Король-техночародей и его убийца

Хватка Элронда на предплечье Айгена ослабла, рука безвольно соскользнула вниз, глаза закрылись. Айген, удерживая его за плечо одной рукой, второй прикоснулся к вмятине на груди и призвал нулевое поле: следовало немедленно остановить кровотечение. Помощь он уже вызвал, причем не мелочился и связался сразу с Настадреном. Быстро обрисовал ситуацию и сбросил геоточку. Сначала Айген хотел броситься за Глорфинделом в погоню, но их короткая битва с Элрондом, не занявшая и четверти часа, расширяла и без того большой радиус поиска. Айген понимал, что Глор не сунулся бы сюда, не будь уверен в том, что сможет выбраться. Забавно (если в данной ситуации вообще применимо это слово), что Элронд вмешался случайно. Когда он выскочил из-за деревьев, Айген почувствовал неподдельное удивление Глора в нулевом поле. Значит, у нолдо (десять балрогов ему во все дыры и сильмариллы туда же) был план, и неразумно гнаться за умелым разведчиком, не имея представления куда он мог бы направиться. Разум говорил: следует успокоиться и усыпить бдительность ненавистного врага — пусть думает, что в безопасности, пусть ошибётся, и вот тогда… Айген плотнее сжал потемневшие губы, глаза его сузились, а над головой прогрохотал раскат грома. Внутри ледяной волной поднималась ярость, что недобитый эльфийский придурок, вернувшийся к жизни стараниями Йаванны, не просто ступил на ИХ территорию. Нет, словно этого ему было недостаточно, в насмешку сдохший и оживленный эльф забрал у Айгена единственное создание, в котором Айген вновь обрел смысл своего существования. И отобрал после того, как, побоявшись вступить с ним в равный бой, эта злобная и трусливая ушастая тварь кинула ему в спину проклятие, обрекая на вечное одиночество без шанса быть согретым теплом чужой души. Сердце Айгена защемило от предположений, зачем Глору принцесса, что он собирается с ней сделать, как далеко может зайти в своей подлости, если узнает о ее чувствах к нему — Ангмарцу, его злейшему врагу. По-видимому, о чувствах Ангмарца к принцессе эльф уже знал, иначе бы не выбрал ее мишенью. Следующее, что сделал Айген, как только смог вновь мыслить трезво — связался сначала с центром управления, а затем и общим звонком со всеми сторожевыми башнями, предупреждая о похитителе и его жертве. Сегодня на смене был Телимат, и Айген изо всех сил убеждал себя, что с работой по поиску места, куда мчался на всех парах Глорфиндел, даже он сам лучше не справился бы. Если кто и мог найти Глора и похищенную им Эовин, так только Телимат, обладавший каким-то странным чутьем, почти что способностью предвидеть будущее, если дело касалось обработки спутниковых данных и поиска потенциальных мест, где мог бы скрываться противник. Затем Айген разослал данные о похищении Эовин всем назгулам, и вот тут военная машина Мордора включилась уже на полную мощь. Заработали подпольные сетки доносчиков Феридира, собирая по крупицам слухи. Почтовыми голубями полетели, резвыми волками и куницами побежали, полились полноводной рекой по всеми электронным каналам военные сводки и донесения шпионов Кхамула. Башни и серверные Минардила и Вардамира пахали на полную мощность, обрабатывая петабайты поступившей информации. Дело было не только в отношении к Эовин, которую все уже считали полноценным членом команды и в шутку называли «дочь полка», но и в самом факте, что Глорфиндел смог незамеченным попасть на тщательно охраняемую территорию. И только Гортхаур молчал. Айген по опыту четырех тысяч лет жизни рядом с грозным Майа огня знал — эта тишина не сулит ничего хорошего ни для назгулов, ни для Глорфиндела и его хозяев. Впрочем, интерком и смарт-назг тоже пока молчали. Вокруг Айгена было слишком много тишины и неопределенности, и это сводило с ума. Чтобы хоть немного успокоиться и не метаться раненым зверем, Айген сосредоточился на Элронде. Он несколько раз провел встроенным в наруч тяжелого доспеха медсканом по ране на груди полуэльфа. Недовольно нахмурился: удар получился слишком сильный, как бы Айген ни старался себя остановить. Мысль, что был бы Элронд простым человеком — вполне мог бы умереть, на миг сбила сердцебиение назгула, словно острым лезвием прошлась посередине груди. Единый свидетель, Айген не хотел, он только об Эовин думал и потерял контроль. Он и сейчас собой не владел в полной мере, только всей своей железной волей заставляя себя переключиться на что угодно, чтоб не думать зачем Глофинделу понадобилась Эовин, и что эльф с ней собирается делать. Айген глубоко вдохнул несколько раз: мысли о принцессе, которую он про себя несколько раз уже назвал своей (хоть это пока было не так), вновь заставили сердце биться быстрее. Над головой собралась темная туча, и пару раз раскатисто грянул гром, заискрили молнии. Айген коротко выругался, стравливая напряжение, аккуратно уложил Элронда на снег и, опять собрав волю в кулак, заставил себя заняться нанесенной раной. Ощупывая полуэльфа нулевым полем, Айген вновь нахмурился: кровь никак не хотела остановиться. Видимо, легкое, куда пришелся удар, было сильно повреждено. Наклоненная вправо голова Элронда дернулась, и из края рта потекла тонкая струйка крови. Айген вновь сосредоточился на нулевом поле и внезапно почувствовал чужое присутствие: кто-то воспользовался тем, что назгул занят, и подобрался совсем близко. Этот неизвестный был очень маленьким и напуганным, оставляя в нулевом поле трепещущий след бледно-зеленого цвета, как воды озер Дагорлада, и прятался за деревьями, не решаясь подойти ближе. Айген внутренне собрался, сканируя пространство встроенными датчиками доспеха и при помощи способностей нулевого поля, но кто бы ни прятался у него за спиной, причинить зла он не хотел, а еще испытывал боль — почти такую же, как сам Айген, от мысли, что никогда больше не увидит Эовин. И когда Айген уже начал медленно поворачиваться, чтобы не вспугнуть своего незваного гостя, на смарт-назг пришло сразу несколько сообщений: Телимат прислал координаты заброшенного аванпоста Мории, Кхамул переправил данные от шпионов на земле, подтверждающие конечную точку Глорфиндела (будь он трижды уестествлён и сожран балрогами, Кракеном и Пендальфом). Айген все еще проклинал Глора, а в ухе пискнул интерком голосом Настадрена: «Не вижу вас, уточни место». Айген поднялся, чтобы увеличить обзор всех камер доспеха, повторно скинул геометку и вывел на внутренний экран все данные камер, пытаясь найти того, кто только что прятался от него в редком лесу. Но незнакомца будто след простыл, никого не ощущалось рядом. Зато сзади раздался знакомый тяжелый топот назгульских бронированных сапог, а потом кто-то жалобно пискнул, и из-за деревьев появился Настадрен в легкой броне, за руку он держал одну из водных Майа, что жили в Мертвых топях. Майа, попискивая, и отчаянно сопротивляясь, пыталась вырваться из его рук, но не могла. — Шпионка? — уточнил в нулевом поле Натстадрен, тряхнув Майа так, что голова девушки дернулась, а мокрые волосы разметались по плечам, прилипая к лицу и шее. Элронд пришел в себя и открыл глаза, уставился вверх непонимающим взглядом, пытаясь понять где он и что случилось. Хотел приподняться и, конечно же, не смог. Сил хватило только на то, чтобы повернуть голову. Даже от такого простого движения в груди остро кольнуло. И прежде чем полуэльф зашелся в приступе сухого кашля, он успел увидеть, что прямо перед ним в руках назгула пойманной рыбкой билась Мара, пытаясь вырваться на свободу, а потом неизвестный назгул тряхнул ее так, что она едва не упала. Элронд попытался окликнуть ее, но вместо слов из горла вырвался хрип, полуэльф снова закашлялся. Мара вскинула взгляд и, тонко вскрикнув, стала совсем прозрачной, в тот же миг каплями воды рассыпалась на обледенелую землю, сумев таким образом освободиться из рук назгула. Мгновение — и капельки воды вновь собрались, приняв форму девичьего тела. Мара подбежала, игнорируя Айгена, опустилась на колени рядом с Элрондом. Маленькие ладони обхватили лицо эльфа, она наклонилась к нему, прижимаясь всем телом. — Что вы с ним сделали? — на Айгена с ужасом смотрели глаза необычного цианового цвета. Настадрен удивленно переводил взгляд с Элронда на Айгена и обратно, пытаясь адекватно оценить ситуацию. Айген молчал и, кажется, даже дышать перестал, лишь смотрел на Майа воды перед ним. В отличие от Настадрена он не просто считывал в нулевом поле эмоции водного духа, но испытывал ровно такие же боль и отчаяние, как девушка перед ним. Тишина затягивалась, становясь уже просто невыносимой, нависая над ними какой-то необратимостью и приближаясь к точке, когда уже ничего нельзя будет поправить. «Так и будешь стоять?» — в голове Настадрена прозвучал раздраженный голос Гортхаура. Владыка редко гневался по-настоящему. Но если это случалось… В такие моменты голос его становился совсем низким и удивительно тихим. Все вокруг начинало звенеть неправильной тишиной, в которой даже самый незначительный шорох звучал громовым раскатом. В воздухе разливалось напряжение: нервное, нарастающее, как всегда бывает перед свирепой бурей, способной без жалости или сожаления уничтожить все на своем пути. «Владыка…» — Настадрен отмер, непроизвольно склонил голову в уважительном поклоне и быстрым шагом направился к Элронду. — Позволь мне помочь ему, — попросил, осторожно отодвигая Мару, — даю слово, что не причиню ему вреда. Я врач, и пришел сюда чтобы помочь. Мара затравленно глянула на него и даже отодвинулась немного, но руки ее все также цеплялись за бледные пальцы эльфа. «Айген, ее зовут Мара, она одна из десяти Майа Мертвых топей и влюблена в полуэльфа по уши. Скажи, что если она хочет, чтобы Элронд остался жив, а мать не отправила ее в Кханд к ненавистному жениху, пусть поможет тебе попасть в озеро у врат Кхазад дума,» — теперь Гортхаур с еще большим раздражением обращался к Айгену. Сказанные тихо слова прозвучали в нулевом поле резкими ударами молота, болезненно разливаясь по всему телу. Айген дернулся, как от разряда током, и, возвращаясь в реальность, уставился на Мару тяжелым взглядом. Впрочем, в доспехах было не видно, поэтому он стащил шлем, и Мара знакомо дернулась, вздрагивая от одного лицезрения этого белого лица, белых волос и колючих синих глаз. «Только Эовин не боялась меня», — горько подумал Айген. Он протянул руку со словами: — Майа Мара, хочешь ли ты освободиться от брачной клятвы, что, не спросив твоей воли, дала Нежить жениху из Кханда?.. — Айген говорил быстро, соображал еще быстрее, пытаясь из полученной информации состряпать что-то максимально правдивое, чтобы убедить нечеловеческую девушку помочь ему. Судя по тому, как расширились зрачки девушки, а руки крепче сжали безжизненные пальцами Элронда, она почти поверила. Айген осторожно коснулся ее сознания в нулевом поле и, словно повинуясь чужой воле, показал Майа свою Эовин, свою тоску по ней и страх потери, а еще боль — сильную, тянущую, исходящую из самого сердца, от того, что любимая в беде, а он ничем ей пока помочь не может, но обязательно сделает все, чтобы спасти ее, вернуть, уберечь, быть рядом. Майа, почувствовав его эмоции, вздрогнула: выдох сорвался с губ протяжным стоном. Айген, словно клятву, ровно и отчетливо заговорил, и его слова, усиленные нулевым полем Гортхаура, грохотом каменной лавины пророкотали, взрезав внезапно наступившую тишину, будто древний каменный клинок слабую плоть: — Помоги мне как можно скорее добраться до озера у врат Кхазад дума, и освободишься от клятвы, а Элронд останется жив. Слезы покатились по щекам Майа, она быстро кивнула, провела дрожащей рукой по лицу Элронда, который стараниями Настадрена приобретал все более живой вид: задышал ровнее, обостренные до предела черты стали мягче, а кожа приобрела естественный розоватый оттенок. Майа вложила свою узкую ладонь в раскрытую руку Айгена и что-то тихо произнесла. «Вдохни», — велел Гор и Айген, повинуясь, глубоко вдохнул, а потом его обожгло холодом, хотя, казалось бы, разве могло в этом мире существовать что-то, что могло бы заморозить самого ледяного короля Ангмара? Оказалось, могло. Вода обрушилась на него сразу, без какого-либо перехода, сдавила тисками, течение подхватило и потащило на дно, в темноту и пробирающий до костей холод, из которого — он знал наверняка! — уже не выбраться. Айген потерял шлем сразу, не стоило снимать. Майа поймала его ускользающую руку и дернула за собой вверх, призывая бороться. Айген, вспомнив, зачем он здесь, стал сражаться с водной стихией. Нет, не для себя, для Эовин он непременно должен был победить. Айген, отбросив сомнения, одной только волей отключил самый примитивный человеческий инстинкт — страх смерти и приказал себе плыть вслед за Майа вверх. Первые движения давались ему с большим трудом, доспех тянул на дно, к верной смерти, Айгену даже казалось, что он стоит на месте и ничего не происходит, в груди уже наливалась тяжесть от нехватки воздуха, но он упрямо плыл вверх, делая широкие гребки руками и за счет своей невероятной силы преодолевая тяжесть доспехов и меча, что еще был с ним. Наконец вода стала не такой плотной, потеплела, а где-то, все еще высоко, появился слабый свет. В груди уже нестерпимо жгло. Айген, давя в себе панику, продолжал делать широкие взмахи руками и вот, спустя несколько секунд, показавшихся ему вечностью, его голова оказалась на поверхности. «Ты обещал», — печально прошептала Майа Мара в нулевом поле прежде, чем исчезнуть. Айген нащупал ногой дно, споткнулся, хлебнул грязной и холодной воды, встал прямо, оглядываясь. Он находился на краю озера, и воды были темны и холодны. Сбоку нависал запертый вход в заброшенное гномье царство, поодаль были унылые скалистые холмы, и только дубовые рощи напоминали, что когда-то тут было целое эльфийское королевство, князь которого даже дружил с Владыкой Гором. Жаль, недолго. Айген почувствовал движение в воде. Мара ушла, наверняка переместилась ближе к Элронду, но в озере еще кое-кто жил, и Айген только что разбудил из зимней спячки хозяина озера. Разумеется, в покинутых и светом, и тьмой местах селится всякая дрянь. Вот и это озерное чудовище было довольно тупым, но сильным — множество щупалец в каменной чешуе и где-то под водой огромная пасть при крохотном мозге. Не существо, а реликт тех эпох, когда по Арде еще бродили огромные ящеры. Айген со злой усмешкой вынул моргульский клинок — к счастью, он не потерял оружие при перемещении. Как это называется, когда желающий отобедать сам становится обедом? «Это называется сюрприз, феаноровы дети», — с усмешкой ответил в нулевом поле Гор. Следующие полчаса Айген, стоя по пояс в бурлящей от щупалец холодной и грязной воде, изображал из себя дровосека или даже повара — молча и с невероятной скоростью и силой рубил щупальца. В отличие от мифических чудовищ, у данного новые не отрастали, поэтому скоро кончились. Затем Айген сосредоточился и, призвав нулевое поле, начал промораживать озеро, на поверку оказавшееся не столь глубоким. Так что лишенное почти всех щупалец чудовище довольно быстро превратилось в очень удивленный напоследок кусок льда. Правда, назгулу пришлось изображать ледокол, вырываясь из собственного ледяного плена, чтоб выйти на берег и хотя бы запустить вентиляцию в доспехе на просушку. «Полегчало?» — насмешливо поинтересовался Гор. — Владыка, делайте предсказание, умоляю, — попросил Айген устало. «Запусти поиск по маячку и жди, — ответил Гор, который явно успел сосчитать невероятности и уже не разговаривал так, словно сейчас открутит кому-то голову. — Эовин очень вовремя вручила мне свою кровь. Так что не волнуйся и действуй по обстоятельствам. Заодно и узнаем, сумеет ли эльф вскружить ей голову так же, как она ему». У Айгена отвисла челюсть. Глорфиндел похитил Эовин для себя? Что вообще происходит?! Но на вопросы Владыка отвечать отказался, чтоб не «портить будущее». Так что Айген укрылся в развалинах сторожевой башенки напротив ворот, просушил доспех и волосы и даже, после некоторого размышления (и сканирования), зажарил одно из щупалец на костре. Слишком прогорклый вкус, но подкрепить силы можно. Прошли почти сутки. Айген весь извелся, почти не спал. Только что и оставалось, что жрать незадачливого недокальмара, упражняться в ругательствах и ждать. Он даже дракона вызвал, чтоб было на чем бежать от орлов Манве. Маячок Эовин (который он сам надел ей на шею под видом украшения совсем недавно) сработал у входа, и моргающий сонно Айген увидел, как в бледном золоте морозного утра раскрываются каменные ворота в Морию, и Глорфиндел вот так просто выводит Эовин, придерживая за локоть. Она выглядела нормально — растрепанная, но здоровая на вид. И Айген — раз велено было действовать по обстоятельствам поднялся во весь рост, гаркнул погромче: «Эй!» — и спрыгнул на дорогу. Глор, который как раз успел перевести Эовин по торчащим из озера на мелководье камням, как-то нехорошо усмехнулся и прижал принцессу к себе, хоть она сразу начала сопротивляться. Что удивительно, эльф молчал. Ни угроз, ни торга. Айген, не спуская глаз с криво ухмыляющегося Глорфиндела, мысленно просчитывал в голове варианты атаки и тут же отметал их из-за того, что эльф продолжал удерживать Эовин. При любом раскладе Эовин попадала под удар, вольный или невольный, и могла быть ранена. Сама Эовин, узнав Айгена, радостно закричала и тут же снова попыталась вырваться из цепких рук. Она рванулась к нему, прикладывая все свои силы, но напрасно. Айген тоже дернулся, но остановился под холодным взглядом Глорфиндела. Эльф был слишком собран — очевидно, задумал что-то, но Ангмарец не собирался упрощать ему задачу. Однако сначала надо было успокоить Эовин. Айген позвал ее по имени: осторожно, почти испуганно, но тут же пожалел об этом. Утихшая было Эовин тут же вскинула голову. Рыжая растрепанная грива взметнулась вверх, попав Глору в глаза, и эльф сощурился, но лишь на мгновение. А Эовин, почувствовав, что хватка ослабла, попыталась вывернуться и была близка к тому, чтобы освободиться, но в последний момент рука Глора обвилась вокруг ее шеи, не позволяя пошевелиться. Эовин в отчаянии забилась в его хватке, а Глор все давил крепче, чуть не придушив ее и оцарапав нежную кожу наручем. Эовин не смогла сдержать болезненный стон. Истощенная борьбой, нехваткой воздуха, подступавшим к горлу отчаянием, она обмякла в руках эльфа. Тонкая дорожка из выступивших капелек крови проявилась на скуле принцессы, и Айген заскрежетал зубами так, что даже Глор услышал. Эльф ослабил давление на горло и перехватил девушку за плечи, а когда она повернула к нему бледное лицо, тоже увидел выступившую кровь. Правильные черты Глора внезапно исказились гримасой боли, словно не Эовин только что задыхалась в его руках, а он сам испытывал схожие мучения. Но девушку он так и не отпустил, да бдительности тоже не потерял. Айген сделал первый шаг, рука потянулась к рукояти меча. — Что, Глорфиндел, не стерпелось и не слюбилось с Балрогом? Лицо Глора вновь дернулось. Айген же про себя отметил, что эльф изменился с их последней встречи: его вид стал другим, человечнее, что ли? Не было больше надменности ни в движениях, ни во взгляде. Глорфиндел был растерян, зол, но в его лице появилось еще что-то. Что-то болезненное, страдальческое, притаилось на самом дне глаз, и Айген чувствовал нулевым полем, что это изнуряет противника и лишает сил. Эльф словно был болен и не мог с этой болезнью справиться. Оставалось понять, что же это такое, и использовать против ненавистного врага, посмевшего украсть у него Эовин, а теперь еще и угрожавшего ей расправой. Айген, убрав руку с рукояти меча, вытянулся в звенящую в нулевом поле от напряжения нить, но голос его был удивительно тверд. — Говорят, что ты теперь греешь кровать Митрандиру… Решил, что этот предатель тебе больше подходит? Не ошибись. Серый волшебник столь непостоянен в своих пристрастиях да напрочь лишен чести… Глор, свирепея от обидных слов, к тому же сказанных в присутствии Эовин, чье мнение для него вдруг стало столь важным, дернул девушку сильнее, чем следовало, и она всхлипнула, заваливаясь назад. Глорфиндел прижал ее к себе, фактически распластав по груди, и рукой еще сверху надавил. Рыжие волосы лезли в нос, щекоча и мешая обзору, но не это вызывало у Глорфиндела раздражение. И не сверлящий взгляд Ангмарца, который стал совсем тяжелым и ледяным, и даже не темная воронка с молниями и вихрями снега, что начала появляться у врага над головой. Больше острых девичьих локтей, непослушных рыжих волос, бушующего нулевого поля и серьезного противника, что стоял прямо перед ним, готовый в любой момент броситься на него и без раздумий прикончить, Глорфиндела донимало собственное тело. Которое вместо того, чтобы собраться и послушно приготовиться к бою, внезапно вспомнило, что оно — живое, что сам Глорфиндел тоже живой — из плоти и крови, и что он — мужчина, способный любить и желать чего-то постыдного, даже греховного: желать женщину, причем чужую, что билась сейчас в его руках раненой птицей и чьи мысли в нулевом поле были только о короле Ангмара. Эльфу же она, кроме зла, ничего не желала. Глорфиндел быстро облизнул внезапно пересохшие губы. Голосом, показавшимся ему чужим, произнес: — Что ты знаешь о чести, исчадие Саурона, чтобы рассуждать о ней или обвинить в бесчестии кого-то другого! Это не я обманываю юных невинных девушек, не я отказываюсь брать на себя ответственность и избегаю женитьбы. Будь моя воля, я не задумываясь стал бы мужем девушки, попавшей в беду, и не кормил бы ее россказнями о запрете на брак со стороны Саурона или о том, что она недостойна. Кстати, о Сауроне… Всё ли ты рассказал ей, — Глор сделал движение подбородком в сторону Эовин, — о своём прошлом? С каждым произнесенным словом вера в правильность собственных поступков возвращалась к эльфу. Закончил фразу Глорфиндел уже с прямой спиной и держал голову высоко поднятой. Айген, все также глядя на него очень тяжелым взглядом налившихся сизым свинцом глаз, криво усмехнулся. Особенно его позабавил пассаж про свадьбу: судя по тому, какими круглыми стали глаза Эовин и что она перестала вырываться, ее это тоже заметно озадачило. — Говорят, Митрандир любит погорячее, но куда уж горячее, чем в аду Мории… Не расскажешь? — спросил Айген, делая осторожные шаги по кругу, и туча над его головой разразилась раскатом грома. Сделав еще один короткий шаг, Айген остановился, и вокруг него плотным молочно-белым облаком стал собираться туман, становясь все гуще и расползаясь по всей площадке, где они стояли, зажатые между озером и провалами в земле. Эовин, поймав взгляд Айгена, поняла, что он задумал. Их первое совместное задание и туман, что он тогда вызвал… Сейчас он что-то сделает, чтобы освободить ее, и хочет, чтобы она, как и тогда, в сторожевой башне, спряталась. Эовин замерла, стараясь ничем не выдать свою догадку, но Глорфиндел каким-то невероятным чутьем все равно поймал изменения в нулевом поле и вдавил ее в себя еще сильнее, хотя Эовин и казалось, что это уже невозможно. Горячими и сухими губами, почти царапая ухо, прошипел: «Даже не надейся», — а вслух практически прокричал куда-то в туман, обращаясь уже к Айгену: — Молчишь, Ангмарец? Ну? Всё ли ты рассказал ей об отношениях со своим блудливым хозяином? — У меня нет хозяина, только Отец, — за спиной Глора неожиданно раздался спокойный голос Айгена, и эльф, изумив Айгена до невозможности, без боя, сам отшвырнул Эовин вбок, вместо того чтоб использовать девушку как живой щит. Эовин сгруппировалась прямо в полете и приземлилась не на спину, а на бок, перекатилась и, не мешкая, тут же отползла к краю площадки. Впрочем, постаралась при этом не терять из виду обоих противников. Про себя Эовин решила, что, хоть Айгену и не понравится, она не будет стоять в стороне или прятаться в этот раз. Она теперь многое знает и умеет, и сможет вмешаться, если Айгену вдруг понадобится ее помощь. А еще Глор позабыл забрать у нее кинжал… Глор, освободив руки, тут же выхватил меч и стоял, прислушиваясь к каждому шороху и улавливая любые изменения в нулевом поле. — Тебе ли, прислужнику огненного духа, рассуждать, кто любит погорячее! — выкрикнул он, пытаясь заставить Айгена ответить и обнаружить себя. — За четыре тысячи лет ты еще не стерся? Эльфийский меч свернул серебристой молнией, вспоров белую вату тумана. Это все, что смогла увидеть Эовин. Под яростный звон стали и снопы искр, высекаемых мечами, две призрачные тени примерно одного роста и комплекции, встряхивая взлохмаченными волосами одинаковой длины, с невероятной скоростью двигались в густом тумане, что заполнил собой уже всю площадку. Иногда видно было свечение лезвий — голубоватое у Глора и зеленоватое у Айгена. Айген, про себя ликуя, что Эовин больше не находится под ударом и никто не сможет причинить ей вреда, отпустил себя. Над ними раскатисто пророкотал гром. Глорфиндел остро прислушивался, стараясь угадать любые изменения в нулевом поле и полагаясь исключительно на него, а не на глаза или чувства, которые король-чародей мог обмануть. Айген, не произнеся ни звука кинулся на противника. Но просчитался — Глор отбил атаку, вывернувшись из-под удара и почти сам достал его мечом в бок. Он был быстр и зол не меньше, чем сам Айген. Айген впервые подумал, что совсем не знает, на что способен его противник после возвращения из чертогов Мандоса, точнее, из лаборатории Йванны, и эта мысль неприятным холодком пробежалась по краю сознания. Нулевое поле вскипело помехами, отрезая Ангмарца от его чутья: если Айген мог устроить бурю в реальности, Глору было по силам испортить поле вокруг себя. Глор же, почувствовав напряжение врага и ликуя, что противник совершил первую ошибку и что вовсе он не так грозен и могуч, как казалось ему раньше, не унимался, провоцируя Ангмарца на новую атаку: — Эй, прОклятый… — звонко рассмеялся он, обходя высокую тень перед собой по кругу. — Говорят, что на балу у Трандуила был твой потомок… Айген молчал — ему было все равно, что там болтали, сейчас было важным найти уязвимое место у эльфа, только это имело значение. — …И что настолько поганая твоя кровь… — Глор уже откровенно издевался над ним, голос его утратил свою мелодичность, стал резким, грубым. Айген, решив, что ему нравится, как нервничает эльф, решил молчать и дальше, пусть противник бесится, это только ему на руку. –… Настолько ты испорчен своим мерзким хозяином, что даже твой единственный выживший потомок весь вечер избегал общества дам, зато ночью зажимал по углам собственного оруженосца! Айген не смог удержать улыбки, к тому же Глорфиндел, пока молол языком, упустил момент и, приняв собственную тень за Айгена, повернулся к Ангмарцу спиной. — Мой оруженосец стоит позади меня, — прогрохотал Айген, оставаясь рыцарем до мозга костей. Он не стал бить подло, в спину даже Глора, потому что сейчас они были один на один и их силы были равны. «Кхамул бы сказал, что глупо», — невесело усмехнулся про себя Айген, позволяя Глорфинделу повернуться и приготовиться к его удару, и только убедившись, что противник его видит, атаковал. Два быстрых шага вперед, удар и еще один длинный, с замахом. Глор почти отбил его, но оступился, и Айген тут же пнул его ногой в живот. Хотел ударить сверху, метя в сочленение доспеха в боку, но не успел. Справа в него на полном ходу кто-то влетел, блеснул голубоватый эльфийский клинок. Айген отбил атаку и тут же сам атаковал Глора, который, как он видел, уже вскочил на ноги. Эовин, нервничая, следила за смертельным танцем двух непримиримых врагов. Оба бились в полную силу, и она понимала — из этой схватки выйдет живым только один. А проклятие может сработать так, что Айген «падет» по ее вине, хоть и не от ее руки. Вдруг одна фигура, показавшаяся ей выше, крупнее, согнулась пополам и упала вниз. Эовин, решив, что это Айген и что Глорфиндел ранил его, взвыла заунывно, тонко, по-девичьи и, не думая ни о чем, кроме того, что Айген там умирает, бросилась в самое сердце тумана, размахивая эльфийским клинком, хотя ей уже ничего не было видно. Туман стал совсем густым. Они оба — и Айген, и Глор, атаковали теперь наугад. Айген замер, прислушиваясь, его назгулий слух уловил чье-то нервное дыхание рядом с собой. Он приготовился отразить удар, но не успел. Рядом тонкой молнией взметнулся короткий эльфийский клинок, посыпались искры. Он тоже ударил, наугад отбивая чью-то атаку. Замелькали уже два клинка, и он едва успевал отражать хаотичные удары. А потом совсем рядом с ним раздался судорожный вдох. Из тумана появилась фигура ниже Глора и тоньше. Белое клубящееся марево отступило на миг, и Айген увидел лицо Эовин, бледное, как туман, окружавший ее. Она сделала неровный шаг и прижала руку к груди. Тонкие пальцы тут же окрасились алым. Принцесса посмотрела на него с удивлением и осела вниз. Над местом, где она только что стояла, тут же сомкнулась плотная стена тумана, и Айген закричал. Он кричал беззвучно, некрасиво раззявив рот, изливая из себя боль, отчаяние, безысходность. Выл обреченно и все равно молчаливо, потому что звуки не шли из горла, царапая нутро до самых кишок, разрывая легкие, заставляя еще шире раскрыть рот, чтобы избавиться от переполнявшего его муки. Глорфиндел, пробираясь к раненой Эовин, которую он тоже увидел, как подкошенный упал вниз, зажимая уши. В нулевом поле выл не только Ангмарец. Сердце эльфа, не знавшее сострадания или жалости к врагу, тоже пропустило удар, когда он увидел на груди Эовин кровь и почувствовал то, что испытывает Айген. Грудь обожгло ледяным холодом. А потом все взорвалось, мир треснул звонко и серебристо. Все стало серебряным вокруг, замелькало маленькими искорками взрывающейся реальности. И вмиг площадка расчистилась от тумана — это Ангмарец убрал его своей волей и уже тенью летел к Эовин Глор все равно успел первым. Он, посмотрев остекленевшими глазами на Айгена, в которых отражалась такая же мука, откинул мешавший меч и склонился над девушкой, приложил руки, зажимая рану. Айген навис над ним, занеся меч, но не ударил. Только посмотрел безумными глазами, такими же ярко-синими, как у эльфа, из которых точно так же текли слезы. Глор вскинул голову, все так же прижимая руки к часто вздымавшейся груди Эовин, и смотрел, не отводя взгляда. Они оба словно в зеркало теперь смотрелись. Не было непримиримых врагов — остались два существа, для которых жизнь в один миг разделилась на до и после. Глор первый отвел взгляд и склонился над Эовин. Он нащупал в нулевом поле, куда пришелся удар, и понемногу, словно пробираясь по вязкой трясине, осторожно расходовал силы, пытаясь остановить внутреннее кровотечение. Раньше он так делал только с собой и понятия не имел, возможно ли сделать это для кого-то другого. В одном был уверено точно — если не получится, Эовин умрет. Больше не было важным, кто их них двоих выйдет победителем в этой битве или кто ранил ее. Это все вообще перестало иметь хоть какое-то значение. Через нулевое поле энергия уходила из Глора рывками, тело стало легким, в голове был туман, все звенело пустотой и какой-то обреченностью. «Как жаль, что мне не уйти, вслед за ней, — подумал с тоской Глор. — Я останусь привязанным к Арде, а она пойдет дальше, и Ангмарец, когда придет его время, будет с ней рядом. Не я.» «Она выбрала меня. Это ее выбор», — очень тихо произнес в голове Глора чужой голос. Он почувствовал давление на плече и открыл глаза. Айген опустился на колени рядом и ухватил его за плечо, произнес: — Не знаю, как ты это делаешь, но бери и у меня тоже. Ты не справишься сам. Уже не справляешься. Глор повинуясь странному внутреннему порыву, ухватил своего непримиримого врага за предплечье, сжал так, что наруч под его пальцами заскрипел и покрылся трещинами, мелкие кусочки со звоном посыпались на серый камень площадки. Эльф что есть силы вцепился в руку Айгена и почувствовал, как под нервно сжатыми пальцами что-то пульсирует. –Разве это возможно? — удивился вслух Глор, глядя, как синий поток рывками выходит из руки Айгена и вливается в него, а от него, протекая по его руке, которую эльф прижимал к ране девушки, призрачный свет, все так же пульсируя, вливается в Эовин. — Как это возможно? — повторил он и посмотрел на Айгена затуманенным взглядом. — Я не знаю. — Голос Айгена стал сухим и ломким, видно было, что теперь и ему каждое движение, как и Глору, дается с трудом. Глор растеряно кивнул. Руку, что он прижимал к груди Эовин, обожгло, ее грудь поднялась и опустилась совсем ровно, словно не было ничего и она просто уснула. Голубой свет померк, а потому померкло и все вокруг Глорфиндела. Глаза его закатились, и он, красиво взмахнув рукой, съездил Айгену по рассеченной шрамом щеке и уже почти завалился наземь. Однако Айген, с удивлением уставившись на него, в последний момент на одних рефлексах поймал обмякшее тело и осторожно положил врага рядом с Эовин. — Телимат недоделанный, — буркнул назгул, и странная догадка мелькнула в синих глазах. Айген, скорее на автомате, чем осознанно, решил воспользоваться тем, что враг какое-то время будет без сознания. Он провел сканером, встроенным в оставшийся рабочим наруч, и даже взял образец крови. Мстительно щурясь, от души дернул с виска эльфа короткую прядь волос и впихнул добычу в специальный отдел наруча для образцов биоматериалов, про себя радуясь, что полный доспех имел обширный функционал, который мог пригодиться в самой непредсказуемой (прямо как сейчас) ситуации. Затем Айген стянул латную перчатку, нежно провел по лицу Эовин. Кожа девушки порозовела, даже щеки окрасились привычным румянцем. И когда назгул убедился, что с ней все в порядке, просто спит, то, недоверчиво поглядывая на эльфа, вызвал меню на смарт-назге и запросил доступ к архиву с медицинскими показателями всех назгулов. Задумчиво пожевав губу, запустил анализатор с образцами крови и ДНК Глорфиндела и, спустя несколько минут, все также с опаской косясь на валявшегося рядом с ним эльфа, уставился на результат. — Феанор с Пендальфом под кровать, сильмариллы в пасть кракену и два балрога с Глорфинделами на мосту, — задумчиво произнес Айген и посмотрел долгим, оценивающим взглядом сначала на Глора, а потом на результат сравнения ДНК ненавистного эльфа и Телимата. На экране светились всего две цифры — 99% — самое достоверное доказательство прямых родственных связей, которые только могут быть у отца и сына. — Очешуительный драконий помет в компании с Феанором и всем его потомством, — произнес Айген, и в его глазах играло безумие, а в голосе отчетливо слышны были нотки психоза. «Свои мысли оставь пока при себе, — прозвучал в голове голос Гортхаура. — Позаботься об Эовин и помоги чужому ферзю покинуть шахматное поле. А о Телимате я сам позабочусь, ему пока рано знать правду». Чувствуя, что вот-вот сойдет с ума, Айген вынул флягу с водой и влил немного в рот Эовин. Она зашевелилась, открыла глаза, увидела его и прямо-таки засияла от радости, сразу полезла обниматься. — Ты убил его? — спросила, не глядя при этом Айгену в глаза. И Ангмарец ощутил в ней сочувствие к врагу. — Я тебя убил, — хмуро ответил он, боясь даже посильнее прижать ее к себе. — А похититель оживил. Я бы не смог, я не умею как эльфы. Да и эльфы не все умеют. В каком-то смысле повезло… Эовин наконец углядела рядом Глора. Она посмотрела сначала на начавшего слабо шевелиться эльфа, затем перевела взгляд на Айгена. Очень странный взгляд. — Даже оживать было легче, — пробормотал тем временем Глор на вестроне, открывая сине-красные глаза, в которых все сосуды полопались. Самое удивительное, что Айген ощутил толику сочувствия к сопернику и похитителю, и пробормотал тихо: — Скажи спасибо, что не ребра. Ребра она ломает больнее. За то и люблю. Анализируя события того дня, Глорфиндел часто вспоминал эти слова и в такие моменты иногда думал, что принцесса его не обманула и Саурон все же приходился ей родственником. Сломать ребра Ангмарцу. Это точно не мог бы сделать ни один смертный. Тем более женщина, и Глорфиндел был в этом свято уверен — Мы улетаем, — решился сказать Айген, одновременно призывая в нулевом поле дракона, который прятался неподалеку. Эльф потратил гораздо больше сил и сейчас был ему не противник, а так — недоразумение. — Видишь, я правду говорила, — Эовин на всякий случай спряталась за Айгена, но глядела даже больше чем с сочувствием. Что-то произошло там у них в Мории, что связало похитителя и пленницу тайной, которую Айген не мог разгадать пока. — Кинжал возьми…те, — хрипло сказал вдруг Глор, подталкивая к принцессе злополучное оружие эльфийской работы, из-за которого Айген перепутал Эовин с врагом. — Подарок… Сам… делал… Очень вовремя из-за скалы вылез анунах, прерывая неловкую сцену, в которой каждый участник мучился чувством вины и страдал от любви. Глорфиндел бросил последний отчаянный взгляд на Эовин, которую Ангмарец подсаживал в седло небольшого дракона со смешной тупорылой мордой. Его не заботило, что он проиграл назгулу бой — раз жив, то всегда есть возможность для реванша. Но будущее сейчас виделось таким, что хоть со скалы прыгай — может, острые камни на дне пропасти успокоят буйную головушку. Предвидение или, точнее, умение считывать волнения нулевого поля сейчас сообщало эльфу, что он влюблен — впервые в жизни, искренне и безнадежно, после всего лишь суток в компании человеческой девушки. И нет у него ни малейшего шанса, ни крошечной вероятности склонить ее сердце в свою пользу. — Постойте… — пробормотал он. Затем громче: — Могу я узнать хотя бы, что вы со мной сделали, принцесса? Мне не были свойственны настолько глубокие чувства до встречи с вами! Они неестественны и могучи… — Ничего она не делала, — ответил вместо девушки Ангмарец. — Это твоих рук дело. — Моих? Я не коснулся ее и пальцем! — глаза эльфа полыхнули огнем, и как-то сильно он стал напоминать назгула в бескрайней ярости и боли. — Ты меня проклял на одиночество и смерть от женщины, помнишь? — Ангмарец примерно представлял, что сейчас чувствует его заклятый враг, потому что невидимые вихри закручивались вокруг Глорфиндела и грозили разнести всю гору. — Но проклятье не исполнилось как задумано. А значит, вернулось к создателю и ударило по нему откатом. Точнее так: ты сам влюбился в мое проклятие. Губы эльфа дрогнули, но он промолчал. — И обречен любить до скончания времен, — закончил Ангмарец. — Мне нечем тебя утешить, да я и не стал бы. Но вот прямо сейчас мне тебя жаль. Я тоже думал когда-то, что надежды нет. — Не надо меня жалеть! — глаза Глора полыхнули гневом. В это время мысли Эовин скакали бешеными белками, и сама она молилась, зажмурившись, — Единому, Владыке Гору, судьбе и всей стихии, чтоб этот чудовищно красивый и абсолютно одинокий эльф не оказался к ней привязан навсегда. Вдруг перед ее внутренним взором предстал усмехающийся Гор, стоявший над языками пламени. «Как я люблю справедливость, равновесие и порядок, — протянул, почти что пропел он и помахал уже ополовиненным фиалом с ее кровью. — Кстати, я могу ответить на твою мольбу, но это будет последний раз. Готова?» — Да, — прошептала Эовин вслух. «Тогда повторяй за мной», — Гор бросил фиал в пламя. И Эовин заговорила, чувствуя, как с каждым словом ее голос становится крепче и громче и проносится эхом над горами: Послушай же, рыцарь, мой строгий наказ: Взойдет солнце трижды три тысячи раз, Опустятся волны и остров восстанет, На юго-востоке Дагорхабад грянет! Кровавую жертву не дай принести! Заблудшую душу ты должен спасти! Поступишься честью и меч свой затупишь, И этой ценой ты проклятье искупишь! Грохнул гром, заворчали, шевелясь горы. Дракон раскинул крылья, чтобы удержать равновесие, но гномья площадка устояла. Айген в растерянности обернулся, глядя на Эовин, а Глорфиндел прижал руку к сердцу и опустился на колено. — Спасибо, — сказал тихо. — Я все еще… чувствую это. Но теперь мне легче дышать. — Мы наверняка еще увидимся на поле боя, — сказал Ангмарец, и это звучало почти ободряюще. — Нет, — мотнул головой Глорфиндел. — Я не буду на сей раз участвовать в битве. Но у меня есть долг перед моим другом Элрондом. Он ведь жив? — Заберешь его через пару дней у Дагорлада, — Ангмарец улыбнулся непонятно чему, наконец вскакивая на дракона сам. — Я его… поломал немного. Пусть подлечится. Глор кивнул и снова взглянул на Эовин, которая совсем обвисла в седле после трансляции такого мощного искупительного проклятья. — Aa' i'sul nora lanne'lle, — проговорил он с горькой и нежной улыбкой, делавшей эльфа еще краше. — Aa' menealle nauva calen ar' malta. Cormamin niuve tenna' ta elea lle au'. * Дракон ударил крыльями и прыгнул со скалы, чтоб набрать высоту и скорость. — Что он сказал? — встрепенулась Эовин, не знавшая эльфийского. — Прощался, — проворчал Айген. * Пусть ветер наполняет твои паруса, пусть твои пути будут зелены и золоты. Моё сердце будет ждать следующей встречи.