In your shadow I can shine

Лойтше. Германия. 8 месяцев назад Поначалу Том смущался находиться в кадре: не мог смотреть на свое растерянное лицо, от этого сбивался, понимал, что, если направить взгляд на экран, то получится как-то нелепо, а если в камеру, то начнешь путать слова, захочется сглотнуть, собьешься еще больше. Записывал видео, смущался нелепых пауз, удалял, включал камеру, понимал, что вышла полная лажа, когда смотрел, удалял и снова записывал. Да что говорить, первые секунды просмотра отснятого заставляли парня невольно передергиваться от отвращения, таким чужим и неподходящим он казался себе в кадре. Со временем стал замечать в обыденных, привычных вещах что-то, чего в упор не видел раньше: что в соседнем от его университета здании расположена милейшая кофейня, что на выступе в здании дома, где он раньше жил, стоят небольшие скульптуры в виде львов, что открытка, которую он сам сделал еще в начальной школе и подарил маме, по-прежнему стоит на ее полке. Сначала фотографировал все, что хотел бы запечатлеть не только в памяти, а после все чаще стал включать видеокамеру. Видео с каждым разом выходили все живее и удачнее. Да, начать вести блог было неплохой идеей, хотя поначалу ему так не казалось. Еще бы, когда твоя жизнь рушится на глазах и ты думаешь, что вот он, предел, тот самый бетонный пол, о который ты отбиваешь себе все жизненно важные органы, падать больше некуда, а через секунду он обваливается и ты летишь вниз, проваливаешься в самую глубь, откуда почти невозможно всплыть, мало что из новых идей может казаться безопасным. -… но тебе лучше уйти. Эти слова даже спустя почти шесть лет по-прежнему эхом отдаются в голове. Тому казалось, что он внезапно рухнул в океан и нет возможности выбраться. Он захлебывался в холодной воде, тонул, поднимал вверх голову и брыкался, пытаясь справиться с ужасом, пронзившим тело и душу миллионом ледяных кинжалов. Не мог поверить, что все, что происходит, реально. Он шел, не смея оглянуться, боясь сделать вдох, сглатывая слюну пересохшим горлом. Входная дверь закрылась и на лестничной клетке воцарилась тишина. Кое-где в соседских квартирах телевизор гремел новостными каналами, кто-то болтал, кто-то кашлял. Мир будто на секунду замер, а затем снова стал гудеть повседневностью как ни в чем не бывало. В голове у Тома вдруг запульсировало: бежать, бежать, бежать, куда угодно, лишь бы подальше от квартиры, от того кошмара, подальше от Билла. Его мутило. Не в силах больше сдерживаться, парень почти слетел по ступенькам и выскочил на улицу. Скудное содержимое желудка выплеснулось на траву рядом с домом, попадая на кроссовки и кофту. На глазах снова выступили слезы. Его выворачивало наизнанку и казалось, что так теперь будет до конца его чертовой жизни, а осталось недолго. Обычно он не был склонен утрировать, однако в тот момент мог поклясться, что ощущал, как жизнь действительно покидает его тело. Он очнулся лишь у знакомого ему дома с изображением маленькой собаки на деревянных рейках забора. Как он тут оказался, долго ли шел или на чем-то приехал, он не понимал и не помнил. Протянул руку вперед. Кнопка на каменном столбе рядом с калиткой отозвалась щелчком, а после оповестила хозяина дома участка о неожиданном и, вероятно, не самом приятном гостевом визите. Зашуршали торопливые шаги по гравийной дорожке. Густав открыл дверь, намереваясь сказать что-нибудь колкое, видимо, ожидая увидеть кого угодно, только не бывшего друга. Том не смог выдавить из себя даже приветствия, не то что объяснений, хотя этого и не требовалось. Густ тут же закинул руку парня себе на плечо, обхватил его рукой за талию и повел в дом. Умывшись и едва коснувшись головой подушки, Том уснул. В общей сложности прошло около десяти дней, пока он находился у Шефера. Густав не требовал рассказов или разговоров по душам. Честно говоря, между ними по-прежнему сохранялась все та же неловкость, что и в последнюю встречу. Лишь спустя пару дней Том рассказал все. Поначалу думал, что будет тяжело даже начать, однако это не только оказалось намного проще, но еще и подарило спасительное чувство облегчения. Он начал с пары предложений, ожидая, что придется подбирать слова, но не пришлось: боль нашла наконец выход и, проделав в сердце внушительных размеров пробоину, стала сочиться сквозь каждое слово. Том плакал, не боясь показаться слабым. Ему хотелось этого даже тогда, когда рассказывать было уже не о чем. На следующее утром Каулитц проснулся на удивление бодрым. Он был уверен: у него есть шанс все исправить. Билл любит его и потому простит. Если придется, Том сделает что угодно, будет ночевать у дверей квартиры, вылезет из кожи вон, отдаст свою жизнь, лишь бы вымолить прощение. Уверенность рухнула, рассыпалась на миллиарды осколков розового стекла, когда он оказался посреди пустой квартиры. Все выглядело таким чужим и холодным, словно это больше не было его домом. Очень реалистичный реквизит какой-то нелепой постановки. По пути все казалось проще, чем есть на самом деле, а теперь он будто остался один в огромном бескрайнем поле: куда бежать, откуда он пришел и есть ли хотя бы мизерная надежда на осознание дальнейших действий? Вспоминая опустошенность, с которой он брел обратно в дом Густава, Том опустил взгляд. Запись на телефоне по-прежнему шла, поэтому он твердо решил, что пересматривать получившееся не станет, просто удалит. Настроение резко ухудшилось, как часто бывало, когда мысли в бесконечных блужданиях попадали в сети прошлого. Он ведь дал себе зарок никогда не отчаиваться: повернуть время вспять и изменить ход событий, к сожалению, не позволено никому. Взять академический отпуск в университете было идеальным решением. Том твердо решил отказаться от всего, что могло бы послужить напоминанием о том, кем он был когда-то давно. Следующим шагом после академа стал переезд. Благодаря тому, что родители завещали Томасу один из отелей, которым владела семья, парень без особых усилий смог сохранить уровень жизни, к которому привык, переехав в уединенную деревеньку, расположенную недалеко от Магдебурга. Лойтше встретила его тишиной и умиротворением. Не нарушив привычного уклада жизни деревенских жителей, Том смог без труда влиться, изредка здороваясь и болтая с соседями, но не слишком выделяясь. Как и в любой другой деревне, в Лойтше не происходило ровным счетом ничего – как раз то, что нужно, когда меняющие жизнь события уже стоят поперек горла. Теперь спустя почти шесть лет Том оглядывался назад и радовался решениям, которые принял когда-то. Да, сожаление о том, что он опоздал, что натворил глупостей по-прежнему больно кололо где-то в области грудной клетки, однако сейчас он может сказать, что стал абсолютно другим человеком. Отказался от алкоголя и сигарет, закончил университет с отличием, управляет одним из успешных отелей, приносящим достойный доход, ведет личный блог и занимается спортом. Последнее далось особенно тяжело. Прежде из спорта он пробовал лишь поднимание ложки со стола или экстремальное лежание на диване. Поняв однажды, что дисциплину и выносливость невозможно натренировать без спорта, он начал с ходьбы, чередуя ее с бегом. Десять минут в день, затем двадцать, после – только бег, через месяц добавилась поездка в тренажерный зал дважды в неделю. Теперь же, просыпаясь утром, он не мог почувствовать себя бодрым, если не делал зарядки. Жизнь вне города постепенно привела его к самому невероятному, что можно помыслить, когда речь идет о парне, когда-то прожигающем время в клубах с псевдодрузьями: он занялся садом. Разумеется, это звучит слишком громко, ведь пока Том ограничился лишь высадкой цветов в палисадник. Однако вот уже два года как под окном цвел пышный куст пионов. Первым нераспустившимся зелено-розовым шарикам-бутонам Томас, безусловно, был рад, ведь это были выращенные им самостоятельно растения, но одно из самых прекрасных ощущений испытал, когда бутоны наконец распустились и одарили его свежим, невероятно нежным ароматом сквозь открытое настежь окно. Сердце его болезненно сжалось. Он улыбнулся и закрыл глаза. Воображение тут же нарисовало стройный силуэт напротив, красивые, словно выточенные талантливым скульптором черты лица, черные как смоль волосы с вкраплениями белых прядей. С тех пор вот уже второе лето подряд, как только приходило время пионам цвести, Том открывал окна, моля природу о ветре, чтобы снова ощутить знакомый до мурашек аромат. Начало лета он считал теперь самой любимой порой года. Однако лето уже подходило к концу. Наступало чуть менее любимое, но не менее прекрасное время – осень. День рождения уже на носу, а планы как его отпраздновать по-прежнему остаются планами. С тех пор как его жизнь круто изменилась, он долго не отмечал ни один из праздников. Толком не было сил и времени даже просто улыбаться, не то что веселиться. К тусовкам в когда-то привычном для него понимании слова он теперь не относился никак. И лишь полгода назад где-то глубоко внутри вдруг зародилось желание почувствовать себя настоящим именинником, устроить вечеринку в кругу адекватных знакомых и интересных людей. Когда Том поделился этой идеей со своим менеджером, Филиппом, тот пришел в восторг, что парень наконец-то слегка ожил, и сообщил, что в погоне за контентом готов помочь, чтобы осуществить задуманное как можно интереснее. - Пожалуй, сейчас самое время, а сторис можно и позже снять, - проговорил Том, сворачивая приложение и открывая контакты на мобильном устройстве. Пролистав вниз, набрал номер Фила. Гудки оборвались резко и быстро, будто парень только и ждал этого звонка. Глянув в список дел, составленный в ежедневнике строго с указанием времени, Том улыбнулся, поняв, что по-прежнему укладывается в свой распорядок.