Нет нужды говорить о любви

Карла

      Наконец-то я решила показать Дамиано стрекоз. Мы встретились на парковке у Виллы Боргезе, и, увидев его, я подумала, что он стал ещё красивее, чем прежде. На нем были простая белая тенниска и тёмные джинсы, но для меня он выглядел просто сногсшибательно.       — Привет, — улыбнулась я.       — Привет, — ответил он, а затем обнял меня.       Подошёл ко мне, раскинул руки и прижал меня себе. Да.       Он обнял меня.       Наше первое объятие.       И он сделал это так непринужденно, словно мы всегда обнимали друг друга при встрече. Я тоже обняла его и, возможно, держала его в объятиях дольше, чем следовало, но мне было всё равно. И, похоже, ему тоже было всё равно, потому что он крепко прижимал меня к себе, пока я первая не отпустила его.       Отступив назад, я откашлялась, не в силах взглянуть на него из-за переполнявшего меня волнения. Что означало это объятие? Возможно, эти несколько мгновений, что мы прижимались друг к другу, значили больше, чем простое дружеское объятие? Волновался ли он, как и я? Или же я преувеличивала каждое мгновение наших встреч с тех пор, как Дамиано Давид появился в моей жизни?       — Ну, и где же стрекозы?— спросил он, отвлекая меня от волнующих мыслей.       Я откашлялась, потирая правую руку.       — Ах, они там. Пойдём.       Мы направились через территорию виллы, которую множество отдыхающих облюбовали в качестве места для пикников и игр на свежем воздухе. Летом на озере было полно людей. Каждый тёплый денёк жители Рима использовали, чтобы понежиться под лучами солнца.       Когда мы с Дамиано вышли на пешеходную тропу, он стал гладить каждую собаку, попадавшуюся нам на пути. Каждый раз, когда он замечал нового пса, его глаза загорались так, словно это была единственная в мире собака, и он тут же оборачивался ко мне со словами: "Ты только взгляни на его нос, Карли! Подумать только, он улыбается!" Словно он только что обрёл нового лучшего друга, пока на горизонте не появлялся новый.       Его любовь к животным мешала мне контролировать нарастающие чувства к этому парню.       Можно быть чуточку менее идеальным, Дамиано? Это было бы замечательно, благодарю.       Когда мы прошли половину пути, я кивнула влево.       — А теперь нам надо свернуть с тропы и пройти через лес.       Он вскинул бровь.       — Ты ведь не собираешься заманить меня в лес, чтобы убить, правда?       Я расхохоталась.       — Не глупи, Дам. Если бы я хотела тебя убить, то давно бы это сделала.       — Что ж, звучит обнадеживающе.       Мы начали продираться через чащу, и ветки то и дело хлестали нас по лицу. Через три минуты борьбы с листвой мы выбрались на поляну, и Дамиано расплылся в улыбке.       — Ух ты, — воскликнул он, глядя на раскинувшуюся перед нами водную гладь. По сравнению с озером этот водоём был крошечным, но отсюда он казался огромным, особенно для нас двоих. У воды лежало несколько поваленных древесных стволов, на которых мы обычно сидели и болтали с бабушкой. Повсюду буйствовали полевые цветы, а трава сияла изумрудной зеленью.       — Классно, да?       Я подвела его к бревну, и мы уселись рядышком.       Некоторое время мы молчали, любуясь красотой окружавшей нас природы. Дамиано притих, но его улыбка оказалась красноречивее любых слов, и я поняла, что ему нравится эта тишина.       А затем мимо нас пронеслась стрекоза.       — Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится. Здесь так безмятежно, — воскликнул Дамиано.       — Кроме того, вода вдохновляет бабушку, когда она пишет картины.       Мои слова его заинтересовали.       — Твоя бабушка — художница?       — Да. Она всю свою жизнь занималась этим ради удовольствия. Она потрясающая.       — А в чем заключается её работа?       — Ну, днём она сидит с детьми, а вечером рисует. Она могла бы посвятить рисованию всё своё время, но ей нравится возиться с ребятишками.       — Классно.       Я помрачнела.       — Думаю, да.       — В чём дело?       — Просто недавно она перестала работать няней. И не рисует, как раньше, — сказала я, заерзав на бревне. — Думаю, у неё просто нет сил после химиотерапии.       Улыбка Дамиано угасла.       — Мне очень жаль, Карли.       — И мне тоже. — Чем меньше она рисовала, тем реальнее становилась для меня её болезнь. Но я изо всех сил старалась отогнать от себя эти мысли. Стоит мне только соскользнуть в пучину тоски, и обратно уже не выбраться. — А твои родители? Чем они занимаются? — спросила я, меняя тему.       Он пожал плечами.       — Отец — генеральный директор компании по производству виски, а мама бесконечно путешествует. Я их редко вижу. Маму я не видел уже пару недель, а отец только иногда забегает поспать. Большую часть времени он живёт в квартире в Милане, чтобы не ездить домой.       — Выходит, ты почти всё время один?       — Да. Раньше у меня был дедушка, но с тех пор как он умер... да, я остался один.       — Ты скучаешь по ним? — спросила я. — По родителям?       — Это неважно. Моя тоска по ним не заставит их остаться. И я постоянно говорю себе, что не стану таким, как они, понимаешь? Я хочу быть другим, если когда-нибудь у меня появятся дети. Я бы никогда их не бросил. Предполагается, что через пару лет я возглавлю компанию, но буду вести дела иначе, нежели мой отец. Я бы чаще бывал дома, Мой дедушка мог делать и то, и другое: не только вести бизнес, но и быть родителем. Он постоянно появлялся дома.       — Мне кажется, многие люди не понимают, как важно просто приходить домой.       — Да, это многое значит, — согласился он,       — Значит, ты унаследуешь отцовскую компанию?       — Да. Её основал дедушка. Полагаю, это семейное дело.       — И ты именно этим хочешь заниматься? Кем ты хочешь стать, когда станешь взрослым? — спросила я.       — Хочу стать счастливым, — мгновенно ответил он.       — Счастливым?       — Да. Только и всего. Именно об этом мне всегда говорил дедушка. Он говорил: "Слушай внимательно, Дамиано. Ты можешь быть кем угодно, и всё будет хорошо. Заслуги на работе не так уж важны, пока на столе есть пища, а в очаге горит огонь. А вот что действительно важно, так это ощущение счастья. Поэтому, когда ты по-настоящему повзрослеешь, постарайся стать счастливым. И тогда всё остальное встанет на свои места". Поэтому я хочу быть счастливым. И мне всё равно, чем я занимаюсь, если я счастлив.       Мне несказанно понравился его ответ.       — А ты, Карли? Чего хочешь ты?       — Хочу быть счастливой, — повторила я его слова. — Думаю, я тоже просто хочу быть счастливой.       Он улыбнулся и ласково подтолкнул меня плечом. А затем вскинул голову, уставившись в небо.       — Как же мне здесь нравится...       — Да. Как хорошо укрыться от мира маглов, — заметила я.       Он ухмыльнулся.       — Ты сильно увлечена всем, что связанно с Гарри Поттером, да?       — Для меня это словно воздух, — как ни в чём не бывало откликнулась я.       Я и представить себе не могла, как бы пережила последние несколько лет, если бы не книги о Гарри Поттере. Если бы не они, я могла бы поверить во всю ту чушь, что люди рассказывали обо мне.       Я бы поверила, что во мне нет ничего волшебного, и это стало бы для меня огромным позором.       Как печально, что многие люди жили на свете, даже не догадываясь, сколько в них волшебства.       — Думаю, здорово, что ты так увлечена этим, — сказал он. — И я жду не дождусь выхода следующей книги.       — Я тоже, — призналась я. — Скорее бы.       Мы сидели, наблюдая, как вокруг с жужжанием носятся стрекозы, и я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.       — Я могу спросить тебя? Ты можешь не отвечать, если не хочешь.       — Спрашивай.       — Что это за история с Франческой Грассо? Не хочешь — не говори, но, мне кажется, раз уж она стала причиной нашего знакомства...       Он потёр переносицу.       — Мне неловко.       — Можешь не рассказывать, правда. Я спросила из любопытства.       Он стиснул ладони, расправил плечи, щёлкнув позвоночником.       — Ну, мне тоже было бы любопытно. Но это ужасно нелепая история.       — Дамиано, я ношу вязанные кардиганы со стрекозами. Вот что нелепо.       Он вздохнул и, кивнув, обернулся ко мне. А затем снова сжал ладони.       — Ладно. Мы с Франческой встречались некоторое время, совсем недолго, и я даже не знал, стоило ли вообще мне с ней встречаться, потому что она совершенно не в моём вкусе. Она слишком самовлюблённая, но это уже неважно. Всё шло неплохо, пока она не захотела, ну ты понимаешь... — Дамиано покраснел, ещё никогда я не видела его таким смущённым.       Наконец-то мы оказались на равных.       — Догадываюсь. — Я кивнула, изо всех сил стараясь ободрить его.       — Когда я сказал ей, что никогда раньше этим не занимался, она расхохоталась, решив, что я разыгрываю её, и я рассмеялся в ответ, решив обратить всё в шутку. Но когда мы занялись сексом, я не смог... — Он опустил глаза. — Ну, я так разволновался, что у меня... не получилось. — Последние слова он произнёс едва, слышно, и я прониклась к нему ещё большей симпатией.       — Я волновался и преувеличивал, и я понимаю, что мне семнадцать, а я ещё ни разу...       — Я тоже ни разу, — оборвала его я.       Он изумлённо уставился на меня, и его взгляд поразил меня. Он удивлён, что любительница кардиганов и Гарри Поттера всё ещё девственница?       Это невозможно!       — Правда? — произнёс он с таким видом, словно не единственный чудак на планете.       — Правда-правда. Ничего удивительного. Я даже ни разу не целовалась.       — Ты ошибаешься, — возразил он. — Ещё как удивительно.       Я пожала плечами.       — Думаю, большинство наших ровесников преувеличивают важность таких отношений.       — Именно так и поступила Франческа. Она рассмеялась мне в лицо, а затем принялась оскорблять, говоря, что самый популярный в школе парень не смог удовлетворить её. И я порвал с ней. Она разозлилась и пригрозила, что расскажет всем о моих... способностях. Я всё рассказал Итану, и он разрулил ситуацию. У него был компромат на Франческу, и она не хотела, чтобы другие узнали неприятные подробности о ней, поэтому заткнулась. Вот почему я обязан Итану.       — Понятно.       — Да. Он придурок, но он мой лучший друг, так что, по крайней мере, он верный придурок.       — Ух ты. Конечно, это очень мило с его стороны... но он шантажом заставил тебя заговорить на вечеринке с настоящей чудачкой.       — Но я ни капельки об этом не жалею, — как ни в чём не бывало откликнулся он.       Вздох.       — Я тоже.       — Я благодарен тебе, Карли.       — За что?       Откашлявшись, он почесал затылок.       — С тех пор как умер дедушка, я чувствовал себя одиноко, мне было очень грустно и даже на вечеринках, среди других людей, я чувствовал себя не в своей тарелке. Но с тобой я не одинок. С тобой я чувствую себя самим собой. И я благодарен тебе за это. А я почти забыл, каково это.       — Забыл, каково это?       Он пожал плечами.       — Быть счастливым.