Бонусы к работе «Нить меж двух миров»

**** Битва с Роголебом осталась далеко позади: прошло несколько высоких лун, несколько лет. Однако вовсе не это тревожит Ясного Сокола, отнимая всякий сон, радость и душевное здравие. Все кругом счастливы, и лишь он возвращается в холодные пустые стены. На руках Микулы, теперь уже человека, княжеская кровь. На совести Ивана, их нового правителя, обман. Василиса и та виновна. — Чего не сказали, покуда время было?! — негодовал тогда Финист, спускаясь в княжий подвал. Не похоронной тризны он желал, а счастья! Да только запоздало понял, отчего были те ведьмины отвары, мороки, нездоровье княжны. «Забавлялись! Бездушное подобие мне оставили, покуда Елена умирала в своей темнице! Нешто Ванька так зол на меня был?» — извечная ядовитая мысль. С ней Финист сросся, будто костьми. В невысоком сводчатом зале, украшенном цветами и блеском камней, ещё виднелось последнее пристанище княжны: широкая лавка, укрытая тканями. Среди надрывной пустой тишины тонкая девичья фигура в прекрасном платье была величественной и пугающей. Застывшая на губах лёгкая улыбка отдавалась в сердце колючей болью, ядом аспидов. Финист беспокойно прислушивался к дыханию. Однако инстинкты молчали: Елена Гориславна будто замерла. Воевода не помнил, как добрался ближе. Мысли путались, а сердце было полно страха. — Не должно так! Княжна! — Финист долго звал девушку. Надежда стремительно разбивалась на осколки, впиваясь в сердце безнадёжностью и пугающим льдом. Свет кристаллов слепил глаза до жгучей боли. Ни разу за все годы: хорошие или плохие, Финист не чувствовал пустоты в душе. Он понимал, что Елену оставят в этом склепе. Чудовищнее и помыслить нельзя! Девице княжеской крови на роду сие написано. Жить коротко. Финист не смог выдержать, когда днём позже несколько богатырей из дружины собирались запечатать могилу. По обычаю, княжеской семье полагались мраморные ладьи с резными надгробными плитами. «Добро жечь не решились, как встарь бывало…» — витязь смахнул одинокую слезинку и вышел из усыпальницы, пропахшей ладаном, ароматом сладкой розы и трав. На крыльце, словно заледенелые, стояли иномирные гости. Лица обоих были серыми от тоски. Казалось, мужчины постарели от несчастливых вестей. — Стало быть, Аннушке тут делать и вовсе нечего… — Финист нарушил звенящую тишину первым. Ответа не последовало. **** Спустя четыре года Финист, казалось, всё забыл. Его частые дозоры, приграничные выезды и путешествия по землям княжества изматывали, вытесняли всякую мысль. Одно было хорошо: иномирные, как он и желал, покинули эти земли, а Елена осталась в Белогорье. Да только вот не рядом, а под мраморной плитой, в сыром и тусклом склепе. Так и не нашлось ни одной девицы, способной согреть его заледеневшее сердце. Финист знал, что другой суженой ему не надобно. Елена приносила в его жизнь дивный свет и спокойствие, а те жаркие поцелуи, серебристый смех и весенняя зелень глаз и вовсе стали бесценны. Уж спустя время богатырь понял ту несусветную тоску княжны по Марку. — Любовь приносит нам не одно лишь счастье… — таким был сбивчивый шёпот бессонными ночами. Ивану пришлось выставить стражу у княжеской усыпальницы. Воевода наведывался туда, бесцельно бродил. Едва не сорвал однажды печать. Микула изготовил колдовскую, неподвластную силе. Финист смирился со своей беспомощностью. Однако осталось последнее: сны. Пустые, чёрные. Там Елена погибала по его вине. Колдовские приблуды Ядвиги не спасали, дурман-трава не приносила забвения. Способ нашёлся: служба. Долгая, изнуряющая, дневные повечерние и ночные дозоры, походы на рубежи. В первый год жители шептались недобро, что нашёл себе воевода забаву в дальнем краю запретную. Всем скоро приелось. Новую небылицу придумали: мол, за морем есть остров живительный, где со смертью повстречаться можно. Ясный Сокол и правда ходил в Северные земли не один, с Димитрием, с отрядом дружинным. Не нашёл дорожку, по которой они с Еленой шли Кощея вызволять. Встретил на болоте Марью, да откупился памятью. Долго нежить молчала, а после и отпустила всех. Стало быть, и ей лакомого нет в смерти княжны. **** Шёл пятый год правления Ивана Муромца. У него и дети малые подрастали. Старшего сына именем прежнего князя назвал: Илюшенькой. Год назад Василиса и дочек подарила. Тут уж Финист за дальним морем был, не сумел вернуться. От Колобка узнал: Варенькой и Алёнушкой назвали. Девочки на отца похожи, а там глянешь — и нет: у Варюши глаза голубые, а у сестрицы её малахитом горят. Тот день выдался спокойным, тихим. Белогорье жило своей жизнью: на ярмарку привезли новые ткани, оружие и утварь. Водяной помог рыбакам, привёл в сети лучшую рыбу. Намечался пир. Да только не все помнили, что Елена Гориславна родилась в месяц жатвы и молодая княгиня дочек мужу подарила в том же круге дней. Хмельной пир удался. Из палат княжеских Финист выходил уставшим, но довольным. В небе позеленью сверкнула Вечерница, первая среди ярких звёзд. Воевода не помнил, как добрался домой и сумел сбросить поддоспешник и сапоги. Сон пришёл больно скоро и был чудным. Финист прислушался к миру вокруг: неизвестно откуда взявшийся ветер принёс аромат шалфея, земляники и хвои. Неторопливо приоткрывая глаза и осматриваясь, богатырь понял, что сидит среди векового ельника. Таких деревьев он не встречал в Белогорье, чего уж о странствиях говорить? Невдалеке вилась звериная тропа, уходя всё дальше на юг. Хвойный аромат кружил голову. Воевода нашёл на одной из ветвей ленточку, совсем новую, льняную, и ступил ближе. За широкими зелёными лапами скрывалось необъятное поле. Свежее, летнее: васильки, ромашки, медовый цвет пестрили тут и там. Был слышен стрёкот кузнечиков. В траве копошились птицы, устраивали, видать, свои гнёзда. Финист уверенно шёл через травяное море, наслаждаясь теплом. В сердце разливалось забытое счастье. Чуть погодя он заметил малый голубовато-белый круг, словно устроенный руками человека. Хрупкие стебли плясали на ветру, выдавая притаившегося зверя. «Заяц…» — устало подумал и направился ближе, словно не своими ногами. Над соцветиями мелькнули светлые волосы, перевитые ромашками. Финист замер, рассматривая тонкую шею и ровную спину в лёгких льняных тканях. «Нет не заяц. Полуденница…» — пришла запоздалая мысль. И тут девица обернулась, сверкая зелёными глазами. Рядом вспорхнула стайка бабочек. Сколь бы лет не прошло, а забыть красоту княжеской дочки оказалось не по силам. Финист оторопело молчал и не мог отвести взгляд. — Пришёл. — Елена широко улыбнулась, прихватывая крупный венок и поднимаясь на ноги. — Что молчишь? Пока шёл, все слова растерял? Я давно тебя жду. — Княжна… Чего тут скажешь, сердце болит. Девушка посмотрела на него с нескрываемым интересом, словно впервые видела. Финист и сам то заметил. Ему сделалось неуютно от внимательного взгляда зелёных глаз. Да только отступать не хотелось. — Сердце? А оно у тебя есть? — княжна глядела на него хитрой лисицей. Её светлые волосы приглаживал ветерок, разбрасывая в стороны. — Я думала, что сердце великого Отца досталось Карталю. Уж он достоин… Стало быть, вам обоим. Витязь отвёл взгляд в сторону, не смог выдержать. Слова не казались насмешкой, да только стыд брал: не дюже хорошо он с иномирными гостями распрощался. Аннушка с ними осталась, выросла уж, поди, красавицей. Глаза заполнились слезами от боли и страха, в рёбрах сдавило и чегой-то на части рвало, словно гора могучая свалилась на плечи. Княжна перебросила венок в руках и двинулась ближе. Запустила тёплые пальцы в его густые кудри, слегка улыбнулась, смотрела обеспокоенно: — Финист! Ты чего? Я здесь. С тобой. — голос дрогнул, будто живой. Сонный морок, а всё ж тёплый, ласковый и по-особому родной. Иноземных слов Финист не разобрал, зато почувствовал на голове тяжелый венок, стебли которого слегка впивались в волосы. — Чем тебя там Ванька кормит? Скоро лбом небо подпирать будешь! — княжна недовольно фыркнула и засмеялась. Финист видел, что она ничуть не изменилась, была такой же светлой, как прежде. — Елена, ты здесь останешься, а я проснусь. Как мне жить? Всем нам? Тонкие пальцы скользнули по плечам, коснулись наруча. Сердце нетерпеливо замерло. — Живая или нет, я всегда с вами, Финист. Всегда! — девушка несмело обняла его. — Приходи ко мне на васильковые луга. Над лугом запел соловей, и Финист проснулся в своей избе. За окном шумел Белый город, а на душе сделалось так легко, будто княжна и правда была рядом. — До встречи на васильковой глади, Елена Гориславна. Будущей ночью жди меня…