намджун оказывается ничего. Юнги ни в жизнь не признается, что подумал так о ком-то, кто прилюдно назвал его сучкой, подкидывая дров в репутацию «куколки», но так и быть. Намджун шарит в текстах, впихивает дохулион отсылок, намеков и скрытых мотивов, мешает корейский с английским так, словно родился, зная сразу два языка. Юнги даже мысленно присвистывает, когда смотрит в текст трека со скромным названием «Бог рэпа». — Да уж, когда на небесах отсыпали ЧСВ, тебе не пожалели и насыпали с горочкой, — Юнги смотрит на то, как корейский алфавит разбавляется английским, кивает на некоторые мысли, соглашаясь, и качает головой на особенно пафосные моменты. Он читает: — «Если бы мне пришлось родиться кем-то ещё, то я выбрал бы только себя». — Слушай… — Нет-нет, тут я как бы согласен, — перебивает его Юнги с кривой ухмылкой. Он переводит взгляд с монитора на мнущегося Намджуна и смотрит по-новому. Первое впечатление обычно не ошибочное, но на ринге Юнги всё же был под влиянием атмосферы и заранее предвзят. — Я тоже выбрал бы себя. Конечно, местами характер можно было бы и менее говнистым, а мудачества поменьше, но я доволен Мин Юнги, так что круто, что и ты доволен Ким Намджуном. — Спасибо, — Намджун выдыхает и усаживается на крошечный стульчик рядом с креслом Юнги. — Гук мне записал бэк, я частично его переделал, но, если у тебя есть девочки-вокалистки, я готов оплатить их работу. — Богатенький папочка? — Юнги за сегодня перепробует всю сотню ухмылок из своего немаленького арсенала. Намджун не тушуется — отдельный плюсик ему в карму, — а довольно улыбается. — Окей, папочка, девочки у меня есть, да и мальчики с тенором тоже найдутся. — А ты поучаствуешь? — Я уже участвую, тебе мало? — Юнги листает тексты дальше, читая быстро, но вдумчиво. Иногда он задерживается на какой-то особенно цепляющей строчке и пытается наложить её на себя, на свой голос, свою подачу. Получается не так уж и дерьмово — у Намджуна явно есть талант писать тексты не только для себя. — О-окей, — Юнги считает количество законченных текстов, — двадцать — это много, и не все они в одной динамике, так что надо будет выбирать. — Я готов, — Намджун хлопает себя по бёдрам, — тут нет одной, вчерашней, — Юнги мрачнеет, но старается не подавать виду, — дай свой актуальный номер, я скину чуть позже. Номер давать не хочется. У Юнги, конечно, и так контактов хватит для того, чтобы завести отдельный рабочий телефон, а в личном хранить, ну, может быть, номер матери, брата. Но прямо сейчас у него только один номер, и просьба Намджуна похожа на попытку пролезть в личное пространство. Юнги мысленно заставляет себя успокоиться и перестать париться по пустяковому вопросу и протягивает телефон. — Пиши и делай вызов, — Юнги старается не пялится, как его телефон обхватывают длинные пальцы под стать его собственным, как подушечки мягко прыгают по экрану, вбивая цифры. — Напиши РМ и в скобках мудак. — Да я же извинился, — Намджун пихает его коленом в бедро и вместо озвученного записывает себя «Намджун (милые ямочки)». — Запишу тебя, как куколку, будешь знать. — Это же твой телефон, можешь записать меня хоть как блядь на пилоне, мне поебать, а тебе потом объясняться с девушкой или парнем, что в записной книжке делает куколка и схуяли это мужик. — Не то чтобы меня волновали такие мелочи, — хмыкает Намджун и демонстративно записывает Юнги, как «куколка без души». — Супер, я скину тебе текст сегодня-завтра, там кое-что надо подбить до единой формы. Норм будет, если я буду слать голосовые с мелодией? — Ещё и голосовые, — Юнги цокает и забирает свой телефон. — Шли, чего уж тут, не ты первый, не ты последний. Так, — он поворачивается обратно к монитору бука, — а теперь послушаем твои «неплохие семплы». Авторские права? — Есть разрешения, я же не новичок, — Намджун тянет немного обиженно, но это не мешает ему придвинуться ближе и прижаться ногами к бёдрам Юнги. — Все запросы официальные, есть подписи и всё такое. У меня кореша в Штатах, я через них делал. — Побольше бы таких, как ты, — мне меньше геморра на пост-продакшене, — Юнги старательно игнорирует растекающееся от прикосновения тепло. Отодвинуться не хочется. Намджун кажется неопасным. По крайней мере, сейчас, без окружения из шумящей толпы, без необходимости соревноваться за право быть первым на ринге. Юнги сдвигает ногу, продлевая прикосновение. — Держи, — он протягивает вторые уши, — надеюсь, ты не нежная фиалочка, которая разрыдается от моих комментариев. Юнги ждёт подъебки, но её не следует. Намджун натягивает наушники, поправляет выбившиеся прядки кособокой челки и счастливо улыбается. Словно ворчащий на всё Юнги — это предел его мечтаний, самый счастливый момент на свете. Юнги отворачивается, выделяет все мп3 файлы и закидывает их в проигрыватель. Блокнот с ручкой он выуживает из-под горы одноразовых стаканчиков кофе и принимается записывать мысли насчёт каждого файла. «Дерьмо», — думает Юнги, когда после третьего нормального бита включается что-то отвратительно напоминающее эффект действия наркотиков. Цветомузыка, галлюциногенные грибочки — Хосок называет это по-разному, но суть одна: под такую музыку хорошо дёргаются тела в задрыпаном клубе на отшибе. И так же хорошо ширяются до этого уровня. — Это твоё говно? — может быть, это один из тех продюсеров, с которыми у Намджуна не срослось? Юнги очень надеется, что да. — Эй, — Джун не слышит, и Юнги пихает его в плечо, привлекая внимание, — говорю: твоё? — Да, — Юнги слышит нотки гордости в ответе и теряется. — Что не так-то? — Бля, — он трёт висок, — похуй, что у нас дальше. Намджун порывается что-то сказать, но Юнги уже натягивает ухо обратно и с мрачным ожиданием включает следующий трек. Не такое говно, но всё ещё хуёвенько. Кажется, то, как складываются ноты в звучание, Намджун или знает плохо, или просто недостаточно сосредоточен для этого. Или Юнги придирается. Ему говорит это каждый второй заказчик, но что, блять, поделать, если ему в уши льётся что-то из водосточной трубы, когда Юнги хочет идеала. Юнги бессердечно чиркает комментарии в блокноте с пометками, что надо исправить. Намджун поглядывает, но молчит, только прикусывает нижнюю губу и хмурится. Ничего. Сейчас он услышит критику в свой адрес, скажет, что и с Юнги не сошёлся характером, и покатится котлеткой к следующему продюсеру. Ему же лучше, меньше проблем, меньше работы, меньше денег. Сука. Последнее особенно сильно напрягает и Юнги, который, скрипя зубами, пытается выделить и хорошие моменты. Их мало, но они есть. — Итак, — Юнги откладывает наушники в сторону и проводит обеими ладонями по лицу, зарывается пальцами в волосы и расчесывает их. Надо бы подстричься. — Не всё говно, но с этим можно работать. — Оптимистично, — Намджун улыбается, показывая свои чёртовы ямочки на щеках, и кивает на блокнот, — но ты, кажется, мне льстишь. — Лесть для слабаков, — Юнги небрежно отмахивается и смотрит в блокнот. — Первые три ок, но надо немного подтянуть. Я так понимаю, там почти всё для «бога рэпа», и ты говоришь про вокал именно к ним? — Намджун кивает, Юнги делает пометку. — Дальше звучит какое-то токсичное говно, но… — Стоп-стоп-стоп, — Намджун останавливает его и кладёт широкую ладонь Юнги на коленку. Юнги смотрит на эту ладонь, как на инопланетное пятно, — одно из тех, что счастливо показывает Тэхён в своих блогах. — Руку убрал, — Юнги тыкает в ладонь ручкой, оставляя крошечное пятнышко, — и прежде чем влезать в моё личное пространство, потрудись узнать о границах, ок? Намджун поднимает руки в защитном жесте и даже отодвигается, лишая Юнги того единственного тепла от прикосновения ног, которое ему не мешало. Ну что за блядство. Разозлившись не понятно на что, Юнги швыряет блокнот на стол и с ненавистью смотрит в тёмный монитор, исследуя черты своего лица. — Сорян, куколка, не знал, что надо делать запрос на получение визы, — Намджун язвит, но не злится. Придвигаясь обратно, тем не менее, он старательно избегает любого тактильного контакта. — Так что не так с этим семплом? — Вот ты ловил бэд трип? — Намджун вопросительно выгибает бровь и отрицательно качает головой. — Господи, послали мне тебя за грехи, что ли, — Юнги разворачивается на кресле и поджимает одну ногу под себя, удобней устраиваясь. — Это когда закидываешься лсд или там, куришь травку или что потяжелее и ловишь не кайф, а наоборот, ты же вроде шаришь в английском. — Но не в сленге наркоманов, — выплёвывает Намджун, и, ладно, Юнги согласен, что объяснение звучит дерьмово. — Ты ширяешься? — Нет, — Юнги морщится, — но в клубе много торчков, хочешь, не хочешь — видишь последствия, узнаешь, почему и нахуя. Короче, это, — он показывает на несколько треков, — звучит именно так. Не спорю, при обработке и правильной подаче можно найти применение, но из тех текстов, что я читал, ну такое. Если покажешь, куда хочешь вставить, мы вставим, но… — Я тебя услышал. Юнги кивает, радуясь, что его поняли. Намджун реально неплох: не истерит из-за того, что его детище обозвали говном, согласен переработать готовое, сотрудничает, помогая отбирать тексты по атмосфере. Юнги ценит профессионализм и серьёзный подход к делу, так что он подтягивает блокнот обратно и по пунктам разбирает каждый прослушанный файл.***
— Кому из нас это надо? Если я говорю, что демка говно, значит она говно, но дело твоё, конечно, — Юнги в порыве бесячести старается не сломать ручку. В десятый раз отмывать чернила с кожи он, блять, не готов. — Ты можешь адекватно сказать, почему, а не материться, — Намджун расхаживает по его крошечной студии и устало чешет голову. — Я понимаю, что тебе не нравится, но субъективное мнение должно иметь аргументацию, чтобы звучать объективно. — Почему говно? — Юнги хмыкает. За недолгое сотрудничество он понял одно: когда Намджун в крайней степени раздражительности, он начинает занудничать и умничать. Юнги и не таких выводил на маты. — Потому что звучание говно, потому что бит говно, потому что в принципе — говно. И если ты этого не слышишь, то у меня есть вопросы к твоему слуху. Намджун тяжело вздыхает и падает на крошечный стульчик. День будет длинный.***
— Ещё раз, — Юнги отправляет Намджуна записывать рэп в пятый раз. Он то ноту берёт слишком высоко, то проёбывает бит, то слетает флоу, то читка смазывается в нераздельное говно. — Да как, блять, можно было так читать на ринге и так хуёво записываться сейчас? Ещё раз, Ким Намджун, и, сука, я тебя удушу, если ты опять проебёшься! — Не достанешь, — хмыкает Намджун и ловко закрывает дверь в коморку для записи. За стеклом он улыбается, растягивая губы в невероятно шальную улыбку. — Но можешь попробовать встать на стульчик, я подожду. — Пырну пером в печень, — рявкает Юнги и без предупреждения включает минус. В этот раз все получается идеально.***
— Слушаю, — Юнги продирает глаза и смотрит на часы — ебучие шесть утра. Кто бессмертный? На экране светится «РМ (милые ямочки)». — Уебать бы тебя. — У меня есть виски, — бодро рапортует Намджун, и, ладно, это аргумент даже в понедельник с утра. — И приехал Чонгук, я встретил его с, э-э, ну там, где я встретил. — Вы потерялись, что ли? — Юнги заставляет себя подняться с постели и осмотреть комнату. И понимает, что спал в этот раз он на полу, стащив с кровати ворох одеял и укутавшись в гнездо. Зашибенно. — И, стой, Чонгук? Он же должен был приехать через неделю? — Отец выставил его вон, когда услышал, что, цитирую: «я уеду в Сеул и буду, как РМ, выступать на андеграундной сцене, делать себе имя, трахать шлюх, и потом вы сами приползете ко мне на коленях, когда моё имя будет звучать по всему миру», — Юнги кряхтит, выпутываясь из кокона. — Так что мелкий собрал вещи и громко хлопнул напоследок. — Ты трахаешь шлюх? — Это всё, что тебя заинтересовало из перечисленного? — Намджун улыбается — Юнги чувствует эту улыбку кожей и морщится, старательно избегая солнечных лучей через динамик телефона. Радиацию ещё не хватало ему подхватить. — Anyway, мы не потерялись, я заказал такси и готов ехать к тебе, но не знаю адреса. Юнги без желания диктует адрес и решает, что хуй с ним, бардак останется. Разве что надо убрать пустые контейнеры из-под дешманской еды на вынос. Намджуну ещё предстоит увидеть его самую отвратительную сторону после пробуждения, и антураж должен соответствовать. Нехотя приняв душ, дожевав кусочек вяленого мяса, Юнги устраивается на диване и окрывает ноутбук. Кажется, ему приснилась идея для «монстра», так что надо по-быстрому записать черновик.***
— Слушай, я не заканчивал универ, я не шарю, как по-научному, — время на часах около трех не то утра, не то ночи. Чонгук спит, свернувшись калачиком, на балконе, потому что ему, видите ли, мешает ругань Юнги и Намджуна. Глаза болят, тело просит жрать, а душа любви. Юнги тяжело вздыхает и засовывает эти желания куда-то глубоко-глубоко, даже не в задницу, а ещё глубже. — Но, если ты дашь мне пару дней, я попробую выучить твой язык. — Пойдём, — Намджун осторожно трогает его за плечо, и Юнги не скидывает чужую ладонь. Он так устал за эти пять дней, которые должны были быть его отпуском, кто бы знал. — Надо проветриться и пожрать. И Чонгука перенесём на кровать, а то простудится, кто его лечить будет? — Ты, — хмыкает Юнги, но позволяет себя уговорить, — ты же папочка. Юнги с особым садистским удовольствием смотрит, как у Намджуна темнеют глаза. Он встаёт с кресла и потягивается до хруста, разминая затёкшую спину, бока и шею. Юнги лениво тащится к шкафу, чтобы переодеться, и замечает за собой, что присутствие Намджуна не бесит. Нет неловкого ощущения стыда, когда Юнги стягивает уже попахивающую футболку и полуголым выискивает, чем её заменить. — Ты флиртуешь? — Чего, блять? — Юнги разворачивается и ловит на себе внимательный скользящий заинтересованный взгляд. Намджун стоит, скрестив руки на груди и расставив ноги на ширине плеч. И, чёрт, сейчас на фоне маленькой квартирки Юнги он большой, огромный, гигантский. — Ты ебанулся? — Ты называешь меня папочкой и переодеваешься, немного повиливая задом, — Джун выгибает бровь и кивает на бёдра Юнги. — Я, может, шлюх и не трахаю, но флирт различить могу. — Ты ебанулся, — говорит Юнги немного нервно и быстро натягивает футболку. — Я не заинтересован в отношениях. — Со мной? — С любым живым, мёртвым или, блять, не знаю, любым, кто мне не нравится, — рявкает Юнги и натягивает поверх футболки толстовку. — Схуяли ты вообще заговорил об этом? Нормально же общались. — Мы и продолжаем нормально общаться, — Намджун непробиваемый. Юнги проходит мимо него к балкону, чтобы пнуть сжавшегося в комочек Чонгука, но его останавливает ладонь, схватив чуть выше локтя. — Не буди ребёнка, я перенесу просто. — Ты же не занимаешься спортом, — Юнги вырывает руку и потирает место прикосновения. Захват не был крепким, не был болючим, но он был. И остаётся фантомным ощущением до сих пор. Ёбаные тактильные люди, чтоб им гореть в особом котле в аду. — Сколько ещё лжи ты вывалил на меня за наше короткое сотрудничество? Намджун не отвечает. Он легко подхватывает Чонгука на ручки, прижимает его сонную мордашку к своей груди и переносит на кровать Юнги. Выглядит так, словно он вообще не напрягается, грёбаный качок. Грёбаный огромный качок. Юнги с ненавистью идёт к двери и с такой же ненавистью шнурует кеды. Однажды он тоже пойдёт в качалку чуть больше, чем раз в неделю чисто для поддержания формы. — Чего ты бесишься-то? — Намджун обувается рядом, вдевая ноги в кеды с помощью лопатки. — Если я и тут перешёл границы, то сорян. Просто ты прикольный, знаешь, — он пожимает плечами, а Юнги пялится на бёдра Намджуна напротив своего лица, — не так много людей, которые готовы терпеть моё занудство. — Ты монстр, — Юнги выпрямляется и подпрыгивает на месте, проверяя, насколько туго затянул шнурки, — бестактный, занудный, да, несносный и заебавший меня по самые гланды монстр, — Намджун выслушивает его причитание с постной миной, — но ты ничего. Не так много людей, которые готовы терпеть моё мудачество. Намджун улыбается. В узком коридоре становится моментально светлее, и Юнги искренне хочет верить, что это из-за как-то начавшегося на несколько часов раньше рассвета, а не от счастливой улыбки Намджуна.***
Когда они впервые понимают друг друга с полувзгляда, Юнги готов кончить от охватившего его счастья. Намджун просто кивает, уже привычно освещая тёмное пространство вокруг лучше любого светильника. Юнги первый тянется за прикосновением. Он не до конца понимает этот порыв, но это сильнее, чем просто желание, — это потребность сжать Джуну плечо и довольно похлопать по спине. Они, блять, смогли. — Мне надо покурить, — Юнги, на славу натискавшись крепкого бицепса, вскакивает со стула и тянется за пачкой сигарет. — Лучше секса, блять. Да где же… — Держи, — Намджун протягивает початую пачку, — я курю редко, но вокруг меня столько курильщиков, что порой иногда надо иметь запас. Не думал, что ты один из них. — Есть две причины, — Юнги хватает зажигалку со стола и пару раз щёлкает ею, прежде чем двинуться на выход. Он жестом приглашает Джуна двигаться за ним. — Первая — хороший секс, но, думаю, это классика, — Намджун кивает с мягкой улыбкой. — Вторая — идеально законченный трек. Или альбом, или микстейп. Главное, чтобы закончено и мой перфекционизм не орал благим матом, что надо всё к хуям переделать. — Секс? — Ты опять, — Юнги морщится, затягиваясь. Дым приятно наполняет лёгкие и туманит разум. Он обожает этот эффект после оргазма души. — Ладно, что тебя интересует о моей личной жизни? Ты же так просто не отстанешь, да? — А она вообще существует? — Намджун хмыкает и опирается плечом о стену. Они на короткое мгновение пересекаются взглядами. Юнги отворачивается первым, давая себе возможность подумать, делая глубокую затяжку. Личная жизнь Мин Юнги существует где-то в пространстве, где-то, где есть музыка, тексты, желание создавать. Иногда в эту личную жизнь проникают сторонние люди, которые не прочь потрахаться, но Юнги хватает на раз или два. Один раз было три, но это, скорее, исключение, чем правило. Юнги, в общем-то, не особо видит смысла в сексе, когда есть музыка. — Где-то есть, — решается всё же Юнги. Намджун ему нравится. Не как возможный партнёр для секса, но, как человек, он интересен. Приятен. Любопытен. — Отношения требуют отдачи и времени, я ещё не встретил такого человека, с которым готов делить музыку. Знаешь, не каждому по кайфу, что я могу засиживаться в студии по трое суток, вонять потом, как бомжара с запоя, забывать о всяких там праздниках, блядских датах, что ещё… — Жрать всякое говно, бухать, выступать на ринге, — поддерживает перечисление Намджун, и Юнги кивает. — Окей, это я понимаю. Но сейчас, здесь, ты тратишь время на меня. — Воу-воу, полегче, — Юнги докуривает сигу и тянется за следующей, думая, курить или нет. — Я не готов выяснять с тобой отношения, потому что отношений нет, окей? — Намджун кивает, и Юнги немного расслабляется, таки закуривая. — У меня отпуск. Типа, обычно я выступаю по вторникам и четвергам в клубе, в субботу — баттл. Понедельник, среду и пятницу я подрабатываю курьером, а в воскресенье отсыпаюсь. Тебе просто повезло получить меня в своё безраздельное внимание, Намджун. Когда неделя закончится, тебе будет мало. — Это мне решать, — говорит Намджун и хмыкает. Юнги смотрит, как он тоже достаёт сигарету и крутит её между пальцев. «Закурит — решит попробовать добиться», — глупо думает Юнги, продолжая пялиться на чужие пальцы. — «Не закурит — забьёт хуй». Намджун закуривает, и Юнги не знает, что чувствует по этому поводу. Смесь тепла, раздражения и отчаянного, такого фатального ощущения безысходности. Ничего не выйдет, и он, помимо прочего, потеряет ещё и друга. Юнги закуривает третью сигарету.***
Когда Юнги вместе с Намджуном возвращаются в клуб, их встречают свистом и улюлюканьем. Сраные ублюдки — настроение портится моментально. Юнги проходит мимо столиков, ловко уворачиваясь от тянущихся к его заднице рук, но одну ладонь он пропускает. И она сочным шлепком опускается на правую ягодицу. Примерно так же сочно этот придурок отлетает на несколько метров от хорошо поставленного хука слева. — Неделю не было, страх растеряли? — Юнги переступает через поваленный стул и тянется въебать гондону ещё раз, но его останавливает подскочивший следом Намджун. — Наму, пусти, блять, если их не ставить на место, то так и будут распускать руки, сучьи выблядыши. — Юнги, успокойся. — Нахуй пошел со своим успокойся, — Юнги пытается скинуть руки Намджуна. — Ладно, блять, я могу врезать по наглой бухой роже, а девочки? Нормальная, сука, тема шлепать официанток, да? — Так потому надо тебе обратно платьице горничной надеть, — хрюкает кто-то из тёмного угла сзади, и Юнги чувствует, как он готов бешеной псиной со взбившейся в пену слюной кинуться убивать. Юнги рычит, и этот рык разносится по всему залу. — На тебя-то пялиться приятно, куколка, а трогать никто не будет. Всем по кайфу. — Намджун, пусти, — Юнги напрягает руки и пытается дёрнуться в крепкой хватке, но не получается. — Пусти, блять, я ему лицо подправлю, нос кривой, не видишь, что ли? Надо вставить, как следует. — Судя по всему, тебе плохо вставляют, раз ты готов бить ебала за простые комментарии, куколка, — кто-то хохочет, и у Юнги темнеет перед глазами. Он убьет. Он, блять, кого-то убьёт, расчленит тело, закопает труп — он знает где и найдёт себе алиби на всю, сука, неделю. Никто этих торчков искать не будет. — Или неужто это куколка трахает этого монстра? Юнги почти вырывается из сцепленных в замок вокруг талии рук Намджуна, как чувствует, что теряет ориентацию в пространстве. Голова оказывается где-то на уровне поясницы Намджуна, а его задница — в крепкой хватке ладони и на чужом плече. Его ещё никогда так беспардонно не лишали возможности ходить. — Мы не очень хорошо знакомы, господа, — Юнги дёргается и с силой шлёпает Намджуна по заднице, пока тот в вежливой манере посылает всех нахуй, — но если я услышу ещё раз что-то о Юнги, то не убью, нет, но сделаю вашу жизнь такой, что лучше бы убил. Ясно? Юнги уносят. Он брыкается на чужом плече и готов кусаться за всё, что попадётся на зуб, когда Намджун еще и пошлёпывает его по заднице. Сука. Он его уроет. Выбьет всю дурь. Вытрахает всю душу. Испортит микст… Нет. Портить музыку у него не поднимется рука. — Пусти, — Юнги бьёт Намджуна по заднице ещё раз, поражаясь, какая она твёрдая. Оказавшись ногами на полу, Юнги выдыхает и мрачно смотрит на чужую улыбку. Думаешь, скажут спасибо? А вот хуй — Юнги ловко крутится на месте и бьёт аккурат в солнечное сплетение, вынуждая Намджуна согнуться пополам. Когда чужое лицо оказывается совсем близко, Юнги хватает его за подбородок, сильно сжимая пальцы. — Ещё раз выкинешь такой фортель — и я забуду о том, что мы друзья. Въебу, как всем здешним соплежуям и маменькиным ёбарям, усёк? — Намджун довольно лыбится, и Юнги невольно опускает взгляд на пухлые губы. Подавшись порыву, он проводит большим пальцем по нижней. Мягкая. — В следующий раз, когда захочешь, чтобы наши лица были на одном уровне, просто попроси, — говорит Намджун, и Юнги мстительно щипает за губу, отворачиваясь. Он нервно обхватывает себя руками, стараясь отогнать воспоминание крепко обхватывающих его рук. Какого хуя вообще? Намджун трогает его за плечо. — Хей, Юнги. — Свали в закат, Намджун, — Юнги недовольно скидывает его ладонь. — Мало мне, блять, унижения, что они все меня куклой называют, так ещё и ты меня таскаешь, как… как… — Крошку? — Я тебе сейчас въебу ещё раз, — Юнги разворачивается и заносит кулак для удара, но останавливается под насмешливым взглядом. — Не беси меня больше, чем есть, придурок. — Зайка? Киска? Конфетка? — Юнги бессильно стонет и слабо бьёт Намджуна в живот. — Может, цветочек? Ягодка? Ромашка? — Ты, блять, что ты? — Юнги отворачивается и закрывает лицо ладонями. Стыд опаляет щеки, окрашивая их в розовый. Намджун продолжает перечислять, выдавая совершенно невыносимые прозвища: лепесточек, ангелочек, дюймовочка, белоснежка. — Господь всемогущий, да что тебе неймётся-то?! — Ну знаешь, — Намджун весело улыбается и пожимает плечами, — куколка — это мило, но так тебя называют все вокруг, а мне хочется чего-то только для нас. — Нас не существует, — Юнги делает рывок, чтобы дать Намджуну подзатыльник, но, сука, не дотягивается. Они в каком-то рабочем коридоре, и эта дылда ловко делает шаг назад, аккурат на лестницу. — Точно, — продолжая лыбиться, — кнопка, кнопочка. — Беги, — Юнги мрачно наступает вперёд, — беги, сука, или я не ручаюсь за сохранность твоей жизни. Намджун с громким гоготом убегает вверх по лестнице, не оглядываясь. И зря. Юнги остаётся стоять на месте, смущённо прижимаясь тыльной стороной ладони к щеке. Может быть, кнопочка не так уж и плохо.***
Выступления всегда делают Юнги слабым. Когда за спиной шумят зрители, хлопают напоследок и просят на бис, сложнее всего просто уйти. Эти люди не знают, что он «куколка», не знают о его проблемах с деньгами, не знают, что у него бессонница, страсть к кофе и проникающий под кожу Намджун. Они просто ловят кайф от его голоса, текстов, двигаются в такт бита и качаются под управлением его руки. А Юнги ловит кайф от отдачи. Поэтому он слабеет. Падает на крошечный побитый жизнью диванчик, подтягивает к себе ноги и утыкается лицом в коленки. Таким его никто не видел. Такого себя Юнги никому не готов показать. Но… Когда в гримёрку с тихим стуком проникает Намджун, Юнги слабо вздыхает и откидывается головой на рыхлую спинку дивана. И смотрит. На драконий разрез глаз, на внимательный взгляд, на изогнувшиеся в мягкой улыбке губы. Юнги помнит, какие они мягкие на ощупь. — Устал? — Хорошая усталость, — поправляет Юнги и, хмыкая самому себе, протягивает ладонь, молча требуя помощи. Скорее всего, они проебутся. Скорее всего, Юнги будет жалеть. — Считай, что я говорю тебе «да». — Обычно «да» говорят перед алтарём в подвенечном платье с клятвами и поцелуем в конце, — Юнги пихает его в бок, когда ровно становится рядом. — Ты это «да» имеешь в виду? — Ой, пошёл нахуй, Наму, забираю свои слова обратно, — Юнги отталкивает себя от Намджуна и почти заваливается на пол. Хороший пол, можно прилечь. Но его мягко обнимают за талию, удерживая на месте. Юнги фыркает перед ожидаемым поцелуем. Усталость диктует правила, потому что поцелуй получается мягким, даже нежным. Юнги не обхватывает шею Намджуна, удерживает ладони на его груди, сжимая ткань и немного продавливая крепкие мышцы. Юнги давненько не целовался. Он не забыл, как это делается, но забыл, что это бывает приятно. Приятно ощущать чужой язык у себя во рту. Два языка. Юнги резко выдыхает и отстраняется. — Это что, сплит? Вместо ответа Намджун широко открывает рот и показывает разрезанный пополам язык. Его кончики хаотично двигаются, словно живут своей жизнью, и Юнги завороженно следит за ними, приоткрыв рот. Он часто встречал такую хуйню у других, но каждый раз ему казалось это чем-то мерзким. Во время поцелуя это было совершенно не мерзко. Юнги тянется обратно. Он широко открывает рот и проникает своим языком внутрь, тут же отправляя исследовать сплит. Намджун довольно урчит, играясь в ответ, — ощущается странно, горячо, возбуждающе. Юнги увлечённо проводит кончиком языка по двум отросткам, ласкает их, скручивается вокруг них и заманивает к себе в рот. Намджун напирает, откровенно получая удовольствие. Они увлечённо целуются, пока не слышат шум за дверью — выступление Зико после Юнги как раз должно подходить к концу. — Я, кстати, закончил аранжировку, — говорит Юнги и довольно улыбается, когда Намджун тупо моргает на слова. — Так что можем поехать сразу в студию, покажу, что готово. — Только Чонгука заберём, — дополняет идеальный план Намджун и, не сдерживаясь, наклоняется для еще одного поцелуя. Уже не такого нежного, но всё ещё ахуенно прекрасного. — И, может быть, Тэхёна. — Бля, — Юнги пружинисто делает шаг назад. Он подбирает с пола рюкзак, проверяет, на месте ли содержимое, и кивает сам себе, готовый идти. — Не говори мне, что эти двое спелись. — Не говорить тебе, что они трахались на твоей кровати? — Они что?!***
— Чонгук, — Юнги пихает вялое разнеженное полуголое тело на своей постели в бок, — напомни, сколько ты платишь мне за аренду койко-места? — Десять тысяч обнимашек, — с коротким храпом выдаёт Чонгук и поднимает сонную голову над подушкой. — Чо ты всё ещё злой, разве Джуни тебя не трахает? Юнги прижимает два пальца к переносице и читает про себя мантру. Убивать маленьких плохо, убивать хороших милых зайчиков нехорошо. Он пинает Чонгука в бок ещё раз. — Задницу поднял и съебался, мне через десять минут на работу, а тебе в твой трейни-клуб или как оно там называется, ты просил разбудить, — Юнги не отказывает себе в сладком удовольствии пихнуть Чонгука ещё раз. Стон боли звучит для него, как райская музыка для святоши. — Завтрак на столе для тебя и того, что ты прячешь у себя между ног, и я не про член, Тэхён. — Формально я тоже член, — Тэхён выныривает из-под одеяла и осоловело моргает, — просто не Чонгука. Но вопрос открытый, кстати, тебя Джуни не трахает? Юнги демонстративно хлопает дверью и сваливает на улицу. Бестактные вопросы бестактных молокососов его волнуют в последнюю очередь. Сегодня у него первая курьерская смена, и Юнги волнуется. Обычно он работает с десяти до пяти, плюс два-три часа после конца смены — отдельно оплаченные заказы богатых придурков. Намджун сказал, что всё нормально, что он не малолетка, которой надо внимание двадцать четыре часа в сутки, что он взрослый человек и тоже работает. Но Юнги всё равно парится. Ему понравилось, как после выступления Юнги они закинули мелких в квартиру, осыпали их презиками и гордо ушли жрать. Ему понравилось, как они целовались на прощанье, как Намджун поглаживал его поясницу, как хорошо и удобно было цепляться за широкие плечи. И обычно начало отношений это всегда фейерверк, всегда хочется видеться, трахаться и созваниваться сутками, но у Юнги нет такой возможности. У него есть работа, есть музыка, есть потребность привыкнуть к присутствию в личном пузыре другого человека. Юнги очень хочется, чтобы Намджун понимал. И чтобы они справились. И чтобы всё было идеально, как в музыке. Они — это текст, а их понимание друг друга — это мелодия. Не так уж и сложно соединить два элемента, чтобы получилось гармонично. Первые три заказа оказываются в одном районе, и Юнги справляется с ними быстро. Он перебивается фастфудом между поездками, переписывается с Намджуном — больше тупо, чем интересно. Их переписка — это перескакивание с «как дела?» на «я придумал бит, заценишь?» и обратно. Юнги устало оседает на скамейке под конец смены. В первый день ему не выдали персональных заказов, и, кажется, он сможет попасть в студию или домой раньше обычного. Намджун готов встретить его в любом из этих мест, но предупреждает, что в квартире Мина, вероятно, тусуется Чонгук. — Да опять, ебаный рот, мелкий говнюк, — Юнги матерится под нос и включает голосовое Намджуна. Это мелодия, которую он напевает, и звук стучащих пальцев по столешнице. И это «я соскучился, кнопочка» в самом конце. — Придурок. Юнги смущённо вздыхает и прикрывает глаза ладонью. Ладно, с этим он может справиться. Они могут.***
Остаток недели проходит, как в тумане. Юнги заёбывается на работе, заёбывается после выступления, огрызается на всех в клубе и разбивает кому-то нос. Намджун старается сгладить углы, но лично для Юнги делает всё ещё хуже. Ублюдкам нравится перетирать ему косточки, обсуждать, в каких позах Юнги подставляется и как колышется его белая попка от шлепков. Он выходит на ринг с острым желанием разъебать Намджуну ебало словами, но растерянно встречается взглядом с каким-то незнакомцем. — …левом углу у нас Рами! Он только… Юнги прослушивает всю вступительную речь, на автопилоте огрызается и пытается выискать в толпе около ринга Намджуна, но хуй там рассмотришь что-то в темноте. Где? Где, блять, его парень, и какого хуя вместо него, вместо желаемой разрядки нервной системы Юнги приходится избивать младенца? Юнги рычит, когда зачитывает «а если ты собираешься уйти, то забери все те слова, что ты выплюнул, и убирайся». Он бросает микрофон, даже не дожидаясь партии Рами, потому что, ну блять, ну всё и так понятно. Толпа ликует и не расступается, когда Юнги уходит, — она цепляется и просит шоу, такого, как было с Намджуном. А вот, блять, Юнги тоже надо. Намджун с миленькой улыбочкой ждёт его в гримёрке и не успевает даже ничего сказать, потому что Юнги налетает и притягивает его за шиворот. Впивается болючим, кусачим, жадным, с привкусом крови и перца поцелуем в удивлённо распахнувшиеся губы. — Ты почему, блять, не на ринге? — Что? Но… — Юнги не даёт Намджуну закончить фразу, нападая и нападая. Он кусает губы, прикусывает шею, сжимает пальцами руки — сильно, до синяков. Юнги не может остановиться. Он, мать вашу, всю неделю желал этого баттла, он не спал адекватно, исписывал блокноты, салфетки в кафешках, спину Чонгука и, кажется, Тэхёна, потому что мелкие паразиты спят теперь с ним. Юнги имеет, сука, право на разрядку. — Домой, нет, в студию. Ты же не хочешь, чтобы все получили подтверждение того, что мы трахаемся. — А мы трахаемся? — Юнги огрызается и осекается под тяжелым мрачным взглядом Намджуна. — Ненавижу, блять, сюрпризы, запомни раз и навсегда, если хочешь получить доступ к моей заднице. — Я запомню, — Намджун обхватывает его за шею и притягивает для властного глубокого поцелуя. Юнги борется, но невольно стонет, когда его язык засасывают и обхватывают сплитом с двух сторон. Это надо прекращать, чёрт подери. Не здесь, не здесь, иначе он вовек не отмоется. — Так, земноводное, вызывай такси, едем в студию, — Юнги упирается кулаком Намджуну в грудь. Дыхание и желания подводят. — Буду тебе отсасывать. — Если ты хотел намекнуть, что я ящерица, то они пресмыкающиеся, земноводные — это… Юнги с обреченным стоном затыкает Намджуна поцелуем и больно кусает кончики языка. — Такси.***
Юнги толкает Намджуна на своё, пусть и хуёвенькое, но продюсерское кресло. И падает на колени перед ним. Злость всё еще клокочет где-то в горле, но сейчас она быстро будет вытеснена сочным толстым длинным членом. Юнги и забыл, что есть в сексе определённые моменты, которые он обожает. Например, звук расстегнувшейся ширинки, вид набухающего члена, запах возбуждения. Предвкушение. — Постарайся не трахать меня в рот раньше времени, — Юнги разглаживает член Намджуна, довольно облизываясь. На руке он ощущается тяжёлым, каким же будет на языке? — Я давненько не отсасывал. — Я удивлён, что ты вообще отсасываешь, — бёдра у Намджуна напряжены, и Юнги с наслаждением проводит по одному из них ладонью. Литые мышцы плавно перекатываются под кожей в ответ на прикосновение. — По тому, как ты реагировал на «куколку»… Юнги хмыкает и не считает нужным отвечать. Он наклоняется, чтобы обхватить круглую бархатную головку губами, и с удовольствием посасывает её. Облизывает, смазывая слюной мягкую чувствительную кожу. Юнги постепенно насаживается глубже и глубже, урча от удовольствия, когда член набухает от стимуляции, увеличиваясь прямо во рту. Славно. Он помогает себе руками, оглаживая длинный ровный ствол, нежно касаясь выпирающих венок, поджимающихся яичек. Намджун пыхтит, ёрзает, старается не двигаться, но глубокий низкий стон всё равно вырывается из его горла, когда Юнги насаживается наполовину и сжимает горлом головку. Он находит ладонь Джуна и перекладывает её на свою голову, разрешая сжать прядки и немного потянуть. По-хорошему, надо было обсудить все кинки и предпочтения до, но… Юнги утробно урчит, снимаясь и вылизывая широкими мазками член. Толстый, терпкий на вкус, его хочется обратно в рот. Юнги толкает головку за щеку и втягивает их внутрь, зная, насколько ахуенно это ощущается на чувствительной кожице. Сжимающееся внутри напряжение уходит с каждым покачиванием головы, когда Юнги обратно заглатывает член. Сразу как можно глубже, уверенно игнорируя рвотный рефлекс. Он постепенно, не торопясь, но нетерпеливо сжимая и разжимая пальцы, пытается взять на всю длину. Юнги крутит головой, сглатывает, довольно стонет и осторожно опускает зубы, аккуратно обхватывая ими основание. — Блять, где ты так науч-ах… — Намджун резко сжимает ладонью волосы Мина и надавливает на голову, одновременно толкаясь вверх бёдрами. Юнги шумно втягивает воздух носом и довольно стонет. — Бля-бля-бля, прости… Юнги его шлёпает. Придурок. Ещё раз. Юнги надо ещё раз. Он не хочет сниматься, чтобы высказать Намджуну в лицо всё, что думает о непонимающих его тупицах, но, кажется, и не надо. Джун толкается. Сначала неуверенно, но, когда не получает по яйцам за самоуправство, двигается ещё раз, сильнее. Юнги чуть смещается, стоя на коленках, чтобы было удобней принимать, и убирает зубки. Намджун трахает его рот идеально. Он не торопится догнать оргазм, не двигает слишком сильно, не тянет волосы слишком резко. Он толкается размеренно, не размашисто, не высовывает член до основания, чтобы, как в порно, толкнуться так же обратно. Намджун делает короткие, но властные толчки, выбивая из Юнги весь стресс, всю дурь, всё ебаное портящее ему жизнь мудачество. Стул под ним нещадно скрипит, и Юнги любит этот звук, любит тяжелое дыхание, которое срывается со рта Намджуна, любит, как его собственный член, зажатый джинсами, требует разрядки. Юнги растворяется в этих ощущениях, расслабляет горло, расслабляет разум и просто принимает. Он принимает то, как головка бьётся о стеночку горла, как нос утыкается в короткие волоски в паху Намджуна, как слюна стекает по губам, подбородку и пачкает край чужих штанов. Юнги потряхивает, потому что Намджуна трясёт: он совсем скоро достигнет финала и, блять, терпкая на вкус сперма плавно соскользнёт по горлу прямо в желудок. — М-мне как?.. — Намджун не останавливается, но спрашивает. Юнги просто ведёт ладонью по его животу, груди, пока не доходит до шеи и кончиками пальцев стучит по горлу. — Внутрь? — Юнги стучит ещё раз. — Ладно. Ладно, блять, Юнги. Когда головка так глубоко, вкуса практически нет. Юнги послушно сглатывает раз за разом, чувствуя, как горячая сперма выплёскивается из узкой щелочки и наполняет его. Он стонет, двигаясь ещё ниже, хотя, казалось бы, куда, но теперь его нос упирается в пах почти полностью, а не только кончиком. Юнги проводит ладонью по своему горлу, чувствуя, как кожа на нём натянута. Член под кожей горячий, пульсирующий, он слабо дёргается в последний раз, опустошая яйца до конца. Юнги неохотно снимается и вытирает рот тыльной стороной ладони. — Тебе отсосать? Юнги качает головой и залазит Намджуну на коленки, расстегивая по пути джинсы. Он надеется, что грёбанное кресло не сломается под ними — это было бы тупо. — Подрочи и поцелуй меня, — Юнги слабо тычется в губы, ощущая, наконец, как сводит челюсть после длительного напряжения. Похуй. Намджун водит губами по подбородку, целует уголок губ и высовывает язык, облизывая, лаская. Намджун запускает руку ему в боксеры, и, в действительности, много Юнги не надо. Он и так на пределе, но не позволяет себе кончить слишком быстро, наслаждаясь крепкой хваткой на члене. Намджун двигает рукой умело, выкручивая, сжимая, оглаживая головку и играясь с уздечкой. Юнги утыкается лицом в сгиб шеи Джуна и слабо стонет, двигая бёдрами навстречу руке. — Я думал, у тебя меньше, — хмыкает на ухо Намджун, и Юнги надо бы его ёбнуть для профилактики, но его член всё еще в чужом захвате, — а ты прям не меньше меня, кнопочка. — Я думал, у рептилий два хуя, почему же у тебя один? — Юнги стонет и кусает Намджуна за плечо, чувствуя, как оргазм волнами накрывает его. Ахуенно. Он говорит это вслух: — Ахуенно. Кончает Юнги в кулак Намджуна, немного пачкая край футболки и голую часть живота. Вроде где-то были салфетки и сменная одежда. Юнги обещает себе следующую студию выбрать с ванной комнатой. — Ну что, бесючка, отпустило? — Намджун коротко целует его в висок, и Юнги хочет ответить, что да, немного отпустило, но, растёкшись ленивой лужей, ему хочется только спать.***
Спонтанный секс — не их с Намджуном вариант. Трахаться в студии Юнги не хочет, максимум, на что он там согласен — минет, дрочка и петтинг. Не больше. Это мнение, ясно? Трахаться у Намджуна — отвратительная идея. Он снимает комнату в квартире, где стены не то что картонные, они бумажные — слышать будет вся, блять, округа. Нахуй оно им надо. Трахаться у Юнги их единственный вариант, но Чонгук и Тэхён. И эту проблему он может решить, хотя самым простым способом, просьбой, не хочется. Поэтому Юнги начинает издалека. Он усаживается рядом с ужинающим Чонгуком и спрашивает: — Когда ты съебёшься? — Хён?.. — Чонгук делает свои невыносимо милые оленьи глазки, и на крошечное мгновение Юнги становится стыдно, но потом он вспоминает. Тэхён. Чонгук. Порванный презерватив и вернувшийся раньше времени домой Юнги. — Ты меня выгоняешь? А как же обещание, что я могу жить у тебя, пока не стану айдолом? — А где обещание, что ты не будешь трахаться на моей постели? — возвращает вопрос Юнги и нетерпеливо постукивает пальцами по столу. — Ладно, поставлю вопрос иначе: как надолго ты можешь съебаться в ближайшие дни? Чонгук загружается. Юнги ясно видит это в его глазах, как и включившуюся лампочку. Уж в чём-чём, а в отсутствии логики Чонгука не упрекнуть. Так что он честно ждёт подъёбки, и у него даже готово несколько ответных, но мелкий говорит: — Могу сегодня и на три дня примерно. И, как ответственный донсен, я позвоню за несколько часов, не буду вламываться, мне моя психика дорога. — Мою бы так берёг, — ворчит Юнги, но с благодарностью принимает капитуляцию Чонгука из квартиры. Он даже выделяет ему карманные деньги — как хён, как самопровозглашенный отец, просто как хороший друг, которому сосед даёт место и время поебаться. — Во сколько? Чонгук смотрит на часы и бодро предлагает съебаться вот хоть сейчас, только доест лапшу. Юнги отправляет Намджуну сообщение, что квартира от инопланетян свободна, и идёт в душ. Готовиться.***
Намджун накидывается на него прямо в прихожей. Юнги не против, он очень даже за, не мешает ни болтающееся на бёдрах полотенце, ни скользнувшая по ногам прохлада, ни гнусно заржавший сосед по лестничной клетке. Юнги толкает дверь пяткой, захлопывая её, и тянет Джуна на себя, уводя в спальню. Простыни он купил специально пару дней назад и педантично перестелил всё, когда Чонгук свалил. Юнги на все сто готов к сексу. — Как ты хочешь? — Намджун торопливо раздевается, стягивая футболку через голову, и возвращается к обнажённому изгибу плеча Юнги. — Я купил смазку и резинку на всякий. — Без резинки, — Юнги дёргает ремень на джинсах и едва не рычит, когда тот ни в какую не поддаётся. — Смазка есть, но лишней не бывает. Хочу… Юнги задумывается на мгновение, перебирая в голове варианты. Намджун пользуется моментом, чтобы стянуть джинсы с носками и бельём и откинуть это всё дело куда-то в сторону. Юнги надеется, что в сторону белья Чонгука. От этой мстительной мысли его отвлекает Намджун: подхватывает Юнги под бёдра, скидывая полотенце, и приходится обхватиться ладонями за чужую шею, чтобы не упасть. — На весу? — Намджун целует неглубоко, играясь с его языком сплитом, даёт возможность подумать, решить. И Юнги честно прикидывает, какого это, когда тебя подкидывают на члене, словно куклу. Морщась, Юнги говорит: — Сзади, возьми меня сзади. — Как скажешь, кнопочка, — Намджун целует его нормально, опрокидывая на постель, нависая сверху и шаря ладонями в поисках пакета со смазкой. Юнги ловко достаёт свою банку, наполовину использованную Чонгуком и Тэхёном, и подсовывает её Намджуну. — Переворачивайся. Юнги переворачивается и тут же ластится задницей к стоящему колом члену. Он скользит между половинок такой горячий, большой — невыносимо бесит, что подготовки в душе явно мало. Юнги утыкается щекой в подушку и готовится к проникновению пальцев Намджуна, всё же их руки не то чтобы сильно отличаются, так что должно быть привычно, но Юнги давит в горле вскрик и зажимает ладонью рот, чтобы не застонать. — Ч-что ты, блять, что т-ты, ах… Юнги чувствует, как дрожь проходится вдоль всего тела, выгибая его дугой в ответ на мокрое прикосновение языка к промежности. Сука. Он старается, правда старается не всхлипывать от пронизывающего удовольствия, когда два языка, играясь, начинают ласкать чувствительную кожу. Намджун не давит, не торопится, не настаивает, но уверенно двигает двумя концами языка, ловко проникая внутрь то одним, то другим. Они тоньше, чем целый язык, и совершенно легко проскальзывают внутрь, трогая нежные стеночки. Юнги отчаянно стонет и выгибается навстречу прикосновениям. — Кто бы знал, что ты такой чувствительный тут, — Намджун отрывается ровно настолько, чтобы успеть отвесить комментарий и вернуться обратно. Он разводит ладонями половинки, оттягивает края дырочки и пристраивается к ней всем ртом, засовывая извивающийся неровными волнами язык. Стон, низкий, глубокий, тонет в подушке. Юнги так давно не отлизывали, господи, блять, так давно не ласкали, растягивая удовольствие, а не чтобы подготовить и трахнуть. Он прикусывает подушку, порыкивая в неё, когда Джун присоединяет к языкам палец. Проникновение мягкое, совершенно без боли и дискомфорта. Юнги нетерпеливо двигает задницей. Он может принять сразу три. И язык. Ёбаный, выкручивающий из него душу, язык. Намджун, словно слышит его мысли, не мучает, вставляя ещё, кажется, два пальца. Раздвоенный змеиный язык заменяет всё, полностью отвлекая на себя внимание. Юнги концентрируется на том, как они шевелятся, как выскальзывают, обводят чувствительные края, возвращаются, толкаясь в такие же стеночки. И стонет. Ему не стыдно, блять. Ему давно не было настолько хорошо, что любые мысли отшибает к хуям, так что ему не стыдно. Намджун обязан знать, насколько он хорош в вылизывании — Юнги ему скажет это своим голосом. — Я могу тебя шлёпнуть? — В другой раз, — подумав, говорит Юнги. — Верни свой блядский язык в мою задницу и не треплись по пустякам, ок? — Это не пустяк, если бы я шлё… — Намджун! — Юнги даже оборачивает, чтобы замереть от вида высунутого шевелящегося раздвоенного языка. Он нужен ему внутри. Он, блять, нужен ему внутри. — Верни, где было. Намджун хихикает и набрасывается обратно на приветливо распахнутую задницу. В этот раз он не разменивается на ласку и нежность. Намджун с урчанием большой хищной кошки ест. Юнги послушно стонет, срываясь на короткий вскрик, когда зубы цепляют чувствительные края. Он податливо прогибается и поскуливает, когда Намджун засовывает свой невероятно длинный, широкий и вьющийся язык как можно глубже. Юнги ахуеть, как хорошо. На короткое мгновение, когда Намджун отстраняется, чтобы заменить язык членом, Юнги протестующе мычит, но тут же довольно стонет, выгибается и подаётся навстречу. Он приподнимается на локтях, чуть раздвигает коленки в стороны и прогибается по-кошачьи, находя в этом положении идеальный угол проникновения. Намджун входит медленно, поглаживая поясницу, бёдра и надавливая большим пальцем на ягодицы. — Всё хорошо? — Всё ахуенно, — Юнги говорит это, задыхаясь от давно забытого чувства наполненности. — Я не принцесса, можешь быть немного жёстче. Получается как раз столько, сколько надо. Намджун делает первые толчки неуверенно, проверяя, хорошо ли подготовил Юнги, и вот потом. Потом да. Он жёстко фиксирует бедро Мина и начинает хлёстко вбиваться, задевая яйцами яйца Юнги. Сочные звуки шлепков наполняют комнату вместе с довольным протяжным стоном. Юнги протаскивает немного вперёд по постели, пока он не упирается ладонями в стену. Несмазанный каркас кровати скрипит в такт быстрым толчкам, но на это так глубоко плевать. Юнги тяжело дышит, наслаждаясь ощущением движения внутри, и пытается попасть в такт, подмахивать навстречу, но быстро отказывается от этого дела. Хватка на бедре никуда не девается, да и сил на то, чтобы работать с Джуном в одном ритме, просто нет. Он просто расслабляется. Передает управление собой в чужие, крепкие, надёжные руки. Юнги позволяет наполнять себя, раз за разом толкаясь до самого основания и выскальзывая обратно чуть ли не на всю длину. Намджун управляет членом умело, вдалбливается методично, не сбиваясь и ни на что не отвлекаясь. Юнги мычит, переворачивая голову в другую сторону, и чувствует, как в уголках глаз скапливается влага. Сморгнув, он почти теряет ощущение скользнувшей по щеке слезинки. Намджун наваливается сверху, придавливая и закрывая собой словно от всего грёбаного мира. Юнги послушно прогибается, разводит ноги и чувствует приближающийся финал. Он отнимает одну руку от стены и обхватывает бицепс Намджуна, сжимая его, привлекая к себе внимание. — Скоро? Юнги согласно мычит, не в силах сказать что-то внятное. Все мысли вышиблены долбящимся в задницу членом, и не сказать, что это плохо. Это очень и очень хорошо. Юнги впивается ногтями в руку Намджуна, пытаясь удержаться в «здесь» и «сейчас». Дрожь, скользнувшая от стоп до кожи головы, подбрасывает его к краю, толкая сильным оргазмом к довольному длинному стону. Ему надо сказать, чтобы Джун не отстранялся, чтобы он кончил внутрь, но язык заплетается. — Ахуенно, — тихий хриплый голос Намджуна и такой же короткий глубокий стон звучат вместе с наполняющей его спермой. — Ахуенно. Юнги согласен. Он тесно прижимается задницей к бёдрам Намджуна и ждёт, когда станет слишком. Слишком много, слишком полно, слишком грязно. Это «слишком» не наступает ещё очень долго, если Юнги не обманывают его ощущения. Он оседает на постели, придавленный сверху мягким и плюшевым Намджуном и просто ждёт. Чего-то совершенно нереального после такого же нереального секса. — Кнопочка, — Намджун целует его в висок, возвращая в реальность, — тебя надо помыть. — Надо, — Юнги соглашается и с кряхтением пытается встать. — Ты Чонгука носил на руках, меня унесёшь? — Конечно, — Намджун выскальзывает из его переполненной задницы, и Юнги недовольно, но беззлобно ворчит. Тело остывает, и приятные ощущение сменяются липким потом. Морщась, Юнги перекатывается и усаживается на постели, терпеливо ожидая, когда Намджун возьмёт его на ручки. Ладно уж. Один раз можно побыть слабым.***
Юнги, наверное, впервые просыпается выспавшимся. Под кожей не гудит злость, спину не ломит, а в задницу утыкается чей-то хуй. Точно. Предсказания ебаного андеграунда исполнились, и его таки выебали. Ну и похуй, если это значит ощущать спокойствие. — Так у твоей злости была причина в виде недотраха? — Намджун утыкается носом ему в шею и водит кончиком, рассыпая мурашки по телу. — Завались, — нет даже настроения послать нахуй. Юнги слишком хорошо. Он ворочается, устраиваясь поудобней в объятьях, и довольно выдыхает. — И убери свой член от моей задницы. — Вчера ты просил обратного, — Намджун прикусывает его загривок и легонько тянет на себя. Юнги хмыкает и выгибает шею, предоставляя больше пространства для ласки. — Ну а сегодня мне уже достаточно, — Юнги игриво урчит и шлёпает шаловливую ладонь Джуна. — Можешь подрочить, но ко мне не суйся. — Уверен? — Джун опрокидывает Юнги на спину и наваливается сверху, целуя. Уверенно, без вчерашней агрессии и страсти, но также ловко раздвигая губы языком. Юнги не отвечает. Он позволяет себя целовать и только лениво распахивает рот, подпуская Намджуна глубже. — Не хочешь, да? — Твоя рука всё ещё будет между нами в отношениях. Я, знаешь, не готов на каждые твои двенадцать подставляться. Намджун смеётся и опускает лицо ниже, покусывая шею, ключицы, сжимая зубами сосок. Юнги потягивается, выгибается до хруста и беззвучно охает, когда чувствует поцелуй под пупком. Ну засранец. Намджун мурлыкает и опускается поцелуями на член, прихватывает его губами и плавно водит ртом по всей длине. — Не хочешь, да? — Да хочу-хочу, завали хлеборезку и продолжай, — Юнги пихает его пяткой в бедро. — Что за акт активного согласия у нас в постели, мы вроде вчера всё выяснили. — У нас, — Намджун довольно скалится, и Юнги закатывает глаза, чувствуя, что если кто-то не заткнётся, то секса не будет. — Если тебе, блять, принципиально, то у нас с тобой и с Чонгуком с Тэхёном в постели, потому что у нас тут проходной сука двор, а не, м-м-м… Юнги прикусывает подушку и прогибается в пояснице, когда Намджун проталкивает в него два пальца, проверяя растяжку. После вчерашнего он не нуждается в особенно тщательной подготовке, но всё же, всё же. Юнги сгибает ноги в коленях и приподнимает задницу, подставляясь. Движение внутри скользкое, резкое, приятно натягивает изнутри, но член делает это лучше. — Как ты хочешь? — А ты? — Юнги хмыкает и закидывает ноги Джуну на талию, подтягивая к себе. — Я не хочу двигаться, распробовал, знаешь, положение снизу. Меньше движения, больше наслаждения, твоё пыхтящее ебало сверху — идеальная схема. — Однажды ты будешь скакать на мне и называть меня папочкой, кнопочка, — Намджун вытаскивает пальцы и пристраивается, потираясь головкой о чувствительно сжимающийся вход. — Ах, у тебя есть этот кинк, да? — Юнги широко открывает рот и громко выдыхает, чувствуя, как его заполняет толстый длинный, мать его, член. — Может, мне тогда достать тот костюм горничной? — Юнги цепляется за простыни, когда Намджун властно подтягивает его за бёдра, насаживая до основания. — Или нет, лучше, знаешь, купить клетчатую юбочку, блузочку, галстучек, да, папочка? Намджун рычит и наваливается сверху, придавливая и начиная двигаться в мерном быстром темпе. Его рот исследует шею Юнги, оставляет засосы на плечах, груди — там, где не будет видно сразу. Он толкается четко, выбивая короткие рванные выдохи и совсем редко — глубокие стоны. Юнги цепляется за его плечи, мстительно надавливая ногтями и оставляя красные полосы. Он подумывает о том, чтобы отрастить ногти и оставлять царапины. — Чего же ты замолчал? — Намджун удерживает его за поясницу одной рукой, сохраняя один угол проникновения, и вбивается в Юнги до сочных влажных шлепков. — Расскажи, что ты будешь делать в юбке? — Скакать на тебе, — Юнги не может сдержать короткого смешка, но его быстро перебивает особенно сильный глубокий толчок. Именно так Намджун выбивает из него стоны: уличает момент, заставляет говорить и резко толкается. Грёбаная рептилия. Юнги довольно мурчит и запускает ладонь между их телами, начиная надрачивать в такт толчков. Намджун не меняет положения, но передвигает ноги, перекладывая вес, и начинает ритмично двигаться, вколачиваясь до сочных шлепков. Кровать скрипит так, словно она вот-вот сломается, бедная мебель. Пережила секс Чонгука с Тэхёном, но развалится именно под ними. Юнги в общем-то готов к падению на пол, если перед этим его доведут до конца. Намджун делает это филигранно, вбиваясь и наполняя второй раз за сутки. Юнги громко выдыхает и закидывает ноги на чужую поясницу, скрещивая щиколотки. Он коалой цепляется за Намджуна и поваливает их обоих на бок, не желая расплетаться. — Но теперь точно всё, — Юнги ластится, оставляя поцелуй у Джуна на щеке, — третьего захода моя задница не выдержит. Так что или меняемся, или ты терпеливо ждёшь, когда мой пассивный ресурс восполнится. — В ближайшее время мне третьего раза и не особо-то надо, — Намджун мягко целует в ответ. — А остальные предложения рассмотрим в штатном порядке. Юнги довольно хмыкает и прижимается, собираясь еще немного поспать. Ночка и утро выдались, что надо.***
Первый раз они ссорятся, когда Намджун предлагает отправить их резюме в агентства. Юнги взвинчивается моментально, и он не должен был бы, но вашу мать. — Ты думаешь, я не пытался, не отправлял песни? Думаешь, у меня микстейп так, чисто для галочки выстрадан, создан и выложен на саундклауд? — Юнги вскакивает с дивана так, что всё его исписанные листы разлетаются ёбаным веером. — Для них андеграунд — это отбросы, помои музыкального мира, а мы — ковыряющиеся в дерьме бомжи. — Давай изменим это вместе, — Намджун подскакивает следом и пытается дотронуться, обнять, утешить, но Юнги, как представитель кошачьих, ловко уворачивается от всех прикосновений. — Ты и я, Юнги, — говорит Намджун и смотрит так уверенно, что хочется верить. — У нас получится. — Ни-ху-я, — Юнги отталкивает его руку и закрывается, обхватывает себя в одинокие объятья. — Они оботрут о нас ноги, и придётся собирать себя по кусочкам в задрипаной ванной какого-то мотеля. В лучшем, блять, случае. — Юни… — Нахуй, Наму, просто нахуй, — Юнги уходит из квартиры, хлопая дверью. Он едва не забывает обуться, но вовремя скидывает домашние тапки с кошачьими ушками — кто, блять, притащил это дерьмо? Наверняка Тэхёна. И едва не забывает крикнуть растерянному Намджуну: — Я подышать. Пиздит, конечно. Ему просто не хочется признавать, что Джун прав. Они бы смогли. Потому что микстейп «РМ» сильнее собственного Мина, потому что они многому научились, потому что на сцене их принимают, как дуэт. Они даже готовят совместный релиз, и Юнги ненавидит сводить звучание их голосов, потому что понимает, что для гладкости им нужен третий, но хуй он кого пригласит. Юнги достаёт пачку сигарет и останавливается у подъезда. Идти в какие-то ебеня не тянет. Встретит ублюдков с клуба, которые попытаются добраться до его задницы, драться ещё, потом костяшки лечить. Юнги затягивается и зябко ёжится на холодном воздухе. Осень в этом году не особо ласковая, в отличии от Намджуна. Юнги вздыхает. Зря он психанул. Воспоминания уже даже не причиняют той боли, которая была, когда ему отказали в первый раз. Подумаешь, не захотели брать мальчишку с улицы без образования, но с амбициями. Юнги бы тоже не взял. Это сейчас он уже более опытный, имеющий послужной список, какую-никакую репутацию. И он не про куколку. Всё ещё, конечно, подстёбывают, но как-то беззлобно. Или, может, Юнги научился видеть в прозвище не желание унизить, а комплимент. — Ох, Юни, — Намджун вот выскакивает в тапочках. Юнги хочет ему въебать за безалаберность, разворчаться о том, что денег на лекарства нет, они всё потратили на оборудование и Чонгука. — Не далеко ты ушёл. — Неохотно, — Юнги делает последнюю затяжку и смотрит на Намджуна как-то особенно серьёзно. Смотрит в общем, в целом, опираясь на их полгода отношений, на то, что поругались-то, в общем, впервые. — Ты прав. В том, что у нас может получиться. Просто… — Тебе отказывали? — Юнги кивает и обмякает. Он приваливается к крепкому плечу Намджуна и тушит сигарету о стену, чтобы освободить руки и обхватить за талию. — Ничего, всем отказывают. Если нам двоим откажут, то, ну, попробуем ещё раз. — И ещё раз? — И ещё раз, — серьёзно кивает Намджун, — столько раз, сколько понадобится, Юнги. Договорились? — Договорились.