полгода назад
Слабые подчиняются сильным. Аксиома. Животный закон. Ты — животное. Идти против закона — отныне быть самой по себе. Без семьи — с сегодняшнего дня, без Джека — кажется, навсегда. Она должна была найти свое собственное убежище. Прохладная, обволакивающая ночь города встретила ее как давнюю знакомую. Чем сильнее погружаешься — тем меньше хочется вспоминать, как было без. Ей было страшно выдать себя, и она только сильнее ускоряла шаги, но дистанция и не думала сокращаться. Город во тьме — вокруг, но прежде всего — в тебе самой, и ты его единственный житель. Небо подернуло предрассветной синевой. На горизонте — где-то над безжизненными пустошами — забрезжила узкая полоска света. Ви зажмурилась, по щекам потекло. Сжала кулаки — пожалеет себя позже. Нужно торопиться, ведь ее будут искать: падре, Джек. Если бы она осталась с Уэллсом — подставила бы его. Потому что старик злопамятен и будет мстить ей за то, что она сделала. За то, что сегодня она убила Гектора. Сильные пожирают слабых. Ви раздраженно поморщилась и встала из-за стола: дальше слушать философские бредни чуть вдатого падре — было совсем невыносимо. Она убрала за собой, попутно прихватив еще несколько посудин, чтобы пожилой мисс Эрнандес с ее больными ногами не приходилось бегать так часто, и выскользнула из большого обеденного зала. Солнечный июльский день склонялся к вечеру, и пространство вокруг снова начало оживать. Это лето 76-го года было чертовски жарким. Ви, собрав прилипшие волосы с плеч в высокий пучок, глянула на небо — какое-то совсем бесстыдно красивое. Со стороны двора послышалось движение. Ви перевела взгляд, и в груди натянулся тугой болезненный узел — к дому подъезжала до боли знакомая красно-золотистая Вато с приспущенными окнами и большим крестом на зеркале заднего вида. Машина остановилась, и крест закачался туда-сюда, постукивая по стеклу. Она нырнула в дверной проём и поспешила скрыться в дальнем коридоре, куда редко кто заглядывал. Встала за приоткрытой дверью в совмещенные столовую и гостиную, напрягла слух. Ведь должна же быть причина тому, что они вернулись куда раньше запланированного срока. Ви подцепила зубами заусенец и нервно дернула — из ранки закровило. Я просто часть этого большого круга лжи. Из машины вышли двое мужчин и неторопливой походкой направились ко входу в дом. Их появление окончательно выветрило всю вечернюю дремоту, старик встрепенулся и подмигнул им: — Мальчики мои, Бенито, Гектор! Вы, наверное, голодные, садитесь. Эрнандес! — он окликнул старуху, — пошевеливайся скорее, неси поесть. Мисс Эрнандес, охая, понесла тарелки и еду. — Ну, как успехи? — падре нервно постукивал пальцами по столу. Гектор довольно осклабился, обнажая свою ровную белую улыбку с резными клыками. Его большие, чуть заострённые на концах уши поползли наверх — как и всегда, когда он особо мерзко и широко улыбался. Глаза маленькие, всегда прищуренные, почти черные, хищные. Чувствительные ко всему светлому. — Шестая улица теперь не проблема, вся банда думает, что мы работаем исключительно на них, — Гектор придвинулся и продолжил уже тише, — Валентино думают так же. Падре блаженно сложил руки и откинулся на спинку стула. Его названные сыновья никогда не подводили и не разочаровывали. Неважно, насколько кровожадным было задание. После ужина Бенито и Гектор покинули гостиную. Петляя по узким и плохо освещенным коридорам, шли к себе. Их единение пугало. Они, словно сиамские близнецы, все делали вместе: жили, работали, существовали. Как единый организм. Все знали, что они не братья и не любовники — но лишних вопросов не задавали, покуда каждый успешно выполнял свою роль в семье. Ви всегда чувствовала, когда они проходили мимо ее комнаты: скользкие шуршащие шаги замедлялись по мере приближения к ее двери — на секунду словно бы замирали, заставляя ее сильнее вжиматься во внутреннюю стенку шкафа, — но потом снова продолжали шелестеть, удаляясь все дальше, оставляя на ее коже капли холодного пота. Она осторожно выбралась из шкафа, грудь вздымалась — эта клетка уже давно стала тесной. Они вернулись раньше, чем она предполагала. А это означало, что как минимум ещё один раз, помимо уже одного привычного, они выловят ее в одном из многочисленных коридоров и потащат вниз, в подвал. Она могла бы уже и не сопротивляться — но что-то внутри все равно упорно продолжало. И она очень хорошо помнила эти моменты, пока они ее тащили, приговаривая «все для семьи, дорогая», и уже не слишком хорошо те — что происходили за закрытыми дверьми очередной кладовки. Она довольно быстро научилась отключаться, уходить далеко за пределы чувств. Ручка двери медленно провернулась. Воздух вокруг вдруг стал острым и холодным, как клинок ножа. — Ви, — послышался ядовитый шипящий голос Гектора, — открывай, не заставляй нас ждать, — он растекался, проникая сквозь тонкие щели между дверью и стеной, отравляя весь оставшийся воздух. Ви замерла на месте. Они ещё ни разу не были в ее комнате. Это был последний оплот безопасности в этом доме. Чем сильнее дергалась ручка, тем дальше Ви отходила от двери. Наконец, уперевшись спиной в оконный проем, она повернулась и посмотрела вниз. Внутри екнуло, когда она перелезала через окно, мокрая от пота ладошка предательски соскользнула, и Ви упала с третьего этажа на крышку большого мусорного бака на заднем дворе, свалилась с него и оказалась на земле. Небольшой прохудившийся диван, синий мини-холодильник с газировкой, телевизор с большой рамкой. Сейчас из-за спинки дивана покажется Джеки и засмеется — «Ты чего там развалилась?» Включит тот самый дурацкий фильм про бокс. Ви медленно открывала и закрывала глаза — из окна третьего этажа на неё смотрело кровожадное лицо Гектора. Я не всегда там, где мое тело. Факт. Условность. Она — не хозяйка своему телу и никогда ей не была. За закрытыми веками пятнами растекаются световые дорожки старых гудящих ламп. Не видит, но помнит, что их грязный белый свет отражается от мертвенно-бледных зеленых стен бесконечных коридоров подвала и приобретает болотный цвет. Здесь холодно, но в его руках всегда тепло. Он почти любовно прижимает тело к своей широкой смуглой груди. Она не пытается вырваться или закричать. Не пыталась никогда. Коридор, шаркающий звук массивных ботинок по бетону, трение плотных штанин. Мерцающий свет, от которого подступает тошнота. Еще сильнее закрыть глаза, чем они закрыты сейчас — уже не получится. Лестничный пролет, хлопающая железная дверь. Здесь еще холоднее. Пахнет сыростью. За столько лет она научилась их различать даже с закрытыми глазами, даже если она была бы лишена всех органов чувств. Она научилась различать их состояния, настроения. И сегодня — они были расстроены, как никогда. Слабость слишком ранима, слишком уязвима. Беспомощна. Ви выключает сознание еще до того момента, как обманчиво теплые руки Гектора скользят к ее бедрам. Не чувствовать, но ощущать. Сырой и холодный подвал — вокруг, но больше всего — внутри, в котором у тебя есть только ты, потому что в каждой секунде боль именно в тебе. Слышу тебя, но ты не здесь. Гектор встал, щелкнула зажигалка. Затянулся. Она даже скучала по этому тягучему горьковатому запаху сигар, которые он курил. Услышала приближение Бенито и снова устремилась мыслями куда-то очень далеко отсюда. Она даже не заметила, как он приложил подушку к ее животу — резкий удар заставил ее вернуться к реальности. Такого ещё не было ни разу — бить ее они себе до этого момента не позволяли. Ви, и сама не ожидая этого от тела, продолжила лежать с закрытыми глазами. Бенито наносил короткие быстрые удары. — Блять, походу она действительно в отключке, — в голосе слышалось искреннее разочарование. Гектор только повёл плечами, сделал затяжку и натянул штаны. — Да и похер. Делай, что хотел, и пошли отсюда. Бенито сверкнул глазами: — Я не могу так, у меня не стоит, я хочу, чтобы она видела. Гектор усмехнулся: его это тоже, признаться честно, не то чтобы возбуждало, но выбирать не приходилось. — Ты или трахаешь ее, или мы идём, — устало сказал он, натягивая футболку, — у нас утром много работы, еще и к Паскалю ехать за новой партией порошка. Сам же знаешь, шестая улица и Валентино теперь весь район на уши поставят из-за того, что мы устроили вчера. Бенито убрал подушку — ни единого следа от его рук на ее тонкой коже. Это хорошо. Не будет лишних вопросов. Через пять минут они вышли из подсобки, закрыв за собой дверь. Ви, наконец, открыла слипшиеся от слез глаза. Поднялась — живот скрутило от сильной боли. Спешно оделась. Вышла из комнаты, осторожно скользя по стене. Голова сильно кружилась, в висках пульсировало, а в глазах периодически темнело, и она из последних сил старалась поддерживать себя в сознании — второе падение могло быть куда более опасным. Она ничего не сломала, только отключилась — это очень хорошо. Возможно, только легкое сотрясение — придётся ещё один лишний раз идти к Ману — но там хотя бы ее вырубит, и она не будет даже ощущать. С этим можно было примириться. Ви добрела до своей комнаты, так никого и не встретив, упала на кровать и отключилась. В воспалённом сознании родился план. Всё для семьи. Она никогда не предпринимала попыток сбежать или отомстить. Возможно, потому, что не знала куда; возможно, потому, что идти против семьи и единственных близких, которые у нее были, — она, сирота, не решалась. И еще, возможно, потому что слабые подчиняются сильным. А силы она в себе никогда не ощущала. «Семью не выбирают», — часто любил приговаривать падре. «Смирись и будь благодарна за то, что у тебя есть». И если со всем она уже и так примирилась, но вот только с одним единственным но — за столько лет не смогла. Она знала не так много о жизни вне дома, но интуитивно чувствовала, что так быть не должно. Близкие люди не должны поступать так друг с другом. И эта единственная мысль, прорастающая, как семечко дерева на не самой благодатной почве, — пусть и понемногу, но уверенно тянулось к свету; оно, еще ничего не зная о жизни, отчаянно хотело жить. Когда она открыла глаза — часы показывали половину четвёртого. Ви поднялась и тихо выскользнула из комнаты, прислушиваясь к возможным шагам в коридорах. Она уже давно приметила чью-то дорогую и красивую катану в оружейной. Ви, аккуратно взломав замок, сняла оружие со стены. Провела пальцами по холодному лезвию. Сможет ли она убить? Ее многому учили и многим она активно пользовалась на очередных заданиях падре, но никогда до этого еще не убивала. Окинув изображения с камер внимательным взглядом и убедившись, что в коридорах пусто, вышла из подсобки. Ви тихо открыла дверь: темную комнату разрезал луч света. Первым к ней лежал Гектор. Его татуированная волосатая грудь медленно вздымалась, лицо расслабленное и от этого как будто красивое. Она подняла руки, набрала воздуха и, не дыша, нанесла несколько хаотичных ударов в область живота и груди — куда смогла попасть. Резко повернула голову — Бенито проснулся, подскочил и истошно закричал, подбежал к ней, пытаясь выбить катану из рук. Но Ви, вцепившись в нее что было сил, развернулась корпусом и прошила тело Бенито. Тот не сразу понял, что это был конец. Она же, не останавливаясь и не задумываясь, продолжала наносить удары. Ви остановилась только когда то, что осталось от Бенито, упало на пол. Она лихорадочно осматривалась, но не видела ничего — глаза как будто застелило черной густой пеленой. Она только жадно глотала воздух, как будто не могла надышаться. Она не знала, сколько так простояла, но очень скоро Ви почувствовала крепкие руки на своих плечах. Кто-то выбил из ее рук оружие, взял ее за шею и потащил куда-то вниз. Она ничего не успела понять, только увидела глаза падре — еще не до конца проснувшиеся, но уже подернутые болью невосполнимой утраты. Он ничего ей не сказал — а может, и сказал, но она не поняла или не услышала. Но видеть этот взгляд, знать, что старику больно, — она засмеялась. По внутренностям разлилось странное тепло. Ее затолкнули в темное холодное подвальное помещение. Она только улыбнулась: и здесь она тоже была. Падре не знал, что с ней делать. Возможно, было бы лучше, убей он ее сразу. Ви сидела на бетонном полу, свесив руки на подтянутых к груди коленях. Узкая полоска света между дверью и полом слепила до болезненной рези в глазах. Спустя какое-то время в коридоре послышалась возня. Еще через несколько минут открылась дверь. На пороге стоял Джек с оружием в руках. — Ви! Идем! — Его широкая грудь вздымалась, как будто он пробежал марафон. Но она только улыбнулась, разглядывая его так, будто впервые видела. Забавно, что ей снова привиделся он. Ее Джеки. Уэллс, всерьез опасаясь, что они могут никогда не выбраться отсюда, в два шага оказался рядом с ней, подхватил ее и потащил за собой. Петлял по коридорам, осторожничал, возможно, даже вырубил кого-то — Ви не успевала следить за всем происходящим. Ее сознание и восприятие окружающего было похоже на дуршлаг со слишком большими фракциями — ни черта в нем не задерживалось. Наконец они оказались на улице. Свежий воздух словно бы взбодрил ее и немного вернул к реальности. Они на всех порах, на какие был способен мотоцикл Джека, мчали подальше из Глена. Уэллс остановился где-то в трущобах Кабуки, перед стареньким обшарпанным отелем. Снова почти сгреб ее в охапку и затащил внутрь, номер 1408. Он посадил ее на прохудившийся матрас на полу, дал ей пистолет и сказал, чтобы ждала его. Ви кивнула. За последующие полгода не было и дня, когда бы он не сожалел о том, что оставил ее тогда одну. Пусть даже всего на полчаса. Ведь когда он вернулся — ее уже там не было.***
Джек смачно выругался и выбежал из отеля. Никаких следов ее недавнего присутствия, словно ее здесь не было совсем. Словно всего этого — не было. Джек объехал все окрестности, но так и не смог понять, как ей удалось так быстро провалиться сквозь землю. Сделав еще один круг, он развернулся и поехал в квартиру его хорошего знакомого, рипера, где он мог переждать несколько недель, пока все не уляжется. Виктор дома появлялся редко, и квартира была в полном распоряжении Уэллса. Он быстро доехал до Нортсайда: на улице было уже светло. Аскетичная квартира его товарища по качалке пришлась ему по душе. Он принял горячий душ, смыл с себя кровь и лег на диван. Сна не было, и ему казалось, что уже и не будет. После такого — не может быть. Джек бессмысленно смотрел вперед, высверливая дыры в белоснежном потолке. После событий этой ночи ему предстояло научиться засыпать. Ровно как и забывать. Жить дальше. Теперь даже центр города был для него закрыт, не говоря уже о южных районах: ни падре, ни Валентино такого не простят. А если увидят — убьют без лишних разговоров. Оставался последний козырь — шестая улица, но это совсем на самый крайний случай. С ними ещё тоже попробуй договорись — обычные головорезы и мародеры, называющие себя странным словом «патриоты». Мысли снова вернулись к Ви. Какого черта убежала, где она сейчас? Если ее найдут и убьют — он может и не узнать об этом. Как она встречает этот кровавый рассвет? Он не знал, что у его знакомого рипера это утро тоже выдалось особенно кровавым.***
Падре, стоя на своем балкончике, смотрел на утреннее небо, поджав губы. Словно бы сам Бог, видя его боль, окропил светло-голубое полотно алой кровью. Уже готовый оплакивать своих названных сыновей, он хотел было начать утреннюю молитву, но тут внезапно его прервал один из дружков Гектора. Он собрал то, что осталось от его сеньора, и с благословения падре повез по риперам — Ману развел руками, мол, это невозможно, и оперировать отказался напрочь. Среди всех прочих оказалась и клиника Виктора Вектора. Док только недавно проснулся, потер щетинистое лицо рукой, встал, хрустнув затекшим телом, и быстро сбегал до автомата за кофе — прохладный утренний ветер пробрал его почти до костей. Глянул на время — уже скоро придет Мисти. В желудке грустно заурчало. Вернулся к себе, потягивая дешевый синто-кофе, растянулся на столе, включил телевизор и, моргая, пытался проснуться. Что было очень сложно, потому что под утро его разбудил Джек. Вик плохо понял, что у того стряслось, раз он в пять утра звонит ему — их вряд ли можно было назвать близкими друзьями. Общались хорошо, тренировались вместе, иногда даже и пропускали в баре по стаканчику, но не более. Вик не имел привычки выворачивать душу наизнанку, а Джек становился болтливым только когда перебарщивал с выпивкой. Но помочь ему рипер все же согласился. Что-то было такое в Джеки, что ему импонировало. Да и в квартире док появлялся не так часто — не смог он придумать ни одной отмазки, чтобы отказать приятелю. Джек заехал к нему в клинику — видок, мягко говоря, потрепанный, одежда, руки в крови, но явно не в его — и, бросив только «спасибо я твой должник», быстро выбежал, сжимая ключи от квартиры. Рипер только подумал: может услуги свои парню предложить? Может даже и с хорошей скидкой… Вик внезапно поднял опустившуюся на руку голову и снова сонно проморгался: в клинику спускалось по меньшей мере двое. Он выпрямился и хрустнул спиной: кого в такую рань притащило? Дверь автоматически открылась. За решеткой возникла заминка, и Вик всмотрелся в темное пространство за ней. То, что он смог разглядеть — ему категорически не понравилось. За решеткой пыхтели, пытаясь ее открыть то плечом, то ногой, двое валентиносов. В своих руках они несли тело — точнее сказать, обрубок, — на котором были сложены части рук, ног. Что-то целиком, а что-то не совсем: предплечье, судя по всему, правой руки и кисть, видимо, оттуда же. Они, наконец, неуклюже вошли, остановились на ступеньках. С искромсанных частей тела на пол капала кровь. Вик, сморщившись, оглядел их. Бывалый рипер и врач травмы, он сразу понял, что собирать это в подпольной рипердоковской клинике — херовая затея. Один из парней с большим золотым крестом на груди, на котором виднелись засохшие пятна крови, тяжело дыша, спросил: — Сможешь собрать? По деньгам не обидим, это наш друг. Рипер многозначительно глянул на него: каким идиотом нужно быть, чтобы об этом вообще подумать? Он сложил руки на груди: — Ему не рипер, ему травма нужна, и как можно скорее, пока ваши обрубки не разложились окончательно. — Он усмехнулся. — Давно вы его так с собой таскаете? Парень зло осклабился: — Так может, ты перестанешь чесать своим язычком и возьмешься за дело? Док вскинул брови. Хамить, значит, вздумали… — Собрать-то можно, — спокойно сказал он, — но не со мной и не здесь. Рожи ваши мне не нравятся, — он указал кивком в сторону двери, — где выход, вы знаете. Валентиносы переглянулись. На их памяти еще не было такого, чтобы какой-то дедуля осмелился так нагло и открыто послать их нахер. В воздухе повисло напряженное молчание. Вик видел, что у них прямо-таки чесались кулаки, но они не могли бросить своего товарища на пол, вернее то, что от него осталось, — и это забавляло рипера настолько, что ему сложно было сдерживать смешки. Парни заводились еще больше — теперь этот старикан еще и смеется над ними. Этого их гордость уже стерпеть не могла. Один из них, тот, что с золотым крестом, разгорячился настолько, что был готов бросить части своего сеньора на пол и начистить, наконец, эту ухмыляющуюся рожу, но док поспешил предупредить: — Только попробуй, — он все еще улыбался, но лицо стало куда серьезнее, — если, блять, хоть одна часть твоего дружка упадет на этот пол, я тебе ее в глотку затолкаю. Вик легко, как бы невзначай, кивнул в сторон кубков и медалей позади него. Нужно было рискнуть, несмотря на то, что у таких ребят обычно припрятан пистолет за поясом. Его козырь был очевиден — если пистолет у них и был, воспользоваться им они не могли, — руки были слишком заняты. Валентиносы, оглядев внушительную полку наград бывшего боксера-тяжеловеса, переглянулись. Видимо, им придется это проглотить. Разговаривавший с рипером парень смерил Вика презрительным взглядом — его друг уже попятился назад. Док, продолжая улыбаться, облокотился на стол, наблюдая за этой забавной возней. Оказалось, что выйти назад через полузакрытую решетку еще сложнее, чем войти. Рипер прикрикнул на них, чтобы шевелились побыстрее. Парни засуетились, кое-как протиснулись через ограду, побежали к отрывающейся двери, но рука их дружка все-таки зацепилась за прутья решетки и с гулким коротким шлепком упала на пол. Вик вспыхнул просто моментально: резко дернулся, взял отсеченную руку и, выбежав на лестницу, запустил ей в убегающих валентиносов. Попал почти в голову золотому кресту. Зашел обратно в клинику и, запрокинув голову, сильно сжал кулаки, пытаясь удержать себя в руках и не вернуться за ними. Уебки залили кровью весь пол на входе. Вик тяжело и глубоко дышал. Закрыл глаза — как там говорила Мисти? Он глянул на время: она должна быть уже через полчаса. Рипер смачно выругался и пошел вглубь клиники искать давно покрывшиеся паутиной швабру и ведро.