__________________
В последующие недели Казуя много сомневается в себе. Ему не по себе даже тогда, когда сидит, усталый и воспаленный, в поезде, направляющемся в Нагано. Получение разрешения от отца само по себе было тяжелым испытанием. Ему пришлось позвонить на мельницу, чтобы связаться с мужчиной, но он чувствовал, что известие о том, что он нашел свою вторую половинку, вероятно, заслуживает настоящего разговора, а не быстрого сообщения. Он намеренно откладывал его, полагая, что отцу не нужно знать ничего, если все не сложится. Он должен был знать, что Савамура найдет способ оставить свой след даже в самых сокровенных моментах своей жизни. Сказать, что Миюки Току был ошеломлен, было бы преуменьшением. Он разрешил Казуе посетить семью своей родственной души в промежутках между долгим сбитым с толку молчанием. Казуя с некоторым отстраненным любопытством задается вопросом, означает ли это, что он сам захочет встретиться с Савамурой. Возможно, нет. У его отца правильная идея, на самом деле. Что делает Казуя? Он собирается провести неделю с незнакомцами, которые имеют полное право обижаться на него за то, что он забрал у них сына и друга. И это даже не учитывая сценарий типа зятя, который здесь происходит. Казуя не создан для «встреч с семьей». Существует большая вероятность, что в какой-то момент он скажет что-то слишком резкое, и его возненавидят. Обычно ему было все равно. Он обнаруживает, что в данном конкретном случае его это очень волнует. Он ненавидит это. Поезд тормозит. Объявляется его остановка. Казуя вздыхает и поднимается на ноги, перекидывая лямку сумки через плечо. Холодно, когда он спускается на перрон среди потока пассажиров. Он прячет рот в шарф, оглядывая толпу. – Казуя! Савамура, ухмыляясь, протискивается между двумя группами пассажиров. Это несколько шокирует - увидеть его снова. Еще летом у Казуи было всего несколько часов, чтобы запомнить его черты, привыкнуть к тому, как каждое его чувство транслируется в ярких цветах в этих больших карих глазах. После нескольких месяцев разлуки детали начали расплываться в его голове. – Разве ты не пропустил первую половину моего имени? — говорит он, когда Савамура подходит к нему. Савамура моргает, затем хмурится. Его эмоции всегда такие непостоянные... Вживую Казуя не может избавиться от ощущения, что стоит рядом с торнадо. — Нет! Мы родственные души, я решил, что глупо продолжать называть тебя Миюки. Губы Казуи дернулись. — И я даже не имею права голоса? — протестует он, хотя никогда не придерживался формальностей, и ему все равно. – Нет! И Савамура цепляет свою сумку и поднимает ее себе на плечо, потому что, видимо, в этом Казуя тоже не имеет права голоса. — Сюда, — говорит он, ухмыляясь так, будто только что что-то выиграл. – Ой, ты что властный? — Нет, ты! Они препираются, когда пересекают станцию, и им становится комфортно, как будто это не имеет смысла, когда они так мало знают друг о друге, по большому счету. Так странно вот так легко ссориться, а в следующее мгновение заметить, что Савамура — Эйджун — в замешательстве смотрит ему в лицо. – Что? – Впервые вижу тебя в нормальных очках... Казуя фыркает. Это странно, все это, но, по крайней мере, он не единственный, кто запутался.__________________
Печально известный дедушка везет их в дом Савамуры. Казуя ведет себя наилучшим образом на протяжении всей поездки, отвечая на вопросы о поездке и школе с кроткой улыбкой, которую приберегает для взрослых. Эйджун странно смотрит на него с заднего сиденья. Когда он, по-видимому, больше не может выносить вежливость Казуи, он вскакивает и требует подробного отчета о зимнем тренировочном лагере. Савамура Эйтоку начинает кричать на грубость внука, утверждая, что он не может так прерывать разговор. Казуя впервые видит легендарные ссоры между этими двумя, когда они кричат друг на друга, а старик пытается шлепнуть подростка, не отпуская руль. Поскольку машина дико виляет с одной стороны дороги на другую, Казуя считает, что эта поездка может закончится его смертью в гораздо более буквальном смысле, чем он ожидал. Савамура Рури бросает на них взгляд, когда они выгружаются из машины, и надувается, уперев руки в бедра в позе, сразу напоминающей Казуе ее сына. – Только посмотрите на этих двоих! Вы невыносимы. Не можете вести себя прилично хотя бы, когда у нас гости? — Эйтоку хмыкает. Эйджун смотрит в сторону, дуясь. — Мне очень жаль, Миюки-кун! У них нет манер, совсем нет. — Все в порядке, Савамура-сан, — говорит он, ободряюще улыбаясь, пока она суетится над ним, забирая его пальто и шарф. — Это не более шумно, чем жить в мужских общежитиях. Теперь я знаю, чего ожидать от Эйджуна. Стоит называть его так, когда парень резко разворачивается и сияет, как будто он не ожидал, что Казуя так легко сдастся. В любом случае, решение Эйджуна о том, что теперь у них были отношения по имени, пришло как раз вовремя, потому что в противном случае знакомство с тремя новыми Савамурами могло бы стать очень запутанным. Отец Эйджуна настаивает на том, чтобы Казуя называл его Кодзи, в соответствии с тем, что оказывается (на удивление) мягким характером, но дедушка все еще оценивает его, а мать взволнована его присутствием. Они не предлагают то же самое. Возвращаясь из похода в ванную, Казуя останавливается в холле и взвешивает варианты. Эйджун в гостиной с мужчинами своей семьи, ожидающими его. Предположительно, если он появится в дверях, он оттащит его в свою комнату, и они проведут все время до ужина, болтая о бейсболе. Или он может присоединиться к нему, где он сидит, и попытаться поговорить с Эйтоку и Кодзи, что было бы более вежливо. Или же... Он поворачивается и идет на кухню. Рури удивленно отрывается от своей готовки. — О, Миюки-кун. – Я могу вам помочь? – Не нужно, — говорит она, ее глаза расширяются. — Для такого мальчика, как ты, я уверена, что приготовление пищи на самом деле не... – На самом деле, я люблю готовить. Делаю это все время дома. Я настаиваю, пожалуйста, позвольте мне помочь. Она светлеет, восторгается, и что-то напряженное в нем немного расслабляется. Может быть, он все-таки сможет это сделать. Когда она усаживает его резать овощи, Эйджун просовывает голову внутрь. – Так ты умеешь готовить! — торжествующе говорит он. – Ты так говоришь, как будто это какой-то грязный секрет. Это не моя вина, что у тебя недостаточно внимания, чтобы спросить. Рури смеется, когда входит Эйджун, шаркая ногами, и смотрит на него, направляясь к раковине. – Эйджун не очень интересуется готовкой, — говорит она, — но, по крайней мере, он всегда моет посуду, не дожидаясь пока его попросят. Действительно, Эйджун включил горячую воду и собирает посуду, оставленную его матерью. – Это больше, чем можно сказать о его отце, – добавляет она. Эйджун поднимает голову, ухмыляясь. – Папа говорит, что он ненавидит мыть посуду, потому что ты всегда придираешься к нему. – Конечно! Этот человек моет тарелки так, словно они разобьются, если он к ним прикоснется. Нелепо! Эйджун смеется, и Казуя позволяет себе усмехнуться, потому что не может быть, чтобы Кодзи этого не услышал. – Готово, — говорит он, очищая с разделочной доски последние ломтики редьки. – О боже, уже? Ты знаешь, как обращаться с ножом! Твоя мать научила тебя готовить? Казуя старательно не перестает улыбаться. Он знал, что, начиная это, они будут спрашивать о его родителях. Если бы у Казуи была полная семья, для обеих сторон было бы разумно захотеть встретиться. Но Казуя этого не делает, и поэтому этого никогда не произойдёт. – Мой отец много работает, поэтому я сам научился готовить. Он мог бы рассказать ей о своей матери, и она, вероятно, пожалела бы его. Потом, позже, когда он неизбежно скажет что-нибудь грубое, она простит его. "Бедный мальчик, вырос без матери". Но мысль о том, чтобы заработать очки жалости, подобные этому, раздражает, и последнее, чего он хочет - это быть инфантильным. В любом случае, у неё должно быть какое-то подозрение. Он благодарен, когда она не спрашивает, и после долгого взгляда на него Рури, вручает новую порцию грязной посуды Эйджуну, когда тот собирается спросить. – Тогда ты можешь позаботиться о супе, Миюки-кун? – Почему ты его так называешь? — говорит Эйджун, надувшись из-за того, что его прервали. — Ты можешь называть его Казуя! — заявляет он, не спрашивая разрешения. — Он член семьи, верно? Казуя замирает, когда собирается дотянуться до кастрюли, кипящей на плите. – Эйджун! — ругается Рури, хлопая его по плечу полотенцем для рук. – Что? — у него хватает наглости выглядеть так, будто он искренне не понимает, что он сказал не так. — Это правда! – Только потому, что это правда, не означает что ещё не слишком рано говорить об этом, — парирует Рури, и это не так... это... это, то против чего она возражает? Эйджун моргает, на его лице полно вопросительных знаков. – Я не понимаю. — Я тоже, — довольно деревянным голосом говорит Казуя. Рури дарит ему извиняющуюся улыбку. – Нелегко внезапно приспособиться к новой семье. Я знаю. Вот почему мы не давим, Эйджун, это очень грубо, — строго добавляет она своему сыну. — Я не понимаю, — снова ноет он. Рури вздыхает. Она занята окончанием приготовления блюда. – Я не говорила тебе о встрече с твоими бабушкой и дедушкой, не так ли? Я потеряла своих родителей молодой, и ты знаешь, что у меня нет брата или сестры. К тому времени, когда я встретила твоего отца, я привыкла быть одна. Твоя бабушка делала все, что могла, чтобы я чувствовала себя желанной. С самого начала она относилась ко мне как к родной дочери. Я очень ей благодарна, но это было не... Это было нелегко для меня. Я всегда чувствовала себя виноватой, что не могла отдать столько же, сколько получила от нее. У Эйджуна какой-то грубый хмурый взгляд, когда он сливает воду из раковины. Он смотрит на бурлящую воду, как будто это поможет ему понять смысл этого разговора. Рури снова улыбается Казуе. — Ты уже наша семья, Миюки-кун. Но ничего страшного, если тебе нужно время, чтобы познакомиться с нами поближе. Казуя обдумывает это, помешивая мисо-суп. Он думает о том, как она намеренно не назвала ему свое имя. – Суп готов, Рури-сан. Он понимает, что сделал правильный выбор, когда ее глаза расширяются и становятся подозрительно затуманенными. — Тогда я пойду накрою на стол, — весело говорит она. Она выбегает из кухни, осторожно вытирая лицо. Эйджун искоса смотрит на Казую, будто подозревая его в том, что он наложил на его мать магию вуду. Он улыбается в ответ.__________________
Эйтоку ошеломлен, когда Казуя впервые обращается к нему по имени, но не возражает, если не считать нескольких смущенных фырканий. Дело в том, что вести себя комфортно в пространстве задолго до того, как он на самом деле почувствует себя таковым, — это стандартная манера поведения Казуи, и она гораздо менее утомительна, чем притворяться образцовым членом общества. Обычно он воздерживается, когда находится в компании людей, чье мнение имеет значение, потому что чаще всего это имеет побочный эффект в неправильном отношении к старшим (см.: Танба). Либо так, либо они совершенно очарованы этим. И, к счастью для него, Савамуры достаточно прямолинейны, чтобы именно это и происходило. К тому времени, когда ужин заканчивается, он может назвать Эйджуна полным идиотом перед всей семьей и заставить родителей посмеиваться, пока его дедушка выкрикивает согласие. — Боже, что с этим делать? — Эйджун бормочет себе под нос, направляясь в свою комнату, топая по лестнице, как угрюмый подросток, которым он и является. — Просто усынови его, если он тебе так нравится. Казуя вскидывает голову. Встревоженный, он вглядывается в его лицо. Но выражение лица Эйджуна противоречит его словам. Он почти не пытается скрыть улыбку. Казуя замедляет ход и останавливается наверху лестницы. Эйджун ничего не замечает. Он исчезает через открытую дверь. – Вот моя комната! Ты не против спать в одной, верно? Казуя соглашается и следует за ним. Это странный опыт, когда его беспокойство утихает так быстро после нескольких недель беспокойства. Выброс адреналина в сочетании с истощением тренировочного лагеря заставляет его чувствовать, что он движется под водой. Эйджун взволнованно бормочет, кладя запасной футон. Его комната теплая, как и он сам. Стены увешаны фотографиями людей, которых Казуя не знает. В углу стонет книжный шкаф, а содержимое спортивной сумки высыпается на пол у изножья кровати. Он довольно большой для одного человека, но может быть немного тесновато вдвоем в течение недели. Казуя вспоминает свою комнату, ту, которую он впервые покинул прошлой весной и с тех пор не видел. Он думает об отце, который, вероятно, все еще на мельнице в такой поздний час. Ушел бы он с работы, чтобы поприветствовать сына после нескольких месяцев отсутствия? Желаемое. Обрывки теплой беседы доносятся до него из гостиной Савамуры. Чувство вины пытается зацепиться за него. Напрасно: он злорадно рад, что пришел. — Ты отстраняешься от меня? Внезапно перед ним оказывается Эйджун, подозрительно сморщивший нос. Казуя поднимает на губы легкую ухмылку. – Извини, я еле стою на ногах. Ты не возражаешь, если я лягу пораньше? Странно приятно видеть разочарование на лице Эйджуна, прежде чем он успевает его убрать. – Конечно! Мы можем поговорить завтра. Я показал тебе, где ванная? Казуя в изумлении выполняет свой распорядок дня перед сном. Он засыпает, как только его голова касается подушки.___________________
Он просыпается от возни. Когда он снимает маску для сна, шторы все еще закрыты, но вокруг них льется утренний солнечный свет. Расплывчатая фигура Эйджуна склонилась над комодом. Он поворачивается, когда слышит, как тот садится. – Эй, наконец-то ты проснулся! Казуя потягивается, кряхтя, когда его позвоночник хрустит. Он нащупывает свои очки и моргает, глядя на Эйджуна. Мальчик хихикает, глядя на его мутный взгляд. Он одет в спортивные штаны, его куртка распахнута поверх влажной рубашки. — Ты так рано бегаешь по праздникам? – А ты нет? — Нет, если у меня нет тренировок, — хмыкает Казуя, позволяя себе упасть на футон. Он сегодня вообще не будет бегать. Он заслужил отдых. Завтра он вернется к легкой пробежке. — Неважно, ленивая задница, — имеет наглость сказать Эйджун, и Казуя издает неодобрительный звук, потому что вчера он достаточно говорил о зимнем лагере, чтобы Эйджун понял, что он мальчишка. — Мы встречаемся со всеми сегодня днем, хорошо? Мама приготовила для тебя завтрак, поторопись! «Все» предположительно являются его друзьями и командой (Казуя с трудом угадывает, кто был первым; все равно, что говорит Эйджун). Когда хозяин комнаты суетится со своими банными принадлежностями, Казуя вздыхает и вытаскивает себя из постели.____________________
Он готов к тому, что друзей Эйджуна будет не так просто подкупить и склонить на свою сторону, как его семью. Но все не так. На самом деле, они в восторге от встречи с талантливым ловцом, родственной душой Эйджуна из большого города. В частности, Нобу, их ловец, приветствует его с энтузиазмом и наблюдает за ним с вниманием, граничащим с поклонением герою. По крайней мере, у Аоцуки есть здравый смысл, и она разговаривает с ним так, как будто он старшеклассник, а не международный игрок, соизволивший посетить их крошечный уголок Японии. — Что Эйджун и ты рассказывали этим ребятам обо мне? — спрашивает он ее, когда у них есть минутка. – Эйджун, возможно, изливался один или два раза… или дюжину раз, — признается она, морща глаза от удовольствия. — И они следили за твоим тренировочным режимом с ним, поэтому они не могут решить, бог ты или демон. Он фыркает и смотрит на ребят. Они все собрались вокруг Эйджуна, который оживленно жестикулирует. Глядя на них таким образом, становится ясно, что Эйджун — сердце их группы, звезда их собственной солнечной системы. Даже Аоцуки следует за ним взглядом каждый раз, когда он оказывается поблизости. Казуя знал, что у него магнетический тип личности, но другое дело видеть это так явно разоблаченным; смотреть результаты многолетней близости на конкретной вечеринке. Он пытается представить, как это переносится на Сейдо, это тепло, этот шум, воля за всем этим. Это первоклассный материал, прямо здесь. Он стряхивает это, ругает себя. Он еще не может так думать. Он так многого не знает об Эйджуне. Как он ведет себя под давлением? Достаточно ли он силен, чтобы подниматься на ноги каждый раз, когда его сбивают с ног? Казуя не может забежать вперед. Тем не менее, это хорошее начало. — Хорошо, Эйджун, — кричит он, подходя к группе. — Покажи мне результаты этого обучения. Познакомились они, конечно же, на бейсбольном поле. Это общественный, которым они, по-видимому, пользовались всю свою школьную жизнь. Казуя старается не думать о привилегиях большого города, но это сложно. У них даже нет крытого помещения, где они могли бы заниматься зимой. Эйджун сияет. – Ты собираешься ловить для меня? Все остальные тоже полны надежд, и Казуя достаточно ублюдок, чтобы признать, что забавно наблюдать, как их лица падают, когда он растягивает слова: – Ни за что! У меня каникулы. Эйджун бушует и злится. Казуя поворачивается к Нобу. — Ты можешь ловить, да? – Конечно! Я принес свое оборудование, — говорит мальчик, довольный тем, что его спросили. – Ну и что, ты собираешься торчать здесь всю неделю и толстеть на маминой стряпне? — Эйджун жалуется, пока Нобу идет за своей сумкой. — Знаешь, я никогда не обещал тебе ловить, — ухмыляется Казуя. — И это наша с твоей мамой стрепня, большое спасибо. В любом случае, ему нужно следить за формой Эйджуна, и сейчас лучше всего делать это со стороны. Эйджун сбрасывает куртку и добирается до горки в своей толстовке. – Ты ведь только теневой питч, верно? — Казуя перебивает его. – Да! — он смотрит в ответ. — Я не прикасался к мячу целую вечность, ты, задница! Казуя верит ему, потому что ясно, что он хочет уйти. — Тогда разогревайся. – Я собирался! С первых разогревающих бросков становится ясно, что его форма изменилась. Казуя кружит вокруг кургана, рассматривая его с разных сторон. Выглядит более стабильно. Может быть, он зря волновался. — Вот и я, — зовет Эйджун Нобу, который кивает. Парень выглядит нервным. Казуя вспоминает слова Аоцуки в булпэне еще летом и сдерживает смешок при себе. Эти идиосинкразические подачи не могут быть легкими для ловца низкого уровня. Эйджун завершает свой первый бросок в полную силу. Мяч устремляется к своей тарелке, создавая порыв ветра, который касается лица Казуи. Он врезается в забор над протянутой перчаткой Нобу. Над полем стоит тишина. Казуя застыл на месте. — Д… не обращай внимания, Эйджун! — кричит Аоцуки, хотя она явно взволнована. — Да ты просто немного заржавел! — говорит один из мальчиков. — В-верно, — соглашается Эйджун. — Прости, Нобу! Он не смотрит на Казую, и на его щеках видны румяные пятна. Его следующая подача имеет аналогичный результат. Она сильнее, чем прошлым летом, но как-то невероятно дико. Дерьмо, — думает Казуя, наблюдая, как он заводится в третий раз. Черт, дерьмо, дерьмо. Я облажался. Вздрагивание Нобу выводит его из себя. Мальчик приземляется на задницу, отскочив от траектории мяча. – Ты в порядке? — кричит Казуя, подбегая к нему. Нобу стыдно. – Да… Извините. Я должен был привыкнуть не знать, куда идут передачи Эйджуна, но… теперь это выглядит по-другому. Намного страшнее. Страшнее? — Ты имеешь в виду, что бросок стал мощнее? Он отрицательно качает головой, но, кажется, не знает, как уточнить. Казуя смотрит на горку. Эйджун снова и снова кланяется Нобу, извинения текут из его рта, как вода. Он мог бы просто наблюдать из-за своей площадки... но Нобу пока не удалось остановить ни одного мяча, и он не может рисковать травмой. Кроме того, это его беспорядок, который нужно убрать. – Хорошо, я буду ловить, — говорит он Нобу. Парень загорается и спешит снять для него снаряжение. Ничего страшного в реакции Эйджуна, когда он понимает, что происходит. Он сияет, как будто это Рождество и его день рождения в одном флаконе, счастье льется волнами. – Ой-ой, — беспомощно думает Казуя, разматывая шарф под аплодисменты остальной команды. — Что за блестки на поле? Вы понимаете, что здесь происходит? Будь серьезен. Пока он разминается, Эйджун бежит домой за перчаткой, которую оставил в сумке. По крайней мере, так паршивец сохраняет тепло и перестает висеть на плече. К тому времени, как он возвращается, Казуя затягивает нагрудник Нобу. Эйджун дико ухмыляется, бросая в него перчатку по пути к горке. Он не ждет сигнала. Казуя едва пригнулся, прежде чем встать. А затем Казую пронизывает шок. – О, какого черта. Неудивительно, что Нобу боролся. Подающая рука Эйдзюна поднимается поздно, невероятно поздно и прячется за правой перчаткой. Чистый инстинкт заставляет Казую вовремя поймать мяч. – Уф! — недоверчиво говорит он. Остальные, среди которых Нобу был первым, хлопали так, словно этот улов был своего рода олимпийским выступлением. Казуя чувствует себя очень неудобно, смесь восторга и ужаса. Если он сможет преобразовать эту форму в нечто пригодное для использования, это будет... оно будет огромным. Новаторский. Но если он не может... Он должен. Он не может нести ответственность за то, что облажался с Эйджуном еще до того, как тот добрался до стартовой линии. – Еще раз, — говорит он, отбрасывая мяч. Эйджун отвечает на его суровость. Улыбка сползает с его лица, сменяясь абсолютной сосредоточенностью. Остальные замолкают. Казуя заставляет его бросать еще с дюжину раз, пока его переутомленные мышцы не начинают протестовать против невероятно жестких ловушек. Он хочет, чтобы Крис был здесь. У старшего кэтчера есть непревзойденный талант ухаживать за ростом питчера. Он встает и идет к горке. Эйджун хмурится. – Это нехорошо, да? Я даже не могу устроить забастовку… Казуя вздыхает. Он ударяет перчаткой по груди питчера. — Не смотри так удрученно, идиот. Это моя вина, а не твоя. – Хм? – Я должен был подождать, пока ты не доберешься до Сейдо, прежде чем работать над твоей формой. – Ни за что! — Эйджун протестует. Громко. — Если я пойду, а не побегу, я никогда тебя не догоню! Ошеломленный, Казуя смеется. – Что это, идиот? У тебя точно большие амбиции. — Перестань смеяться! Ты что, не воспринял меня всерьез, когда я сказал тебе? Я иду за тобой, Миюки Казуя! — Да, да, — говорит он покровительственно. — Ну, начни с того, что научись правильно бегать. Ты готов? – Давай! – Давай попробуем так: когда ты ставишь ведущую ногу вниз, выровни ее так, чтобы она указывала в сторону "дома". Все остальное делай, как раньше. Понятно? — В сторону "дома", — бормочет Эйджун, глядя себе под ногу. Казуя бежит обратно на свое место, обливаясь потом. Он много говорит, но если это не сработает, у него кончились идеи. К счастью, сразу становится очевидным, что этого небольшого изменения достаточно, чтобы правильно раскрутить форму Эйджуна. Мяч врезается ему в перчатку, и Кадзуя не успевает на него наброситься. – О! — радостно восклицает Эйджун. — Это был страйк, верно? — Не совсем, — растягивает Казуя, но в глубине души он благодарит каждого из своих предков. Он позволяет Эйджуну подать еще несколько раз, испытывая облегчение, когда он остается стабильным. Затем он уходит, расстегивая снаряжение Нобу. – У меня каникулы, — ноет он, когда Эйджун протестует. — Дай мне немного побездельничать, а? Теперь, когда ты больше не качаешься, как будто у тебя приступ, Нобу может поймать для тебя еще немного, если захочет. Он не собирается говорить это перед этими мечтательными учениками средней школы, но, черт возьми, он обижен. Он хотел расслабиться сегодня, господи. С тех пор он остается твердым в этом вопросе. Нобу набирается смелости, чтобы вернуться в ловушку. Казуя подсказывает ему, хотя он мало что может сделать, чтобы исправить очевидную нехватку опыта у мальчика. Тем не менее, в течение следующих нескольких дней Нобу доходит до того, что он может поймать половину питчей Эйджуна в полную силу. На самом деле это можно объяснить тем, что они оба добились прогресса, но для них это такое новшество, что вся команда в восторге. Они относятся к Казуе так, как будто он второе пришествие Христа, несмотря на частые напоминания Эйджуна о том, что он, скорее всего, Дьявол. Тем не менее, даже Эйджун позволяет себя обмануть, когда Казуя готовит бенто для них двоих во время одного из выходов группы. Он выглядит искренне тронутым, когда распаковывает свой домашний обед. У Аоцуки и мальчиков на лицах липкие улыбки, когда они смотрят, как они общаются. Казуя купается в их удивлении и ужасе, когда Эйджун становится цвета перца чили, которым он щедро посыпал внутрь. В течение следующих пятнадцати минут Эйджун кричит: «Дьявол!!», всякий раз, когда он может отдышаться от глотка всех бутылок с водой, а Казуя продолжает кудахтать. После этого намного легче быть рядом с ними. В любой день он возьмет их страх выше их благоговения.__________________
Наступает день Нового года. Казуя помогает Рури подготовить пир для празднования и присоединяется к Эйджуну и его друзьям в их посещении храма. Местные жители смотрят на него, и он вспоминает, что новости распространяются быстро в небольших общинах, особенно такие редкие новости. По словам Эйтоку, Эйджун — первый человек в городе, который нашел свою вторую половинку за целое поколение. Тем не менее, Казую никто не беспокоит. Он проводит день в буллпене бейсбольного поля, наблюдая за тренировкой команды и работая над новым расписанием тренировок. Хорошо, что он пришел. Эта проблема с формой могла быть разрушительной, если бы Эйджун потратил гораздо больше времени, работая над ней в своей мышечной памяти. Однако теперь, когда это решено, риск определенно оплачен. Бэттеры проведут чертовски много времени, пытаясь привыкнуть к позднему появлению мяча. У Тэцу есть кое-что еще. Он хихикает про себя. – Хм, сначала укрепить его форму, а затем... превратить этот четырехзаходный станок в настоящее оружие, я думаю... Он внезапно возвращается к разговору около него. – Что вы сказали? — спрашивает он Нобу. – Я не переусердствовал! — Эйджун горячо протестует, хотя Казуя не сказал ни слова. — Это было до того, как ты дал мне упражнение с полотенцем! – Правильно, — говорит Нобу, выглядя огорченным. — В твоих первых списках тренировок не было питчинга, но Эйджун очень хотел подав… — Неважно, — перебивает Казуя. — Что ты имеешь в виду под «этим странным мячом, который всегда падает в одну сторону»? Эйджун и Нобу переглядываются. — Ну… — неохотно говорит Эйджун. — После того, как я кинул Юуки-сан мяч с четырьмя швами, мне стало любопытно, понимаешь? Раньше я никогда не обращал внимания на швы, как я обычно делаю, но всегда со швами на одном и том же месте. Он держит мяч, чтобы продемонстрировать. Казуя хмурится. Возможно, он был слишком жадным по отношению к Тэцу, дав ему так рано четырехшовную подачу. Тем не менее, эксперименты с захватами, похоже, не повлияли на его нормальную идиосинкразическую высоту звука. – И он всегда падает одинаково? — спрашивает он Нобу. – Да! Я заметил это, потому что тогда он перестал мягко подавать, чтобы я мог поймать его мячи. Я никогда не мог сказать, куда пойдет большая часть его подачи, но с ними было немного легче. Казуя потирает подбородок. Это было до того, как форма Эйджуна стабилизировалась, так что сейчас все может пойти по-другому. Тем не менее... это хватка для пальмового мяча. С огромным обиженным вздохом он вскакивает со своего места и забирает снаряжение Нобу. Эйджун радуется. – Десять бросков! Вот и все. И только эту хватку. – Да, сэр! — Эйджун отдает честь, но сам чуть не выпрыгивает из кожи вон, сопляк. Что ж... приятно пользоваться таким спросом, полагает Казуя. В первый раз, когда Эйджун делает это, команда раздается восклицаниями. – Ой! – Это было странно медленно. Казуя смотрит на них. Мяч действительно замедлился у пластины, но ненамного. Значит, он не делал этого до изменения его формы? Опять-таки. По мере того, как Эйджун повторяет это еще несколько раз, он становится все более последовательным. У него резкое ломающее движение у тарелки, но Нобу был прав: он всегда ломается и правее ловца. Более того, разница в скорости становится более заметной. Это определенно чейндж-ап. Казуя начинает хихикать. – Вот оно! — кричит Эйджун, агрессивно указывая на него пальцем. — Смех демона!___________________
— Как твой старик? — спрашивает Курамочи, зевая, когда они входят в свой класс в первый день в школе. – А? Я не ездил домой. – Э? Что ты имеешь в виду, ты ди... Подожди минутку. Курамочи останавливается как вкопанный. Казуя не стал его ждать, пробрался к своему месту и плюхнулся на него. Он замечает группу девочек в конце класса, которые подняли глаза, когда вошли. Они уделяют им слишком много внимания. – Правильно, — говорит он с искусственной улыбкой, повышая голос. — Я ездил знакомиться со свекровью. К настоящему времени вся школа знает, что он встретил свою вторую половинку. Это не уменьшило количество девушек, выкрикивающих его имя во время матчей (во всяком случае, он думает, что их может быть больше), но с лета ни одна девушка не призналась ему. Это великолепно, и он хочет, чтобы это продолжалось. Признания хороши для хвастовства перед Курамочи, но даже он не настолько придурок, чтобы получать удовольствие от того, что девушки плачут. — Кяхаха, серьезно? — восклицает Курамоти, размораживаясь, чтобы поспешить к нему. — И что? Как все прошло? – Он продолжает ныть, что его мать любит меня больше, чем его. – Бедный парень! Мужик, что с тобой и женщинами, а? – Наверное, это мое природное обаяние. – Да конечно! — Курамоти фыркает, ударяя его по плечу. — Значит, ты провел неделю, балуясь. Счастливый придурок! Мои предки — настоящие придиры. Казуя продолжает ухмыляться. Он не рассказывает ему о семье, которая на прошлой неделе поделилась с ним больше, чем его отец за последние десять лет. Он не утруждает себя перечислением долгих вечеров, проведенных в препирательствах с Эйджуном из-за журналов или фильмов или убеждениях невежественного мальчишки в том, что просмотр профессионального бейсбола — это что угодно, только не пустая трата времени. Он также не упоминает долгие часы на поле или новые тренировки подач Эйджуна. Он не говорит ему, что прямо сейчас мальчик из Нагано оттачивает безумную форму подачи, фастбол с четырьмя швами и чейндж-ап, и все это еще до того, как он поступит в старшую школу. Казуя не может дождаться апреля.