* *
В следующий раз, когда Казуя приводит Эйджуна в буллпен, он с облегчением обнаруживает, что тот не падает духом, а разум остер и сосредоточен. Но у него мешки под глазами, а его контроль желает лучшего. – Ты слишком напряжен, — протягивает Казуя, отправляя мяч обратно. – Я знаю, — Савамура наполовину рычит, наполовину скулит. Очевидно, что он недоволен собой, но не знает, как это исправить. – Ты ведь все еще думаешь о последнем матче, не так ли? Что сделано, то сделано, — говорит Казуя. – Конечно, я все еще думаю об этом! Я не могу просто отключить свой мозг и перестать думать об этом! – О, подожди. Ты имеешь в виду, что твой мозг обычно включен? Эйджун сверкнул глазами и вкладывает всю свою силу в следующую подачу. Он бормочет проклятия, получая мяч обратно, и царапает бутсы о грязь. – Может, помочь тебе расслабиться? — говорит Казуя. — Я могу рассказать тебе анекдоты. Питчер и корова заходят в бар... – Пожалуйста, прекрати, Миюки Казуя, — приказывает Савамура. — Это просто больно слышать. Он поднимает перчатку над головой и поворачивается на задней ноге. Мяч почти попадает туда, куда просил Миюки. Казуя старательно не улыбается. Но хотя шутка успешно расслабляет Эйджуна, как только Каваками и Мияучи входят в буллпен, чтобы тренироваться рядом с ними, он снова напрягается. Казуя не подает виду, но сердце его падает. Не имеет значения, насколько хорошо Савамура подает в буллпене, если он не может справиться с игрой на публике.* *
В это воскресенье у них матч против Мураты Иста. Снова короткий матч, завершившийся хоум-раном Тэцу в пятом иннинге. Фуруя подает большую часть этого, а Каваками его сменяет. Эйджун не выходит на поле.* *
На следующий день наплыв журналистов приходит посмотреть на тренировку. Миюки обходит их стороной. Сейдо выиграли два первых матча - достаточная причина для их присутствия здесь, но он знает, что это не единственная причина их интереса. Он слышал тревожный ропот зрителей вчера, он слышит, как они рассуждают сегодня. Неудачное выступление Эйджуна против Маймон Вест, его отсутствие против Мурата Ист... это заставляет людей говорить. Однако решение тренера Катаоки имеет смысл. Фуруя легко нашел свой ритм против Мурата Ист, а Каваками был хорошо отдохнувшим. Лучше быстро закончить игру, чем менять питчера, который мог загубить их темп. Когда Казуя заканчивает тренировку Фуруи и отправляет его обратно в общежитие, он замечает Криса, стоящего прямо за пределами буллпена. Крис сегодня ловил для Савамуры, что вызвало множество предположений у журналистов по другую сторону забора. В общей попытке отвлечь от него внимание и заставить его перестать так сильно сосредотачиваться на своей подаче, что приводит к обратному эффекту, Крис некоторое время назад отправил Эйджуна на пробежку. Казуя думал, что старший сам пошел мыться, но, очевидно, нет. Когда Миюки выходит, Крис идет в ногу с ним, подтверждая, что он ждал его. Казуя вытирает пот, пытающийся попасть ему в глаза. – У нас могут быть проблемы с Фуруей, — признается он старшекласснику, повышая голос, чтобы он не дрожал. — Эта жара начинает сказываться на нем. Крис хмыкает. – Сейчас необычайно жаркое лето, а он с Хоккайдо... — говорит он. – Да. Мы должны были это предвидеть. Убедиться, что он не перегорит на горке, будет первостепенной задачей. Миюки засовывает перчатку под мышку и со вздохом снимает шлем. Его экипировка кэтчера некомфортно жаркая. Под ней его рубашка прилипает к коже. – Никакого прогресса у Савамуры? — спрашивает он. – Как видишь. Его надежда на то, что у Криса есть магическое прикосновение, которого ему не хватало, угасла. – Остается только ждать, я думаю. Он ловит косой взгляд, который Крис посылает ему. Он криво улыбается. – Что? Крис-сегпай, ты тоже собираешься сказать мне, чтобы я с ним поговорил? – Нет. Я не вижу ничего плохого в том, как справляешься с этим ты. Как кэтчеры, мы можем только поддерживать наших питчеров в меру наших возможностей. Ты прав, они единственные, кто может поднять себя на ноги, когда они спотыкаются. – Спасибо. Я не знаю, почему это так трудно понять остальным. – И все же, Миюки... может, тебе стоит взглянуть на это с другой стороны? Казуя удивленно смотрит на него. – Савамура и ты настаиваете на том, чтобы относиться к этой бэттери так же, как к любой другой, и я думаю, что это достойно восхищения. Но в то же время ты не должен забывать, что ты для него не просто кэтчер. За пределами поля он вправе ожидать от тебя большего, чем то, что ты мог бы предложить питчеру. Миюки перестает идти и смотрит на него. Крис поворачивается к нему лицом. Он пожимает плечами. – Я просто говорю. Бейсбол - не единственная причина, по которой у вас на груди есть одинаковые метки. Если совместная игра - это все, чего ты хочешь от Савамуры, это твое и его дело. Но из того, что я видел, как вы ведете себя друг с другом... я не думаю, что между вами все так официально. Так что... может быть, подумай, чего ты хочешь от этих отношений. Хорошо? Дружелюбно поджав губы, Крис оставляет его в одиночестве обдумывать свои слова.* *
Он размышляет об этом до глубокой ночи. Лежа на своей койке с маской для глаз, натянутой на волосы, он смотрит в потолок, а тихое похрапывание Кимуры раздается фоновым шумом. Чего он хочет от своих отношений с Савамурой? Этот вопрос вызывает у него желание поежиться, что является верным признаком того, что его нужно задать. Он закрывает глаза. Он не хочет думать об этом. Так что подайте на него в суд. Он никогда не думал, что родственная душа - это то, что ему нужно будет учитывать в своей жизни. Думать об Эйджуне только с точки зрения их бэттери было легко в последние несколько месяцев. И все же они... они друзья. Разве нет? Они близки, по крайней мере. Савамура дружелюбный по своей натуре. Он влез в его жизнь, как будто это было само собой разумеющимся, и Казуя не оттолкнул его. Их отношения гораздо менее пассивно-агрессивны, чем у него с Курамочи. Но, насколько он знает, они с Курамочи могут потерять связь после окончания школы и больше никогда не общаться. Многие люди не поддерживают связь со старыми школьными друзьями, в конце концов. Между тем, он и Эйджун - это на всю жизнь. Его желудок болезненно сжимается. Он перекатывается на бок и сворачивается калачиком, приводя в порядок свои мысли: во всяком случае, их метки есть. То, что они решат делать с той связью, которую описывают метки, зависит от них самих. И это настоящий вопрос. Чего Казуя хочет от этой связи? Хочет ли он проигнорировать это? Или он хочет следовать туда, куда это приведет? Хочет ли он, чтобы Савамура все еще был в его жизни через пять, десять, сорок лет? Тот парень, который однажды появился с широко раскрытыми карими глазами и веснушками на загорелой коже и выкрикнул свое имя, как оружие, с другой стороны забора? Тот парень, который подает с ухмылкой, как будто не может представить большего удовольствия, чем стоять на горке? Тот парень, который тихими вечерами прислоняется к нему, теплый и мягкий, когда он зевает так сильно, что слезы просачиваются из уголков его глаз. Слишком легко представить себе это. Квартира только для них двоих. Кухня с большим количеством столов, Эйджун болтает с ним и моет посуду, пока Казуя готовит. Гостиная, разбросанная бейсбольная атрибутика; книжный шкаф в углу для дверных упоров, которые служат Савамуре материалом для чтения; множество рамок для фотографий на стенах, потому что Эйджун настаивал на них. Ленивые утра, когда Казуя зарывался под одеяло и прижимался к теплому телу, открывая глаза от лучезарной улыбки и дразнящего смеха. Сердце Казуи заколотилось, как цунами. Его щеки пылают. Он смотрит в темноту. 'О', — думает он.* *
Эйджун со вздохом опускается на желтую траву. Он раскинул свои конечности, как морская звезда. Это не помогает ему поймать ветерок. Земля под ним все еще теплая, хотя заходящее солнце окончательно погрузило склон в тень. Он смотрит на поле под собой. Сейчас там никого нет. Следующий матч состоится завтра, и Катаока попросил закончить тренировку пораньше, чтобы они могли укрыться от летней жары. Как только наступит ночь, Савамура пойдет просить кого-нибудь поймать для него мяч. Хотя, скорее всего, чуда не произойдет. Эйджун застонал и хлопнул ладонями по лицу. Что, черт возьми, с ним такое? Почему он не может правильно подавать? Савамура никогда не был из тех, кто впадает в стресс. Даже когда ему предстояли сложные экзамены, он придерживался принципа "сделай все возможное и справляйся с результатами". Так почему же он не может расслабиться сейчас? Он пробовал бегать, но в такую погоду это только утомляет его. Крис даже пытался научить его йоге, но он слишком нетерпелив, чтобы учиться. Конечно, позы - это весело, но он хочет решить проблему прямо сейчас. Он не хочет провести еще один матч, сидя на заднице в дагауте и наблюдая за Фуруей и Каваками, стоящими на горке. Или еще хуже. Он не хочет подниматься туда и снова провалиться. Он закрывает свои усталые глаза. Он продолжает переживать эту игру в своих снах. Фуруя выглядел совершенно невозмутимым, будучи стартовым питчером в таком важном матче. Эйджун, сидевший в стороне с колотящимся от нервов сердцем, позавидовал его уверенности. Затем Фуруя действительно добился успеха, выбив первых трех бэттеров и поразив весь стадион скоростью своей подачи. Желудок Савамуры сжался, как будто пытался выйти из его тела через горло. "Могу ли я действительно довести это до конца?" - подумал он. "Может быть, Нарумия прав. Может быть, Фуруя должен был быть родственной душой Казуи". Он покачал головой, отчитывая себя. "Что со мной не так?" Второй иннинг, очередь Сейдо в нападении, два раннера на базе. Сам Миюки вышел на биту с уверенной ухмылкой на губах. Он отбил самый первый мяч, который попался ему на пути, с трудной, очень низкой подачи, и привел Юуки домой, а Маско на третью базу, заработав первую пробежку в игре. Эйджун, ошеломленный, мог только смотреть на него и чувствовать себя очень маленьким. Тренер отправил Савамуру на горку в четвертом иннинге, когда матч был уже практически выигран. Знал ли Катаока, что произойдет? Его первая подача попала в бэттера. После этого дело пошло не лучше. Несмотря на попытки Казуи поговорить с ним и заставить его успокоиться, его контроль над собой ослаб. Их противники тоже были не дураки. Они отчаянно пытались отыграть очки; они не пытались отбить сложные подачи, когда он даже не мог попасть в зону страйка. Следующие два иннинга затянулись до бесконечности, Эйджун дал им пять баз на мячах и с трудом удержал их на отметке в три очка. Он может поблагодарить за это полевых игроков. Сам бы он точно не справился. Он даже заставил Миюки пропустить мяч. Каким надо быть отстоем, чтобы Казуя потерял мяч? Катаока, должно быть, очень надеялся, что он возьмет в себя в руки, раз позволил ему так долго находиться там. Но в итоге игра была остановлена в пятом иннинге, 16:3. Эйджуна преследует тишина, которая последовала за ним в дагаут в тот день. Он закрывает лицо предплечьями. 'Прекрати', - твердо говорит он себе. Повторение этого в сотый раз не поможет. Он должен забыть об этом. Кто-то неловко прочищает горло над ним. Савамура смотрит сквозь пальцы. – Танба-сенпай! — заикается он, с трудом принимая сидячее положение. – Эй, — говорит Танба. Старший опускается рядом с Савамурой. Он смотрит прямо перед собой, его зловещий взгляд обращен к полю. Его челюсть сжата. 'Ас пришел, чтобы отчитать меня!' Эйджун паникует. – Мне очень жаль! — кричит Савамура. — Я сделаю лучше! Я... я обязательно вернусь на горку! — И затем, потому что это требует, чтобы это было сказано, а он никогда не был из тех, кто сдерживается: - Я не проиграю тебе! Танба удивленно смотрит на него. Он смеется. Смех преображает все его лицо. – В точности мои мысли. – А? — пораженно говорит Эйджун. – Не бери в голову. Танба потирает затылок. До Савамуры запоздало доходит, что Танба не сердится. Он смущен. – Слушай, я просто... просто хотел проверить, как ты. Я знаю, что это тяжелый груз - быть там, когда на твоих плечах надежды команды. Эйджун трезвеет. – Да, — угрюмо бормочет он. — Я не… Я не знаю. Я не знаю, что со мной не так. Я был единственным питчером в своей команде на протяжении всей средней школы, это не похоже на что-то новое. Но тогда его команда была небольшой, и все они были его друзьями. У него не было сотен людей, следящих за каждым его шагом, и газет по всей стране, рассказывающих о нем. У него не было Казуи, зависящего от него. – Стресс не обязательно должен быть логичным, — говорит ему Танба. — Я был в растерянности, когда впервые подал в официальной игре. – Правда?? Эйджун не может себе этого представить. Танба всегда выглядит таким суровым. – Конечно. Старшеклассники еще не доверяли мне, а я... я не очень хорошо отношусь к вниманию. Танба отводит взгляд, краснея. Савамура застыл на месте. Кто этот незнакомец и что он сделал с выпускником? – О, — говорит Танба. Эйджун следит за его глазами. По тропинке над ними приближается Миюки. Танба встает и стирает пыль со штанов. – В любом случае, — говорит он неожиданно резко. — Не обращай на это слишком большого внимания. Ты первогодка, так что, конечно, тебе придется нелегко. Никто не ожидает, что ты будешь идеален. Он пронзает Савамуру свирепым взглядом. – Ты не такой уж особенный. Он уходит, пока Эйджун дрожит. Нет! Не обращай внимания на румянец, это лицо все равно пугающее! Кто дал ему право иметь такое страшное лицо?? Танба пересекается с Казуей. Эйджун не слышит слов, которыми они обмениваются, но Миюки с растерянной улыбкой смотрит, как их ас уходит. Итак, тогда ничего нового. – Хорошо поговорили? — бросает Миюки Савамуре, когда тот оказывается в пределах слышимости. – Я не знаю! — кричит Эйджун в ответ. — Я не понял! Что это вообще было? Пытался ли Танба подбодрить его или унизить? – Хаха! Я уверен, что он хотел как лучше. Казуя сходит с тропинки, чтобы спуститься к нему. Отблески низкого солнца на его очках скрывают его глаза. У него странный набор слов. От нервов у Савамуры словно живот скручивается. Что это за взгляд такой? Неужели Миюки наконец решил, что от него больше неприятностей, чем он того стоит? Он стряхивает внезапный приступ застенчивости и с надеждой смотрит вверх. – Время подачи? Казуя фыркает. Он садится на землю рядом с ним, снимает очки и поднимает воротник рубашки, чтобы вытереть пот со лба. Над поясом его брюк виднеется пресс. – Заткнись, все еще слишком жарко. – Но после? — Эйджун настаивает. Миюки смеется. Савамуре, должно быть, померещилось, потому что он ведет себя совершенно нормально. – Приятно знать, что ты все та же старая заезженная пластинка. – Это не ответ, — пыхтит Эйджун. Рука Казуи поднимается как будто автоматически. Она замирает, и они оба смотрят на нее. Савамура сглатывает. Миюки убирает руку. Но повинуясь импульсу, Эйджун тычет в него макушкой. Это неловко и странно, и его щеки пылают. Но через мгновение Казуя заканчивает жест и взъерошивает его волосы. Он задерживается там, может быть, немного печально. Чувство вины подкатывает к горлу Савамуры. В последнее время он всегда чувствует себя плохо, когда Миюки прикасается к нему. Как будто он обманывает Казую со всей этой историей с родственной душой, как будто он пробился в его жизнь под ложным предлогом. И все же он не может смириться с тем, как Казуя смотрит на него, когда понимает, что он снова прикоснулся к Эйджуну, как будто он пытается этого не делать, но его тело продолжает его предавать. Конечно, они немного переборщили с PDA после летнего лагеря, и это смущает. Но Миюки никогда не должен чувствовать себя неловко из-за того, что тянется к нему. – Тебе придется разделить меня с Фуруей, — говорит Казуя, убирая руку и возвращаясь к своему разговору, как ни в чем не бывало. Савамура хмурится. – Он уже подавал тебе сегодня! – Не очень много. Я хочу, чтобы он тренировался, когда будет прохладнее. Завтра ему и так будет чертовски трудно. – Что? Почему? – Разве ты не заметил? Он тает, — пробурчал Миюки. Это вызывает у Эйджуна приступ несносного смеха. – Вот что мы получаем за то, что привезли белого медведя в Токио. Они ведь вымирающий вид! Его нога случайно задевает ногу Казуи. Миюки кладет теплую руку на его голое колено, чтобы оно не шевелилось. На бедре Савамуры подпрыгивает мышца, но он осторожно разрешает прикосновение. Казуя снова отступает. Он так внимателен, что это немного расстраивает. Откуда столько такта? С запозданием Эйджун хмурится. – С ним все будет в порядке. Верно? Казуя улыбается, в его глазах застыла нежность. – С ним все будет хорошо. Побеспокойся о себе, идиот. Веселье Савамуры исчезает. Он ссутулился. – Ага. Уголки губ Миюки опускаются. – Эйджун... Савамура упирается руками в траву, чтобы приподняться. Он смотрит на голубое небо над ними. – Может, мне стоит просто бегать всю ночь, — размышляет он очень серьезно. — Я не могу быть напряженным, если я твердо стою на ногах, верно? – Даже не думай об этом, — упрекает Казуя. – Но у меня закончились идеи! — он скулит. – Перестань. Кулак Миюки встречает его висок. Эйджун рефлекторно отшатывается, но все, что он получает за свои проблемы, это то, что Казуя копает сильнее, потирая костяшки пальцев, словно пытаясь пробиться сквозь его толстый череп. – Эй! – Вся проблема в том, что ты слишком много думаешь. Сколько раз я должен говорить тебе, чтобы ты просто подавал в мою перчатку? Доверять инфилдерам позади тебя? Где та беззаботность, которая была у тебя во время первого матча в Сейдо, когда ты понятия не имел, попадут ли по тебе, но ты просто хотел доставить неприятности бэттерам? Несмотря на себя, Савамура улыбается. Это было весело. – В чем проблема с такой подачей? — Миюки настаивает. Эйджун смотрит вниз. – Сейчас вроде как все по-другому... – Почему? Потому что ты подаешь мне? Савамура вздрагивает. – Ух... Ты так говоришь, будто это твоя вина! – А разве нет? Эйджун застыл на месте. Это должно быть шутка, какой-то сарказм, который от него ускользает. Бывают моменты, когда он не понимает извращенного чувства юмора Казуи. Но Миюки не смеется. Он смотрит вдаль. Костяшки его пальцев побелели, когда он обхватил колени. – Работа кэтчера - раскрывать потенциал питчера. Но если я только и делаю, что нагружаю тебя, то какого черта я вообще делаю в ложе кэтчера? Я думал, что мы можем просто игнорировать всю эту историю с родственным бэттери и играть как все, но у тебя ничего не получается, а я даже не могу найти слов, чтобы помочь. Какой от меня толк? Он выплевывает слова, как будто они оставили неприятный привкус на языке. Разум Савамуры помутился. Он не может поверить в то, что слышит. Казуя всегда был камнем преткновения в его глазах. Он знает о бейсболе больше, чем все, кого Эйджун когда-либо встречал, за исключением Криса. Он ведет себя как лучший кэтчер своего поколения, и все согласны, что он им и является. Его уверенность проявляется в каждой ухмылке, в каждом совете, который он дает питчерам, в каждом замечании, которое он делает тренерам с полной надеждой быть услышанным. Это спокойное высокомерие всегда было одной из его определяющих черт в глазах Савамуры. Оно выводит его из себя, но ему никогда не приходило в голову отрицать, что Миюки имеет на это право. Ему и в голову не приходило, что Казуя может чувствовать сомнения. – Казуя... — вздохнул он, пораженный. Звук его имени, кажется, разрушил чары, под которыми находился его соулмейт. Глаза Миюки расширяются. Он отворачивается. Его рука поднимается, чтобы почесать затылок. – Забудь об этом. Это не то, что я хотел сказать... – Что значит "забудь об этом"? — Эйджун взрывается. — Ты, забудь! Он агрессивно наклоняется в его пространство, заставляя Казую в тревоге отпрянуть назад. – Ты не виноват, что я веду себя глупо! Ты не виноват, что все ведут себя глупо! Ты хороший. Ты чертовски хорош! И да, иногда мне кажется, что я никогда не смогу догнать тебя и сделать так, чтобы это стоило твоих усилий. Но это значит, что мне нужно больше стараться! Он прервал то, что собирался сказать дальше. Увлеченный, он смотрит на щеку Миюки. – Ты краснеешь. И это не маленький румянец. Казуя медленно становится ярко-красным. Ладонь прижимается к лицу Савамуры и отталкивает его. – Слишком близко, — ворчит Миюки. Эйджун издал приглушенный жалобный звук, но, ухмыляясь, позволил себе снова упасть на траву. Казуя демонстративно не смотрит на него, но он все равно видит его красные уши. Савамура в восторге. Кто бы мог подумать, что этот бесстыжий придурок может быть застенчивым? Да еще из-за комплиментов? Эйджун смягчается. Миюки сегодня действительно не в духе. Он никогда раньше не видел его таким уязвимым. От этой мысли у него в груди что-то екнуло, от мысли, что Казуя все еще чувствует себя неуверенно, все еще задается вопросом, правильно ли он поступает, достаточно ли усердно работает, все еще нуждается в том, чтобы слышать, что другие думают о нем хорошо. Это заставляет его казаться моложе, ближе. Кто-то, кого Эйджун однажды сможет догнать, вместо того, чтобы бегать за ним всю жизнь. Он хочет подразнить его, очень сильно. Нечасто ему выпадает такая возможность. Шутки так и вертятся на языке, но он сдерживается. Миюки так редко открывается ему. Если он сейчас все испортит, то может больше никогда этого не увидеть. – Что это? — Казуя насмехается. — Кто из нас хандрит? Как это превратилось в то, что ты меня подбадриваешь? Идиот. Он посылает Савамуре неодобрительный взгляд. Его цвет кожи в основном вернулся к нормальному, что очень жаль. – Хехе, — говорит Эйджун. Он переворачивается на бок и сворачивается калачиком за талией Миюки, не совсем касаясь, но почти дотрагиваясь до него. С такой версией Казуи легче быть рядом. – Половишь сейчас? – По-прежнему нет. Эйджун застонал в знак протеста. Они остаются так на некоторое время, ожидая в дружеской тишине, когда солнце закончит садиться. Савамура уже наполовину задремал, убаюканный теплом и тем, что Казуя рядом. – Эйджун, послушай. Его разбудили не столько слова, сколько тон голоса, которым они прозвучали. – Хм? – Забудь о родственной бэттери.. Эйджун фыркнул. – Я знаю, знаю! – Нет. Я серьезно. Миюки поворачивается, чтобы посмотреть на него сверху вниз. В ответ Савамура садится, чувствуя, как что-то кольнуло в позвоночнике. Казуя выглядит необычайно серьезным. – Мы говорили, что нам все равно, но в то же время все, о чем мы думаем, - это игры друг с другом. И я просто... Он выдыхает, и его глаза блуждают вдалеке. Кажется, что он не в себе, как будто он не понимает, что говорит. Вы не могли бы заплатить Эйджуну за то, чтобы он заполнил тишину. Он слушает с восторженным вниманием. – Я. Просто, — отрывисто продолжает Казуя. — Хочу, чтобы ты знал, что это еще не все. Для нас. То, как я вижу тебя. Он снова краснеет? Он снова покраснел, Казуя сглотнул и, кажется, нашел свою точку опоры. – Я имею в виду, что ты можешь решить бросить бейсбол и все равно останешься моей второй половинкой. Мы можем никогда больше не играть вместе, и ты все равно будешь моей второй половинкой. Не имеет значения, будешь ли ты играть завтра, или как хорошо ты будешь играть завтра. Не для этого. Я все равно буду здесь, сегодня, завтра и все последующие дни. Я буду рядом и на твоем следующем дне рождения, и на твоем выпускном, и на всем, что ты захочешь делать после школы. И в какой-то момент я тебе надоем, и я уйду, когда ты попросишь меня об этом, но это случится не раньше... – Не буду, — задыхается Эйджун, и тут они оба понимают, что он плачет. На мгновение возникает неловкость, когда их руки сталкиваются, когда они оба пытаются смахнуть слезы. Вместо этого Миюки прижимает голову Савамуру к себе, большими пальцами приглаживая его волосы. – Эйджун... — говорит он, широко раскрыв глаза. Эйджун фыркает и вытирает лицо, смущаясь. – Ты не можешь говорить такие вещи без предупреждения, какого черта, ты, задница, — заикается он. Слезы все еще падают. Бросив попытки остановить их, он падает на Казую и обхватывает его руками. Он прижимает свое мокрое лицо к его шее и сжимает. Миюки обнимает его в ответ. – Что? Красивые вещи? — взволнованно сказал он. – Да! Я к этому не привык! – Ты никогда не привыкнешь, если будешь плакать каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, — ругается он, но Эйджун чувствует, как он смеется ему в волосы. Он прижимается ближе, не отвечая, его глаза плотно закрыты. Казуя тверд и реален в его объятиях, и он не может поверить, как сильно ему нужно было это услышать. Он не может поверить, что у него есть такая возможность. Метка на его груди покалывает. Он почти может представить, что чувствует ответ Казуи через их рубашки.* *
Ю Шуншин сидит в дагауте, одним ухом прислушиваясь к тому, что происходит на поле. Пока он доволен игрой. О, он остается осторожным. Сейдо играет в сильный бейсбол, в этом нет никаких сомнений. Когда он наблюдал за ними во время их предыдущего матча против "Мурата Ист", он подумал, что Академии Акигава нечего бояться этого сильного питчера-первогодку, который обладает всем контролем и изяществом слона в посудной лавке. Ясно, что он зашел так далеко только потому, что скорость его подачи пугает противников, заставляя их замахиваться на его плохие подачи. Шуншин решил, что будет достаточно легко не замахиваться и позволить ему самоликвидироваться на горке с большим количеством мячей. Но то как вначале парень хорошо справлялся с ними, его кэтчер - хитрый тип. Он ведет этого Фурую с хитростью. Сам Шуншин сумел набрать им два очка в первом иннинге, но с тех пор Сейдо держит их без очков. Впрочем, это нормально. Товарищи Шуншина по команде сегодня играют хорошо. Ход игры складывается в их пользу, и они это чувствуют. Бэттеры Сейдо хороши, но ни один из них еще не вышел на базу против Шуншина. Все, что им нужно сделать, это продолжать хорошо защищаться и использовать слабое место Сейдо. Потому что она у них есть. Шуншин не глуп. Сейдо, очевидно, кровоточит из их буллпена. То, что из четырех питчеров они постоянно начинают с неопытного первогодки, говорит о многом. Их ас еще ни разу не выходил на поле за весь турнир. Даже сейчас, когда они отстают на два очка в четвертом иннинге, а Акигава продолжает бить, чтобы уничтожить выносливость Фуруи, Танба не появляется в буллпене. Что касается их третьего питчера, то чем меньше о нем говорят, тем лучше. Шуншин фыркает. Вот чего добивается такая отличная команда, как Сейдо, если ставит себе в заслугу сказки вроде родственного бэттери. При всем том, что он любит японский бейсбол, его огорчает, что у них есть эта прискорбная одержимость концепцией. Американцы относятся к этому гораздо более серьезно. Он готов поспорить, что Сейдо сожалеет о том, что использовал место в их составе для того, кто так явно не выдержал давления. Он провалился так рано, что Шуншин даже не успел посмотреть, как он подает, но он слышал достаточно людей, сетующих на его игру. На самом деле, довольно неприятно слышать, когда так много людей комментируют неудачу Савамуры, как будто он - самое большое разочарование в этом сезоне. Даже товарищи Шуншина по команде не остаются в стороне от этого. – Четвертый бол! — кричит судья. Губы Шуншина приподнимаются. Этот Фуруя действительно слишком неуклюж. Как бы ни старался его кэтчер умерить его мощь, он просто подает со всей силы и выбивается из сил. В этом иннинге ему удалось сделать два аута, но теперь у Акигавы наконец-то кто-то на базе. Было бы хорошо, если бы они смогли набрать третье очко и забить гвоздь в гроб Сейдо. – Смена игрока! Шуншин оживился. – Да! Мы сняли этого сильного питчера! — ликуют его товарищи по команде. Это облегчение. Их боковой питчер обычно является замыкающим Сейдо, поэтому чем раньше они смогут заставить его подняться на горку, тем больше Сейдо будет выбит из колеи. – Старшая школа Сейдо объявляет о смене питчера, — раздается из громкоговорителя. – Вместо номера 14, Фуруи-куна, на поле выйдет... Из дагаута трусцой выбегает не боковой питчер. Весь стадион погружается в тишину. – Питчер, Савамура-кун.