Карла
— Стефания, не хочешь поужинать с нами? — спросила я, когда она выходила из кухни со своей тарелкой. Я спрашивала её каждый вечер, но каждый раз она монотонно отвечала отказом. Взяв тарелку, она вдруг замерла. И мы все замерли. Откуда-то издалека до нас донёсся вопль: «Стефания! Нет!», и мы с Лорелай резко выпрямились за столом. Стефания напряглась. Мы молча смотрели друг на друга, не понимая, что происходит, а крики продолжались: «Нет! Нет!», и, судя по всему, они доносились из кабинета Дамиано. Я отодвинула стул и встала из-за стола. Лорелай и Стефания заметно нервничали, и я улыбнулась им. — Побудьте здесь, девочки. А я пойду узнаю, что происходит. Я подошла к кабинету Дамиано, и всё у меня внутри сжалось, потому что в его голосе звучало отчаяние. — Дамиано?.. — позвала я, постучав в дверь. Ответа не последовало. Я снова постучала, но он снова не откликнулся. И тогда я распахнула дверь и увидела, что Дамиано спит, опустив голову на стол, и мечется во сне. Очевидно, его мучил ужасный кошмар, от которого он никак не мог пробудиться. Медленно подойдя к нему, я потрепала его по плечу. — Эй, проснись. — Но он по-прежнему метался во сне. Я несколько раз потрясла его за плечо, на этот раз сильнее. — Дамиано, проснись! Он резко поднял голову, в его широко раскрытых глазах застыл ужас. Я ласково коснулась его плеча, стараясь успокоить его. — Всё в порядке. Это всего лишь сон. Он вытаращил на меня глаза, а затем стряхнул с плеча мою руку. Беспокойно оглядевшись, он снова сердито уставился на меня. — Что вы здесь делаете? — гаркнул он, судя по всему, потрясённый происходящим. — Я, гм, услышала ваши крики. И зашла, чтобы убедиться, что всё в порядке. — С тобой всё хорошо, папочка? — раздался тоненький голосок. Мы взглянули на дверь, где с обеспокоенным видом застыла Лорелай. Дамиано откашлялся и, пытаясь успокоиться, выпрямился и поправил галстук. — Ты кричал, — сказала Лорелай, всё ещё беспокоясь за отца. В этот момент в дверях появилась Стефания. — Что с тобой? — спросила она. — Ничего. Я в порядке! — огрызнулся он, и мы все вздрогнули от его резкого тона. Он закрыл лицо руками и вздохнул. — Простите. Всё хорошо. Прошу, займитесь своими делами. — Но папочка… — начала было Лорелай, и у неё на глазах выступили слёзы. Я улыбнулась девочкам, желая утешить их. — Папа в порядке, Лорелай. Это всего лишь плохой сон. Давай вернёмся в столовую и закончим ужинать. — И вовсе он не в порядке! — гаркнула Стефания, не сводя глаз с отца. — У него всё плохо! И в этом доме всё плохо, а мне надоело притворяться, будто здесь всё замечательно, когда это не так! — крикнула она и торопливо заковыляла прочь. Лорелай застыла на месте со слезами на глазах. — Лорелай, не волнуйся, — сказала я ей. — Возвращайся за стол, я сейчас приду. Лорелай неохотно повиновалась, и я, наконец, смогла перевести дух. Обернувшись к Дамиано, который смотрел в окно, стоя спиной ко мне, я спросила: — С вами действительно всё нормально? Он обернулся ко мне. Его слегка передёрнуло, и, стиснув пальцы, он ответил: — Да, Карла. У меня всё нормально. — Если нет… — Карла. — Да? — Закройте за собой дверь. Я сделала, как он велел, чувствуя, что он на грани, но не желала и дальше испытывать его терпение. После смерти бабушки у меня случались подобные кошмары. Для меня это было вполне привычно. Такое происходит с людьми, пережившими настоящую трагедию. Я помнила, что боялась закрывать глаза, не зная, когда жуткие видения повторятся снова. И сейчас меня беспокоили не его кошмары, а то, что Дамиано упорно ни с кем не желал делиться своими переживаниями. Он держал свою боль при себе, а это был прямой путь к погибели.***
В тот вечер, уложив Лорелай в постель, я ещё некоторое время посидела вместе с ней, потому что девочка всё никак не могла прийти в себя из-за случившегося с папой. У взросления существует странная особенность — чем ты старше, тем страшнее кажется тебе жизнь, а Лорелай как раз вступала в тот возраст, когда всё начинало казаться более пугающим. — У тебя всё хорошо? — спросила я, присаживаясь на край её кровати. Она кивнула и обняла свою подушку. — А у папочки тоже всё хорошо? — Да. Ему просто приснился плохой сон. — Ему часто снятся плохие сны, — тихо и испуганно прошептала она. — Правда? Он часто кричит во сне? — Да. Иногда я даже просыпаюсь от этого. С ним правда всё в порядке? Я улыбнулась, хотя мне далось это нелегко. Я погладила малышку по волосам и, наклонившись, нежно поцеловала в лоб. — Да, с ним всё хорошо. Просто ему необходимо время, только и всего. Она кивнула, оказавшись понятливее, чем любой другой ребёнок её возраста. — Я скучаю по нему. — Скучаешь? — Да, раньше он играл со мной, но теперь… — Она осеклась и нахмурилась. — И по маме я тоже скучаю. Они мои лучшие друзья, она и папочка. О, милая… — И Стефания тоже. Она была моей лучшей подругой, но больше она не хочет играть, — объяснила Лорелай. — Теперь она стала сердитой и раздражительной. Моё сердце сжималось от боли за неё. За них всех. Их жизни были исковерканы ужасной трагедией, и ничего нельзя было изменить. Когда Лорелай наконец уснула, я собрала вещи, чтобы идти домой, но проходя мимо кабинета Дамиано, заметила, что дверь распахнута настежь, чего в этом доме никогда не было. Он стоял перед камином, сжимая в руке стакан с виски, и его взгляд был мрачен. Грозно нахмурившись, он прерывисто дышал. Как же мне хотелось проскользнуть в его голову и прочитать его мысли… Он так много думал, но ни с кем не делился своими переживаниями. И потому на его плечах лежала неимоверная тяжесть. — Эй, — тихо окликнула я, и он резко обернулся. На его лице промелькнуло смущение, он явно не понимал, для чего я заговорила с ним. — Я, э-э-э, как раз собиралась домой. Девочки в своих комнатах. Он кивнул. — Спасибо. — Лорелай напугана произошедшим. — Нет ни малейшего повода для беспокойства. — Не соглашусь… — Я сделала шаг к нему и понизила голос: — Лорелай сказала, что такое происходит не в первый раз. — Что происходит? — Ваши ночные кошмары. Склонив голову набок, он смерил меня холодным взглядом. — У меня не бывает ночных кошмаров. — Нет. — Я помотала головой. — Бывают, и это абсолютно нормально после трагедии, которую пережила ваша семья. Когда умерла моя бабушка, я не могла спать. Помнишь? Ты звонил мне. Звонил, и мы молчали вместе в трубку и… — Прошу, не надо. — Чего не надо? Он шагнул ко мне, и его голос, казалось, надтреснул, когда он произнёс следующие слова: — Пожалуйста, не делай этого. — Чего? — Не надо намекать мне на то, что из-за меня разваливается семья. Тоска, сквозившая в его словах, была душераздирающей. — Нет. Я вовсе не имела это в виду. Просто на ваши плечи слишком много всего обрушилось. Не думаю, что справилась бы и с половиной, когда вокруг столько проблем. И вы делаете всё, что необходимо для ваших дочерей. Они постоянно чем-то заняты, они посещают психологов, но вы должны и о себе подумать. Вы с кем-нибудь разговариваете? — Нет. Не вижу в этом необходимости. Он как ни в чём не бывало лгал мне прямо в лицо. Возможно, в глубине души он и сам поверил в эту ложь, но в действительности дела Дамиано обстояли хуже некуда. Он жил с вечным пламенем боли в душе, сжигавшим её дотла, но ничего не предпринимал, чтобы погасить огонь внутри. Возможно, он просто не знал как. А быть может, считал, что заслуживает этот ад. — Нет ничего страшного в том, чтобы попросить о помощи, — заверила я его. — Помнишь, ты учил меня этому в детстве. Ты тогда очень помог мне, Дамиано. Он покачал головой. — Ты просто устала, понимаешь? — От чего? Он глубоко вздохнул, медленно выдохнул, а затем провёл ладонью по отросшей щетине и мягко ответил: — От всего. — Дамиано… — начала было я, но тот покачал головой. — Хорошего вечера, Карла. — Он указал на дверь, давая понять, что разговор окончен. Я понимающе кивнула и шагнула назад, чувствуя, как по спине побежали мурашки. — Доброй ночи.