***
Хорошее настроение продлилось до самого вечера. До того самого момента, как Гарри поднялся на Астрономическую башню и снова встретил там Малфоя. В этот раз Малфой перебрался к стене, максимально далеко от той ниши, в которой предпочитал спать Гарри. Он пустым взглядом пялился вдаль. Из трубы в хижине Хагрида валил дым, а над Запретным лесом кружила стайка птиц. Гарри почувствовал лёгкий укол вины — он так и не зашёл в гости к Хагриду — и пообещал себе сделать это завтра. Но ещё сильнее было возрастающее чувство злости. Это место было слишком личным, и Гарри мечтал, чтобы Малфой — с пустым, равнодушным взглядом — убрался подальше. — Тебе тут что, мёдом намазано? — Гарри постарался вложить в голос как можно больше яда. Раньше это получалось само собой, стоило только увидеть Малфоя, но сейчас вся злость казалась напускной. Это не сработало — Малфой не вскочил, не начал швыряться проклятьями. Равнодушно посмотрел на Гарри и отвернулся. — Я первый сюда пришёл. — Сегодня первым пришёл я, прошу. — Малфой вытянул руку в сторону выхода. Он сделал это так грациозно, как будто подавал руку даме на каком-то балу, а не пытался выгнать школьного недруга с общей, между прочим, смотровой площадки. Гарри чувствовал, что его напускная злость сменяется вполне настоящей. — Слушай, мне плевать, что ты здесь делаешь. — Гарри опустился на пол в своей нише и наградил Малфоя долгим, возмущённым взглядом. Чтобы сделать это, пришлось сильно наклониться вперёд. — Я прихожу сюда, чтобы побыть в одиночестве. Ты, конечно, никто, но это не одиночество, понимаешь? Он пощёлкал пальцами в воздухе. Для пущей убедительности стоило сделать это у Малфоя перед носом, но вставать — и тем более подходить к нему — Гарри не собирался. В ответ раздался только тихий смешок, и Малфой снова уставился в сторону Запретного леса. — Тебя совесть не мучает? — это был подлый приём, Гарри обязательно даст себе мысленную оплеуху, но он был готов сделать что угодно, чтобы Малфой убрался отсюда. Сегодня он впервые выспался и мечтал побыстрее закрыть глаза. — Ты пытался убить Дамблдора, помнишь? Я был здесь под мантией-невидимкой и всё видел. Не думал, что тебе хватит смелости снова подняться сюда. — Поттер, — внутри Гарри что-то радостно засвистело, когда Малфой приподнялся на локтях — лениво, но в его взгляде отчётливо читалось раздражение, как будто Гарри был назойливой мухой. — Мне плевать, что ты видел, и плевать, что я здесь делал. Ещё я пытал щенков, ты не знал? Сегодня я выспался здесь, и я отсюда никуда не уйду. — Ты пытал щенков? — возмущение Гарри быстро исчезло, и он бездумно захлопал глазами, не пытаясь вникнуть в то, что Малфой говорил. Малфой ничего не ответил — очередной смешок нельзя было считать нормальным ответом — и отвернулся. — Мог бы разбудить меня с утра. — Гарри так и продолжал сидеть в одной позе, сильно наклонившись вперёд. — Из-за тебя я пропустил травологию и лишился двадцати баллов. Малфой вытянул ноги вперёд и демонстративно поправил под головой шапку, которую использовал вместо подушки. Гарри не собирался ничего отвечать — он был слишком возмущён последними словами и по-прежнему хлопал глазами, пытаясь понять, насколько серьёзным был Малфой. Он принял более-менее нормальную позу, когда Малфой уже заснул — с его стороны стены раздавалось смешное сопение. Гарри пообещал себе, что завтра поднимется на башню первым, чтобы Малфой уж точно отсюда убрался, и почти сразу заснул. Этой ночью его снова не мучали кошмары.***
Попытка не пустить Малфоя на Астрономическую башню с треском провалилась. Когда Гарри следующим вечером поднялся на смотровую площадку — сразу после ужина, захватив с собой учебники — Малфоя ещё не было. Гарри с удобством расположился в излюбленной нише, он заверил Гермиону, что хочет позаниматься в тишине. Он и правда читал, по крайней мере, первые двадцать минут. Потом резко захотелось спать, но Гарри упрямо боролся со сном — он не должен спать, пока не выгонит Малфоя. Малфой появился на площадке после отбоя, его расстёгнутая мантия от ветра смешно колыхалась за спиной, делая его похожим на маггловского супермена. Гарри почувствовал радость от скорой победы и уже открыл рот, чтобы сказать пару ласковых слов, но лениво брошенное «Силенцио» заставило его застыть в одной позе. Палочку Гарри, конечно же, оставил в гостиной. Заклинание спадёт само собой минут через двадцать, и всё это время ему придётся наблюдать, как Малфой привычно взбивает шапку на манер подушки и принимает удобную позу для сна. Гарри схватил с пола учебник, перелистывая страницы максимально громко. Малфой так и сидел с закрытыми глазами, не возмущаясь, и делал вид, что его этот шум ничуть не беспокоит. Скоро заклинание спадёт, и вот тогда Гарри выскажет Малфою всё, что о нём думает. Он блаженно улыбнулся своим мыслям, перевернул страницу учебника и через несколько минут заснул.***
Гарри не понимал, в какой момент его жизнь пошла под откос. Раньше у него была какая-то цель — уничтожить Волдеморта, отомстить за родителей. Теперь смысл его жизни свёлся к тому, чтобы выставить доставучего Малфоя с Астрономической башни. Он почти смирился с мыслью, что кошмары будут преследовать его до самой старости и в конце концов ему придётся лечь в Мунго, но Малфой с Астрономической башни по-прежнему не убирался и заявлялся каждый вечер, нарочно игнорируя присутствие Гарри. Когда Малфой в следующий раз попытался наложить невербальное Силенцио, Гарри выхватил палочку — специально взял, чтобы наконец ответить Малфою — и принял угрожающий вид. Вернее, ему так казалось, потому что Малфой вдруг хмыкнул и передумал его проклинать, невозмутимо уселся на пол и вытянул ноги, делая вид, что ему максимально комфортно. Гарри заскрипел зубами. Плевать, плевать на Малфоя. Хочет торчать здесь? Пусть торчит, Гарри из принципа будет его игнорировать. В конце концов, за последние несколько дней он начал высыпаться нормально, Гермиона даже заметила, что его мешки под глазами уменьшились, а цвет лица от землистого почти вернулся к нормальному. Так прошло больше месяца. Гарри поднимался на смотровую площадку перед самым отбоем — Малфой уже торчал здесь или приходил минут десять спустя. Они не общались, не смотрели друг на друга и демонстративно отсаживались к противоположным стенам. Они враждовали шесть лет, а того Малфоя, который не выдал Гарри Беллатрисе в Малфой-мэноре, он не знал и не хотел узнавать. Единственной целью его жизни теперь стал полноценный сон. Иногда, когда шум в Большом зале достигал невозможных пределов, Гарри из чистого интереса смотрел на стол слизеринцев. Малфой с компанией по-прежнему держался в стороне от остальных, но ни с Гойлом, ни Забини ни разу не заговорил. Завтрак, обед и ужин Малфой проводил, уткнувшись в пустую тарелку, иногда он доставал учебник и в такие моменты поразительно походил на Гермиону. Гарри понимал слизеринцев — он бы тоже предпочёл держаться подальше от бывших Пожирателей смерти (и не важно, что у Забини метки не было). Справедливости ради, он как-то отметил, что круги под глазами Малфоя стали чуть меньше. Малфой явно начал высыпаться, но делить с ним Астрономическую башню Гарри по-прежнему хотел крайне мало. Иногда Гарри почти собирался спросить, что Малфой видел в кошмарах. Тоже Волдеморта, он же проторчал с ним целый год в своём поместье? Или что-то другое? Гарри хотелось поговорить хоть с кем-то, пережившим подобное, проблема была в том, что этим кем-то оказался Малфой. С ним Гарри не хотел разговаривать, его выдержки хватало только на гробовое молчание и демонстративные попытки делать вид, что на Астрономической башне больше никого и не было. Но Малфой умудрялся достать его даже во сне — обнаружилась его дурацкая привычка громко сопеть, и, когда Гарри чувствовал, что вот-вот провалится в сон, это сопение становилось ещё громче. Он был уверен, что Малфой делал всё ему назло, даже противно сопел. А ещё во сне он продолжал переползать в его сторону. Гарри специально садился как можно дальше — насколько позволяла его ниша, но каким-то образом с утра Малфой находился где-то под боком. Одну из ночей они провели совсем рядом. Гарри проснулся от настойчивых лучей — снег уже выпал, покрыв всю территорию Хогвартса, и солнце отражалось от него со всей силой. Гарри зажмурился — ему не были нужны очки, чтобы понять, что уже ранее утро. На живот что-то давило, наверное, от чувства голода. А ещё Гарри что-то снилось. Он не запомнил сон, но, кажется, это не было кошмаром. Это бодрило, потому что других снов кроме пустоты и глаз Волдеморта он вспомнить не мог. С утра осталось только ощущение — приятно, мягко и очень тепло. Наверное, день выйдет хорошим, несмотря на сдвоенные зелья, трансфигурацию и историю магии. Гарри сладко потянулся, нацепил очки, которые теперь всегда складывал в одно место, и… Едва не подпрыгнув, обнаружив у себя на животе чью-то руку. Не нужно было обладать способностями Гермионы, чтобы догадаться, кому могла принадлежать эта рука. Длинная, с костлявыми пальцами, укутанная в серый рукав меховой мантии. Кроме Гарри сюда, из чистой вредности, поднимался только один человек, и Гарри хотел видеть его — тем более, так близко к себе, в последнюю очередь. Обычно Малфой спал сидя. Гарри про себя шутил, что он как лошадь, отгоняя мысль, что сам спал точно так же, вытянув ноги и привалившись к стене. В этот раз Малфой почти развалился на нём, крепко обхватив его рукой через грудь; белобрысая голова обнаружилась у Гарри под боком — он услышал громкое сопение. Гарри разрывали смешанные мысли: сброситься с Астрономической башни или запустить в Малфоя каким-нибудь мерзким проклятьем. И для одного, и для другого требовалось для начала выпутаться из-под Малфоя. Его рука была длинной, как у паука, и пальцы такие же цепкие — когда Гарри начал осторожно выбираться, хватка на его мантии усилилась, Малфой заворочался. Гарри замер. Он боялся, что Малфой проснётся и застукает его за… За спасением собственной жизни! Спящий Малфой был вполне сносным, и Гарри пришлось двигаться крайне осторожно. Просто выскользнуть, чтобы снова не касаться его руки, не получилось, Малфой по-прежнему цеплялся за его зимнюю мантию. Оставался один выход — осторожно расцепить пальцы и сбежать отсюда как можно быстрее. Пальцы Малфоя были синими — в начале декабря было холодно. Он вздрогнул, когда случайно прикоснулся к ним, как будто они могли ударить током или выделяли ядовитую пыльцу. Вторая попытка вышла лучше. Кожа у Малфоя оказалась обычной — вполне мягкой, пусть и замёрзшей, но ничуть не бархатной, как Гарри привык думать. И за его мантию Малфой цеплялся совсем не аристократично. Гарри с облегчением вздохнул, когда получилось встать на ноги. Он не делал ничего опасного, но чувствовал, что ужасно вспотел, а его сердце сильно билось. Почему-то показалось, что будет правильным вернуть Малфою сидячее положение — приподнять его и прислонить к стене, чтобы сделать вид, что ничего не случилось. Но он не хотел снова прикасаться к нему. Гарри сбежал с первым звоном колокола, бросив в сторону Малфоя последний взгляд — тот не проснулся. — Что-то случилось? — Гарри вернулся в гриффиндорскую гостиную. За прошедший семестр он проводил здесь чертовски мало времени, иногда готовился к занятиям с Гермионой или играл в плюй-камни с соседями по спальне. — Ты о чём? — Гарри постарался выровнять дыхание и принял невозмутимый вид. — Ну, ты явно волнуешься, — Гермиона пожала плечами. Она спускалась из спальни, заплетая волосы в косу. Кроме них в гостиной никого не было, не считая Рона, спящего прямо на диване. — Забыл выучить трансфигурацию, — Гарри виновато улыбнулся и дал себе мысленный подзатыльник — он забыл учебник на Астрономической башне! Малфой мог забрать его себе, и тогда Гарри придётся что-нибудь сделать, чтобы вернуть его. Он был готов на что угодно, хоть станцевать голым посреди Большого зала, но только не отдавать Малфою Астрономическую башню. — Почему Рон спит в гостиной? — О, — Гермиона смущённо зарделась, и Гарри заинтересованно прищурился. — Мы вечером разговаривали и, кажется, засиделись. — Ночные обжимания у камина? — Гарри хмыкнул. — Кажется, ты была не сильно довольна, когда мы с Джинни целовались у всех на виду. — Мы целовались не у всех на виду, — отрезала Гермиона, и сразу смущённо добавила: — То есть, мы просто разговаривали. Гарри беззлобно рассмеялся. Кажется, у этих двоих всё было хорошо. — И как оно? — он увернулся от тычка Гермионы. — Я имею ввиду разговор! — Ну, Рон сказал, что Джордж звал его помочь с магазином, он один не справляется. Рон и правда хочет работать там, делать веселящие штуки и всё такое, но пообещал, что сначала сдаст все экзамены и будет думать об учёбе. — Ты же ему поможешь, да, Гермиона? — поддразнил проходящий мимо Дин. Гермиона наградила его гневным взглядом. — Ночью материал усваивается лучше, я вам как специалист говорю. — Учти, Томас, — Гермиона хмуро улыбнулась. — Сегодня моя очередь дежурить. Увижу после отбоя, потеряешь двадцать баллов. А ты, — она повернулась к Гарри, который смеялся в стороне, — посмотрим, как ты запоёшь, когда я увижу, как ты с кем-нибудь обжимаешься в коридорах. Гарри с ужасом представил, как Гермиона поднимается на Астрономическую башню и видит, как он обнимает Малфоя. То есть, Малфой обнимает его. А ещё точнее — нагло вторгается в его личное пространство. Но картина, возникшая перед глазами, была предельно яркой, и Гарри помотал головой, пытаясь отогнать наваждение. Гермиона, проходя мимо него к выходу из гостиной, демонстративно фыркнула. Гарри растолкал Рона — тот не хотел просыпаться и постоянно называл Гарри мамой. Они спустились к завтраку последними из гриффиндорцев. К неудовольствию Гарри, Малфой тоже был здесь, и привычно пялился в свою тарелку.***
Потерянный учебник обнаружился не в сумке у Малфоя или слизеринской гостиной — Гарри с удивлением нашёл его перед началом занятий, прямо на парте, за которой он обычно сидел. Очевидно, что учебник сюда принесли и этот кто-то знал, что учебник принадлежит Гарри. В то, что Малфой так спокойно вернул его, верилось с трудом, да и на занятиях он появился одним из последних. Гарри, нарушая свои принципы, решил спросить прямо. Поймал Малфоя в коридоре — на зельеварение Гойл не ходил, а Забини задержала МакГонагалл. Малфой ничуть не удивился, как будто ждал, что Гарри к нему подойдёт — высоко задрал подбородок и нацепил на лицо самое противное из своих выражений. — Зачем ты вернул учебник? — Какой учебник? — Малфой лениво выгнул бровь. Он поправил лямку от сумки и источал само спокойствие. — Мой учебник по трансфигурации, — по слогам, как дурачку, ответил Гарри. Малфой умел выводить из себя. — Я забыл его с утра на Астрономической башне. — А я тут причём? — Малфой вызывающе ухмыльнулся. — Там больше никого не было, — Гарри обвёл рукой пустой коридор, на что Малфой снова выгнул бровь — на этот раз левую. — Кто ещё мог знать, что это мой учебник? — Да любой идиот. Учебник, который к началу семестра открывали не дальше первой страницы, точно принадлежит святому Гарри Поттеру. Идеальному ученику, герою войны и просто… — Заткнись! — Гарри ударил кулаком об стену, максимально близко от головы Малфоя, но тот даже бровью не повёл. — Можно было предположить, что это учебник Уизли, — Малфой развернулся. — Вы с ним собратья по разуму. Но на твоём, я уверен, не было жирных следов от курицы. Малфой ушёл, а Гарри, разозлённый, специально стоял в коридоре — он не хотел идти следом за Малфоем и видеть его ненавистный затылок. Теперь все занятия у них проходили сообща, и он мог избавиться от него только в гриффиндорской гостиной. Гарри простоял в коридоре, пропустив звонок колокола — всё равно Слизнорт ничего ему не скажет.***
Утром Гарри почти не удивился, почувствовав тяжесть в районе живота. Ему даже не пришлось надевать очки — или открывать глаза — чтобы понять, что Малфой снова воспользовался им как подушкой. Он прижался ещё ближе, почти уложив голову Гарри на плечо. И всё так же противно сопел. Чувствуя неожиданный прилив раздражения, Гарри похлопал в ладоши — назло, у Малфоя над ухом. Паршивец не проснулся: недовольно забормотал и перевернулся на другой бок, освобождая от тяжести своей руки. Гарри даже не пришлось прилагать усилия, чтобы выпутаться из рук Малфоя, и уж тем более снова трогать его. Солнце только поднималось, и спускаться в Большой зал так рано не было смысла. А возвращаться в гостиную не хотелось — не дай Мерлин, увидит спящих в обнимку Рона с Гермионой. Гарри был рад за друзей, Гермиона стала чаще улыбаться и быстрее соглашалась дать списать эссе, но наблюдать за их обжиманиями… Бр-р. Гарри поморщился. Это было слишком. Вернее, слишком — это был Малфой, который снова заворочался, пытаясь найти удобное положение, и подползал опасно близко к Гарри, а наблюдать за личной жизнью друзей он просто не хотел. В своей постели Гарри всё равно не заснёт. Чтобы как-то скоротать время до подъёма, Гарри три раза прошёлся вдоль парапета, минут десять стоял, свесившись вниз, и наблюдал за птицами, которые что-то искали у подножья замка. В такую рань даже в хижине Хагрида не горел свет. Было скучно. Хотелось как-то развлечься, и Гарри едва удержался от порыва разбудить Малфоя — пнуть или случайно наступить ему на руку, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить. Не читать же учебник, который он снова притащил с собой и оставил открытым на тринадцатой странице. Но Малфой сладко спал, пока Гарри маялся от скуки. В конце концов Гарри принял единственное верное решение — он несколько месяцев не мог нормально спать и был готов навёрстывать упущенное при любой возможности. Гарри вернулся в нишу, вжавшись в самый угол. Потом подумал и на всякий случай вернул Малфоя в сидячее положение. Тот что-то забубнил и попытался закинуть руки Гарри на шею — чтобы задушить, наверное. Но сон не шёл. Гарри был готов вопить от возмущения — он так долго мучался, боясь заснуть, и боролся со сном на чистом упрямстве, а сейчас, когда он мог сладко выспаться, ничего не получалось. Когда Дадли страдал от бессонницы, тётя Петунья предлагала ему считать баранов — Гарри всегда считал это глупой затеей. Малфой по соседству совсем не аристократично всхрапнул. Гарри хмыкнул, сделав себе мысленную пометку перенести эти воспоминания в омут памяти и когда-нибудь (когда сможет рассказать о Малфое и Астрономической башне) показать их Рону. Решение против бессонницы пришло само собой. Гарри закрыл глаза, устраиваясь поудобнее, и начал считать: — Раз Малфой, два Малфой, — по мнению Гарри, этого было достаточно, — три Малфой, четыре Малфой… Где-то на двадцатом Малфое — Гарри успел с ужасом подумать, что тогда бы его жизнь превратилась в настоящий ад — он громко вздохнул и вскоре провалился в сон.***
Гарри снилась Джинни. Она казалась воздушной и невероятно вкусно пахла. За ней вился ароматный шлейф духов, цветы — лаванда и розы, окружали её, как ореол. Джинни смеялась. Её смех был красивым, звонким, как горный хрусталь. Она кружилась и протягивала к Гарри руки, и он шёл к ней, подталкиваемый каким-то неведомым чувством. Такой красивой могла быть только Джинни. Гарри любил её как сестру, он всегда улыбался, смотря на неё. Она была нежной, но в то же время дерзкой, задорной. Гарри тянуло к ней как магнитом. Джинни отдалялась, продолжая кружиться, и Гарри казалось, что поляна кружится следом за ней. Джинни продолжала смеяться, она что-то говорила, но Гарри не разбирал слов — только смех, который звучал у него в голове. Он сделал шаг, ещё один, и Джинни остановилась. Гарри не услышал её голос, только по губам прочитал своё имя. Джинни звала его, и Гарри, как заведённый, двигался за ней. Он не мог догнать её — Джинни, кружась и продолжая смеяться, убегала, она казалась тонкой, фарфоровой куклой, до которой было невозможно дотянуться. — Зачем ты бросил меня, Гарри? — голос Джинни был мелодичным, но каким-то зловещим. — Разве ты не видишь, что мне плохо без тебя? Она вдруг быстро задвигалась, кружась вокруг Гарри в каком-то безумном танце. Гарри как заведённый дергал головой, пытаясь поймать её взгляд, но успевал заметить только рыжие волосы. Он не мог коснуться Джинни — она была прозрачной, и его пальцы проходили сквозь воздух. — С Дином ты выглядишь счастливой, — Гарри пытался сказать именно это, но из горла вырвалось только невнятное бульканье. Джинни засмеялась сильнее, она всё ещё кружилась, и Гарри чувствовал, что его скоро стошнит. Смех Джинни звучал повсюду — вокруг Гарри, над ним и откуда-то изнутри. — Джинни, перестань! — Разве ты меня не любишь? — её фигура, такая же прозрачная, внезапно выросла у него перед лицом. Гарри попытался отскочить, от неожиданности его сердце билось как безумное, ноги словно приклеились к полу. Он бросил быстрый взгляд вниз — ещё недавно поляна была усеяна цветами, которые так любит Джинни. Сейчас лаванда и розы исчезли, и вместо них у ног Гарри клубились чёрные змеи. Уродливые, пугающие, как смех Джинни. — Почему ты врёшь себе, Гарри? Гарри помотал головой, пытаясь сбросить наваждение, но Джинни не исчезала. Это был его кошмар наяву, кошмар, от которого не получалось проснуться. Голос Джинни стал скрипучим, а пальцы — Гарри по-прежнему не мог их коснуться — удлинились в несколько раз. Всё ещё смеясь, Джинни провела ногтем по его щеке. Гарри не почувствовал касания или боли, но кожу защипало, на футболку упало несколько капель крови. Джинни засмеялась ещё громче. — Разве ты не хочешь поцеловать меня, Гарри? — он снова помотал головой. Джинни кривлялась, она надула губы, как будто сильно расстроилась, но её глаза метали молнии. Гарри было страшно, он хотел убраться отсюда. — Не хочу. — Его рот беззвучно открывался, он не смог произнести ни слова, но Джинни прочитала по губам. Она перестала кривляться и прищурилась: — У тебя кто-то есть? Кто будет любить тебя сильнее, чем я? Ты же знаешь, что только я могу любить тебя по-настоящему! — Это всё сон, просто сон, — как в бреду повторял Гарри — про себя, потому что губы как будто оказались склеены и не разжимались. Его внутренности скрутило, он хотел кричать; его утягивало вниз, в какой-то водоворот, где уродливые змеи перемешивались с лепестками роз. Гарри не видел, что было под ним, он не мог пошевелиться, как будто его тело сковали невидимые цепи. Джинни плавно опустилась на колени и почти прижалась носом к его щеке. От неё приятно пахло, чем-то нежным, но Гарри чувствовал явно исходящую угрозу. Он всё ещё хотел убраться отсюда. Лицо Джинни, такое милое, исказила гримаса — Гарри видел её слишком близко. — Ты не любишь меня, Гарри? — голос обманчиво-ласковый. Гарри упрямо помотал головой, и Джинни засмеялась. Она отстранилась, прочертив ногтем какую-то линию у него на щеке, и задумчиво наклонила голову. Перед глазами Гарри почернело. Змеи расползались по нему, цепляясь за волосы, обвивая шею… — Тогда докажи мне, Гарри. — Джинни перешла на тихий шёпот, Гарри слышал его скорее у себя в голове, чем наяву. Её голос звучал отовсюду. — Поцелуй меня. Гарри с силой дёрнул головой, пытаясь отстраниться, но не сдвинулся и на миллиметр. Он не мог пошевелиться, клубок змей свешивался с его головы, закрывая обзор. Гарри смог только крепко зажмуриться, когда Джинни, опаляя дыханием его кожу, прижалась к его губам в поцелуе. И стало тихо. Джинни целовала его мягко, захватывая губы едва заметным касанием, как будто делала это всё неосознанно или просто спала. Весь её напор, её гнев растворился. Джинни, его милая Джинни была совсем рядом и нежно обнимала его за шею. Гарри чувствовал, что это неправильно — он любит Джинни, только как сестру, но он не мог остановиться. Пустота под ним исчезла, выпуская. Гарри вынырнул из пучины и снова почувствовал запах духов. Розы и лаванда, как любила Джинни, но к ним примешивался другой, посторонний, не менее приятный запах. Джинни никогда так не пахла, но этот запах притягивал, Гарри хотел дотронуться до него. Было слишком хорошо. Этот поцелуй не был похож ни на один из тех, что был раньше. Джинни никогда не целовала его так — нежно, но в то же время грубо, Гарри хотел обхватить её за шею и притянуть ещё ближе, но по-прежнему не мог пошевелиться. Джинни шумно дышала ему в лицо, воздух казался горячим. Гарри был готов растаять и почти поддался темноте. Он проснулся, всё ещё чувствуя привкус чужих губ на своих. Было так хорошо, как будто он по-прежнему целовался, как будто… — Поттер, ты обалдел? — Гарри резко распахнул глаза и встретился с ошарашенным взглядом Малфоя. От шока — или до сих пор не отойдя ото сна — Гарри застыл. Его губы были всё ещё смешно сжаты трубочкой, а изо рта вырывалось облачко пара. Гарри очнулся только от удара головой — Малфой толкнул его прямо о стену. — Малфой, да ты с ума сошёл! — затылок саднило, к такой боли Гарри привык. Он попытался выхватить палочку, игнорируя желание проверить, не пошла ли кровь, но она застряла где-то в складках зимней мантии — слишком объёмной и неудобной. Гарри едва успел нырнуть за выступ в стене — заклинание Малфоя пролетело всего в паре сантиметров. — Я с ума сошёл?! Ты только что поцеловал меня! — Малфой бросил палочку на пол и скинул мантию, видимо, собираясь разделаться с Гарри вручную. Он в два прыжка оказался совсем рядом, больно вцепившись в его руку. Лаванда. От Малфоя пахло лавандой. Гарри едва не приложился головой о стену — на этот раз самостоятельно. — Ты! Малфой больно схватил его за предплечье и тут же разжал руку, как будто обжёгся. Гарри был готов поклясться, что у него на коже проступил отчётливый красный след. — Да не целовал я тебя! — воспользовавшись заминкой, пока Малфой тряс руку, Гарри толкнул его в сторону. Растрёпанный, покрасневший — то ли от гнева, то ли от смущения — в свободной рубашке, Малфой напоминал кого угодно, только не себя самого. Его кожа посинела от холода. — Это ты лезешь ко мне обниматься уже которую ночь! — Я?! — Малфой поперхнулся от возмущения. Он забыл, что собирался сделать, и замер на месте, беззвучно открывая рот. Он напоминал рыбу, выброшенную на берег, и не умевшую дышать. Глаза Малфоя сощурились, превращаясь в настоящие щёлочки, они были едва различимы. — Да, ты! — Гарри не хотел с ним оставаться ни секундой дольше. — Ты специально подползаешь как можно ближе ко мне, а сегодня вообще использовал как подушку! Пока Малфой гневно хватал ртом воздух, пытаясь вспомнить изощрённое ругательство, Гарри поднял учебник, который притащил с собой, и демонстративно захлопнул его у Малфоя перед носом. — Я вернусь сюда ночью, и, надеюсь, тебе хватит ума больше здесь не появляться! — Гарри выскочил за дверь раньше, чем в неё врезалось проклятье Малфоя. Радовало только одно — после всего произошедшего тот здесь больше не появится.