Король-техночародей и его убийца

Эовин проснулась сама и некоторое время вглядывалась в незнакомый светлый потолок. Потом вспомнила, что вчера в середине ночи навестила Айгена, и сначала все было хорошо, а потом не очень. Выскочив полуголой от него, она побежала в медотсек, потому что тренировочный зал и столовая мало подходили для слез в подушку, а комнаты у нее теперь не было, благодаря налету орлов, по балрогу им всем в задницы! В медотсеке койка сманила ее прилечь и рыдать лежа, а потом Эовин и вовсе заснула. Она повернулась на другой бок и взвизгнула: рядом с кроватью стоял урук самого Владыки по кличке Захарррр (который с красным глазом во лбу) с черной коробкой в руках и терпеливо дожидался ее пробуждения. — Доброе утро, — пробасил. Поставил коробку перед ней на тумбочку и сообщил: — Подарок от Владыки. Хочешь пользуйся, хочешь выброси. Урук развернулся и вышел из медотсека. Эовин почесала в затылке, глянула на черную коробку, перевязанную черной лентой, и смело ее вскрыла. Она уже прошла этап, когда всего боишься и ожидаешь подвоха даже от отхожего места — вдруг унитаз за зад укусит! В коробке обнаружилась обычная форма цитадели — рубашка, штаны, куртка, ботинки, белье, все черное, с нашивками и логотипами ММ — Минас Моргул. Только ткани и кожа были другими, более тонко выделанными и дорогими, рубашка так вообще шелковая! Эовин немедленно это все на себя натянула и поразилась — в точности по ее мерке. Ничто слишком не обтягивает, но сидит так ладно и красиво. Хотя теперь ее с пацаном не перепутать никак, вот что швейное мастерство значит. На дне коробки лежал маленький пузырек с надписью на черном наречии. Но Эовин уже нахваталась слов из словаря, так хотела понимать Айгена, поэтому сумела расшифровать. «Выпей меня», — гласила надпись от руки. — Да как нехрен делать! — смело заявила, сдергивая пробку и глотая одним махом. На вкус… ну, ничего особенного, сладенько. Но Эовин как раз вертелась у ростового зеркала в конце лекарской палаты, поэтому заметила, что ее сначала окружило радужное сияние, а потом оп — и волосы удлиннились на половину ладони, все мелкие царапины пропали, губы больше не были потрескавшимися, раньше красные, глаза теперь блестели и только две царапинки — на скуле, от Айгена, и на шее, от дракона — остались. Эовин полезла под тунику, но там, к сожалению, ничего не увеличилось. — Блин, — вздохнула, и готова была поклясться, что услышала призрачный смешок. А потом почти бегом отправилась туда, откуда сбежала ночью полуголая и в слезах. Она сама не знала, что собирается делать, то ли прощаться, то ли орать и ругаться, но уйти без последнего разговора не хотела (да и вообще уходить не хотела, но ее месяц кончился, и Айген что-то не рвался ее оставить; предложение руки без сердца наверняка было пустой формальностью). Она остановилась перед дверью Айгена и осторожно подергала за ручку — заперто. Пока она раздумывала, сможет ли вылезти на внешнюю стену через разломанные комнаты и попытаться пролезть в окно, дверь вдруг тихонько звякнула и всего на волосок приотворилась. Кажется, подарков от Владыки было больше одного. Стараясь не топать, Эовин просочилась в комнату и подкралась к кровати в алькове. Айген спал — на спине, накрытый одеялом до пояса, волосы разметались по подушке. Такой хмурый, даже во сне, и такой красивый! Она протянула руку и тряхнула его за голое плечо. А потом вдруг ее что-то так дернуло, что чуть плечо из сустава не выдрало, и после краткого полета Эовин приземлилась носом в подушку, а Айген оказался сверху, заламывая ей руку. — Доброе утро, — пробормотала Эовин невнятно и оглянулась через плечо. Она успела увидеть, какое у Айгена потрясенное лицо, когда он вот так вот ее скрутил и еще верхом сидит, но через миг он сделал каменную рожу и быстро отпустил ее, вставая (тут она еще заметила, что спит Айген в штанах). — Прошу прощения, — сухо и тихо сказал. — Это рефлексы. Я не успел рассказать, что ко мне не стоит подкрадываться. — Я и не подкрадывалась, — соврала Эовин, садясь и удовлетворенно замечая, что Айген пялится на нее во все глаза. Повисла пауза. Вообще-то Эовин и сама на него смотрела во все глаза, любуясь то необычным, но все равно безумно красивым лицом (а еще эльфов пугать можно таким спутником), то широкими плечами и рисунком мышц, то снежно белыми волосами. Руки чесались снова их заплести. — Вы прекрасны ваше высочество, вам очень к лицу черный. Я был слеп, что не смог за вашим маскарадом увидеть всю красоту, которой природа так щедро наделила вас, — вдруг отмер Айген. Сказано было, правда, без выражения, словно он по бумажке читал. — Это лишь подчеркивает мою глупость и ваши актерские способности. — Мне помогали, — Эовин решила быть честной. — Потом, у меня довольно дурное воспитание. Поскольку у меня рано умерли родители, а дядя был занят, а еще Эдорас весь в долгах. И лет до десяти меня действительно путали с мальчиком. Точнее, я сама сбегала и притворялась братом или еще каким родственником, пока не запретили. Нет ничего тоскливее, чем сидеть в платье и пытаться вышивать. Так что девушка из меня еще хуже, чем парень. — О, — Айген стал выглядеть поживее. Должно быть, ему было приятно узнать, что не такой уж он и дурак. Его грудь несколько раз поднялась и опустилась (он делал глубокие вдохи, но Эовин не могла оторвать взгляда ради всех приличий). — Вы неправы, ваше высочество, вы прекрасны, — у Айгена появилась какая-то интонация, но не сказать, чтоб радостная. — Айген. Ты нарушаешь обещание. Мы договорились как раньше. Так что отправь титул «высочество» туда, куда обычно балрога посылаешь, — Эовин начала сердиться. Как-то не по плану пошло общение, а она-то надеялась, что придет, вся такая красивая, и он ее сразу поцелует. Айген снова посмотрел на нее без всякого выражения, даже не съезжая взглядом на красиво подчеркнутую новой туникой грудь («Наверное, маленькая! , — с грустью подумала Эовин), но кивнул. Два раза. Поэтому самым радостным тоном на свете она воскликнула: — А раз как раньше, то пойдем на пробежку! Айген выдохнул и отвернулся: — В таком случае вам… тебе следует сменить одежду. — У меня нет другой одежды, — Эовин развела руками. — Комнаты, которая вроде как моя, больше не существует. — Я провожу на склад, — пробормотал Айген. — Но сначала… И вышел из алькова в гостиную. Заинтригованная, Эовин сползла с кровати (хотя ей хотелось прилечь, покататься на простынях, как лошадка по траве, и даже принюхаться) и поспешила за ним. Айген открыл шкаф — почти такой же, как был в его комнате — и достал оттуда коробку (поменьше, чем подарок Владыки Гора). — Вот, — протянул ей. — Что это? — подозрительно уставилась на него Эовин, не торопясь открывать. Вдруг там приказ покинуть Минас Моргул, пока солнце не сядет. Она очень невовремя вспомнила, что Айген вообще-то правая рука чудовищного Саурона и командует тут всеми. Хотя он был непохож на человека, замыслившего отыграться на друзьях за «оруженоску». — Там твои вещи, — кажется, ее недоверие Айгена расстроило. — То, что было в комнате. Часть лежала в шкафу, а часть я поднял с со дна пропасти. Э-э… нулевым полем. Айген не стал говорить, что вместо этого поднял дракона и опускался вниз лично, и заснул всего час назад, да и то с трудом. — Ого! — Эовин мгновенно его простила и выхватила коробку. Откинула крышку — да, все ее сокровища были на месте! И книги, и драконьи чешуйки, и отмычки с наворованными скальпелями. Но поверх лежал ангмарский ритуальный нож из черного камня с серебристыми вкраплениями. — Это что? — поинтересовалась, тыкая пальцем в нож. — Это на память, — губы Айгена превратились в тонкую линию, глаза сузились. — Или если передумаешь. Эовин захлопнула коробку и попросила себя не злиться. Ее мастер упрямец и гордец. Но возможно он поймет, что она давно передумала его убивать. После еще пары минут обмена взглядами Айген попросил: — Подожди в коридоре, я должен переодеться. Если, конечно, ты не желаешь, чтоб я шел вот так. Эовин попыталась пошутить: — Эх, не ценила я свое счастье, когда в душ и в баню звали… Но Айген даже не улыбнулся. Так что она громко вздохнула и вышла, чувствуя между лопаток его напряженный и почти осязаемый взгляд. В коридоре плюхнулась на задницу и стала перебирать свои сокровища. Но пальцы все время натыкались на холодный камень ножа. Айген же с минуту стоял напряженно думая. Он был уверен, что утром Эовин не будет. Однако она осталась и даже пришла к нему утром, словно нарочно дразнила. Может, ей лично он не противен, но замуж она не хочет, потому что с ним не появиться в свете? Он воочию себе представил Эовин вместе с ним на каком-нибудь балу. Ну допустим, если с Гондором будет подписан мирный договор… Он, конечно в черном с серебром. Она в… как там назывался цвет, в который ее обрядил Владыка Гор, иссиня-зеленый? Да, в этом, и в золоте. Вокруг них пусто, все его боятся или испытывают отвращение. А Эовин, наверное, терпит, но не показывает виду… Но Эовин из его фантазий вдруг хихикнула, подмигнула, кивая на эльфийку: «Вот вобла сушеная!» — а затем наступила той на подол и сперла яблоко из вазы… Айген невольно улыбнулся. Нет, она не будет притворяться. Так в чем же дело? Он пошел переодеться, но натянул не костюм для занятий из мягкого хлопка, а форму крепости. Может, потому что смотрелся в ней суровее, но все-таки внушительнее, не сказать страшнее. Заодно было время подумать, пока он затягивал два десятка ремешков и застегивал десять молний. Они с Эовин были бы хорошей парой, если б его лицо было прежним. С этой мыслью он вышел в коридор, почти ожидая найти его пустым. Но Эовин сидела на полу и развлекалась, метая тот самый ритуальный нож в стену. Увидела его, улыбнулась радостно — и Айгена осенило. Да, она действительно не похожа на других. Но не только потому что воспитывали странно. Она же совершенно, абсолютно невинна. Поэтому с недрогнувшим лицом шутит о вещах, которые у кого другого показались бы пошлостями. Поэтому и испугалась вчера — он слишком был груб с ней. Надо предложить ей замужество еще раз, в более спокойной обстановке. Здесь ей не придется голодать, спать в комнате с пауками и крысами, терпеть внимание мерзких уродов навроде Гримы Гнилоуста (надо бы наведаться к нему и открутить башку, но потом).» Можно еще ей библиотеку предложить, — подумал Айген, — полеты на драконах и что уестествлять не буду никогда, даже пальцем не коснусь. Просто смотреть издали и не пугать ее больше приставаниями…» От мысли, что он решил ее больше не касаться никогда, пальцы заныли, а легкие загорелись, но Айген принудил себя успокоиться. И даже его внутреннее чудовище поутихло при мысли, что хоть Эовин ему прямо сейчас и не достанется, но возможно в будущем… и точно тогда не достанется никому другому. Айген вообще с удивлением открыл в себе собственника. Когда-то это казалось само собой разумеющимся — ты женишься на хорошей девушке (хорошего рода или хороших качеств), приводишь ее в свой дом, и она только твоя, сидит и ждет тебя из похода, рожает тебе детей, ведет хозяйство… Этот образ на Эовин не натягивался никак. Поскольку длиннющая, как хвост дракона Анкалагона, родословная и все золото Мордора не могли компенсировать Айгену его лицо и отвратительную славу (когда-то это казалось неважным), а еще современные нравы (как он понял, рыская по инфобазам вчера, прямо на дне пропасти, пока искал вещи Эовин)… Современные нравы были настолько же легки, насколько ужасны, и даже включали измену (взять хотя бы Галу) и гостевой брак. Эовин может не захотеть такого количества обязательств, учитывая, что она молода и прекрасна. А он — нет. По обоим пунктам. — Еще постоим или тут побегаем? — прервала его мрачные размышления Эовин. И, улыбаясь, добавила: — Мастер. Чем вызвала в нем дрожь удовольствия, приправленную горечью, что время ее обучения как Эдвина ушло. Если не брать тягу Айгена к «мальчишке», ему и просто нравилось учить, нравилось, что на него смотрят с восторгом, внимают каждому слову. Но просто взять другого оруженосца не поможет. Однако зачем она его постоянно дразнит?.. — На улице, — с усилием ответил Айген. — Там свежий воздух. Может быть, сменишь одежду? В этих ботинках неудобно бегать, нет должной амортизации стопы. И конечно, Эовин спросила его, что такое амортизация. А он, пока объяснял, как важно правильно бегать в правильной обуви, немного успокоился. — Ну хорошо, переоденусь, — недовольно протянула Эовин, пытаясь незаметно оправить куртку. Айген наконец присмотрелся к ее одежде повнимательнее. «Надо же, кто-то постарался сделать специально под нее, — подумал. — Эти засранцы назгульские намерены нас свести. А ей черное идет, как Владыке Гору». Они дошли до склада. Эовин соизволила снять куртку, под которой обнаружилась тончайшая рубашка, заставлявшая фантазировать сильнее, чем полностью обнаженное тело (хотя и его процентов на восемьдесят Айген видел вчера), переодела ботинки на обувь для бега и занятий, но от хлопкового костюма отказалась наотрез. «Это будет длинный день, — с тоской подумал Айген. — Хоть бы мне Владыка задание дал… Хотя если уеду, то рискую не найти ее по возвращении…» Ферридиров орк — помощник завсклада все равно втиснул Эовин в руки тренировочный костюм, сверху которого лежала коробочка. — Целый день коробочки, — пробормотала Эовин, немедленно ее распаковывая (Айген услышал и снова призадумался). В коробке был серебристый округлый медальон с черной буквой «А», которой вместо поперечной перекладины кто-то подрисовал меч. Пристегивался он как брошь, на иглу. — Что это? — удивилась Эовин, вертя симпатичную штуку. — Это… — Айген снова почувствовал, что краснеет. — Моя личная сигна. Ангмарец в смысле. Должен был выдать тебе как оруженосцу, но забыл. Сплав из серебра и платины. — А… ну, лучше поздно, чем никогда? — Эовин протянула ему сигну. — Пристегнешь? Айген коротко глянул на тонкую черную ткань, обрисовывающую нежную (он сам вчера видел) девичью грудь и сделал шаг назад. — Ваше высо… гм, Эовин, я вынужден отказать, — проговорил он, надеясь, что это звучит достаточно твердо. — И впредь настаиваю, что наедине мы оставаться не сможем. Возможно, в современных реалиях, это кажется глупым. Особенно с учетом всего, что было за месяц. Но у меня есть определенные принципы и вам… тебе. Тебе придется с ними считаться, если ты задержалась в крепости. На какое-то время. Кстати, как долго? — Ты издеваешься, да? Вчера, размазывая меня по двери ты совершенно так не думал! Все твои принципы прямо рвались наружу! Особенно те, что пониже! — конечно, она ударила в самое больное в ответ. — Вот сейчас было подло. К тому же вчера… вчера у меня были призрачные основания полагать… А сегодня у меня ничего нет. — Айген говорил спокойным голосом, лицо было лишено всякого выражения, но его взгляд, гневный, пронизывающий, сказал Эовин больше слов. Он вновь постарался заглушить страсть и, надеясь, что лицо окончательно превратилось в фарфоровую маску, сдержанно произнес: — Если вы намерены продолжать ваши выходки и тем выводить меня из себя, у меня для вас плохая новость. Не поможет. У меня восемь мятежных королей в братьях. И норовистые драконы под личным контролем. Вы правда думаете, что можете с ними соревноваться? Серьезно? — Я думаю, что это ты хочешь меня довести, когда говоришь эту высокопарную чушь! Может тебе просто нравятся долгие речи? Собой не налюбуешься? А? Чувствуешь свое превосходство? А ВОТ ЧЛЕН БАЛРОГА В ГЛОТКУ ФЕАНОРА, КАК ТЕБЕ НРАВИТСЯ? У тебя, между прочим, научилась, и как тебе такое цветастое выражение? — выпалила Эовин, которая, в отличие от большинства женщин, в гневе только хорошела. Надо заметить, ее успехи в черном наречии впечатляли, и она даже умудрялась копировать его собственное произношение. Айген хотел ответить, но сдержал себя, над головой потемнело и стало формироваться грозовое облако. — А-а-а, — вскричала Эовин, — где твое хваленое самообладание? Тогда, продолжим, как тебе это: ПАРШИВЕЦ БЫЛ ХОРОШИМ ОРУЖЕНОСЦЕМ И ПОСЛАЛ НАХЕР СВОЕГО ЗАНОСЧИВОГО МАСТЕРА? Айген смерил разъяренную Эовин недружелюбным взглядом и сухо произнес: — Слышать такое от женщины — это полбеды. Совсем беда — слышать от того, кто у тебя в подчинении, и не иметь возможности наказать по совести. И ты этим пользуешь. Это просто жалко. К сожалению, я не смогу дальше заниматься с тобой. Эовин взревела и бросилась на него разъяренным тигром. Айген, в целом, ожидал что-то такое, но точно не того, что она выкинула. Не добежав, она просто упала ему под ноги, прокатилась кубарем, зацепив и его. Айген рухнул, изумляясь сам себе: он не должен был, при его-то назгульей координации. А когда они, сцепившись, покатились по полу и наконец остановились, врезавшись в стену спиной Айгена, Эовин его оседлала и, уперев свободную руку ему в грудь, сообщила: — Если единственный способ заставить тебя меня выслушать — это уронить, — Эовин сделала лицо как у Айгена и произнесла, копируя его интонацию, — то, боюсь, мастер, у меня для вас плохая новость. Я с детства лошадей объезжаю, норовистых и очень гордых, и вы что, думаете, с вами не справлюсь? Айген странно и хрипло откашлялся, а потом… рассмеялся, как тогда, на уроке фехтования, весело, по-мальчишески, словно не было перед ней обозленного короля, недовольного своим подмастерьем. — Ну, довольно, — отсмеявшись сказал он, — только это, к сожалению, ничего не изменит. Ты не хочешь принять мое предложение. А другого у меня нет. Ничего не получится. — Он осторожно снял с себя Эовин и поднялся первым. Протянул ей руку: — Пойдем. Заниматься с тобой у меня просто нет сил. Я слишком в тебя… — он замолчал, но быстро поправился, — я слишком в тебе заинтересован, а ты слишком упряма, чтобы меня выслушать и понять. Поэтому ничего у нас не получится. — Дурак! — коротко сказала Эовин. А потом грязно выругалась. Но Айген проигнорировал ее выпад и только про себя усмехнулся. Она встала сама, проигнорировав его руку. Вытерла лицо рукавом, с удивлением глянула на вторую руку, где все еще сжимала его сигну. Айген ожидал, что сигна полетит в него, но Эовин вдруг посмотрела на него вполоборота и ровным тоном сказала. — Вы нарушили свое слово, ваше величество, и не раз. Как я могу быть уверена в остальном? Айген настороженно смотрел на Эовин, про себя прикидывая, что он успел пообещать и не сделал. Но, так и не вспомнив случая, когда он не сдержал бы слово, сощурился и прошипел на черном наречии: — И что же, по-твоему, я обещал тебе? Небо в сильмариллах? — Вы не просто согласились взаимодействовать со мной как раньше, — Эовин, наоборот, успокоилась, и ее глаза странно сверкали. Она говорила на вестроне, медленно и жестко. — Вы сказали, дословно, «все, что пожелаешь». Но слово ваше не прочнее льда. Он кажется грозным, острым, но выглянет солнышко, и нет его, только ручеек бежит. Ручеек крючкотворства и поиска лазеек! Давайте-давайте, ваши потрясающе важные дела вас наверняка заждались! Дракон не кормлен, орки не построены и еще не все обещания нарушены! Айген открыл рот и тут же закрыл его. За четыре тысячи лет даже Владыка так его не прикладывал. Но не успел он это подумать, как в голове раздался насмешливый голос: «Так уж и не подловил ни разу? Ох уж эта человеческая особенность идеализировать своих возлюбленных… Айген, смирись. Она просто тебя уделала. А теперь иди и положи ее на обе лопатки». Айген собрался и, воодушевленный напутствием Гора, наконец произнес, тихо и очень сосредоточено, мысленно приготовившись к казням валарским: — Тогда озвучь… те прямо, что вам угодно. А не играйте со мной в игры. В этом вы действительно преуспели. — В играх с вами, ваше величество, никто не преуспеет. Вы же наотмашь бьете, противник после такого, как правило, не поднимается, — ответила в том же тоне Эовин. Кажется, привирала она насчет дурного воспитания. Айген, едва сдержав улыбку, все же напустил на себя строгий вид и потребовал: — Озвучьте условия. Или признайте, что вы все выдумали. — Я же сказала еще утром, — Эовин сделала недоуменное лицо. — Как раньше. Например, как на второй неделе. Пробежка, завтрак. Лекция. А выдумать такое невозможно, иначе вы бы сейчас топали ногами, призывая Владыку Гора в свидетели и все записи с камер, что не было такого обещания и быть не могло. — Это все? — Айген постарался сохранить каменное лицо, но щека со шрамом все равно дрогнула. — Нет, — Эовин развела руками. — Откуда я знаю, что еще пожелаю. Так что если у вас нет срочных дел, мастер… Ловите! — Она бросила ему сигну. — И пристегивайте. «Даже не надейся, — ответил Владыка Гор на очень громкий запрос Айгена в нулевое поле. — Срочные дела я тебе обеспечу позже, а пока играй честно». Айген недоуменно покрутил в руках сигну, которую поймал на одних рефлексах, вздохнул (Эовин отметила это как признание своего поражения и про себя ликовала) и медленно, словно нехотя, подошел к ней. — Позволите ли вы прикоснуться к вам. — спросил тихо. Дождался кивка и осторожно, едва касаясь, оттянул тонкую ткань на груди Эовин. Она подняла глаза, и он, почувствовав, посмотрел на неё в ответ, продолжая прикалывать сигну. Пальцы его дрогнули, он укололся — игла вошла глубоко и больно. «Так же, как ты», — подумал Айген, но на лице не дрогнул ни один мускул. Он легко отпустил ткань. Эовин сглотнула, во рту пересохло, дышать стало труднее. Она открыла рот, собираясь сказать теплые слова благодарности, но Айген, криво усмехнувшись, словно с издевкой вдруг произнёс: — Я исполнил вашу волю. Надеюсь, вы чувствуете себя полностью удовлетворённой. Эовин не знала, даже предположить не могла, что издевается он над собой, считая, что получил по заслугам за свои неосторожные слова, сказанные от избытка чувств. Но, конечно, полыхнула: это как дракону предложить дохнуть огнем на стог сена в куче горючего угля и с боекомплектом рядышком. — Кажется, удовлетворенность от другого проистекает, — процедила, — но теперь я гадаю, кто из нас знает об этом меньше. На себя бы я деньги не поставила! Заодно напоминаю, что вы неправильно обращаетесь. А если еще раз ошибетесь, то я вернусь к роли Эдвина! Ибо полагаю, что он нравился вам заметно больше! И волосы обрежу еще разок. Вперед, ведите, куда там сегодня… по плану было бы, — она сглотнула дальнейшие обидные слова, понимая, что пляшет прямо по его гордости, но в конце концов, кому четыре тысячи лет, ему или ей? Кто никак не может перестать говорить гадости?! Он первый начал, в общем. И быстренько вышла в коридор первая, лишая его возможности ответить. Все-таки она в отличие от него за словом в карман не лезла. Но на душе было так горько, словно туда драконы насрали. Сначала Эовин подумала, что он так и останется на складе. Но нет, он все-таки вышел в коридор, не глядя на нее, и пошел за ней, не рядом. Она тяжело вздохнула: как-то иначе она себе представляла их разговоры. Лучше б орал, чем вот эти вот постоянные попытки в холодную вежливость, которые все равно были провальными. — Могу я узнать, — вдруг спросил Айген у ее спины, — зачем вы… ты оставалась здесь, если передумала меня убивать? У Эовин пронеслось множество ответов в голове: и язвительных, и честных, и туманных. Она решила выбрать полуправду. — Чтобы снять с тебя проклятие, — ответила она через плечо. Шаги позади замерли. — Чтобы что?! — вопросил Айген, выглядя как громом пораженный. Эовин покраснела, тоже останавливаясь. Где-то со второй половины ее срока в Минас Моргул она и правда так думала — мечтала снять проклятие. Но до сих пор не знала в точности, получилось ли. Очень хотелось свалить все на Владыку Гора, но она чуяла, что это неправильно. — Ну… — чтобы не сбиваться, уставилась в пол, — там же не сказано, что непременно надо убить. «Падет» — столько вариантов сразу. Может, достаточно было просто подножки и пары синяков. — Это тебя Владыка Гор попросил сделать? — с подозрением спросил Айген. — Нет, он просто разрешил мне шляться по Минас Моргулу сколько влезет и отправил в обучение тебе, — Эовин покраснела еще сильнее. Она практически прямым текстом призналась, что ни Митрандир, ни Гортхаур не при чем, когда ж до этого каменного истукана дойдет-то? — И все эти падения… — Айген сощурился. — Где-то треть, и то недели со второй, — Эовин невольно улыбнулась. — Я действительно ходячее бедствие, дома, наверное, пока меня хоронили условно, порвали три баяна. Их беседу прервал Гудбранд, очень вовремя (или невовремя?) появившийся в конце коридора. Айген зло на него глянул, полагая, что розыгрыш продолжается, и все подыгрывают этой несносной девчонке, но вслух ничего говорить не стал. Он и так уже пал ниже некуда, и продолжает копать яму для своей гордости, еще не хватало ругаться с подчиненным на глазах посторонних. Хотя память, разумеется, подбросила сценку из второй, что ли, недели, когда он весьма эмоционально распекал Гудбранда при оруженосце за залет — вражеская «птичка» просочилась в Мордор и испортила экологическую обстановочку в одной из долин. Мало того что системы РЭБ ее пролюбили (за это был отдельный разнос Минардилу), так еще и вещество распыленное Гудбранд неудачно деактивировал, и Айген рассказывал, где он видел такую организацию биологической и химической защиты, используя слово «пидор» как определенный артикль, а слово, означающее половое сношение, как неопределенный. И судя по тому, как крутился и ухмылялся его оруженосец, этот маленький… маленькая заноза уже тогда понимала. Повторение мать учения, точно. — Я тут мимо проходил, — беспечно сообщил Гудбранд. — И вспомнил, что кое-что обещанное забыл отдать нашей общей подопечной. После чего вручил Эовин небольшую книжечку в красивом черном бархатном переплете и быстренько ретировался под уже откровенно гневным взглядом Айгена, старательно блокируя его безмолвное, но сильное давление в нулевом поле. — Полный словарь ругательств на черном наречии, и ты в соавторах! — обрадовалась Эовин, и Айгену захотелось постучать башкой об стену, пока она листала, тем более про такое соавторство он слышал впервые. — Ого! — сказала она на первой странице. — Ни…чего себе! — воскликнула на второй. — А это вообще возможно?! — простонала на третьей. На четвертой закрыла книжицу и пробормотала, дико краснея: — Я, пожалуй, потом почитаю. Мы куда-то шли…. Да, точно. И тут у нее громко и требовательно заурчал живот. Айген наконец с некоторым удовлетворением отметил, как Эовин сжалась, стесняясь вполне естественного голода. — Сначала на завтрак тогда, — сказал довольно спокойно. Он не станет ее мучить, даже если может устроить ей настоящий курс молодого бойца, а не облегченный вариант. Да, можно замучить ее так, что завтра же она сбежит сама. Это всегда остается как последний вариант, чтоб от нее избавиться. Но сначала Айген получит некоторые ответы. Гадский Гудбранд прервал их на слишком интересном моменте. — Собирались бегать, — заворчала Эовин, явно из духа противоречия. — Если ты соглашаешься на «как раньше», — Айген наконец нашел дырку в ее логике, — то должна мне подчиняться, как и раньше. Если нет… Он и сам не знал, что тогда. Собрать ей тючок на палочке и отправить драконом дядюшке? О да, там точно все попадают, но жить Эовин будет несладко после такого появления дома. — Хорошо, я поняла, пойдем поедим, — Эовин подняла ладони, сдаваясь, и они добрались до столовой в благословенном молчании, и Айген даже украдкой на нее полюбовался. Эовин привычно нагребла на поднос столько, что с трудом выдержало дно. Но явно пыталась есть аккуратнее, чем в образе Эдвина. Впрочем, Айгену было все равно, как она ест. — Кстати, насчет не оставаться наедине, — Эовин схватилась за салфетку, старательно пряча в ней улыбку. — Крепость буквально без женщин. Я куда ни пойду, непременно наткнусь на мужчину. Так что боюсь, мне либо придется взамуж за каждого встречного, либо мы сделаем вид, что мордорские правила приличия несколько более вольно трактуются и никакая фрейлина в сопровождающие мне тут не нужна, даже в твою спальню. Айген поперхнулся кофе, сразу представив, зачем ей опять в его спальню (ну кроме очередной попытки поиздеваться). Хорошо, что он сидит… Закинув ногу на ногу, он хмуро спросил: — А что насчет твоего родного дома? Как там воспримут то, что ты была в гостях и вернулась? — Ужасно, — не стала скрывать Эовин. — Для них. И прекрасно для меня. — Я не понял, — Айген постарался выглядеть нормально и не корчить страшных рож. — Ну я замуж не хотела, это же ужасно. Сиди, как дура, дома, ни покататься на коне, ни почитать чего хочется. А теперь еще и слава дурная. Меня так за три версты женихи обходить будут, а кто не будет, тех буду пугать, как раньше, — Эовин улыбнулась. — А то ездют тут всякие… сватаются… Айгену понадобилась вся его воля, чтоб не представлять ужасающую картину его приезда из Мордора с целью посвататься. — А… раньше ты… гм… пугала женихов? — спросил нейтрально, глядя в тарелку с едой и только туда. — О, еще как, — оживилась Эовин. — Дядя очень сокрушается, что теперь от Ангмара до Мордора практически не осталось желающих жениться на мне без доплаты! И отлично! «Я б на тебе женился», — подумал Айген, который теперь боролся с неуместной ухмылочкой. Кажется, он не очень правильно ее понял раньше, и в длиннющей очереди других женихов стоять не придется. — Ни за что не поверю, что одна ты могла напугать хотя бы двоих взрослых мужчин, — подначил ее Айген вслух. На самом деле, и правда не очень верил, полагая, что дело скорее в отсутствии приданого или жадности дяди, который хотел за племянницу что-то получить. — Ну, перед одним я изобразила лунатичку, — пожала плечами Эовин. — Они ночью приехали. А я надела белое платье, вымазала лицо вареньем и давай гулять по коридорам с серпом, его тоже в варенье измазала. Встретила, значит, денщика своего жениха, он почему-то очень вопил. Утром уже уехали, видно, не понравилось, что невеста может ночью серпом неудачно махнуть. Айген хмыкнул — он бы пошел знакомиться с лунатичкой поближе, даже до перерождения, раз уж присватался. — В разговоре со вторым все время хихикала и косила глазами, — продолжала Эовин. — Он приехал за новой женой, чтоб еще детей родила, и, видно, был не в восторге жениться на слабоумной. Айген подумал, что отличил бы уж как-нибудь слабоумную от лгуньи, но потом вспомнил Эдвина, временами ну очень убедительного в своем пацанстве, и не стал комментировать никак. — Перед третьим я все время пила, — Эовин ухмыльнулась. — Омочила края рукавов в водке, чтоб пахло посильнее, и пила воду. Но больше ничего сделать не успела, дядюшка с братом так перепились тогда, что сделали все за меня! — Сколько, говоришь, желающих было? — спросил Айген невзначай. — М-м… — Эовин зашевелила пальцами и бровями, подсчитывая. — Двадцать шесть вроде. За пять лет. — Внимательно выслушав тебя, могу сделать несколько выводов, — проговорил Айген, пытаясь скрыть свое волнение. Про себя он гадал, что же такого ужасного увидела Эовин в жизни замужних женщин, что так поступала из раза в раз. — Первое, напомню, что я просто повторю твои слова: тебе действительно требуется строгое и полноценное обучение. Второе: кроме обучения тебе требуется хорошая порка, но, полагаю, в твоем возрасте это уже бессмысленно. И третье. Ни один из тех, кому даровали счастье просить твоей руки и сердца, не имел по правде такого намерения. Она слушала внимательно, глядела в его лицо и даже не перебивала. Айген почувствовал прилив вдохновления, сердце забилось сильнее. — Эовин. Я прошу внимательно меня выслушать и дать ответ спустя время, причем хорошо его обдумав. Допускаю, что я для тебя, может, и не противен. Но в силу разницы возраста и воспитания — и прошу тут не спорить, четыре тысячи лет это не четыре года, а также с учетом моих внешних особенностей я не могу составить тебе достойную партию, и ты явно дала мне это понять вчера. Но я точно могу послужить отличным щитом от назойливых претендентов. Также я обещаю продолжить твое обучение и нанять лучших учителей по наукам, которые положено знать женщине. А что там у вас сейчас принято?.. — здесь Айген сбился с мысли. Эовин открыла рот, и он шикнул на неё сердито: — Ответ не сейчас! Пожалуйста! — причём «пожалуйста» звучало как ругательство. — Хорошо, мастер, — Эовин даже улыбнулась. Она уже заподозрила, что настойчивость Айгена проистекала не только из желания залечить таким образом свою гордость. Но последнее, что ей хотелось, это снова выслушивать нотации про женщин, только теперь про то, что дозволительно и недозволительно делать женщине. — Я подумаю. Только после того как я побыла оруженосцем, поездила на байке и драконе, постреляла из ваших… пушек, да? Теперь мне больше не захочется изучать то, что женщине «пристало». А женихи лет через десять сами отвалятся. Я дяде вообще сказала, что если он будет принуждать, я и жениха зарежу ночью, и сама заколюсь! Айген нахмурился на последних ее словах, спросил резко: — Про «сама заколюсь» ты серьезно? Эовин молча кивнула. Белесые брови сошлись в прямую линию, а Эовин залюбовалась, все же его лицо было очень подвижным, а шрам и вовсе не портил, скорее придавал тонким чертам мужественности. Ну а об его скулы вообще порезаться можно было. Она мечтательно улыбнулась. Айген почувствовал на себе взгляд и, увидев улыбку, все так же хмуро спросил: — Ты, помню, обмолвилась, что ехала не только меня убивать, но и умирать с честью. Правильно понимаю, что заколоться планировала? Эовин удивленно уставилась на него и улыбаться сразу же перестала. Сказала быстро: — Скальпели и отмычки — не отдам! Это трофеи, и они мои по праву! Я добыла их в э-э-э честном бою! Брови Айгена как-то уже привычно совершили полет вверх. — К тому же я предполагала, что после того как торжественно воткну почти главному злодею нож в сердце или хотя бы в печень, то мне так и так конец, — добавила Эовин. — И чтоб не подвергаться всяким пыткам и надругательствам, мне быстрее со стены прыгнуть. А там драконы на лету доедят. Отличный план, — и сама засмеялась. Айген окончательно посуровел и перешел на черное наречие, крепко выругавшись совсем незнакомыми словами. Эовин вообще заметила: как только он начинал нервничать, сразу шипел и рычал, словно огромный снежный зверь просыпался и требовал крови виновных. Затем Айген вернулся к вестрону: — Прямо сейчас поклянись, что ничего с собой по своей воле не сделаешь. Эовин молчала, и он почти крикнул, нетерпеливо ударив по столу кулаком так, что посуда подскочила: — Ну?! Она, будто загипнотизированная, кивнула, Айген, словно того ему было мало, нехорошо сузил глаза и очень вкрадчиво поинтересовался: — Убивать меня ты не хочешь. Предложение мое не принимаешь. Ты что, вздумала меня так извести, чтоб помучительнее, а потом, значит, драконам на корм? Не бывать тому! В твои игры можно играть вдвоем. Будешь служить мне до тех пор, пока сама не откажешься! Вот тебе мое слово. И еще посмотрим чья возьмет. Эовин, вместо того чтобы окаменеть или, например, упасть в обморок, мило ему улыбнулась: — Ну, собственно, вот и договорились. Так чего, бегать пойдем, мастер? — И подмигнула ему совершенно бесстыдным образом. Айген встал и, даже не дожидаясь, когда она соизволит пойти за ним, молча вышел. На самом деле его потрясла радость на лице Эовин, когда она фактически согласилась быть для него «заменой мальчику на побегушках», почти бесправным учеником. В чем логика? Она последовательно отказалась совершить подвиг в глазах своего народа, затем отказалась выйти за него замуж, потом, хоть и не признала прямо, но фактически отмахнулась от фиктивного брака, и уходить тоже отказалась. Чего же ей надо от него? Тут он вдруг подумал, что Эовин общалась со всеми назгулами, но никто не тронул её сердца — ни самый красивый, почти как эльф или Владыка, Телимат, ни парочка сердцеедов-неразлучников, ни мужественный пират, ни остальные. И только за ним, Ведьмаком Ангмара и Зимним Призраком, она действительно ходила хвостом. Однако Айген не был бы собой, если б не устроил Эовин настоящий экзамен. Десять кругов по двору и сдача стометровки ждали её в самом начале. И норматив бега на скорость она, конечно, завалила. — Тебя обогнал бы даже одноногий кок Кириона, — позволил себе съязвить Айген, проверяя, не собралась ли она уже домой. Но Эовин только засопела. К его удивлению, она показала вполне приличный для женщины результат на выносливость. — Здесь лучше, — отметил Айген, решивший быть строгим, но справедливым, и убрал секундомер. — Тебе нужно чаще выполнять дыхательные упражнения, которые я тебе показал. — Все на сегодня, мастер?.. — поинтересовалась она, наклонившись и упираясь ладонями в колени, словно забыла, что больше не парень и что в штанах являет собой картину сколь соблазнительную, столь и непристойную. «И это вижу лишь я, — подумал Айген, почти не сопротивляясь сладкому чувству обладания. Вместо того, чтоб дать «оруженоске» отдохнуть, Айген привёл её в новое место — зал для отработки навыков скалолазания. — Влезешь до середины, — сказал, улыбаясь мстительно, поскольку Эовин слегка спала с лица, — избавлю от наказания за утренние непристойные ругательства. Ибо раз ты согласилась, то твоим воспитанием я буду заниматься неустанно и непреклонно… — Все-таки порка? — Эовин наморщила нос. — Или навоз… — Для дамы я придумаю кое-что поинтереснее, но не менее… жестокое, — пригрозил Айген, стараясь не думать о порке. — А вот если влезешь на самый верх, то получишь награду. И никакого наказания! Для начала Эовин собралась лезть наверх без страховки. Потом заявила, что не понимает, как пристегнуть страховочный ремень, что это за петли на нем, как туда ноги вообще совать, и глядела самыми честными на свете глазами. Опять лгала, конечно. Айген не стал спорить, поскольку мысль, что она его дразнит, но теперь таких эпизодов будет много, и не надо держать руки при себе и изнывать по углам, как в фиктивном браке, его очень вдохновила и придала сил помочь просунуть ноги и застегнуть страховку на ее тонкой талии (пришлось подтягивать ремень) с самым каменным на свете лицом. Второй конец страховки, прикрепленной к потолку, он пристегнул к себе. А дальше Айген просто скрестил руки на груди, изобразил на лице ухмылку и стал ждать, когда она облажается. Но Эовин не торопилась оправдать его ожидания. Медленно переставляя ноги и руки, постоянно пробуя, крепко ли держится, она упрямо лезла вперед, а Айгену лезло всякое непрошеное в голову, поскольку вид снизу был у него отличный, но страсть чуть охлаждалась мыслью, что с таким упорством у нее и нож в печень мог бы получиться. Когда Эовин добралась до середины, он крикнул снизу: — Ладно, сегодня без наказания! Слезай! — Я хочу награду! — завопила Эовин и снова полезла вверх, впрочем, не глядя при этом вниз. Наконец ее рука коснулась верха тренировочной скалы, дальше начинался свод потолка. Она осторожно повернулась, села с краешку и помахала Айгену. — Я выиграла! — выкрикнула, и эхо разнесло ее голос по углам зала. — Да! — он невольно улыбнулся. Какой же она еще… ребенок. — Теперь слезай! — Мастер, а я не знаю как! «Таки облажалась», — Айген почувствовал удовлетворение, что вот наконец-то он прав. — Но договор был только на залезть, — тем временем продолжала она. — Так что награда моя! — Твоя, твоя. А теперь снова развернись спиной и оттолкнись руками, — скомандовал Айген. — Я же упаду! — крикнула Эовин. — Нет, я поймаю! — ответил он ей. Айген ожидал, что она начнет препираться. А она просто прыгнула, он еле успел остановить с помощью страховки и нулевого поля это падение на середине скалы. — Я сказал развернуться! — прорычал, и снова не смог сдержаться, добавил парочку крепких, хорошо, что безадресных, ругательств. Но механику Эовин поняла, и действительно спустилась в несколько прыжков, а уж почти внизу он ее подхватил под задницу, испытав целую гамму ощущений, особенно когда Эовин извернулась, ухватила его за шею и пробормотала: — Я переоценила свои силы… — а потом ее слегка затрясло. — Спокойно, — проговорил Айген, в которого Эовин вцепилась буквально как клещ. — Это сейчас пройдет. Так действует адреналин. — Адре… ланин, — попыталась повторить Эовин. — А это что такое? Айген, которому весьма льстили эти объятия, собрался было объяснять, но заметил, что Эовин морщится и прячет от него лицо. — Ну и где болит? — спросил строго, чтоб даже не смела увиливать от ответа. — Да ногу свело, — пробормотала она. — Сейчас пройдет… Я так чуть не утонула один раз, уже знаю. Сейчас, сейчас… — Кажется, у меня есть много вопросов к твоим старшим родственникам, — сказал Айген, сажая драгоценную ношу на пол. — Левая? — уточнил, хотя и так было понятно по неловким движениям принцессы. — Сейчас будет больно, но недолго. И перед оказанием первой помощи хочу напомнить, что ты вольна в любой момент прекратить эту игру и… — Ну если ты не собираешься мне ногу отрезать, то все в порядке, — хихикнула Эовин. — Когда волк тяпнул, было больнее. — ВОЛК? — Айген на миг прикрыл глаза. — Так. Помолчи минуту. Его правая рука стала очень холодной, а потом что-то кольнуло Эовин в сведенную судорогой икру, и сразу стало легче. — О-ох, — простонала Эовин, ложась на пол, пока Айген разминал ей пострадавшую ногу, и наконец это было ужасно приятно. — О-о-ох!.. А чем ты меня уколол? — Кусочек льда, — Айген был хмур и сосредоточен, но пальцы его двигались безостановочно, и Эовин очень радовалась, что читать мысли он не умеет. — Вижу, тебе стало легче. Как ты встретилась с волком? — Ну, Эомер как-то ездил с Теодредом на охоту к фангорнскому лесу, — охотно начала рассказывать Эовин, пока Айген массировал ее ногу, хотя боль почти прошла, — зачем-то привезли оттуда живого волка. Сказали, типа настоящего варга поймали, но у нас есть башка варга в сокровищнице, не похож. Так что ночью я его выпустила, но пока пыталась перепилить ножом ременную петлю, он меня укусил, вот здесь след остался, показать? — Потыкала себя в бедро той же ноги. — И как ремень лопнул, волк сбежал. Конец истории. Эомер очень злился ещё, но я не призналась! Айген даже с ответом не нашелся. Настолько неукротимый характер он видел у женщины впервые. Ее будущему мужу, если она когда-нибудь выйдет замуж, можно только посочувствовать… Хотя сам он, Айген, справился бы. Да. Сто процентов бы справился с такой женой. — А теперь в медотсек, — сказал, с сожалением отрываясь от массажа. — Да у меня все в порядке уже, — Эовин вскочила, все-таки чуточку прихрамывая. — Не надо в медотсек. А что там с наградой? Айген только головой покачал: — Вечером узнаешь, — солгал бесстыдно с каменным лицом. Он не ожидал, что Эовин доберется до самого верха, и пообещал просто так. Но в ответ получил сияющий восхищенный взгляд и вынужден был себе напомнить, что эта девушка месяц его мучила, притворяясь парнем, собиралась его убить и передумала, сломала ему три ребра, спасла от стазиса в бою, отказалась выходить за него замуж и посмела поймать на слове в минуту слабости, так что теперь он и выгнать ее не может. Не хочет на самом деле, но и не может же. — Иди на обед, раз уже не болит, — ответил строго. — У меня дела. — Посмотрел, как гаснет ее радость, и добавил: — Через два часа в библиотеке. Радостная Эовин закивала и убежала, умудряясь одновременно прихрамывать и подпрыгивать. Айген же не выдержал и связался с Владыкой через кольцо. Мог бы и напрямую, нулевым полем, но его чувства были слишком сумбурными, а текст требует хоть какого-то сосредоточения. Айген: Владыка. А точно она сняла с меня проклятие, а не заменила его СОБОЙ? Ответ пришел тут же. ГОР: Ну, клин клином вышибают. Но если тебе девочка надоела, я всегда могу ее куда-нибудь пристроить. Помню, ты хотел отправить ее Дунланд… А, еще Кириону, верно? Айген: НЕ НАДО. У МЕНЯ ВСЕ ХОРОШО. Я СИЛЬНЫЙ И НЕУБИВАЕМЫЙ НАЗГУЛ И ДАЖЕ НЕ БОЮСЬ ДРАКОНОВ. Я СПРАВЛЮСЬ. ДА. ИЗВИНИТЕ, ВЛАДЫКА, ЧТО-ТО С КАПСОМ ГОР: Точно? А то Кирион уже звонил, заранее жалеет свою «Аврору» и очень расстроен. Можно ему девочку сдать потом… Как утешительный приз. На воспитание. Уж она его развлечет… Айген: Нет, не надо. ГОР: Чудненько. Проверь почту, есть небольшой рабочий вопрос. Рабочий вопрос занял Айгена надолго, и он забыл, что сам же установил срок в два часа. Когда он отправил наконец сделанную работу Владыке, то глянул на время и выругался, прошло почти три с половиной. Пришлось запросить данные с камер слежения. Но Эовин по-прежнему сидела в библиотеке и… плакала? Айген не успел подумать — молча сорвался с места и пробежал лестницами (лифт ехал долго) до уровня с библиотекой за рекордное время. Перед дверями в библиотеку чуть выдохнул, отер ладонью взмокшее от пота лицо и медленно вошел. Когда Эовин его заметила, то вскочила и быстро попыталась стереть слезы, невольно повторяя его собственное движение. — Что случилось? — строго вопросил он. — Ты плака…ла. — И вовсе нет, — проворчала принцесса. — Не лги мне! — снова начал злиться Айген, который подумал, что случилось что-то серьезное. — Да, плакала! — передумала врать Эовин. — Книжка печальная! Они оба глянули на книжку, над которой сидела принцесса — это оказался учебник по геометрии. — И что же тебя в ней так расстроило? — вкрадчиво поинтересовался Айген. — Угол! Потому что тупой! — выкрикнула она. Айген понял намек. Про себя досчитал от пяти в обратную сторону и когда дошел до единицы, коротко выдохнул: — А давай-ка мы с тобой договоримся. Вот прямо сейчас. Иначе все кончится очень плохо. — Да куда уж хуже-то! — едва успокоившаяся Эовин шмыгнула носом и опять собралась разреветься. — А мы с тобой оптимисты, — Айген непроизвольно улыбнулся, — поэтому очень даже можем представить, что будет хуже. — Я не знаю, что такое оптимисты, — говоря это, Эовин смотрела уже не волком, а с просыпающимся интересом. Это вселило в Айгена робкую надежду, что вот сейчас он все если не решит, то хотя бы попытается. — Смотри. Ты хочешь остаться. Верно? — Дождался осторожного кивка и продолжил: — Но при этом, мы оба понимаем, что как раньше не будет. Тоже верно? Эовин кивнула, взгляд стал еще настороженнее. Кажется, она не слишком ему доверяла. — Все это время я пытался донести до тебя варианты развития событий. Но… — Айген так многозначительно протянул это «но», словно ждал, что Эовин сама за него скажет. Эовин тряхнула рыжими кудрями и сощурилась, словно хлебнула горечи: — Да не понимаю я, к чему ты клонишь! Просто скажи, что тебе нужно! — Вот! — Айген победоносно вскинул вверх указательный палец: — Мы добрались до самого главного! Про себя я уже все сказал и повторять больше не буду. Но я не разу не услышал, чего хочешь ты. — Я говорила! — с жаром воскликнула Эовин: — Чтобы ты учил меня, но с новыми вводными, и ты обещал! — То, что ты просишь, это не конечная цель. — Айген смотрел на нее во все глаза, и Эовин стало совсем неуютно под этим пронзительным синим взглядом, словно нутро наизнанку он выворачивал. — Так. Что. Ты. Хочешь?! — отчеканил он каждое слово и сложил руки на груди. Эовин молчала, изредка поглядывая на Айгена. Молчание затягивалось, Айген не выдержал первым. Он презрительно искривил рот, словно в издевке, и выплюнул: — Так и думал. Владыка, какой я глупец, если ждал от тебя… Дальше он договорить не успел. Слишком обидны были его слова, слишком несправедливы. Эовин вытерла снова набежавшие слезы и бросилась в словесный поединок: — А я тоже хочу стать назгулом! Буду первым назгулом-женщиной! Владыка сказал, что это возможно! И даже стильно! Айген замолчал, ошеломленный, брови медленно поползли вверх, и Эовин поняла, что только что нашла слабое место. Поэтому, пока ее мастер не пришёл в себя, заговорила: четко, отрывисто, короткими предложениями на черном наречии (конечно, хотела быстро, но знание языка было слишком посредственным, а эффект надо было не испортить, а закрепить): — Да, Владыка сказать, — рычала она, импровизируя на ходу, — что назгул-женщина это есть стильно, ведь никто до этот момент не помыслить, чтобы женщина с мужчиной наравне… Эовин пыталась сказать что-то еще на черном наречии, но Айген почти не слушал, что она там говорила после слов, где женщина встала наравне с мужчиной. В этот раз его рациональная часть включилась быстрее и напомнила ему: он сам виноват, что полюбил, и не в его положении отвечать на обиду обидой и несправедливостью на несправедливость. — Хорошо, — он терпеливо дождался, когда словесный поток Эовин иссякнет, — я услышал тебя. И даже понял. Эовин, готовая к словесной битве, опешила, слишком быстро он сдался и сделался тихим и очень задумчивым. «Так, — быстро соображала она, — тихий это плохо, очень плохо, надо чтобы стал опять громкий, тогда я его и дожму!» Куда собиралась она его «дожимать» Эовин решила пока не думать. Потому что кроме предложения о замужестве, о котором, по ее мнению, Айген уже сто раз пожалел, или продолжения попыток в оруженоску она вариантов не видела. Но Айген не дал ей времени подобрать ответ. Он протянул руку к злосчастному учебнику геометрии, и страницы сами зашуршали, открываясь на разделе «Углы. Биссектриса угла». — Садись, — тихо сказал. — Я объясню тебе про углы. Это важно знать, пригодится при стрельбе из пушек. Ты сама видела, как важно верно прицелиться. Эовин поняла, что он дает им обоим возможность сохранить лицо. Поэтому послушно села, а он сел рядом и пустился в объяснения. Так что время до ужина они скоротали почти по-старому, и глаза Эовин снова засияли. В конце Айген даже извинился, что его задержало задание Владыки Гора, и пообещал в следующий раз предупреждать ее вовремя, потом сообщил, что ей приготовили комнаты напротив его новых апартаментов, проводил на ужин и ушел по делам. Эовин набрала еды и села за «их» столик. Но еда не лезла в рот. Что-то тут нечисто… Айген торопился вовсе не на вечерний обход (о Владыка, эта несносная девчонка учит его коварству!). В тишине своих покоев он принял душ, разложил аккуратно письменные принадлежности, достал чистый лист, подышал глубоко, собираясь с мыслями. Он весь вечер наблюдал за поведением Эовин, пока объяснял ей балрогову геометрию и периодически задавал вопросы, проверяя, как слушает. О, Эовин слушала его с жадностью и впитывала знания, словно губка, задавала вопросы и еще успевала глядеть почти с восторгом. И за наградой от него лезла наверх с потрясающим упорством. А как только он начинал настаивать на своем или требовать от нее соответствия правилам, злилась и бросалась в атаку, умудряясь его ранить не раз и не два. Но теперь он включил мозги и, проанализировав ее непривычное поведение, сделает план, как себя с ней вести. Айген написал: 1) На Эовин нельзя давить! (и дважды подчеркнул!) 2) Она сама не знает, чего хочет. НО. 3) Она определенно, несомненно и однозначно дала понять, что хочет находиться рядом с ним как можно дольше (и тут приятная сладкая дрожь стадом маленьких олифантов пробежала по телу Айгена). Для чего ей это было нужно Айген, со свойственной ему скромностью, даже не задумался. Просто, получив неопровержимые доказательства, отметил: он не противен. Возможно, даже вызывает симпатию, на контрасте с тем ужасом, который окружал Эовин по жизни. Это прекрасно, он непременно воспользуется этим и приложит все свои назгульские и рыцарские умения, чтобы завоевать сердце своей дамы. А там и до руки недалеко. А вот уже ТОГДА… Здесь Айген с усилием остановил себя. Нейролептики ему Настадрен запретил и адреналин тоже: сказал, что и без того ему кататься на эмоциональных качелях весь следующий месяц, расплачиваясь за издевательство над собственным организмом. В каком-то смысле он сейчас и сам ближе к пубертатному подростку. Однако то, что он испытывал к Эовин, нельзя было назвать ни первой романтической влюбленностью, ни чистой плотской страстью. Он не влюбился, он полюбил, глубоко и почти безнадежно. Почти. И вот на этом почти он выстроит целую стратегию, обезопасив Эовин от себя самой и дав ей счастливое будущее. С ним или без него. Но пока — точно с ним. Она так зовет его мастером, что реагирует не только плоть, но и душа. Посмотрим… Может быть, сегодня Айген будет спать нормально. *** Где-то в тишине своих покоев беззвучно, чтоб не баламутить нулевое поле, смеялся Гортхаур. «Ах ты, маленькая революционерка, — его губы шевелились, произнося слова на черном наречии, — как я счастлив, что не ошибся в тебе и сейчас поднимаю бокал не с кислым молоком!»