Бонусы к работе «Нить меж двух миров»

*** — Здравствуй… Ты не из наших земель? Среди белогорских такой красавицы и нет, — приветливо, но сдержанно обратилась к Марье старая знакомая девица, что на болоте всю свою любовь оставила. И ради кого? Вот этот витязь стоит, ухмыляется в усы. Самодовольный, чёрный и пустой. Таких Марья топила сразу же, а тут пожалела. Нет бы смотреть, как его разрывают кошмары, как богатырь не может выбраться из воды и всё больше тонет… Отпустила ради девицы. Подумала, что она уж с таким дурнем сладит. Не вышло. Прицепился вот! Кикимора холодно улыбнулась, по привычке обнажая зубы. Это её не испортило, напротив, придало радости. — Марья. Не из этих краёв. Ненадолго пришла, — в словах сквозило хищное предупреждение, которого она вдруг захотела избежать. Богатырь дёрнулся и поспешил спровадить нежданную гостью. Но она была непроста. Мара почувствовала эту жаркую дерзость, спокойствие и настойчивость. — Что, Финист Ясный Сокол, всё за гостьями ухлёстываешь? Наши девицы не по нраву тебе? Аль достойных такого богатыря не осталось? — улыбка искренняя, голос намеренно громкий. Дразнится… — Вновь иномирную приглядел, чужую. А хотя… Вкус у тебя есть. Хороша девица! Прежняя была какая-то совсем безликая. Мара следом увидела, что одна из весёлых улыбок для неё самой. Пташки лесные передали подруге-моховице, что это сама потерянная княжна. Никто Маре уж которую сотню лет так не улыбался. Внутри всё грелось каким-то чувством забытым. «Понравилась ещё на болотах. Я б такую и топить не стала. Жарко с ней, забавно», — на миг подумалось травнице, но тут прозвучал взволнованный голос. — Елена Гориславна, в Белогорье… — богатырь пытался сказать хоть слово, но его перебили. «Елена сталбыть? Сияющая…» — Мара вновь коротко улыбнулась, припоминая, что клыки исчезли. Не испугается… — А ты, красавица, бросай его… Непутёвый он. — вдруг чуть ближе склоняясь и опаляя нежданным теплом и сладостью диковинной, Елена совсем громко заявила, и подмигнула. — Ко мне приходи беседой развлечься. Приходи, у меня веселее будет, слаще… «Сла-а-ще. Куда уж!» — Мара старалась сохранить привычное выражение лица, но щеки начало подёргивать непривычным румянцем. Давно такого не бывало. Елена смотрела на неё томным, уверенным взглядом. Зелень глаз заволокло чертями. Мара невольно почувствовала, что уши краснеют, а её саму раззадоривают эти глаза. Девица попалась непростая. В ней было что-то от лёгкого мотылька: красивое, опасное и уж до чего притягательное. Хотелось забрать такую диковинку на свои болота и хранить пуще гребня заветного. Мара нечасто забавлялась с девицами так. Проще было утопить, прокусить горло. Наслаждаться вкусом крови. Но бывали захожие, не из пугливых. Ластились, волосы цветами да лентами перевивали, хвоста не страшились. Ей нравилось, как тёплые пальцы щекотно бегали по чешуйкам на плечах, гладили острые уши. Одну такую девицу Мара отговорила топиться в её болоте. Славно вышло. Финист вначале оторопело наблюдал за улыбками, взглядами шальными. Показалось ему на миг, что неспроста. — Мне иномирные противны, княжна. Нет, Марья хороша, конечно, да только… — сказал не думаючи, а слова ревнивые. И похвалил, и обидел. Этот страх Мара шибко скоро учуяла. Близко скрылся, сердце чернотой наполнял. Бойкий голосок вдруг раздался в голове. Не иначе, господская дочка была чародейкой. Она говорила спокойно, осторожно, боялась лишь потревожить. Предложила шкатулку с жемчугом, за услугу одну. Вдруг девица усмехнулась, и повела бровью вправо. Аккурат где богатырь стоял. Мара сперва глянула в иную сторону, а после и понять-то не успела, как её обожгло дерзким прикосновением мягких губ. Жарких, что кострище большое. Таковым пламенем Огнецвет лишь быть мог… Нежити от того жара бежать следует, но Мара хотела остаться. Она неловко приоткрыла глаза, встретившись с чертями в зелёных омутах глаз, и пропала. Княжна осмелела, прикусила сначала нижнюю губу, после верхнюю. Рядом взвился аромат свежей вишни, до которой был не сезон. Мара ловко притянула девицу к себе. Пальцы лихорадочно вырисовывали узоры, путаясь в длинных светлых волосах. Алия сквозь полуприкрытые веки заметила маячащего рядом Финиста. Да не до него было. Куда уж тут… Всё, решительно всё сделалось неважным: праздник, друзья, оставшиеся на поляне и видевшие это всё родители, да и сам дурной Финист. Вздумал играть с княжьей кровью! Это ведь его стараниями рука так болит. Внутри поднялась невиданная жаркая волна. Травница, раззадорившись, прикусила ей сначала губу, а после и язык. Хотела бы крови, могла взять и её. Бездна чёрных глаз своё дело сделала. Неожиданный порыв превратился в жаркую игру, не хватало виски и перца. Вспомнилась Ивэлин с её шутливыми замечаниями. «Как ты там говорила? Пока на пальце нет кольца, я свободная женщина, что хочу, то и ворочу?» — эта мысль отозвалась очередным укусом. Вдруг рядом что-то оглушительно грохнуло, послышался звон и треск. Большое, тяжёлое, словно титан Атлас уронил весь земной шар Геркулесу на плечи. Это не мог быть купальский костёр. Они далече стоят. — Что это? — прозвенело в голове Марьиным голосом, чуть хрипловатым от сбившегося дыхания. — Это у Финиста Ясна Сокола весь мир рухнул, не иначе! — хмыкнула Алия, не открывая глаз. — Заигрались мы с тобой. Пора бы уж и разойтись, а не то помрёт ведь от злости-зависти. Мара легко убрала руки с плеч девицы, помогая ей удержаться на ногах, и с видимой неохотой разорвала поцелуй. Княжна приняла самый спокойный вид, будто ничего и не было, усмехнулась, лишь стреляя глазами вправо. Травница вмиг повернулась в ту сторону и увидела, что он стоит, дышать боится. Пунцово-синий весь от злости и бессилия, губы дрожат отчего-то, а молчит. Ну и пущай! То не интересно, иная беда у княжны была. — Я помочь могу, надобно? — кикимора спохватилась, притворно хлопнула по сумке и вытянула мешочек с травами, — Завари настойку. Завари… Поможет, руку вылечит. — Мне живая вода без толку, Марьюшка, без толку, — девица неловко улыбнулась. После звала ближе к огню, пирогами угостить хотела. Мара не слышала. Губы ещё приятно жгло, в носу ощущался вишнёвый хмель. Жаль ей стало, что такая диковина достанется кому-то иному. Ещё сильнее захотелось увести княжну на свои болота. «Ежели ты мне тогда такой откуп дала, я б их всех отпустила, а тебя оставила. Чую тревогу в тебе. Сомневаешься вновь…» — подумала она, провожая взглядом ушедшую к друзьям Елену. — «На будущий год, ежели свидимся, заберу тебя к себе!»