Локи.
Он ушёл. Он сделал… что бы это ни было, он это сделал ... и ушёл. Я тосковал по отупляющему одеялу бессознательности. Но сколько бы я ни закрывал глаза, это не приходило. Я думал, что достиг своей низшей точки: воскрешён из мертвых, но для чего? Чего я мог бы достичь? У меня не было ни дома, ни людей, ни семьи, кроме Тора, который, если бы он когда-нибудь увидел меня снова, с радостью закончил бы то, что начал Танос. Мои проклятые, чудовищные дети были потеряны для меня, один был изгнан, а другой погиб вместе с моим родным миром. Всё, что мне было дорого – даже уверенность в том, что я знаю, кто я такой, – было отнято у меня. Я знал, что была вероятность того, что Стрэндж увидит мою йотунскую сторону во время своего адского ритуала. Я решил, что стоит потерять эту грязную тайну, чтобы получить какой-то ключ к разгадке того, кто обрек меня на тюрьму моей второй жизни. Я знал свою историю как факты. Король Лафей бросил меня, своего маленького ребенка, умирать в храме Йотунов. Один нашел меня и вдохнул асгардское тепло в мои кости. Но я никак не мог смириться с этим знанием. Я упорно игнорировал пресловутого великана в комнате, загоняя его так далеко вглубь своего сознания, что почти поверил, что это не более чем странная фантазия. Но теперь Стрэндж знал. Это всё изменило. Он не позволил бы мне игнорировать это; проклятый волшебник потянул бы за эту ниточку и распутал бы тщательно сконструированный саван невежества, который я натянул вокруг себя. И я ненавидел его за это. Но не так сильно, как я ненавидел себя. Кем я был? Я не более чем истощенное тело. Или тело, которое, возможно, было пустой тратой времени. Я тонул в ненависти к себе, которая жгла изнутри, как худший вид желчи. И как будто этих ударов было недостаточно – потери, агонии, сбивающей с толку двойственности моей натуры, – необъятность Вселенной попыталась дать мне последний пинок в зубы: потерять отведенный мне отрезок лет. У меня за плечами было пятнадцать столетий; теперь до конца моей жизни оставались считанные десятилетия. Надеяться было бессмысленно. Планировать было бессмысленно. Чего я мог бы достичь всего за несколько лет? Я завис на краю, желая, чтобы моё измученное тело совершило это последнее, благословенное погружение в забвение. Воспоминание об агонии всё ещё жгло мои нервы. Я чувствовал каждое мгновение работы Стрэнджа, бурный поток магии, бьющий по моему телу и разуму. Я справился с этим так хорошо, как только мог, зная, что это неизбежно, зная, что это закончится. Зная, что я могу – за эти несколько мгновений – показать ему силу, которой, как я хвастался, обладал. Высокомерие, гордыня - называйте это как хотите. У меня ничего не осталось. Это единственное маленькое неповиновение было всем, что у меня было. Я не сомневался в его словах. Я уже был побежден. В его лжи не было никакой пользы. По крайней мере, моя смерть была не так уж далека. Несколько десятилетий страданий, а затем жалкий, увядающий конец. Если бы я только мог закрыть глаза и умереть прямо сейчас.~~~
— Каким разочарованием ты стал, - презрительно сказала мама, ее рот скривился в усмешке, - Принц Асгарда? Принц Ошибок. Принц Сожалений. — Мама, я..– я упал на колени перед ней, убранство зала моего отца было лишь бледным мерцанием рядом с её великолепием. — Не называй меня так, - выплюнула она, отворачиваясь от меня. Ее тяжелые юбки скользили по полированному мраморному полу, - Я никогда не была твоей матерью, дитя Йотуна. Один принес мне подменыша, кукушонка, и поместил его в мое гнездо... — Мама! - в отчаянии сказал я, потянувшись к ней. Умоляюще, - Пожалуйста, не поворачивайся спиной! У меня ничего не осталось… никого... — Ну, это твоя вина, не так ли? - её голос никогда не звучал так... с такой ненавистью. Такой злобой, - Всё, к чему ты прикасаешься, сгорает дотла. По крайней мере, Хела обладала способностью обдумывать последствия. Она не заботилась о них, но, по крайней мере, у неё было время подумать. Что насчет тебя, мальчик? — Прости меня... - я опустился ещё ниже, прижимаясь лбом к холодному мрамору. Если бы она только позволила мне обнять её... если бы я мог снова почувствовать её тепло, ощутить её нежный аромат... — Нет, Локи. Ты недостоин этого. Ты не заслуживаешь прощения. Ты даже не заслужил быстрой, милосердной смерти, которую дал тебе Танос. Я заплакал. Мои слезы капали на холодный мраморный пол. Забытый. Игнорируемый. Презираемый.~~~
Я снова пришёл в сознание. Когда я моргнул – мои глаза были жутко сухие и воспаленные – горячие слезы потекли по моим щекам и затекли в волосы. Голос матери эхом отдавался в моей памяти. Она никогда не говорила со мной ни с чем, кроме любви и доброты; даже при том, что мой разум знал, что я только что пережил кошмар, я всё ещё чувствовал боль от её слов острее, чем от любого оружия. Я был ранен в самое сердце. Что было намного хуже, так это то, что она должна была разговаривать со мной так. “Ты не заслуживаешь прощения”. Мучения, которым я подвергался сейчас – этот кошмар наяву в каком-то адском измерении, которое Стрэндж приготовил для меня, - были моим наказанием. Зашуршала ткань. Наташа села на стул рядом с моей кроватью. — Привет, - сказала она, её голос был низким, успокаивающим и ласковым. Несмотря на унизительные постельные ванны и пытки физиотерапией, мне нравилось слушать её голос, - Ты выглядишь не слишком хорошо. Что-то случилось? — Магия, - это слово было произнесено едва слышно, не громче шепота. Всё, что я мог. Её ладонь на мгновение коснулась моего лба, предположительно проверяя мою температуру. Это был неожиданно заботливый жест, который заставил меня тосковать по моей матери. Тоска и отвращение – вот всё, что у меня осталось. — Что-то, что ты сделал? - она оглядела комнату, обратив внимание на меловые круги на полу и частично оплавленные свечи. Стрэндж, по крайней мере, заделал дыру в стене, но почерневший, взорванный череп ворона остался. Мои глаза задержались на нём, обнаружив одно мгновение мрачного юмора; ворон, столь важный для моего дорогого отца, практически уничтожен. Она посмотрела на извивающуюся трубку капельницы, снова выходящую из моей руки, - Что-то, что сделал Стивен? Я не подтвердил и не опроверг то, что она надумала ещё до того, как я проснулся, вместо этого сосредоточив свою энергию на создании дубликата. Изображение ожило на краю кровати, одна нога была закинута на другую, когда он смотрел на неё— Моя хватка соскользнула. Дубликат исчез. Магия иллюзий всегда была такой легкой, к ней я тянулся, не задумываясь. Но у меня не осталось сил даже на неё. Я не мог дышать— — Эй, эй, - пальцы Наташи впились в мое плечо, - Прекрати это. Оставь магию, хорошо? Если ты упадешь в обморок из-за того, что слишком сильно напрягся, я надеру твою костлявую задницу. Призрак смеха заставил моё горло сжаться. Казалось, что юмор всё ещё можно было найти, даже когда дела обстояли самым мрачным образом.~~~
Я смотрел в окно, мой полный ужаса взгляд был прикован к разрушению моего родного мира. Асгард разрывался на куски. Это было похоже на прекрасную, ужасную розу в черноте космоса; каждый шлейф взорванной породы был единственным лепестком. Это была моя вина. Каждое событие с тех пор, как я подтолкнул Тора и Троих Воинов к "вторжению" в Ётунхейм, было моей виной. Погружение отца во Всеобщий Сон стало началом долгого, медленного соскальзывания в небытие. Его отсутствие при дворе привело к вторжению Темных эльфов. Моя вина. Смерть матери. Моя вина. Долгий сон отца в конце концов сменился настоящей смертью. Моя вина. Вторжение Хелы – моя вина. Тор был вынужден выпустить огненного демона Суртура, чтобы разобраться с ней. Рагнарёк. Смерть моего мира, моего народа. Моя вина, моя вина, моя вина! Всегда строит козни, всегда плетёт интриги, никогда не задумываясь о последствиях. Но кто мог предвидеть это? Я прижал руку к окну, пытаясь продлить свою связь с разрушенным миром. Я был Принцем Руин. Моим троном была пустота. Я издал глухой крик боли. Я потерял свой дом, своих людей… и сын. Слейпнир провел там столетия, сломленный доспехами Одина, его дух был укрощен. Я молился Норнам, чтобы его дух был свободен. Потому что мой разбился вдребезги.~~~
Щёлк. Щёлк. Щёлк. Я побежал по разрушенному кораблю. Отвратительный звук преследовал меня, куда бы я ни пошёл. Что-то преследовало меня; что-то огромное, ужасное и неумолимое. Я не мог убежать. Чудовищная сила сомкнулась вокруг моей шеи. Я сопротивлялся, боролся, и брыкался, нанося удары той малой магией, которую мог собрать, но это не имело никакого значения. Тиски вокруг моей шеи напряглись. Я не мог дышать. Я не мог— ЩЁЛК.~~~
Я проснулся от удушающей тесноты одеяла вокруг моей шеи. Я вцепился в него слабыми руками, жалкие звуки паники вырывались из моих плотно сжатых губ. Просто одеяло, просто одеяло, просто одеяло.… Я сбросил его на пол, чувствуя, как воздух охлаждает моё мокрое от пота тело. Жалкий больничный халат прилипал к моей коже, усиливая озноб. Я сильно задрожал. Я провел обеими руками по своим влажным, спутанным волосам, пытаясь отделить свой бодрствующий разум от ужасов, которые я прокручивал в голове. Я не мог этого сделать. Я не мог отделить их, не мог отделить своё сознательное "я" от ужаса моей смерти— Инстинкт заставил меня потянуться за своей магией. Инстинкт вызвал к жизни двойника, беспомощно стоящего в изножье кровати. И именно инстинкт заставил его закричать. Я вложил в него все: горе, ярость, страх. Удары молота от каждой потери, включая последнее откровение Стрэнджа о том, что мне осталось прожить всего несколько смертных лет. Мой двойник мог кричать вечно, не охрипая, но мне не требовалось так много времени – достаточно времени, чтобы вывести наружу ужасные эмоции, бушующие, терзающие мою душу. В конце концов звук стих и сошел на нет. — У тебя пара легких, - заметила Наташа, стоя в дверях. Должно быть, она услышала мои истошные крики, но на её лице ничего не отразилось, - Ты когда-нибудь учился петь? — Тебе нужен мой брат для этого, - сказал я через своего дубликата. По крайней мере, я восстановила достаточно магии для этого! - После нескольких рюмок проклятый идиот не заткнется. — Но ты не ответил на мой вопрос. — Чего ты хочешь? Я был так поглощен собственной болью, что не заметил её прихода. Её одежда была другой. Я проспал достаточно долго, чтобы, по крайней мере, один день перешел в другой. — Я подумала, не захочешь ли ты составить мне компанию, - если она и обиделась на мой тон, то никак этого не показала, - Нездорово сидеть здесь и кричать в одиночестве. — Он тебе сказал? - прохрипел я, - Этот несчастный волшебник рассказал тебе, какой новый ад он обнаружил? — Он сказал мне, - её тон стал жестче; жевалки дёрнулись на её челюсти, - Там была какая-то чушь о конфиденциальности пациентов. Я напомнила ему, кто о тебе заботится. Пару раз назвала его своевольным мудаком. — Я бы хотел на это посмотреть, - усталая улыбка казалась странной на моем лице, и еще больше на лице дубликата. — Когда тебе станет лучше, ты увидишь это. — Когда мне ‘станет лучше’, - слова застряли у меня во рту, - Как ты можешь так легко относиться к... этому? — Я должна относиться к этому легкомысленно, - заметила она, садясь рядом со мной на кровать. Её тон стал мрачным, её яркие зеленые глаза изучали мои. Интересно, скольких людей она очаровала этим взглядом? Был ли я очарован? Или я просто был захвачен этим кажущимся предложением дружеского общения? - Если ты начнешь думать о том, как много ты потерял, ты никогда не перестанешь кричать. Единственный способ перестроиться - это смотреть вперёд. Я запнулся в поисках ответа. Она предлагала не просто дружеское общение. Это было понимание. Она понимала, каково это - потерять всё, что когда-либо имело ценность. — Как я могу надеяться на восстановление... ну, хоть чего-нибудь? - потребовал я, изо всех сил пытаясь контролировать свои колеблющиеся эмоции, - Я обречен на мидгардское количество лет. Восемьдесят, может быть, девяносто, если мне повезёт, - я пожал плечами, - Или не повезёт. Я ожидал ещё столетий! Как я могу вместить всю свою жизнь в такой ничтожный промежуток времени? — Это просто, - её голова откинута назад, волосы рассыпались по плечам, - Это банальная поговорка здесь, на Земле, но ты должен жить каждый день так, как будто он твой последний. Не откладывай на потом то, что ты хочешь сделать. Реши, кто для тебя важен, - её вздох был тихим, но искренним, - У меня это было раньше. У меня всё это было. Теперь мне снова приходится с этим разбираться, - её улыбка была широкой и фальшивой, в глазах не было искорки. — Как мне сделать это? - спросил я, сбитый с толку, - Какую жизнь я могу устроить для себя? - последний вопрос, вырвавшийся из моего горла, - Где я могу поместиться? Мне было стыдно, что я проявил столько слабости перед кем бы то ни было, не говоря уже о мидгардце, но к этому моменту мне было уже всё равно. Что было ещё одним позором, ещё одним унижением, навалившимся на мою и без того сломленную фигуру? — Кое-что, о чем я много думала, - медленно сказала она, поворачиваясь, чтобы снова взглянуть на мое тело на кровати, - даже до того, как я умерла. Когда Клинт привел меня в Щ.И.Т.? Это тоже было своего рода смертью. Я думал о её прошлом. Да, это имело смысл – она оставила бы свой старый мир позади. Каково было работать на новую нацию? Сколько людей знали о её прошлом? Сталкивалась ли она с подозрением, недоверием? — Ты устроила себе новую жизнь, - предположил я. — Да, - её пальцы играли с краем одеяла, - И нет. Я превратилась из русского шпиона в американского шпиона. Не столько возрождение, сколько... смещение в сторону. — А теперь? — В прошлый раз у меня не было реального выбора. ‘Присоединяйся к Щ.И.Т.У или умри’... Я имею в виду, это выбор, но Клинт уже был уверен, какой вариант я выберу, - её улыбка была неожиданно горькой. Мне было интересно, что она на самом деле чувствовала в те дни и расскажет ли она мне когда-нибудь, - На этот раз выбирать буду я. И я могу выбрать... всё, что угодно. Понимание вспыхнуло в моих глазах. Это был не просто выбор между той или иной нацией; это была возможность решить, кем она станет. Чтобы составить план своей жизни. Как она себя вела, с кем подружилась, куда ходила. Её дом, её карьера, её семья… Этот выбор тоже был моим. Осознание этого было ошеломляющим. Я уставился на неё, шок прокатился по мне, обдумывая последствия. Возможно, у меня не было той свободы, которая была у неё сейчас (надвигающаяся угроза казни Стрэнджа витала в глубине моего сознания), но в какой-то момент, если моё слабеющее тело не откажется от борьбы, у меня будет свобода стать другим человеком. ...Лучшим человеком? Я уклонился от этой концепции. Она была слишком большой. Слишком широкой, чтобы охватить мой борющийся разум. — Твои друзья, - сказал я, выталкивая слова, всё ещё пошатываясь, - Бартон, Беннер... — Я ещё не решила, остаюсь ли я всё тем же человеком, которого они хотели вернуть, - влага заставила её глаза заблестеть, но тут же исчезла, - Пока я не разберусь с этим, я не хочу, чтобы кто-то еще знал, что я жива.