and the world has somehow shifted

июнь 2017 – Какая к черту диета? – Бай Юй протянул руку и попытался ущипнуть его за щеку. – Смотри, мне даже ухватиться не за что. Давай-давай, держи. Чжу Илун в очередной раз увернулся от заметно подтаявшего на жаре мороженого, которое ему усердно пытались впихнуть в руки вот уже почти пять минут. – Если ты будешь упираться еще пару минут, оно начнет капать и испачкает костюм. – Не испачкает, потому что я не собираюсь его есть. Стоящий неподалеку Пэн Синь тихо закашлялся, явно маскируя смешок, и тут же изобразил на лице серьезность, опуская взгляд обратно на сценарий. Они всегда пытались делать вид, что ничего не видят, но старания эти, стоило сказать, были не слишком усердными. – Я догоню тебя и измажу. Все лицо. Хочешь проверить? – Чудесный будет материал для бэкстейджа, - усмехнулся Чжу Илун. – А потом оближу, – хохотнул Бай Юй. – Комитет по цензуре будет в восторге. – Звучит многообещающе. Так я побежал? – Кто ты такой и куда дел моего милого, смущающегося Лун-ге? – У меня выработалось привыкание. Чжу Илун вскинул бровь, провожая взглядом дернувшуся к его лицу руку, и хотел было увернуться, как шарик качнулся и тихим шлепком упал на траву. – Вот ведь! Лун-ге! Все из-за твоей вредности. Он вздохнул и, покрутив в руках полупустой вафельный рожок, поплелся к мусорке. – В следующий раз возьми взбитые сливки, – бросила на ходу Гай Юй Эр. – Ничего пошлее не придумала? – Бай Юй благодарно кивнул ассистенту, который протянул ему влажную салфетку, и вытер пальцы. – Зато удобно атаковать с расстояния, – она пожала плечами. – Вкусное, кстати, было мороженое, спасибо, Лао Бай. – Вот, слышишь? – тот в духе Чжао Юньланя указал на него пальцем и поцокал языком. – Не ценишь ты заботу, Лун-ге. – Заботу я могу оценить и без поедания мороженого. Мне достаточно самого факта ее проявления. – Ай, это как довольствоваться знанием, что тот, кто тебе нравится, хочет с тобой переспать, но так и не дойти до дела. Чжу Илун фыркнул и поддернул брюки, устраиваясь на стоящем неподалеку раскладном стуле. – Я думал, мы как раз это и пытаемся изобразить перед камерой вот уже третий месяц. – Так вот на какой диете ты сидишь, – Бай Юй рассмеялся и опустился рядом прямо на бордюр, проигнорировав его осуждающий взгляд. – Это Шэнь Вэй на ней сидит. И мы оба знаем, по какой причине, – Чжу Илун выразительно вскинул брови. – А ты значит у нас полноценно питаешься? – Мы все еще говорим аллегориями или вернулись к теме обычной еды? Бай Юй рассмеялся и потер шею ладонью. В его поведении все чаще проскакивали такие мелкие жесты, придуманные для персонажа и постепенно входящие в привычку. – Прости, меня занесло. – Ничего. Есть люди, которые легко могут обсуждать с друзьями подобные вещи, но я к ним не отношусь. Помощник режиссера объявил конец перерыва, и все, кроме них и пары ассистентов, медленно потянулись к площадке. Какое-то время они молчали, прислушиваясь к рабочему шуму вдалеке, но тишина повисшая между ними, вопреки тому, куда свернула тема разговора, была вполне спокойной и уютной. Наконец, Бай Юй заговорил, и его тон звучал с редкой серьезностью: – Если бы не нужно было оглядываться на цензуру, и новеллу снимали буквально, ты бы согласился? Чжу Илун задумался, прокручивая в голове сюжет и пытаясь припомнить тонкости, которые заметно подзабылись за несколько месяцев. – Не уверен, но вполне возможно. Если бы сценарист поработал над текстом так, чтобы вся эта мешанина с богами была чуть более прозрачной, и расширил второстепенные линии, могло бы выйти неплохо. Бай Юй рассеяно кивнул, доставая из кармана леденец и прокручивая его между пальцами. – Я бы отказался. – Почему? Тот дернул уголком губ, словно на самом деле не особенно хотел об этом говорить и для того, чтобы продолжать, приходилось совершать над собой усилие. – Ты бы видел мое лицо в процессе чтения. Когда Шэнь Вэю сорвало гайки, я чуть чаем не захлебнулся. Кашлял так, что телефон отмывать пришлось. Он фыркнул, но вышло совсем не весело, а когда продолжил голос был совсем тихим и почти оправдывающимся. – Не то, что бы я имел что-то против геев в принципе. Но понимаешь, одно дело что оно просто существует, а другое – когда тебе это играть. – Понимаю. Многих это отвращает на каком-то подсознательном уровне. – Да нет. Не то, чтобы меня блевать тянуло от мысли целоваться с парнем на камеру, просто… – Бай Юй покачал головой. – Мне кажется, что это… Слишком откровенно что ли. Это тебе не сопливая романтика, когда играешь с девушкой. Они же натурально друг друга сожрать хотели. Не уверен, что я смог бы сыграть такое достоверно. – Мне кажется, это был бы интересный опыт. С актерской точки зрения. Он заложил нужную страницу пальцем и чуть повернулся к Бай Юй, усмехаясь. – К тому же, не ты ли несколько минут назад угрожал слизать мороженое с моего лица? – Слушай, я же не собирался и правда этого делать, – он фыркнул. – Одно дело шутки шутить. Даже смотреть влюбленными глазами дело несложное. Но фальшивую страсть на экране всегда видно. Вот как я должен играть желание разложить парня на любой поверхности, когда у меня при виде него ничто нигде не шевелится? Или того лучше – желание быть разложенным самому. Чжу Илун коротко выдохнул и повел плечами, сбрасывая дрожь прошедшую по телу от усилившегося ветра. – А ты с каждой девушкой, которую видишь, хочешь заняться сексом? Бай Юй хмыкнул и молча покачал головой. – Подозреваю, что даже не с каждой партнершей. У этих двоих, – по крайней мере, у Шэнь Вэя, – страсть и одержимость завязана не на пол. Не думаю, что ему было бы дело, переродись Чжао Юньлань женщиной. Это желание обладания человеком. Полное и абсолютное. Его душой, духом и телом. Не слишком здоровое, если честно, но мы сейчас не об этом. Это восхищение и возбуждение личностью, а не только физической оболочкой. Бай Юй задумчиво потер пальцами губы, все еще глядя куда-то вперед расфокусированным взглядом, но Чжу Илун был уверен, что тот слышал каждое его слово. – Так я тоже никогда не любил, – наконец, произнес он. – Не все, что ты играешь, обязано было случиться раньше в твоей жизни. Не мне тебе это объяснять. Просто такие эмоции – это всегда своего рода вызов себе, как актеру. Если честно, я не думаю, что ты, действительно, сомневаешься в своей способности это сыграть. Ты прекрасный актер и знаешь, что справился бы. Просто нам с самого детства вкладывают в голову, что связь между мужчинами должна обязательно быть грязной и неправильной. И даже если приходится играть что-то такое же неоднозначное, вроде насилия или психических отклонений, никто не пытается подать это как нейтральное с моральной точки зрения. Это всегда плохо. Здесь – другая ситуация. Никто не может сыграть любовь, пусть и нездоровую, не нормализовав ее для себя, не приняв, что это имеет право на существование. Он замолчал, чувствуя, что от такой длинной речи пересохло в горле, и потянулся за стоящей неподалеку бутылкой с водой. Бай Юй молчал так долго, что Чжу Илун уже ждал в ответ очередную легкую шутку, которыми тот опускал любой, даже самый высокий градус напряжения в разговоре, но когда тот заговорил, его голос по-прежнему звучал серьезно: – Наверное, ты прав. Я подумаю об этом. Спасибо, Лун-ге. Он повернулся к нему и улыбнулся той мягкой, обезоруживающей улыбкой, которая всегда заставляла сердце Чжу Илуна сбиваться с ритма от того, насколько открытой была. – Рад, если смог помочь, – он улыбнулся в ответ и машинально поправил завернувшийся ворот на чужой куртке. – Но диета твоя все равно глупость несусветная, – фыркнул Бай Юй, и все сразу вернулось на круги своя.