***
Машина останавливается у ворот интерната, и Михаил поворачивается к заснувшей на заднем сидении Руслане. — Прошу прощения, мы приехали, — говорит водитель. Ерофеева открывает глаза и выглядывает в окно. Действительно, она наконец здесь. — Спасибо, — благодарит его Лана и выходит из машины. Таксист выходит за ней, спешит к багажнику, из которого достаёт чемодан. — Ничего не забыли? — уточняет Михаил. — Так… — Руслана опускает взгляд: шоппер и чемодан при ней, телефон с наушниками в кармане. — Нет, всё у меня. — Отлично. Удачи Вам! — Спасибо. — Рус улыбается и кивает в ответ на слова водителя, а после направляется к калитке. В конце августа, когда родители отправили её сюда, поставив перед фактом, она смотрела на это здание с превеликим отвращением, будто именно этот интернат виноват во всех бедствиях. Теперь же что-то было иначе. Совершенно иначе… При входе на территорию школы появилось такое ощущение, какое обычно появляется у людей, которые после длительного отсутствия возвращаются домой. Внутри интерната тихо и безлюдно. Только из кабинета Аркадия Ивановича, директора по безопасности, доносится низкий голос мужчины, ведущего с кем-то разговор. Руслана подходит к двери и несильно стучит по ней костяшками правой руки. — Войдите! Лана заходит в кабинет и улыбается, видя перед собой Аркадия Ивановича. — Русла-ана! — с лёгким удивлением протягивает мужчина, кладя на стол телефон. — Приехала всë-таки? — по улыбке и дружелюбному тону ясно, что он рад встрече. — Ага, вот, минуту назад только. — Отлично… — тянет Смирнов, почти пропевает. Аркадий улыбается, поправляет свитер из шерсти изумрудного цвета и садится за рабочий стол. Он выдвигает один из ящиков, достаёт лист бумаги с таблицей и протягивает его Руслане. — Это список приехавших учеников. Вот, подпишись рядом с фамилией. — Смирнов указывает на нужную строку кончиком чёрной шариковой ручки и протягивает её девушке. — Угу… — Лана кивает, быстро расписывается и отдаёт лист с ручкой директору по безопасности. — Всё. — Хорошо. Теперь можешь идти, из твоего класса ещё один человек приехал. — Да, Дарья Дмитриевна сказала мне. — Ох, Даша-Даша, везде-то успела… — Аркадий Иванович улыбается, запускает пальцы под линзы очков и трëт уставшие глаза. Руслана выходит в коридор, тихо закрывая за собой дверь. В интернате ни души, вокруг тихо, из этого царства молчания выбивается только дверь, которая едва слышно, но всё же умудряется поскрипеть пару секунд. Девушка берёт оставленный у кабинета чемодан и ведёт за собой к лестнице. Поднять его оказывается нетрудной задачей, хотя вещей внутри на самом деле много. Лана доходит до третьего этажа, стуча чемоданом по ступенькам, ставит его на пол и катит к пятьдесят шестой комнате. Пятьдесят шесть. Это число повторялось в голове Русланы тысячи раз за эти «каникулы». Не как что-то ужасное, а как спасательный круг, когда становилось совсем плохо. Например, вот, скоро каникулы пройдут и она снова вернётся в интернат, в свою, нет, с их с Никой пятьдесят шестую комнату. Наконец девушка вставляет ключ в замочную скважину и открывает дверь в заветную комнату. Сторона Нейман всё такая же разноцветная, стороны Ерофеевой всё такая же… белая. Дракон, Игнат, лежит на кровати. Лана грустно вздыхает: следовало взять его с собой, было бы не так тоскливо. Зато коровы Ники на её кровати нет, она сейчас в Германии. Руслана садится за рабочий стол и долго смотрит на стену. Рисунки Ники тоже здесь: вот дракон, а вот 2-D. Но самой художницы нет. А вернётся ли она хотя бы ко вторнику — неизвестно. В дверь комнаты кто-то стучит. Руслана встаёт со стула и, ни секунды не сомневаясь, открывает её. Она встречается взглядом с Ромой и тут же обнимает его. — Рома-а! — Лана радостно подпрыгивает. Впервые за последнее время она настолько счастлива видеть кого-то вживую. — Рус! — Воробьёв приподнимает подругу рад землёй и покачивается от радости. — Как будто сто лет не виделись… — И не говори. Заходи давай, — девушка приглашает его внутрь и кивает голову в комнату. Рома проходит в комнату, закрывает за собой дверь и садится на стул за рабочим столом. Рус устраивает напротив него, на кровати в позе лотоса. Только теперь двое замечают, что одеты одинаково, как и в день первой их встречи: чёрные джинсы, белые футболки и серые толстовки. — Как каникулы прошли? — интересуется Рома. — Плохо. Всё время одна пробыла, родители должны были или должны будут со дня на день домой приехать, я решила их не ждать. А потом от Дарьи Дмитриевны узнала, что ты приехал, окончательно решила вернуться. И вот. Воскресенье, а я уже тут. — Понятно… А я просто от папы подустал за эти пару дней. Посмотри, я не потолстел? — спрашивает Воробьёв, вставая со стула. Он вертится перед подругой, в ответ на что та отрицательно вертит головой. — Да нет, ни капли. — Фух… рад слышать. А то у нормальных людей бабушки, а у меня папа. — В смысле? — Да в том смысле, что каждый раз, когда возвращаюсь, он готовит столько, будто думает, что тут не кормят. — Рома театрально закрывает глаза и тоскливо улыбается — всё равно скучает по Якову Михайловичу. — Хотя он же сам лично чуть ли не пытал Дарью Дмитриевну вопросами о еде как раз перед тем, как окончательно решил меня сюда отправить. — Его можно понять, он просто заботится… — поясняет Рус со счастливой улыбкой на лице, но в голосе слышится печаль. Ей бы очень хотелось вернуться домой именно к родителям, а не к пустоте в нём, и съесть не миллион упаковок лапши быстрого приготовления, а что-нибудь вроде яблочной шарлотки, которую раньше по пятницам постоянно готовила мама, или утки в духовке, которой так гордится папа. Воробьёв улавливает настроении Русланы и грустно поджимает губы. — Ладно, проехали, — говорит Рома, шутливо взмахивая рукой. — Шаурму не хочешь? — Шаурму? А тут поблизости шаурмячные есть? — Ну, вообще, да. Ты разве не видела? Мы с Конём и Славой постоянно в одну заходим, когда время есть, там неплохо, атмосфера классная. Давай, вставай, идём. — Да встаю, встаю… — Рус встаёт с кровати и направляется за другом.***
Погода успевает кардинально измениться. На улице уже идёт дождь, причём даже не сильный, а мелкий, раздражающий… Воробьёв раскрывает над двумя головами чёрный зонт, подобранный на выходе из здания. Морось ударяет о плотную ткань, издавая частые звуки. — А у них доставки нет? — спрашивает Лана, скрещивая руки на груди от недовольства погодой. — Ру-ус… — Рома серьёзно смотрит на неё, — ты не понимаешь. А как же это чувство, когда ты идëшь по грязи, лужам, слякоти, под дождём или снегом, в реально дурацкую погоду за хорошей шаурмой? Это того стоит! — Верю, верю, — отвечает Рус, понимает, что эта тема для Воробьёва свята и лучше будет просто с ним согласиться. — Ещё до интерната ходил в обычную школу, ну, понимаешь, — начинает парень, — а рядом была шаурмячная. Ей старший брат моего одноклассника заправлял, нам так скидки конкретные делали. — Да ну? — недоверчиво удивляется Рус. — Ну да! Например, она обычно сто пятьдесят стоила, а нам продавали за сто. Это реально большая разница! Особенно хорошо замечаешь, когда семь дней в неделю её покупаешь. Могло бы быть на триста пятьдесят больше. Вообще, было неплохо, скучаю по тем временам… — А теперь что? — А теперь скидки мне не делают. Приходится за сто пятьдесят брать. Эх… — Рома вздыхает с выражением вселенской боли. — Видимо, те годы блаженства были платой за годы страданий… — Ой, вот не надо… — Рус заметно веселеет. — Я говорила о том, что ты в конце сказал. Тебе не нравится то, как твоя жизнь сейчас идёт? — А-а-а, ты об этом… Да нет, нравится. Вот, Славу встретил. Тебя, Нику. Того же Коня. То есть, Юльку, ну, Юлия… Тут круто, если честно. Но я всё равно скучаю по тому времени. Грустно, что вернуться туда нельзя хотя бы на час. А хотелось бы… Да и шаурму за сто покупать мне больше нравилось. — Да ладно, однажды она подешевеет. То есть, в теории может подешеветь. — Думаешь? — Ну… это же возможно. Если шаурмячных очень много станет, то да, наверное… Нам учитель обществознания вопрос о спросе и предложении, по моему, задавал в восьмом классе. Или в девятом. Не помню точно. Я в пример чебуречные привела. — Чебуреки любишь? — Голодная просто была. Рома прыскает от смеха, но получает лёгкий удар по плечу от Русланы и замолкает, не теряя при этом доброй улыбки на губах.***
Шаурмячная показывается впереди через несколько минут. Двое быстро переходят дорогу и подходят к небольшому заведению с приятным оформлением и белой светящейся вывеской. Рома открывает для Русланы дверь и пропускает её вперёд. Девушка заходит внутрь и подходит к прилавку, за котором стоит молодой мужчина с ярко-рыжей бородой и шевелюрой на голове. Он улыбается, видя Рому. — Привет, Дим, — уверенно здоровается Воробьёв. — Привет. Дай угадаю, как обычно, в сырном лаваше? — Ага. Рус, наверное, то же самое. — Рома смотрит на Руслану, скептически осматриваясь. — Только постарайся, она её, похоже, впервые пробует. — О-о-о, да без проблем! — Дима мгновенно воодушевляется, потирая ладони в чёрных перчатках. Рома и Руслана присаживаются за один из круглых деревянных столиков у окна. Девушка смотрит в окно и недовольно хмурится: дождь становится сильнее, лужи — больше, проезжающие по дороге автомобили разносят огромное количество брызг. «Аж мерзко… И по такой погоде ещё обратно идти.» — думает Рус, поджимая обветренные губы. Рома встаёт со стула и уходит за готовой шаурмой через пятнадцать минут. После возвращается к Лане и протягивает ей одну штуку в лаваше оранжевого цвета, завёрнутую в прозрачный целлофановый пакетик. Воробьёв только собирается откусить кусок шаурмы, как останавливается и уставляется на подругу, замечая скепсис в её глазах. — Не буду есть, пока ты не попробуешь. Давай, это очень вкусно, потом ещё поблагодаришь меня. Ерофеева с недоверием смотрит на Рому, на шаурму и снова на Рому. Парень ободряюще ей кивает. — Давай, попробуй! Руслана откусывает немного и приподнимает брови от удивления. На вкус действительно неплохо, даже хорошо. Очень хорошо. — Вкусная, зараза… — говорит Рус, откусывая ещё немного. — Это да. — Только каждый день её, наверное, лучше не есть. — А ты уже рассмотреть такой вариант успела? Вообще, шаурму к полезной еде относят. Всё же есть. Лаваш, овощи, мясо… — Ага. И соус. Много соуса… — замечает Руслана, протирая салфеткой каплю, упавшую на стол. — Да ладно, его же можно и не добавлять. Тогда более-менее получается. — Угу… Знаешь, не понимаю, как раньше эту шаурмячную не замечала. Тут довольно неплохо. — Согласен. О, у тебя тут соус, — замечает Рома, указывая на губы Русланы. — Где именно? Я же не вижу. — Ай, давай так, — Воробьёв, берёт салфетку из подставки на столе и аккуратно протирает левый уголок губ Ланы. — Вот и всё… Ты мне этим Журавлика напоминаешь. Он постоянно пачкается. Ерофеева улыбается, чуть щурит глаза, стоит новой идее прийти в голове. В упоминании Славы она видит возможность зацепиться и наконец задать свой вопрос. — Видимо, он тебе очень дорог. Ты так улыбаешься, когда о нём говоришь… — Ах, да… Ты уже поняла… — Рома опускает взгляд на свои постукивающие по столу пальцы. — Я его люблю, честно говоря. Мы примерно с прошлого года встречаемся. — Вау… А можно задать кое-какой вопрос? — спрашивает Рус и мысленно хвалит себя: заговорить и подобраться к этой самой теме оказалось значительно легче, чем казалось. — Конечно. — Как ты к этому пришёл? — А-а-а, я, кажется, понял. Ты про ориентацию? — Лана утвердительно кивает, и Рома более уверенно продолжает: — Да не знаю, просто. Понял лет в тринадцать, что мне одноклассник нравится. Причём… сильно… Ну, понимаешь, о чём я. Сначала не особо это принимал, мне противно было, а потом как-то спокойнее начал относиться, понял, что от этого не сбежать. Если бы не отец, то никогда с собой жить не научился бы, наверное. Страшно было ему об этом рассказывать, но он у меня понимающий. — А про Славу он знает? — Ага. Я в прошлом году его пригласил к нам на весенние каникулы, в основном, чтобы отцу его представить. Думал, что из этого чуть ли не катастрофа выйдет, потому что папа к новым людям обычно не особо расположен, а тут ещё и мой парень, но они просто выпили вместе, пообщались… и отца у меня больше нет. — В смысле нет? — Да просто он Славу теперь, похоже, больше меня любит. А ты почему, кстати, спрашиваешь? Рус грустно вздыхает, откусывает крупную часть шаурмы и пожимает плечами, не давая друга чёткого ответа. Но он всё понимает. Понимает чётко и быстро. Вопросы к Руслане отпадают сами по себе. Рома поджимает губы и снисходительно смотрит на неё, после решает перевести тему на что-то простое. — У меня корни уже сильно отросли, ты заметила, наверное. Нужно будет за краской зайти. Может, тебе тоже какую-нибудь взять? Рус откусывает крупный кусок шаурмы, пытается разжевать его, опуская взгляд на волосы. Она вертит в пальцах прядь и пожимает плечами. — А какую? Мне не особо другие цвета идут. — Почему? Мне кажется, тебе подойдёт каштановый цвет. Или светло-русый… — Но это скучно. Если красить, то так, чтобы прям радикально. Розовый, например. Или красный, может быть? Как думаешь, мне подойдёт? — Нет, нет, нет. То есть, было бы интересно, но красный — это не то. Не для тебя… — задумчиво произносит Рома, подпирая подбородок ладонью. — Не хочешь голубой или зелёный? — Хм… а давай. — Тогда идём.***
Нейман лежит на кровати и мотает носком ноги под музыку в наушниках. Отвлечься заставляет вошедшая в комнату мама с чёрной расчёской в руке. — Держи, расчёску твою нашла, — говорит Елена Сергеевна, протягивая вещь дочери. — О, спасибо. А где она была? — девушка кладёт наушники на подушку, а сама садится в позу лотоса, выключая телефон. — На полу в коридоре. Алик, наверное, стащил. — женщина садится на кровать Ники и по привычке закидывает левую ногу на правую. Она чихает, прикрывая лицо ладонями. — Будь здорова, — быстро проговаривает Нейман, не оборачиваясь. Она кладёт расчёску на стол, царапины на ручке подтверждают, что к её пропаже приложил руку, то есть, лапу — Спасибо. Опять эта аллергия… Не могу больше. Может, билеты уже купим? — Ну-у… Дарья Дмитриевна сказала, что можно вернуться чуть-чуть позже. Может, ещё два дня? Пожа-алуйста… — В группе уже вернувшихся учеников отметили. Не думаешь, что это что-то да значит? — Ну и о чём же? — Что возвращаться уже пора. — женщина включает телефон, заходит в нужную переписку и начинает зачитывать: — Власова, Воробьёв, Громов, Ерофеева, Пантелеев и Сафонов. Из твоего класса только двое, да? Воробьёв и Ерофеева. — Ага… — отвечает Ника, потупив взгляд. — Слу-ушай, а правда, давай билеты купим? — Чего так? Передумала? — Елена Сергеевна удивляется, но всё равно заходит на сайт. — Передумала. Хочу обратно, знаешь. — Да знаешь, знаешь… Смотри, тут билеты на этот вечер, семь часов. — А уже половина пятого… — замечает Ника, бросая взгляд на часы. — Не успеем? — Не успеем. Есть ещё на одиннадцать часов ночи. — О, можно так. Более-менее успеем и чемоданы собрать, и до аэропорта доехать. — Ага, только они с пересадкой в Белграде. Это куча времени… Есть на завтра, десять вечера, без пересадок. Точно успеем. — Десять вечера? Ну… нормально. Давай эти, — соглашается Ника. Она быстро встаёт с кровати и подходит к шкафу, из которого начинает доставать вещи. — Хорошо. Тогда начинай собирать чемодан, чтобы завтра с ним не возиться, я пойду пока папе скажу, что у нас завтра вылет. — О’кей. Елена Сергеевна уходит, тихо закрывая за собой дверь. Ника выкатывает из-под кровати чемодан и раскрывает его, когда вспоминает про друзей в очередной раз. Она выбегает из комнаты и спускается в зал, взглядом ища кузенов. К счастью, и Лени, и Лука сидят в креслах и просто смотрят друг на друга: играют в гляделки. — Слушайте, вы… — начинает Нейман, замирая. — Вы чего? — В гляделки играем, — отвечает Лени, изо всех сил стараясь не моргать. Вдруг она вскакивает с кресла, победно вскрикивая. — Понятно тебе?! Значит пиццу заказываем, а не эти твои роллы! — Чëрт! — Лука протирает глаза, на которых успели выступить слëзы. — Это из-за линз! Из-за них глаза вообще-то сохнут! Давай заново! — Тебе маргариту, да? — игнорирует Лени, набирая номер пиццерии. — Угу, хорошо, тогда маргариту и пепперони… А ты чего хотела, Ник? Тебе какую пиццу, кстати? — Вообще, я хотела попросить вас помочь подарки друзьям выбрать. А если пиццу заказываешь, то мне, наверное, маргариту и пусть побольше базилика добавят. — Подарки? — уточняет Лука. Двое заговорщицки переглядываются и одновременно переводят взгляды на сестру. Пицца мгновенно уходит на второй план. — Без проблем. Что кому нравится? — спрашивает Лени, заходит в телефон — уже ищет варианты. — Ну… одному, наверное, книги нравятся. Он постоянно то Ремарка, то Коллинза читает. А нет! Даже двум! Руслане как раз. У неё целая коллекция. А третий… Слушайте, я не очень уверена. Хотя… скоро же сильно похолодает, правильно? Может быть, тогда свитер какой-нибудь ему купить? — О, да! Я как раз видела один недавно! Чёрный, очень красивый. — Ну и отлично, тогда поехали. Я такси вызову, собирайтесь, — говорит Лука, отходя за телефоном.