***
Минута проходит за минутой, цифры на часах ставят перед фактом. Уже половина седьмого. Руслана в который раз проверяет столицы у Ники, та в который раз путает Литву с Латвией, а вместо Лиссабона по ошибке называет Мадрид. — Так, зато Швеция и Швейцария — разные страны, уже хорошо… — выносит вердикт Ерофеева, потирая переносицу. — Может, отдохнём? — Нет, давай ещё. Мне только осталось перестать путать две страны и две столицы. — Ты сама уже устала, мы последние часа три, если не четыре, столицы учим, — замечает, глядя на часы, девушка и сама удивляется тому, насколько сильно увлеклась Ника. — Ну не-ет… — умоляюще тянет Нейман. — Давай ещё чуть-чуть? Я же почти всё выучила. — Ладно, только передохнëм. — Лана берёт стеклянный кувшин с водой и хочет налить немного в свой стакан, когда понимает, что он пуст. — О, закончилась. Я тогда пойду вниз, а ты пока общагу сделай. Там просто на вопросы по параграфу ответить надо, можешь у меня посмотреть. — Да, хорошо. — Ника послушно кивает и встаёт с кровати, направляясь к рабочему столу. Руслана закрывает за собой дверь и, чуть постукивая тапочками по полу, идёт к лестнице. Она быстро спускается вниз, заворачивает в сторону кухни. К счастью, там никого нет. Девушка ставит кувшин под кран с питьевой водой и, ожидая, пока тот наполнится, решает проверить соцсети. В созданной относительно недавно группе класса обсуждают предстоящую на следующей неделе контрольную по физике, кто-то скидывает способы её решения, каким-то неведомым Руслане образом узнав варианты с заданиями. В школьном чате Дарья Дмитриевна напоминает про оставшуюся в числе последних олимпиаду по географии. А вверху всплывает уведомление. Звонок. От мамы. Что Руслана поняла, начиная с конца августа, так это то, что родители, особенно Ксения, просто так не напишут и не позвонят. Значит, они либо приехали, либо снова уехали, либо что-то случилось. Чуть подумав, Ерофеева решает ответить на звонок матери. — Ла-ана, — начинает Ксения, по голову девушка понимает, что та улыбается, — как дела? — Нормально, — коротко отвечает Руслана. — У тебя как? Где папа? — Всё хорошо, папа вот, рядом. — на фоне слышится приглушённое «Привет!», Ерофеева молча улыбается. — Что делаешь? — Воду набираю, мы с Никой последние часа три столицы учили. — И как? — Нормально, — снова отвечает Лана и хитро улыбается, даже с некоторым удовлетворением, ожидая услышать от матери фразу, произнесённую ею уже тысячи раз за эти годы. — Всё нормально, нормально… Рус. Других слов нет? Лучше ответь мне, почему ты так и не написала Фае, Матиссу и Богдану. «О, а вот и суть…» — думает Ерофеева и закатывает глаза. — Времени не было, — отмазывается Руслана, опуская голову. Она рассматривает свои тапочки и воду в кувшине, будто Ксения Андреевна стоит сейчас прямо перед ней и посмотреть ей в глаза по-просту опасно для жизни. — Целый месяц? — удивляется Ксения Андреевна. — Ну, вот так, да, целый месяц. — Лана зажимает телефон между головой и плечом, забирает кувшин и выходит в холл. — Рус, не вредничай. Напиши хотя бы Фае, она по тебе очень скучает. — Ладно, ладно, напишу я. Но только ей. — О других хотя бы ради приличия поинтересуйся, — просит мама, но последнее слово в её речи слышно не очень хорошо из-за громкого голоса на заднем плане. — Что это было? — уточняет Лана, хмурясь. — Ах, да… Я же тебя ещё предупредить хотела. Мы в Грецию на месяц улетаем, нас не будет дома. Если у тебя не будет ключей, когда ты на каникулы приедешь, то они под ëлкой у ворот. Там два ключа: один чёрный, он от ворот, и второй — красный, который от дома, там ещё точка белая. В общем, вспомнишь. Ерофеева несколько секунд молчит, вздыхает беззлобно, с особым равнодушием. Но чувство брошенности и обиды берут верх. — Мам, можно вопрос? — издалека подходит Руслана. — Конечно. — Какого чёрта вы творите? Это нечестно! А может, я тоже хочу в эту вашу Грецию! Вы сплавили меня в какой-то интернат, а сами уже половину мира объездили! Мам, это нечестно! — жалуется девушка и садится в кресло, ставя кувшин у своей ноги. — Лана, у тебя учёба. Десятый класс, забыла? Давай ты не будешь сейчас вредничать и спокойно доучишься? А летом вместе слетаем куда-нибудь. — Где мы, а где лето! Получается, я даже на каникулы приеду, а вас не будет! Не думаешь, нет, что это как минимум безответственно? — Рус, пока получается только так. Обещаю, позже мы все вместе куда-нибудь съездим, не злись. Девушка снова молчит, опустив взгляд. Сил и желания и дальше злиться на родителей нет. Хочется поговорить о чëм-нибудь ещё, точнее, об одной конкретной проблеме, настигнувшей её в этом интернате. — Мам… — начинает Лана, но решает не говорить. Как-нибудь сама разберётся, в конце концов, она делала так и раньше с другими проблемами. Только здесь нет былой уверенности. — Да, что такое? — Нет, ничего. Я пойду. Не прощаясь с матерью, Руслана убирает телефон, поднимает кувшин и встаёт с кресла. Хочется немного развеяться после звонка и подышать свежим воздухом. Лана подходит к дверям в сад и открывает их, вдыхая прохладный вечерний воздух. Вокруг тишина, нет ни посторонних звуков, ни мешающих голосов. Только щебетание птиц, шелест листьев на деревьях и ветер. Ерофеева решает пройти чуть дальше, смотря в потемневшее небо. Погода ясная, хорошо видны появившиеся звëзды и месяц. Она останавливается около изгороди, запрокидывает голову и снова вдыхает, но улавливает странные звуки слева, там, где стоит дуб. В темноте угадываются две высокие фигуры, руки которых скользят друг по другу. Руслана неосознанно щурится, пытаясь разглядеть. В осветлëнных прядях узнаётся Слава. А парень рядом с ним… Рома! Та самая толстовка с тигром! Журавлёв целует Рому так, будто они видятся в последний раз. Он сжимает его плечи ладонями, прижимается к нему всем телом. Воробьёв тянет Славу за волосы, запрокидывая его голову, целует шею, приходится по ней кончиком языка, демонически улыбаясь. Лана в ужасе замирает, но вертит головой, чтобы прийти в себя после увиденного. Она тихо уходит, беззвучно закрывает двери и бежит вверх по лестницам, с трудом пытаясь не разлить воду в кувшине. В голове крутится только одна мысль. Ника всë-таки была права. «Рома и Слава действительно…» — Ерофеева не успевает додумать, лишь зарывается пальцами одной руки в волосы и заправляет их назад. — «Вот же ж чëрт!..» Руслана пинает стену и прикусывает костяшку указательного пальца, зажмуривая глаза. Когда Нейман высказала своё предположение, было, грубо говоря, всё равно. Однако теперь, увидев это своими глазами, Лана не могла забыть. Рома и Слава… А если бы на их месте была бы она с Никой? Девушка вертит головой, выдыхает и, собираясь с мыслями, наконец-то решает зайти в комнату. Нейман сидит за столом, переписывая задание из учебника по геометрии. Обществознание лежит на краю. — Тебя как-то долго не было, я уже даже геометрию делать начала, — говорит Ника, поднимая голову. Руслана медленно закрывает за собой дверь, подходит к своей тумбочке, наполняет стакан водой до краёв и быстро выпивает, делая выдох в конце. Она садится на край кровати, обеими руками зарывается в светлые волосы и сжимает их у корней. — Что случилось? Ты будто призрака увидела, — замечает Нейман и садится рядом, кладя ладонь на плечо подруги. Говорить ей или не говорить? Чуть подумав, Лана выбирает второй вариант. — Ничего, просто… — Ерофеева делает паузу, придумывая себе отговорку. — Мне мама просто позвонила. — И что там? Что случилось-то? — Ну… Там семейное, пока не могу сказать… — отвечает Руслана, опять наливая в стакан воду. — Хорошо, — спокойно говорит Ника, кивая. В её тоне слышится понимание, а в глазах отражается доброта. Похожие случаи она всегда могла понять, сама была в подобной ситуации. — А, кстати… Помнишь, я тебе обещала рассказать чуть позже во-от про эту штуку? — она опускает рукав оливковой толстовки, обнажая дорожку тонких шрамов над Кассиопеей. — Ты просто сказала, что у тебя там что-то семейное, вот я и вспомнила. — Это с родителями связано? — интересуется Лана и всё-таки прикасается к её шрамам. Чувствует себя так, будто переходит грань дозволенного, совершает нечто неправильное и слишком личное, дотрагиваясь до Ники. Но Нейман, похоже, совершенно спокойна. Она не отдёргивает руку, не делает ничего, чтобы оттолкнуть от себя. — Ага. — Ника кивает и кладёт голову на колени Ланы, прикрывая глаза. Девушка делает вдох, начинает рассказ. — Ну, ты знаешь, мама с папой развелись, когда мне два года было. Я в детстве особо этому внимания не придавала, только с возрастом начала. Поговорить особо не с кем было, родителей напрягать не хотела, да и всех остальных тоже… Я постоянно думала, что они развелись из-за меня, винила себя, переживала. Вот эти шрамы после селфхарма остались. Сейчас понимаю, что это было глупо… — Почему сразу глупо? Ты переживала и не могла выразить это по-другому. Это было, Ник. Может, это было не самым лучшим решением, но не глупо же. — Кто знает, кто знает… — шепчет Нейман, не открывая глаза. — Рус, можешь пообещать кое-что? — Да? — неуверенно отзывается Ерофеева. — Никогда так не делай. Понимаешь… я вижу, что тебе трудно. Если бы мои родители постоянно так же уезжали, мне тоже было бы тяжело. Только не делай так же… Я буду очень переживать. Видя искреннее беспокойство, чуть смешанное со страхом, в глазах Ники, Лана кивает, слабо улыбаясь ей. — Не буду, — отвечает Руслана и гладит девушку по раскинувшимся на коленях тёмным волосам. Словам Ники хочется слепо верить, зная, что она не обманет. Если говорит, что переживает, то правда переживает, если говорит, что ей что-то не нравится, то это действительно так. — Твои родители знают, что у тебя… был такой эпизод в жизни? — интересуется Ерофеева, перебирая пряди её волос. — Нет. Хотя, знаешь, папа однажды увидел плечо, но я сказала, что это Алик. Алик — наш кот, если что. Он в Германии с папой остался. У мамы же аллергия, поэтому… Ну, ты понимаешь. Бедное животное… Перед ним потом неудобно было, но главное, что папа поверил. Вообще, не стоило этого делать. Поэтому и говорю, что это было глупо с моей стороны. Это того не стоит — потом смотреть каждый раз и вспоминать… Руслана молчаливо кивает, падает корпусом на кровать и всё ещё немного шокировано уставляется в потолок. Рома и Слава, точнее, их действия, никак не выходят из головы. Девушка закрывает глаза ладонями и делает глубокий вдох, пытаясь отвлечься. Сомнений на свой счёт становится больше и больше. Кажется, что день, когда всё это выйдет наружу вместе с другими переживаниями, настанет совсем скоро. Но абсолютно непонятно когда именно.***
Если лечь, закрыть глаза и просто пытаться уснуть, параллельно отгоняя от себя кучу посторонних мыслей, то ничего не выйдет. Это Руслана поняла примерно через два часа, когда цифры на электронном циферблате ушли далеко за полночь. Вертясь на кровати в попытках наконец-то найти удобную позу и заснуть, Лана раздражённо выдыхает и ложится на спину, глядя в тёмный потолок. А если бы там, под тем дубом были бы не Рома и Слава, а она и Ника? Это мысль посещает Ерофееву в который раз за прошедшие несколько часов. Если бы она поцеловала Нику? Если бы сделала это сейчас?.. Лана садится на край кровати, смотрит на Нейман, мирно спящую под тёплым одеялом, и решает подойти к ней. Вблизи лицо Ники ещё красивее, особенно в свете луны, проникающем в комнату через незашторенные окна. Руслана смотрит, склонившись над ней, не решается дотронуться до неё, боясь, что сейчас Нейман откроет глаза. А что потом? Что Ника подумает о ней? Что она сделает? Но так хочется чего-то… Лана прикасается к мягким губам Нейман подушечкой указательного пальца и неспешно проводит по ним. Опускается на колени, не отрывая взгляд от подруги, невесомо целует в щëку и быстро отстраняется. Происходящее понять трудно. Сердце будто вот-вот вырвется из груди, щёки горят, руки трясутся, на глазах выступают слëзы. «Я не понимаю…» — думает Лана, вытирая глаза костяшками пальцев. Всё это не только непонятно, но и невероятно пугает. «Так же не должно быть…» Что, если ей правда нравятся именно девушки? Как объяснить это родителям? Да и стоит ли? Хочется поговорить об этом с кем-нибудь. С мамой, с папой, с Ромой, со Славой… С кем-нибудь, кто сможет её понять.