Токио. 18 ноября 2017. 18:30.
— Вам передача от господина Кисаки. — скользнув взглядом по брошенному белому конверту подле ног женщины, отодвигая в сторону непотходящую по размеру стеклянную вазу, медсестра ставит на стол огромный букет белых лилий. Взгляд Ризу прикован к листку в руках. Слух за эти три дня привыкший к тишине — обострён и безошибочно отделяет шелест упаковочный бумаги для цветов от практически идентичного хруста бумажной сумки за спиной. Она практически уверена, что её персона пугает медсестру и та намеревалась избавится от её компании поскорее, свалив по тихому в больничный коридор, но она рушит планы женщины складывая лист пополам. Что хотела знать, она уже узнала. — Что в пакете? — Ризу опускается подбирая с пола отлетевший с руки конверт, пока медсестра тщетно тужится прислонить пакет с ровным дном к ножке стола. Поднявшись, Сано оборачивается, терпеливо ожидая пока та придёт в себя. Все хотят обойти её за версту. Её статус — её пожизненное клеймо. — Открывай, не бойся. С оглядкой, женщина, пусть и неуверенно, но выпуская одну из бумажных ручек, раскрывает крафт-пакет и принимается выкладывать на стол вещь за вещью. — Тут одежда на выписку, — оживляется её голос. — телефон, кни-и-га, — рассматривая жёсткий переплёт с двух сторон, женщина читает в слух название на корешке. — Нацуо Кирино «Аут». — скромно удивляясь зачем она сейчас, кладёт её на край стола. — И-и-и, — перекатывая в опустевшем пакете с угла на угол одинокую коробочку, не понимает: зачем они там? — Сигареты? Должно быть положили по ошибке, я выкину. — Оставь. — Но вам нельзя.. — Оставь.23:07
Пребывая в пучине давно прошедших и совсем недавних воспоминаний, Ризу виртуозно перекатывает между указательным и средним пальцами медленно тлеющую сигарету. Та, невскрытая пачка от Кисаки, так и осталась лежать в той палате. Щелчком скинув пепел встроенную в подлокотник пепельницу, она чувствует облегчение, что в салоне всегда лежит дежурная. Ливень стихает. Последние капли моросящего дождя тоскливо стекают по стеклопакету, прекрасно вписываясь в сопутствующий женщину внутренний антураж. Освещённые улицы всполохами проносятся в стекле двигающегося автомобиля. Чёрный кузов вымытым глянцем отражается в лужах на мокром асфальте и в себя приходить не хочется, даже когда водитель сворачивает с маршрута. — Куда мы едем? — мужчина молча сжимает руль и лишь увереннее гонит машину в другом направлении. — Ты оглох, куда мы едем? — Мне велено отвезти вас в аэропорт. — Вези меня домой. — отрешённый приказ. — Не могу, приказ главы. Забавно. В отражении стекла подрагивают женские ресницы. Без передышки, время принуждает её сделать шаг на встречу к своей головной боли. Даже сейчас, мерзавку не волнуют её страдания. Свайп — в полутьме салона загорается экран телефона. У Ризу запрет на жалость к себе. Жизни близких и живых, важнее и весомее её невосполнимой утраты. Раз. Два. За крепкой спиной раздражённое, женское «Дъявол». Чифую молчит, Кисаки сбрасывает. — Господин Кисаки, ты видел его сегодня?? — она набирает Ханму. — Гору не молчи! — Должно быть он на собрании правления. — Собрание?! Где? — короткие гудки, а на экране «отклонено». — Ушлёпок! — Ризу отшвыривает телефон на соседнее сидение. — Найди мне что нибудь. Бумагу, лист. С характерным дорогим хлопком, крышка бардачка с лёгкостью поддаётся уверенной манипуляции, плавно раскрываясь, предоставляя мужчине записную книжку. — В заведении шефа. Там завершили ремонт. — протягивая назад синий блокнот в сунутой по середине шариковой ручкой отвечает телохранитель. — Вези меня туда. — Ризу перелистывает исписанные страницы и вырвав чистый лист переходит на мягкие уговоры. — Гору, пожалуйста, отвезти меня туда. Даю тебе слово, десять минут и мы поедем в аэропорт. — мужчина не уверен. Но! Не правильно госпоже упрашивать такого как он. — Ну же, Гору?!***
Такемичи старался, как мог. Баджи погиб. На этот раз Майки не убил Казутору, но Вальгалла с Тосвой всё равно объеденились. Кисаки получил власть. Такемичи стал капитаном первого отряда Токийской Свастики. А значит, у него ещё есть шанс изменить будущее. И вот, он снова вернулся. Очутился в видеопрокате, однако совершенно в другом статусе. На нём дорогая одежда, аксессуары. Личный водитель и квартира в элитном районе Токио. Он в рядах высших руководителей Тосвы, как и стремился до этого, а Мацуно Чифую его зам. Преуспел, но не может поверить в это. Всё снова изменилось. Неужели, будущее в котором Кисаки захватил Тосву не наступило? — Такемитчи. — Кто она, что здоровается с ним? Ханагаки поднимает голову и не узнаёт женщину перед собой. — Ухоженная. — первое что приходим ему на ум. Тёмные распущенные волосы, мягкие черты лица и падающая форма глаз. Платье, какое его Хина никогда бы точно не надела — чёрное, с красными цветами. Выглядит немного уставшей и быстро переводит свой взгляд на его напарника. — Чифую, я искала тебя в зале. Там почти все уже собрались, а вас нет. Я уж испугалась что не встречу тебя. Мне нужно с тобой поговорить. — Приветствую. — глубокий поклон Мацуно и его улыбка удивляют Ханагаки. Он её не знает, только вот эти двое явно хорошие знакомые. Но зачем Чифую опустил голову перед женщиной?? И вообще, откуда в Тосве женщина?? Такемичи теряется и просто хлопает глазами. — Ты тоже здесь? Мы как раз идём на совещание. Может поговорим потом? Коридор ресторана не лучше место. — он намекает на сопровождающего их лысого «шкафа»? Общение незнакомки с его напарником, Ханагаки кажется немного странным. Стоп. Она же поздоровалась с ним. Значит в настоящем он тоже знает кто она? Наверное, тогда стоило поздороваться в ответ? Его губы приоткрываются, но растерявшись он снова их поджимает. — Не уверена что у меня осталось время. — говорит она приобнимая Мацуно, озадачивая Ханагаки ещё сильнее. И кажется не только его. — Что?! — Такемичи щурит взгляд, замечая, как женская рука ловко суёт в карман пиджака Чифую какую-то бумажку. Поглаживает, будто удостоверяется, что она точно там. — Будь аккуратней. — её слова отчего-то совершенно ему не нравятся. Сомкнув глаза, женщина тяжело выдыхает прижимаясь подбородком к плечу друга и с каким-то странным недоверием окинув самого Такемичи — отстраняется и удаляется к выходу из ресторана. — Чифую, кто эта женщина? — вопросов только больше. — Совсем память отшибло? Жена босса. Нажрался на их свадьбе, а уже и не помнишь? — удивлённо усмехаясь протягивает напарник. — Что??! Майки женился??!!! И я был на его свадьбе?!!! Напарник не даёт прийти в себя: — Ладно, пойдём уже. Нас ждут.***
— Ты?.. — было бы удивительным не встретить Кисаки в его же заведении, но Ризу всёравно надеялась. Однако сказать, что она не была готова столкнуться с ним нельзя. — Ты что тут слоняешься? Давно должна быть в аэропорту. — на лице неподдельное удивление, а в глазах искры раздражения. Не ожидал увидеть её здесь, а она заявилась. — Я для тебя как язва в печёнках, да? — выдаёт она совсем не то, что он ожидал. — Не люблю книжки, но за сигареты спасибо. — она проходит мимо, а он оборачивается не разобравшись в её намерениях и продолжает смотреть с колючим недоверием. Он разборчив в людях, но вот её странное поведение, может истолковать только, как последствие перенесённого ею выкидыша. — Знаешь, я всё поняла. Нам с тобой никогда не стать друзьями, но и мешать тебе я больше не буду. — Да?.. — мысли в слух. — Да. — Слушай, мне жаль что так вышло. — делает шаг на примирение? Повёлся? Или она правда говорит в всерьёз? Не понимает. Не может развидеть. Не знает верить ей или нет. — Даа...мне тоже. Ты был прав. Из-за вас всех я совсем забыла о себе. И вот к чему это привело. — она смотрит на руку, которой всю дорогу сюда комкала клочок листа. — В конце концов...важнее Майки для меня никого нет. Я должна думать о нас. — он внимательно следит за её движениями, но не предугадывает мысли. — Я ухожу. — Рад знать, что ты перестала гнаться за тенью Баджи Кейске. — говорит напоследок Тетта. Она оборачивается и неожиданно ярко улыбается. — Тут ты не прав, Кисаки. Видишь руку?! — вскидывает. — Дальше всё зависит от него!00:20
С неё и правда хватит. Ризу устала. Они давно не подростки и опекать Чифую она не обязана. Она должна была оборвать связавшую их нить уже давно. И подсунув в карман друга записку, она оплатила Баджи сполна. Дальше жизнь Чифую зависит от него самого. Либо он прочитает её, либо нет... А Ризу так больше не может. В её жизни есть живые, которым она задолжала намного больше, чем призрачной тени из прошлого. На арендованной взлётно-посадочной полосе ожидает остроносый частный самолёт. Трап спущен, ступени подсвечены синей подсветкой. В свете красной фары его крыла и скудно освещенного аэропорта, припарковано авто младшего брата. Риндо ждёт облокотившись задом на капот, скрестив ноги. С виду равнодушен, но нервозность с которой он наматывает на указательный палец брелок со смарт ключом от своей машины и раскручивает его обратно, говорит об обратном. Ран рядом. Фривольность с острых черт стёрта беспокойством. Стоит приблизится и сострадающие аметисты в его глазах, отправят Ризу прямиком обратно на залитую кровью каталку. Перемотают время на дни назад и приклеят к её телу окровавленную сорочку. От воспоминаний по коже мурашки. — И куда мы? — подбородок её взметнулся выше — попытка показать себя сильной. — Ибусуки. — обнимая брата Ризу чувствует вибрацию его голоса. — Мы убегаем. Братья не отвечают. Конечно они с Майки убегают. Убегут и забудут. А когда вернуться, начнут словно с чистого лица. Резко поднявшийся ветер завывает над пустым аэродромом. На холоде, пропитанное парфюмом пальто деликатно раскрывает нотки фиалок и магнолии. Брат всегда умел подбирать парфюм. Ризу змеится к Рану и тянет на себя Риндо — слишком близко. Они необходимы ей. Ей плохо. От них не утаить. — Поцелуй. — требуется как воздух. Им ли об этом не знать? Под пристальный взгляд брата, Риндо скользит по её спине под лёгким плащом, второй заставляя оторваться от груди Рана и посмотреть на себя. Убирает растрепавшиеся волосы с её красивого лица, намеренно небрежно растирая их по лицу и губам, так нравится больше. И ставит своими — плотоядный, без всякого зазрения на братскую совесть поцелуй. Подвисает в милиметре — её губами нельзя насытиться, только отведать. А та трётся носом — их с братом неправильное воспитание, травит на новый, но он не ведётся. Сестра есть сестра. Блядская этика. Превозмогая отводит голову. Ризу заведённо тянет старшего за горловину, плечи. Уломать Рана то ещё дело. Но их с Риндо слабости хреново, а значит и он покориться. Губы Риндо горячие, а Рана холодные. Успокаивают без всяких слов, лучше всякой таблетки. И их успокаивают тоже. Покрепче взведённого курка, покрепче выпотрешенной жены доктора. Болезнь ли у них? Возможно. Они не пытались разобраться. Не переходят границы, ну а капля грязи есть в каждом. Они прощаются и Ризу поднимается на борт. Стюардесса встретит её молчанием — хозяин не любит лишний шум. Садится напротив — Майки растирает указательным подбородок. За мыслями и не заметил, что супруга задержалась. С того дня они не виделись и не разговаривали. Оба потеряли, что только обрели, самое ценное в своей жизни, но даже не затрагивают эту тему. В разворошённое гнездо не возвращаются. Ризу сильная, Майки убедил её в этом. Потому её взгляд всегда доминирует над остальными, указывает на их место, но его подавляет даже её. Она запретила к себе жалость, старается выдержать, когда он целится. Только как не изводись, его глаза чёрная бездна. Омут памяти. И сопротивляться им бесполезно. Они привыкли забирать свет. Жёлтые цветы, тёплая дымка ладана, сигаретная зависимость. Бумажный самолёт, чёрные глаза, томная улыбка, обещание. Скорбь, отрицание, страх, слепость... Любовь и верность. Год, два, десять... двенадцать. Жестокость, одиночество, выгорание. Проплаченая тихая палата, одинокая кровать. Плотно закрытое окно, плач новорождённого за стеной. Хрупкая фигура и больничная сорочка. Конверт лежащий подле ног... Выступившие вены на запястье, зафиксированый катетер. Осколки души выплаканные тихими слезами в подушку. Выцвевшие за одну ночь глаза... Белый лист с результатами ген.исследования, печатные строки. И последнее предложение, ставящее в этой истории, причиняющую боль чёрную точку: «....Пол мужской». ...Правду. Начало их конца. И их бесплотные грёзы, которым не суждено улыбнуться молочной улыбкой и его глазами. Вот что она видит в этой бездне, но никогда добровольно из неё не вывплывет.