Король-техночародей и его убийца

Большой отряд, состоящий в основном из орков, выступил из уничтоженного ими Рудаура на рассвете. Несколько дней они шли вдоль Туманных гор, никого не таясь, и к вечеру третьего дня войско достигло юго-восточных границ королевства Ангмар. Форпост пал, не выдержав стремительного нападения восставших биомашин. В отличие от людей, им почти не нужен был отдых, а энергии они накопили достаточно, пока двигались в режиме низкого потребления. В Ангмаре как раз шло собрание, на котором революционеры пытались избавиться от аристократии (старым добрым способом — отправив их на эшафот), аристократы отчаянно сопротивлялись, грозились казнями валарскими, на что революционеры, нахально усмехаясь отвечали, что Валар сейчас не до каких-то там далеких северных земель с сомнительным прошлым, потому что у богов у самих революция. Спор о стоимости жизни аристократии и переделе сфер влияния оборвался на самом интересном месте — премьер-министр, полная женщина средних лет, как раз взбиралась на импровизированную баррикаду из сваленных в кучу столов и стульев, чтобы выразить свое презрительное отношение к происходящему и потребовать крови, когда в дверь вбежал запыхавшийся гонец и крикнул: «Нам всем ЗВЕЗДА!» Все присутствующие обернулись и уставились на него непонимающим взглядом. «Какая звезда?», «Да что там такое?», «Кто-то может сказать толком?!», «Это происки империалистов!», — посыпалось со всех сторон. Люди, забыв о недавнем споре, окружили гонца, и дама-министр, скоскочив с баррикады и активно работая локтями, прорвалась к нему, чтобы решительно возмутиться (сразу было понятно, кто командовал раньше Ангмаром): — Молодой человек, вы что, астроном? Какие еще звезды! — Там было неприличное слово, но я — рыцарь, и не могу выражаться в присутствии дам, — сурово заявил гонец, переводя дух. Все-таки ему пришлось долго бежать по площади, потом подниматься по лестнице (лифты были отключены за неуплату валинорцами, а своих сильмарилл-станций в Ангмаре не было). — Тогда выражайтесь яснее! — дама-министр от нетерпения дернула его за рукав. — Что за, э-э-э, звезда там случилась, — она обвела презрительным взглядом революционеров и рявкнула: — И вообще, что может быть звездатее, чем какие-то недотепы, возомнившие себя народной властью?! Они на самом деле просто желают содрать побольше с нас, истинных владетелей Ангмара! Поднялся шум, все снова заспорили и чуть не полезли в драку, но гонец опять крикнул: — Идиоты призвезднутые, мы все сейчас погибнем! Там орки взяли форпост и двигаются прямо к столице, они будут уже здесь — в Ангмаре — через пару часов, а то и раньше! Мой отряд на кусочки разорвали! Вы что, совсем с ума все посходили? И вот тогда все замолкли и задумались по-настоящему. Но оставим аристократов и революционеров размышлять над нависшей над ними опасностью (им полезно), и посмотрим, что в это время происходило у крепостной стены, окружавшей город Ангмар как столицу одноименного королевства. Орки действительно с ужасающей легкостью уничтожили первый форпост и, опьяненные легкой победой, широкой волной хлынули через поле, сметая на своем пути редкие дома, амбары и хозяйственные постройки. Они добрались до небольшой деревни, куда тоже ворвались с запрограммированными ранее криками, но… все было пусто. Никто не выбежал им на встречу, никто не прятался по углам в страхе и не кричал истошно (орки несколько раз все проверили, но никого не нашли). Самое странное, что следов присутствия людей тоже не было. Все выглядело опустелым, как если бы люди давно ушли из этих мест. Уруки как командиры посовещались между собой, подключились удаленно к искусственным птицам-шпионам, которые являлись замаскированными дронами и, как часть боевого комплекса, тоже восстали. Однако в видеозаписях ИИ уруков последние данные были недельной давности, и еще неделю назад в этих домах кипела жизнь, а на полях были работники. Уруки почесали затылки (запрограммированное движение, на жестовом языке означает «информации недостаточно») и уже собрались передать своим собратьям стандартный приказ двигаться дальше, как окна в доме, который они выбрали себе командным пунктом, закрылись снаружи, послышались глухие удары, как если бы кто-то вколачивал гвозди, а потом все в один миг занялось огнем. Уруки были обречены, от них даже био-остова не осталось, все сгорело дотла, такой силы был этот пожар. С другой стороны, чего их жалеть — боли не чувствуют, эмоциональный спектр им Саруман создавать не стал. И другие дома, оставленные людьми около недели назад, а теперь отданные оркам на разграбление (хотя на самом деле все ценное забрали с собой хозяева), тоже вспыхнули огнем, потушить который было бы невозможно, даже если бы попытались, такой он был силы. Это, разумеется, означало, что в поджоге не обошлось без нулевого поля. Те орки, кто сумел выбраться из заколоченных домов, тоже не остались живы — другие орки (да, снова они), наряженные в черную форму с серебряной буквой «А», у которой вместо перекладины был меч, стреляли без промаху, уничтожая любого орка, не имевшего опознавательного знака и не отвечавшего на входящий сигнал правильным отзывом. Трое всадников стояли поодаль от горевшей деревни и внимательно следили за происходящим. Впереди на черном коне роханской породы «мэорас» сидел очень высокий рыцарь в полном черном доспехе. Визор был наглухо закрыт, и лица не было видно, только белые волосы, собранные в простую косу толщиной в руку, виднелись из-под шлема. Но примечателен рыцарь был не огромным доспехом странной конфигурации из тусклого металла и не своей застывшей фигурой, от которой, казалось, веяло настоящим холодом, ощущавшимся даже при зимней минусовой температуре на улице, а тремя мечами. Первый — короткий, был прикреплен на поясе, и даже не видя его целиком, знающий человек по одной только рукояти мог догадаться, что сделан меч из моргульского сплава, что так и назывался — «моргульский клинок». Клинок был пропитан ядом и обладал всякими интересными свойствами, которые необразованные существа называли магическими, а те, кто знал основы физики и химии — научным словом «высокотехнологическая разработка» (да, не каждый такое произнести сможет, что там говорить о понимании, а уж повторить такое смог был разве что эльф Эол; даже жаль, что его свои же эльфы казнили в Первую Эпоху). Двуручный меч с навершием в форме короны тоже был прикреплен к поясу, и рука рыцаря спокойно лежала на его рукояти. А третий меч, самый приметный, лезвием похожий на пламя и имевший созвучное пламени название «фламберг», крепился за спиной в специальные ножны. Рыцарь смотрел на орков и иногда что-то тихо шипел себе в шлем на черном наречии. Ну вы уже догадались, да, кто на свои законные земли пожаловал? Справа от него, чуть поодаль, пребывал в покое второй всадник. Казалось, что этот второй еще выше рыцаря, таков был его могучий рост, и конь под ним странной серо-белой масти выглядел крупнее рыцарского коня (а если заглянуть белесому коню в пасть, то можно было и совершенно волчьи клыки отыскать, но такие любопытные обычно не выживали после встречи). Этот всадник был в черном доспехе, отливавшем багровым заревом, шлем его тоже был закрытым, и зеркальное забрало, в котором плясали отблески огня, казалось ожившим, словно вместо лица был настоящий огонь. Хоть и в доспехах, огненный великан рыцарем не выглядел, того и гляди учинит насилие пополам с разрушением, и в отличие от черного ледяного всадника, весь дышал жаром. Кроме того, стоило только где-то погаснуть огню, как великан вскидывал руку, закованную в черную перчатку, из которой вылезали настоящие когти, щелкал когтями или отбивал ими же замысловатый ритм, например, по шее своего странного коня, и огонь вспыхивал с новой, утроенной силой. Слева от черного рыцаря находился оруженосец, тоже (как банально) в черном доспехе, достаточно громоздком на вид. Это наводило на вопрос, как вообще юноша смог на себя нацепить такие железки и сможет ли он самостоятельно двигаться либо сразу же упадет под его тяжестью, не сумев сделать даже пары шагов. Однако сидел, и даже прямо, на коне-близнеце белокосого рыцаря. Троица на небольшом пригорке просто смотрела, как орки с буквой «А» уничтожают других орков, как красиво горит огонь и как через поле в сторону города-крепости Ангмара мимо них скачет обезумевший от ужаса гонец с вестями о том, что все пропало. — Даже не опоздал, — искаженный вокодером голос огненного всадника звучал очень низко, раскатисто, словно камнепад сошел. — Жаль, что нам уже пора. Красиво горит, — вздохнул он и повернул коня в сторону дороги вдоль поля, по которому только что промчался гонец. Не оборачиваясь приказал: — Айген, отдай распоряжение оркам, чтобы остались пока здесь. Думаю, они нам пока не понадобятся. Айген кивнул и зашипел что-то на черном наречии, а когда орки собрались в строй, отошли на безопасное расстояние и замерли, повернул коня и в нарушение всех правил пропустил перед собой оруженосца. Так они и поехали к городу-крепости: впереди был Владыка Гортхаур, за ним следовал оруженосец «Эдвин Безродный» (он же принцесса Роханская, Эовин), а замыкал их маленький отряд Айген, бывший король Ангмара. Не доехав несколько сот метров до крепостной стены Гортхаур остановился, велел Эовин проехать вперед, а сам дождался, когда с ним поравняется Айген. — Ты не можешь вести себя с ней как девушкой, — тихо произнес Гор, — это поставит под удар всю кампанию. Я знаю, что ты ответишь мне, но впредь старайся лучше. И приказов от меня тоже больше не жди. Если уж сомневаешься в чем-то, спроси в нулевом поле. Но решения все ты теперь принимаешь самостоятельно. Считай это моим свадебным подарком. Предсвадебным. Айген внутренне сжался, пытаясь осознать, что сейчас сказал ему Гортхаур. «Владыка, но как же… Я же служу тебе, как и прежде?» — изумился Айген в нулевом поле. «С этой минуты ты служишь себе и вновь обретенному тобой народу, — очень спокойно ответил Гортхаур. — Но это не значит, что у тебя не осталось долгов передо мной. Кроме того, вассалитет никто не отменял, и твои земли являются частью новой Восточной империи, а ты — вассалом сюзерена империи, то есть меня». В голове Айгена роились мысли: он плохо понимал, что происходит, ему надо было время, чтобы осмыслить все. Он вновь коснулся нулевого поля, но почувствовал, что Владыка доволен произведенным эффектом и ничего больше не скажет, поэтому промолчал и получил одобрительный кивок. Повинуясь Гортхауру, Айген проехал вперед и со всей строгостью, на которую был способен (строгость в присутствии Эовин постоянно норовила отключиться), велел принцессе держаться всегда позади и слева и не перечить на людях. Добавил еще, что если она что-то захочет сказать, обращаться необходимо к нему «мастер» или «сир», а еще лучше молчать, шлем не снимать и не отходить от него ни на шаг. Про себя же вздохнул, понимая, что в целом его старания бесполезны, и мысленно даже приготовился к самому худшему — раскрытию тайны оруженосца. Словно в ответ на его мрачные мысли Гортхаур усмехнулся в нулевом поле и загадочно произнес: «В этот раз, дорогой сын, все будет иначе. Ты всегда и во всем был первым, что будучи человеком, что став назгулом. И теперь тоже будешь первым вассалом. Даже не знаю, считать это привилегией или, скорее, наказанием… И прежде чем ты начнешь опять со мной спорить, я просто скажу, что и с Эовин все будет в этот раз по-другому. Для нее происходящее тоже станет своеобразным испытанием, которое, как прозреваю, она выдержит с честью… Она очень повзрослела за недолгое время рядом с тобой и теперь, как мне представляется, достойна тебя. Впрочем, скоро сам все увидишь…» Айген от его слов впал в такую задумчивость, что даже не обратил внимания, как за пару часов неспешного аллюра они добрались до столицы, и проигнорировал стражников, которые повыскакивали из-за ворот крепостной стены, и лучников, выстроившихся между зубцами наверху. Айген продолжал думать, пропуская мимо ушей упреждающие крики, а когда стражники кинулись на него, а лучники выпустили стрелы, просто отмахнулся рукой, останавливая их в полете и продолжая свой путь. Очнулся назгул только, когда, в очередной раз отбивая стрелы, использовал энергию нулевого поля слишком сильно и смахнул со стены парочку стрелков. Они полетели вниз и разбились бы, но он Айген призвал энергию нулевого поля и затормозил их падение резким движением руки, заставив медленно опуститься. Перепуганные стражники, подвывая, жались к стене и осеняли себя охранными знаками Единого, когда Айген жестом показал своим спутникам, что дальше он поедет один, и в абсолютной тишине подъехал к воротам. — Приветствую вас, честные воины Ангмара, — искаженный вокодером голос звучал глухо, но каменные стены вибрировали в унисон, и то, что говорил Айген, было отчетливо слышно даже в застенках сторожевой башни. — Я пришел, чтобы помочь вам. — Кто ты! Назови себя! — проблеял голос откуда-то со стены. Капитан стражи, который видел, на что способен седой незнакомец, решил не высовываться лишний раз. — Я — Айген Ангмарский, единственный прямой потомок короля-чародея Ангмара. И я пришел, чтобы помочь защитить свое королевство. Капитан стражи от удивления высунул голову и уставился на черный глухой шлем, пытаясь рассмотреть, что за шутник скрывается под ним, и, тщательно прочистив горло, завопил: — Эй, странствующий рыцарь! Кем бы ты себя ни считал, лучше проваливай подобру-поздорову. У нас тут, знаешь, и без тебя проблем по…уши. Просто на случай, если ты не в курсе, у нас типа революция свершилась, и вся власть теперь принадлежит народу! А аристократы все в глубокой жо… в железных, короче, оковах! И скоро их всех перевешают или головы поотрубают! Так что я бы на твоем месте поменьше рассказывал, что ты на трон хочешь! А то потеряешь буйную головушку! Или задницу… «А он мне нравится, дерзкий такой,» — усмехнулся про себя Айген и резким взмахом руки распахнул ворота. Эовин в нарушение слова, которое совсем недавно дала Айгену, уже хотела поскакать за ним следом, но Гортхаур удержал ее нулевым полем и мысленно произнес: «Если не хочешь испортить ему жизнь, поставить в неловкое положение или покрыть бесчестьем, просто умерь свой пыл и веди себя как положено оруженосцу: исполняй приказы и не спорь. И в особенности когда тысячи вражеских глаз будут пристально следить за ним, замечая каждый неверный шаг, самую незначительную ошибку, чтобы потом использовать это в своих целях или унизить противника». Не ожидав такой отповеди, Эовин замерла на месте и краснея, склонила голову, чуть ли не впервые осознав, что она и вправду почти всегда имела свободу действий, а теперь… Что делать теперь? Где границы, в которых ей дозволено быть? — Все, все, упырила свой мел, — пробормотала она. — Тьфу. Умерила свой пыл. Гортхаур поравнялся с ней и прошипел тихо, так, чтобы только она услышала: — Нет больше места для шалостей, которые были дозволены принцессе. Но станет ли принцесса замужней королевой? Это окончательно выбило Эовин из равновесия (у Айгена будет другая, «лучшая» королева?!). Радуясь про себя, что шлем закрывает лицо и никто не увидит ее слез, она постаралась выпрямиться и поехала за Гортхауром. А когда встревоженный Айген, почувствовав ее эмоции даже на расстоянии, уточнил по интеркому, все ли у нее в порядке, не просто нашла в себе силы ответить ему, но подпустила привычной веселости в голосе: — Да, мастер, все в порядке, спина зачесалась! Уже почесала, жду дальнейших указаний. «Поистине королевский поступок», — мысленно похвалил-поддразнил ее Гортхаур, и она вновь почувствовала, будто рядом стоит мама и обнимает ее. Эовин, слабо улыбнулась, но на душе стало легче, и дальше она поехала, уже расслабив плечи и внимательно оглядываясь по сторонам. То, чему учил ее мастер спецопераций Кхамул, вспоминалось само собой. Эовин, даже не задумываясь, успела прикинуть число всех стражников на стенах и улицах, и сосчитала все подозрительные улочки и здания типа арсенала по дороге, из которых тоже могло выскочить подкрепление. Айген проскакал по центральной улице и остановил коня в центре площади перед дворцом, затем спешился. Он, в свою очередь, отметил, что за четыре тысячи лет город почти не изменился, и сейчас выглядел невероятно убогим и провинциальным. И это несмотря, например, на богатые залежи нефти и газа на шельфе у северного морского побережья. Тирания Валар жестко держала людей в средних веках, не позволяя выбраться из этой ямы. Новоявленный претендент на корону спокойно дождался, когда к нему подойдет капитан стражи, и с легким поклоном, будто общался с равным, еще раз представился. Капитан что-то негромко приказал подбежавшему к нему солдату, и тот, все время с опаской оглядываясь на вновь прибывших, побежал к замку. Айген не двинулся с места, а своим спутникам передал, чтобы пока держались поодаль, поскольку разговор с будущими подданными он будет транслировать по интеркому, внешние микрофоны уже включены. Гортхаур одобрительно хмыкнул, а Эовин невероятным усилием воли заставила себя стоять на месте и только головой крутила, все же дворец был весьма красивым, словно устремленным ввысь, да и люди (не только стражники), стали собираться и с не меньшим интересом пялились на вновь прибывших. Про себя Эовин думала, наоборот, что тут гораздо чище, чем в ее родном Эдорасе, и нечистотами не воняет, и дома все каменные, со стрельчатыми застекленными окнами. Не Минас Моргул, конечно, но вполне достойный город для принцессы, дядюшка бы лопнул от счастья, вздумай Айген посвататься как король Ангмара… «Что, оруженосец, любопытство замучало?» — усмехнулся Гортхаур по интеркому, прерывая ее мысли. Айген сразу вскинул голову и посмотрел в их сторону. В нулевом поле тут же последовал вопрос от него:"Пользуясь твоим разрешением, обращаюсь к тебе за советом», — очень осторожно начал Айген. «Да, сын мой», — высокопарно отвечал Гор, очевидно, развлекаясь происходящим. Айген тоже не остался в долгу и, поймав общий настрой, в том числе из образов, которые транслировал Гортхаур в нулевом поле, ответил ему в тон: «Как думаешь, отец, можно ли и оруженосцу устроить такое же испытание, как ты организовал мне этой поездкой?» «Думаю, что ты верно мыслишь…» — в этот раз в голосе было больше одобрения, чем веселья и Айген, уже больше не сомневаясь обратился теперь к Эовин. — Эдвин, для тебя есть задание, — голос Айгена в интеркоме звучал собранно и отрывисто, даже шипящие стали звонкими, — поговори с людьми, только шлем не снимай, это сразу вызывает много ненужных вопросов. — Что мне узнать у них? — деловито уточнила Эовин и, словно опомнившись, тут же добавила: — Мастер. Короткий смешок Гортхаура заставил ее покраснеть, но она собралась и неимоверным усилием воли заставила себя промолчать. Айген оценил — Эовин сразу поняла это по голосу, который стал мягче, ниже, словно бархатной тканью обволакивая ее сознание: видимо, в нулевое поле просочились эмоции Айгена: — Спроси, как им жилось прежде и кому из революционеров они доверяют, есть ли среди аристократов хорошие люди. Также узнай, есть ли в их семьях запасы еды и воды, что с колодцами внутри крепостных стен и какие припасы хранятся здесь, где находятся тайные выходы и в рабочем ли они состоянии. Можешь импровизировать. Исходи из того, что нас ожидает осада, дня три или четыре, не более, но и к ним надо быть готовыми. — Да, мастер, — в этот раз Эовин ответила без запинки и, коротко кивнув, сначала Айгену, а затем Гортхауру, направилась прямо в толпу. «Почти смогла!» — мысленно веселился Гортхаур, провожая взглядом Эовин, которая не подумав, помчалась исполнять приказ «мастера». Прямо на коне. И, определенно, имела успех, да не тот. Толпа перед ней расступилась, и она, облокотившись на шею своего коня, бойко начала что-то спрашивать. Но люди не спешили ей отвечать, они недоуменно смотрели на странного оруженосца, который не то что с коня не слез, но оставался в шлеме, пряча лицо. И голос, искаженный вокодером, звучал глухо и устрашающе, что тоже добавляло странности. Но Эовин не намерена была сдаваться. Когда от нее стали отворачиваться или просто игнорировали ее вопросы, она наклонилась ниже и ловко подхватила какого-то пацаненка, который топтался прямо у ног ее коня. Толпа напряженно вздохнула. Эовин, мысленно воззвав к Единому и помянув добрым словом Гортхаура (похоже, что ответили оба и в равной мере), весело заговорила с мальчишкой и даже всунула ему в руки поводья, объясняя, как управлять конем. И на глазах изумленной публики конь, повинуясь неумелым детским рукам (а на самом деле едва заметным, но очень решительным движениям ног Эовин), красиво и очень аккуратно, чтобы никого не задеть, стал поднимать поочередно ноги, показывая все, на что он способен. Так он и гарцевал, пока напряженный вздох не превратился в настоящее восхищение. И вот тогда, пользуясь переменой настроения толпы, Эовин заговорила снова и в этот раз даже получила ответы. Завязалась беседа, и Айген, сосредоточенно наблюдавшей за ней все это время через заднюю камеру шлема, мысленно выдохнул и совершенно пропустил момент, как Гортхаур просто исчез со своего места. У крепостной стены, где был вход в казармы, остался стоять только его конь, плотоядно косившийся на вяленые свиные ноги в ближайшей лавке. Оставим на время Айгена и его оруженоску, дорогой читатель, и пустимся скорее вслед за Владыкой Гортхауром, иначе рискуем упустить нечто весьма интересное. Гортхаур рассчитал свой эффектный уход верно. Никто из жителей замка, кроме предупрежденного (и вооруженного) Айгена, не заметил как исчез третий путник. Все внимание общественности было приковано сначала к седовласому незнакомцу, имевшему наглость назваться прямым потомком проклятого короля, ну а его оруженосец своей выходкой окончательно поверг всех в недоумение, а потом в столь же искреннее восхищение — ловкостью. Гортхаур же, проводив Эовин насмешливым взглядом, осторожно прощупал нулевое поле и с удивлением обнаружил прямо за своей спиной целый клубок разных чувств, транслируемых с таким остервенением, что в принадлежности источника к человеческой породе сомневаться не приходилось. Только люди могли с такой ненавистью плести интриги и проклинать своих соперников за их спиной и при этом так унизительно пресмыкаться, если соперник был в этот момент сильнее. «Поразительные создания, — подумал Гортхаур, — как же в одном существе может переплетаться столько отвратного и прекрасного одновременно». Судя по обрывкам эмоций и ярким образам (например, эшафота), которые дошли даже в нулевое поле — такую силу имели, где-то за спиной Гортхаура была сходка местных революционеров. А вот стража, похоже, все еще оставалась верна аристократам, именно за их представителями капитан направил гонца. Решив (и посчитав вероятности), что Айген сам разберется с аристократами, Гортхаур решил навестить лагерь противника и провести там разведку боем. Тем более, что дверь, ведущая в дворцовый подвал, где, судя по всему и шло прямо сейчас неблагородное собрание, оказалась прямо за его спиной. Гортхаур не раздумывая, щелкнул когтями и окружил себя плотным кольцом нулевого поля, это позволило ему стать «невидимым». На самом деле он никуда не исчез, просто использовал законы физики Арды — изменил частоту излучения собственного тела, говоря попросту, заставил нулевое поле не отражать от него свет, и как результат — пропал. Совершенно не таясь, но при этом никем не замеченный, он спокойно вошел в дверь, спустился по лестнице, чутко прислушиваясь к голосам, а когда добрался до небольшого помещения, где столпились люди, пробежался пальцами по стене и сменил полный доспех на простую черную рубашку, черный камзол, кожаные штаны и кожаные стоптанные сапоги, которые носят обычно наемники, сверху накинул длинный тяжелый плащ с глубокими капюшоном и, немного подумав, вернул меч на пояс. Рыжие волосы ему нравились, поэтому их он оставил, а вот лицо и фигура тоже претерпели некоторые изменения: он стал ниже ростом и сравнялся, наверное, с Айгеном, у рта появились глубокие складки, морщины щедро рассыпались вокруг живых и неестественно молодых желто-карих глаз, которые теперь очень выделялись на обветренном и грубом лице. Гор постоял все так же прислушиваясь, кто-то, судя по всему, лидер этого тайного революционного общества, произнес: «… его следует убить, причем прямо сейчас — просто выстрелив в спину. Иначе потом мы не сможем от него избавиться, а аристократы, пусть их сожрут балроги, присягнут ему и потребует признать королем. Тогда все, что мы сделали не будет иметь больше значения, ну а нас всех ждет…» Свою пламенную речь мужчина так и не закончил, потому что из тени вдруг появился Гортхаур и низким глубоким голосом поздоровался: — Решительно приветствую вас, товарищи-революционеры! Эффект был сногсшибательный. В прямом смысле. Потому что половина заговорщиков просто упала (или присела, тут уж у кого как получилось), а вторая вскричала очень громко и не менее отчаянно, призывая на помощь Валар, Единого и всех известных богов, которые могли бы помочь избежать смерти. Гортхаур, лениво рассматривая ногти на левой руке, потому что правая демонстративно покоилась на рукояти меча, позволил заговорщиками немного побегать и поорать, а когда их предводитель, оравший и бегавший активнее остальных, стал заходить на очередной круг, просто поставил ему подножку и, дождавшись, когда тот сядет, потирая ушибленный лоб, обратился непосредственно к нему с вопросом: — Товарищ Димитр, вам ли терять голову? В голосе рыжего незнакомца было столько сарказма, что Димитр как-то сразу пришел в себя и удивленно уставился на него, пытаясь понять, кто это и как здесь оказался. Словно предупреждая его вопрос, незнакомец коротко поклонился, скорее по привычке, чем из уважения, и представился: — Личный помощник Майа Троцкиана Русса, направлен в революционный Ангмар ревизором. — Русса окинул всех присутствующих насмешливым взглядом и издевательски-приветливо махнул рукой: — Здрасьте… Товарищи. Первый опомнился, как ни странно, вовсе не Димитр, а какой-то седовласый старичок, который, изрыгая проклятия, подпрыгнул — сказывалась существенная разница в росте, а старичку очень, как видно, хотелось быть наравне со своим оппонентом. Храбрец прошипел: — Чем докажешь?! Гортхаур хохотал про себя и даже отключился от нулевого поля, чтобы не мешать Айгену, так его забавляла ситуация, в особенности, требование предъявить доказательства (глаза, когти и кольцо — вот мои доказательства!). Дело в том, что еще на этапе планирования мировой революции им и Саруманом была создана кукла — по виду ну чисто Майа: здоровый, голос зычный, глаза горят, а по факту — новейшая экспериментальная разработка, то есть биоробот, натурально пустой сосуд с минимумом настроек, подчиняющийся воле хозяина, в который можно было бы в дальнейшем поместить, например, чью-то душу. Первые такие опыты начал еще научный руководитель и единственный учитель Гортхаура — Мелькор, он же Моргот. Но в силу своего нетерпеливого характера, а еще потому, что опыты вызвали шквал протеста со стороны остальных Валар, побоявшихся, что Моргот просто сделает себя абсолютно бессмертным, если научится создавать тела, Моргот бы вынужден прекратить опыты и проект забросил. Тут надо сделать небольшое отступление: все знают, что эльфы, Майар и Валар бессмертны. Но это бессмертие относительно, ибо все же несравнимо, например, с возрастом звезд во Вселенной. А тела подвержены «истиранию». То есть за века можно потерять глаз, руку, ногу, потенцию или волю к жизни. С людьми проблему решить оказалось проще — их клетки гораздо бодрее обновлялись, если помогать стазисом и стимуляцией одновременно. А вот клетки Майар и Валар обновлялись с трудом, поэтому для совсем древних «бессмертных» проще было сделать новый сосуд для души, чем стимулировать старую оболочку. Но, во-первых, инопланетяне, захватившие Арду, были довольно молоды по своим меркам. А во-вторых, каждый боялся остаться не у дел при разрешении всех генетических экспериментов. Поэтому Валар официально создавать тела запретили (хотя каждый экспериментировал вовсю в собственных тайных лабораториях). А чтоб единственный несогласный со всем этим Мелькор не вздумал наделать армию своих клонов, за него взялись так, что он в итоге бежал из Арды на космическом корабле. Итак, небольшое отступление закончено, вернемся к нашей истории. Гортхаур эти опыты тоже не забросил. И когда Саруман решил его предать, заодно выяснилось, что не только Гортхаур имел к разработкам интерес, причем далеко не научный. Пендальф (в задницу ему Кракена и Феанора им всем на пути, причем в сильмариллах по уши) тоже нашел эти труды и даже пытался что-то там делать вместе с Саруманом. Вот только получилось ли у них что-то, Гортхаур не знал. В одном был уверен — у него-то точно все получилось, и Майа Троцкиан, доработанный пристыженным и взятым на поводок Саруманом, который рад был услужить Гортхауру в обмен на свою жизнь, выступил на все деньги. Теперь Гортхаур не просто знал все, что происходит в Валиноре, но и мог дистанционно управлять этим. Саруман, которого вместе с Пендальфом все же вернули в революционный совет, предусмотрительно молчал. В этот раз жить хотелось сильнее, чем властвовать. Поэтому Гортхаур, вволю про себя отсмеявшись, сделал самое строгое лицо, на которое был способен его новый образ — наемник Русса — и рявкнул: — Старик, жить надоело?! Или ты шпион империалистов и желаешь посеять панику и раздор в наших стройных революционных рядах? — шипел он на вестроне с сильным мордорским акцентом. Старец как-то сразу весь сник и спрятался за Димитра, который уже поднялся на ноги и внимательно изучал бумагу, что Гортахуар всунул ему в руки. Революционер крутил ее во все стороны, прочитал вдоль и поперек, но ничего необычного или подозрительного в ней (к своему ужасу) не нашел. Ревизор был настоящий. Димитр сухо сглотнул и, приложив руку к сердцу, как того требовал обычай Ангмара, выдавил из себя со всей вежливостью, на которую был способен (хотя получилось плохо): — Уважаемый, э-э-э, товарищ, мы так рады, что вы к нам приехали по личному поручению САМОГО… — он сделал большие глаза и произнес последнее слово громким заговорщицким шепотом. — Скажите… — продолжил он и стал сильнее вращать глазами, враз напомнив большую летучую мышь — узкое к низу лицо, выпученные бегающие глаза, приплюснутый нос и желтые кривые зубы делали сходство поразительны. –… Скажите, я… — Тут он запнулся, но глаза его хитро блеснули, и он поправился: — Мы! Да, точно… Мы правильно поняли, что вы приехали вместе с человеком, который называет себя потомком короля-чародея и, судя по всему, имеет цель вернуть себе трон? Готхаур кивнул и, обведя притихших революционеров надменным взглядом, объявил: — В этом — великий план Троцкиана. Все зашептались между собой, очевидно, ничего не понимая, и Гортхаур вскинул руку вверх, призывая всех замолчать. А когда все и вправду умолкли, продолжил, причем перейдя на громкий шепот и даже чуть наклонившись в сторону Димитра и тех, кто его окружал: — Товарищи, наш великий камрад Троцкиан, — Гортхаур сделал подобострастное лицо и даже салютовал рукой, — обладает величайшей мудростью. Вы все знаете, что в революции участвовал и враг всего Средиземья — Саурон. Волна взволнованного шепота пронеслась по рядам, но Гортхаур ее игнорировал. — Однако план Троцкиана в том, чтобы привлечь на самом трудном этапе этого мерзавца — Саурона — а потом устранить его и стереть наконец Мордор с лица земли. А знаете почему? Гортхаур обвел притихших людей внимательным взглядом, и некоторым даже показалось, что в его темных глазах плясал настоящий огонь. — Потому что товарищ Троцкиан — великий гроссмейстер, то есть шахматист, и разыграл настоящую партию, в которой даже Пид-гхым, простите, что-то в горло попало, Гэндальф участвовал, тоже предатель и прихвостень Валинора, но и он сыграл свою роль в деле революции. Благодаря его давней вражде с Сауроном… Гортхаур сделал хитрое лицо и сказал совсем тихо: — Поговаривают, там личное, Саурон ему не дал… Кто-то с задних рядов революционеров во внезапно наступившей тишине прошептал: — Что, что он ему не дал? И его вопрос подхватили остальные. Но Гортхаур опять вскинул руку вверх и сжал кулак, призывая людей замолчать, вновь обвел всех пристальным взглядом и сказал, в этот раз уже нормальным голосом: — Об этом история умалчивает, так что каждый пусть решит для себя сам. А мы вернемся к великому плану Троцкиана. Так вот, Ангмар был первым государством, с которого началась революция. Осознаете ли вы, товарищи, всю ответственность, которая на вас лежит? Все разом умолкли, видимо, под грузом ответственности. Гортхаур был вынужден вновь отключиться от нулевого поля, потому что он уже не смеялся, он ржал как конь Кхамула, и его смех ураганом сносил все на своем пути, а его дети, связанные с ним очень тесно, один за другим взволнованно спрашивали, что же случилось. — Это не просто ответственность. Это, можно сказать, национальный подвиг Ангмара, который точно войдет в новейшую историю страны, — резюмировал Гортхаур и принял живописную позу: одну руку поднял вверх, а вторую просунул под отворот камзола. Подождал, пока все проникнутся величием момента, и продолжил: — В общем, товарищи, все не случайно. И даже восстание машин тоже было не случайностью — это были вражеские происки, чтобы помешать великим планам мировой революции. Но они не помешают! — вскричал он. И все закричали тоже, вновь забегали, замахали руками и началась такая неразбериха, что Гортхаур позволил себе уже посмеяться в голос, потому что никто все равно не заметил, а когда от его смеха с потолка посыпалась штукатурка и даже кое-где кладка зашаталась, он поднял обе руки вверх и, используя нулевое поле и свои силы Майа, тихо-тихо сказал: — А ТЕПЕРЬ СЛУШАЕМ МЕНЯ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО, — и толпа замерла и уставилась на него стеклянными глазами, — срочно отведите рыцаря, назвавшего себя Айген Ангмарский, в часовню, в которой есть единственное… — тут Гортхаур не смог удержать смех и хрюкнул, –… сохранившееся изображение короля-чародея, по нему можно проверить внешнее сходство и решить, является ли рыцарь потомком. Но проверять вы будете не только внешне. За алтарем есть стена, в стене есть сундук, в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце артефакт, которым завладеть сможет только истинный король Ангмара. Если рыцарь выдержит испытание, вы примете его как родного. Вы и ваши потомки поклянетесь служить ему верой и правдой. И даже если будете плести интриги, вреда причинить не сможете — ни ему, ни его кровным родственникам, ни супруге. А если посмеете… Гортхаур на мгновение принял свой истинный облик: рост стал столь высоким, что голова едва не проломила потолок, а вокруг полыхнуло огнем так, что опалило тех, кто стоял с ним рядом, но люди, приведенные в транс, даже не отстранились. — ЕСЛИ ПОСМЕЕТЕ НАРУШИТЬ ДАННОЕ ОБЕЩАНИЕ — ПОГИБНЕТЕ В СТРАШНЫХ МУЧЕНИЯХ, — прогрохотал Гортхаур и вновь вернулся в облик Руссы, щелкнул когтями, и все разом пришли в себя. — Нам срочно надо в часовню, — сообщил Димитр и повел одобрительно ревущую толпу заговорщиков за собой на выход. Замыкал их маленькое шествие рыжий наемник, дрожащий и кутающийся в плащ. Но делал он это вовсе не от холода, он беззвучно смеялся — почти до слез. Революционеры высыпали во внутренний двор, но он был пуст — ни рыцаря, ни его странного оруженосца там уже не было. Зато было несколько кумушек, которые о чем-то беседовали, активно при этом жестикулируя. — Да что ты такое говоришь, Белла! — причитала одна почтенная дама и неодобрительно щурилась. — Да где ж такое видано-то, чтоб у этого пи… прибитого недомужчины были потомки! — Изольда, но он сам так сказал! Я слышала вот этими самыми ушами! — возмущалась вторая, при это она активно махала руками и оттопыривала уши, как бы предъявляя их своей товарке в качестве свидетельства услышанного. — Та не-е, — тянула Изольда, и рот ее кривился в неверии, — ты, матушка, видимо, с утра настойки перепутала и хлебнула из мужниного флакона, вот тебе и мерещится всякое, чтоб такой видный мужчина и потомок пи… придурка, в общем, потомок. Этот вон какой здоровый мужик, бледный только, наверное, все воюет, на солнце по Валидолам не ездиет и не прохлаждается в отличие от наших-то аристократов! — Дело говорите! — встрял в беседу Димитр, и кумушки, не ожидавшие третьего собеседника, подпрыгнули и заверещали. — Матушки, ну-ка ХВАТИТ, — взорал Димитр, и кумушки действительно на мгновенье замолкли. Димитр, пользуясь моментом, пока они вновь не заголосили, строго рявкнул: — Куда рыцаря повели? — Известно куда, — Изольда пришла в себя первой и махнула рукой в сторону высокой башни, торчащей из-за дворца. — Дура, — прошипела Белла и, подобострастно улыбаясь, затараторила, — товарищ Димитр, начальник стражи сбегал за аристократами, и они повели рыцаря в часовню, чтобы свериться со старыми записями… — Записи им не помогут! — Димитр расправил грудь и повернулся к революционерам, краем глаза заметив и фигуру «ревизора» и насчитав новых любопытствующих из числа жителей города-крепости. Поэтому откашлялся и, придав голосу больше торжественности, объявил: — Аристократы ничего не знают! А мы — знаем, так что верьте нам — революционерам, и пойдемте проверять рыцаря! Возможно, он послан нам самим Майа Троцкианом, в качестве своего представителя и нашего будущего… — Короля! — сказал рыжий мужик с хитрой рожей, внезапно появившись за спиной Димитра. — А это еще кто? — зашумела толпа — Это, это, — растерялся Димитр, ну, не говорить же, что ревизор из Валинора приехал… и тут в голове родилась спасительная мысль, и Димитр, совершенно не раздумывая, откуда она только появилась, объявил: — Это товарищ Русса, он из революционного комитета и приехал проверить как мы реализуем революционный план по захвату Ангмара! Он поможет нам… — Димитр опять потерял мысль, и в голове как будто кто-то устало вздохнул, зато мысль опять вернулоась и Димитр тут же радостно ее озвучил: — Он поможет нам все организовать без кровопролития, а еще вместе с товарищем рыцарем защитит нас от восставших машин! Толпа радостно взревела и все, включая кумушек, направились в сторону часовни. Они шли, выкрикивая революционные лозунги и подбадривая себя, что раз приехал такой важный начальник из самого Валинора, да еще и от самого Майа Троцкиана, вот как у них сейчас все наладится, вот как они сейчас заживут… Так они и обогнули дворец, где была вторая площадь, а потом уже лестница к часовне (четырехтысячелетнему памятнику архитектуры, так-то!). На площади застали прелюбопытную картину, так что передние ряды заохали и заахали. Гортхаур (про себя и вздыхая, и веселясь, так потешно, но и так некстати все было) пробрался вперед и вместе с толпой стал смотреть на развернувшееся трагикомическое представление «Аристократы оспаривают право заезжего чужака на трон». — Вы — самозванец! — с апломбом как раз в этот момент заявил герцог Бранд и кинул в лицо рыцаря латную перчатку. Рыцарь, снявший шлем и щеголявший бледным лицом, на котором особенно выделялись ярко-синие глаза и шрам, пересекавший правую щеку, прямо на лету поймал перчатку и недобро оскалился. Оруженосец, оставшийся в шлеме, в тот же миг оказался у него за спиной и встал в позицию. — А вы тогда кто? Еще один «законный» претендент? — устало спросил рыцарь и указал латной перчаткой герцога на двоих вельмож и десяток их доверенных лиц, кучкой лежавших перед лестницей в часовню, стонавших, кряхтевших или просто взывавших о помощи. — Да! — нахально заявил герцог. Он рассчитывал, что после выступления его «коллег» — двоюродного брата по матери и троюродного племянника по отцу, а также их челяди — силы приезжего рыцаря должны были кончиться, рефлексы притупиться, а рука устать (читатель, знающий Айгена несколько лучше, уже смеется вместе с авторами). Ну не может же бледный чужак вправду поколотить около тридцати человек и при этом даже не вспотеть? Сам герцог даже смотреть устал, так переживал сильно, что его «коллеги» преуспеют и трон уйдет какой-то другой сволочи. Несмотря на то, что рыцарь был подозрительно похож на изображения на часовенных витражах, никто из аристократов не согласился поверить, что он — единственный прямой наследник короля-чародея Ангмара. — Мне все равно! — решительно заявил герцог Бранд и выхватил рапиру. Правда, в бой не спешил броситься, только рукой махнул, приказав своим миньонам начать первыми, сам же рассчитывая подойти, чтобы добить незнакомца «из милосердия» и провозгласить себя единственным законным королем. «А с революционерами народные массы сами справятся», — злобно подумал он, но тут услышал, что там народ вопит, и напрягся. Толпа скандировала «Ай-ген! Ай-Ген», — поддерживая лже-наследника, и голосов становилось все больше, а звучали они все громче. Боясь потерять моральное преимущество, герцог взревел, кинулся на Айгена и даже почти преуспел. Бледный рыцарь, так и не вытащив меч, обводящим движением отбил меч нападавшего и как раз уворачивался от другого удара. Его оруженосца тоже атаковали, и тот вынужден был отойти от мастера, на несколько минут оставив спину того открытой. Этим-то и хотел подло воспользоваться Бранд. Вот только не ожидал от так называемого Айгена такой прыти. Едва Бранд замахнулся, чтобы ударить в спину, Айген, уворачиваясь от прямого удара мечом в лицо, сделал шаг вбок, в его сторону, и со всей силы, с разворота, двинул подлеца под дых. Бранд покачнулся и, закатив глаза, рухнул ему под ноги. Ближайший к Айгену миньон, огромного роста и с растрепанной гривой, изменился в лице, решив, что хозяин пал и взвыл, посыпал проклятиями. Он подскочил и хотел схватить Айгена (оружия он лишился в первом раунде, Айген просто выбил клинок из рук одним коротким ударом даги), но перед ним мелькнула тень, и он смог ухватить лишь воздух. Айген уже был за его спиной и, прикрываясь им как щитом, отражал удары, что посыпались от других нападавших (Айген насчитал четверых). Еще двое сражались с Эовин. И только убедившись, что она с ними справится, Айген занялся своими противниками. Кто-то приложил здоровяка рукоятью меча по голове, и он, протяжно выдохнув, тяжело осел в руках Айгена, пришлось опустить его наземь — таскать за собой такой груз даже как щит было не слишком удобно. И тогда на Айгена бросились остальные — и те, кто уже получил от него в первой партии и смог прийти в себя с жаждой мести за унизительное поражение, и люди герцога Бранда, расстроенные тем, что какой-то бродяга безнаказанного лупит их хозяина, и отчаянные смельчаки, которым просто нравилось драться. Все смешалось в одну кучу, завертелось, задергалось, заголосило. Возник хаос, на который люди смотрели с недоумением, а Гортхаур смеясь. Правда, Владыка не забывал одним глазом присматривать за Эовин и даже разочек щелкнул когтями, когда один настырный нахал вздумал подкрасться к ней со спины, но почему-то упал, поскользнувшись на банановой кожуре, и тут же потерял сознание. Айген, так и не достав меч, орудовал одной только дагой, и то исключительно в целях самообороны — чтобы выбить оружие из рук противника, поэтому эффектно раскидывал врагов, можно сказать, одной левой. Кто-то с грохотом улетел в стену, по пути зацепив парочку нападавших, оказавшихся в опасной от него близости. Еще двое получили костяшками кто в живот, кто в кадык и, согнувшись, упали и легли недвижными. Оказавшийся рядом с Айгеном рыцарь (даже в доспехе!) из свиты герцога получил локтем в глаз (а не надо было снимать шлем! Хотя, если честно, от локтя Айгена шлем не помог бы и могло выйти даже хуже). Еще кому-то Айген, не глядя, наступил на ногу и со всей силы надавил: миньон застонал надрывно и очень печально, кое-как вырвался и смешно запрыгал на одной ноге, подвывая, и его мелодичный вой красиво отражался от стен и крыш зданий на площади. Очередной нападавший, тоже рыцарь, замахнулся, чтоб рубануть Айгена секирой. Эовин увидела и закричала ему. Айген даже не глядя в сторону рыцаря, остановил удар просто перехватив древко рукой, на которую, как по волшебству, набежал черный металл. Рыцарь охнул, стал осенять себя охранными знаками, проклиная и Айгена, и короля-чародея, и своего герцога тоже. Айген же отбивался от еще двоих — дагой выбил меч, что со звоном завертелся по каменной плитке, а самого нападавшего цапнул за локоть и тут же снова дагой ударил второму нападавшему прямо в запястье. Тот заорал хрипло и очень надсадно, изрыгая поток ругательств столь мерзких, что даже Айген поморщился. Айген же отбросил его и вновь перехватил чью-то руку с мечом, крутанул, выворачивая запястье, и вынудил противника упасть на колени прямо под ноги еще двоим, что пытались встать. Но рыцарь с мечом был очень упорным и никак не хотел бросить клинок. Тогда Айген прошипел: «Сам дебил» — и что-то сухо хрустнуло, а рыцарь, закатив глаза, просто упал. Но зато поднялся второй, что барахтался рядом с ним. Завидев павшего товарища, поднял его меч и хотел воткнуть в бок Айгену, который опять крутился на месте, дагой и руками отбивая атаки, так и не достав ни один из своих мечей. Наглеца поразила мечом Эовин: просто ударила между пластин, точно и коротко, как учил Айген, и рыцарь упал, зажимая бок и в ужасе крича — на пластинах появилась кровь. Нападавшие все никак не могли успокоиться: сколько бы не откидывал их Айген, они все равно поднимались, и тогда Айген разозлился уже не на шутку. С акцентом прошипел на вестроне: «По-хорошему не понимаете, значит, поговорим по-плохому». И Эовин почувствовала, что резко похолодало. Держа оборону, она повернулась и краем глаза увидела, как Айген побледнел, черты лица обострились, а глубокие тени залегли под глазами. Остальные тоже почувствовали что-то, потому что толпа перестала орать, а нападавшие (те, кто смог двигаться) в ужасе разбегались или отползали, как можно дальше от него. Остались самые отчаянные сорвиголовы и герцог, который увидел, что его «коллеги» пришли в себя и, кажется, собираются продолжить атаки. Он встал на ноги и побежал, смешно размахивая мечом, но Айген просто вскинул руку вверх, и поднялся такой вихрь, что герцога и людей рядом с ним подняло в воздух, развернуло несколько раз и ударило о плиты площади. Кто-то кинулся прочь, началась давка, Айген встал в центре импровизированного поля боя и, глубоко вдохнув воздух, ставший морозным, рявкнул тем своим тоном, каким останавливал разбушевавшихся драконов: — А ну-ка все встали! И все действительно замерли. Даже Эовин остановилась, но быстро отмерла и выбила оружие у своих ближайших противников, ногой отпихнув разномастные клинки как можно дальше, и оттеснила их к толпе, где в страхе жались друг к другу люди, затем бросилась к Айгену, встала к нему спиной и вновь подняла свой меч, готовая в любой момент защитить его с тыла. — Достаточно? — рявкнул Айген, усиливая голос нулевым полем. — Или укоротить вас на голову? Нет, герцог, стрелы не помогут! Я действительно потомок короля-чародея и умею насылать бури и молнии, а еще останавливать стрелы и убивать на месте. Я мог бы захватить ваше крохотное королевство в одиночку за три дня! Просто повырезав всех несогласных! Но по заветам моего предка трон должен быть моим по праву крови, а не силы! Абсолютная монархия, слышите? Наследственная, с консультативным королевским революционным советом! А аристократы сохранят свое. При условии, что уплатят королевский налог на восстановление королевства! Последнее очень понравилось толпе, в ней снова радостно зашумели. Герцог Бранд скривился: — И что заставляет тебя думать, что я соглашусь на эти условия и позволю самозванцу занять трон, принадлежащий мне по праву? Седой незнакомец нехорошо усмехнулся, и шрам, начинавшийся от уголка темных губ и пересекавший бледную кожу правой щеки, дернулся. Улыбка вышла даже не кривой — пугающей. Димитр, наблюдавший представление из партера, поморщился, стараясь за маской брезгливости скрыть страх. Но пронзительные синие глаза незнакомца насмешливо смотрели из-под белых бровей словно прямо в глаза революционеру. Рыцарь словно чувствовал всё и издевался над его слабостью. Лицо Димитра тоже на мгновение дрогнуло, но он усилием воли смог взять себя в руки, потому что хорошо понимал: на них смотрят. И «друзья» из революционного комитета, и враги-аристократы воспользуются его слабостью, при первой же возможности и непременно подвинут, а потом и вовсе лишат жизни. Причем как-нибудь показательно, для острастки остальных. Прямо как он собирался с ними поступить чуть позже. «Не дождетесь», — зло подумал он. Поэтому Димитр протолкался вперед, кивнул, ни к кому конкретно не адресуясь, и бросив на незнакомца быстрый взгляд, полный ненависти, потребовал: — Представьтесь, рыцарь. Не мне учить вас учтивости, но… — Так и не стоило браться за то, что не по силам, — бесцеремонно перебил его седой и коротко представился: — Айген. Айген Ангмарский. Единственный прямой наследник короля-чародея Ангмара. — Это ложь! Наглая, сознательная и от того абсолютно бесстыдная ложь! — вскричала полная женщина с лицом, больше похожим на красивую маску, тоже державшаяся до этого позади. Айген узнал ее — Гертруда Опсен, дальний потомок своего премьер-министра (редкого, как оказалось гада и предателя). — Согласно подтвержденным данным, король-чародей Ангмара — оживший мертвец, состоящий на службе у мерзкого Саурона, причем нетрадиционной ориентации, это всем известно, — женщина обвела почтенную публику гневным взглядом, словно требуя поддержки своим словам и толпа, уже изрядно набившаяся на небольшую площадь, переменила настроение и зашумела, требуя от незнакомца неоспоримых доказательств. — Доказательства будут, — спокойно ответил беловолосый рыцарь, и его уверенный голос перекрыл шум толпы, вынудив всех замолчать. Только дождавшись абсолютной тишины, он со всей серьезностью произнес: — во-первых, каких только слухов не ходило про первого короля. Однако, напомню, что у него были потомки и, согласно исторически подтвержденным данным, — Айген повернулся к Гертруде, — к которым так настойчиво апеллирует госпожа министр, судьба их неопределенна, никто не может с точностью сказать, выжили ли они в том пожаре, что разрушил старый замок до основания четыре тысячи лет назад. — В висках стучало: «Не выжили, я сам видел, и все еще не отомщены». Айген собрался и вслух продолжил: — Но мою кровь легко проверить с помощью самого простого генетического анализа. Айген обвел всех спокойным взглядом и, убедившись, что полностью завладел вниманием обеих партий и аристократы слушают его не менее внимательно, чем революционеры, а больше всего внимает толпа, проговорил: — А во-вторых, просто дружеское напоминание, что те орки, с которыми я справился утром, только начало. Это был передовой отряд. У вас намечается грандиозная битва с восставшими машинами, которые активно двигаются к вам с юго-востока и через день-другой будут стоять под вашими стенами. Вам не кажется, что разобраться с притязаниями на престол можно несколько позже? К тому же… — Айген улыбнулся, широко растянув губы, черневшие на бледном лице, и сразу стал похож на одного из всадников апокалипсиса, изображенных на витраже за его спиной, на того, что с косой. — В общем, сами подумайте, количество претендентов может резко сократиться по итогам битвы, так что этот вопрос, считаю, может подождать. Именно поэтому я не перерезал всех претендентов на престол, а мог бы. Благородное и не очень собрание запереглядывалось, зашевелилось промеж себя. Кто-то крикнул из задних рядов: — А чего это потомок короля такой страшный? Как будто самого короля выкопали и слегка припудрили! Айген морально готовился к нападкам на внешность, но сейчас с трудом удержался от хохота — все же неизвестный засранец буквально угадал. Однако с каменным лицом он вскинул бровь и промолчал. После неловкой паузы снова поднялось шевеление: кто-то проталкивался к Айгену со стороны аристократии. Ангмарец стоял, расслабившись, но руку демонстративно держал на рукояти среднего по размеру меча. Эовин тоже стояла спокойно позади него, хотя внутри вся плясала от нетерпения. А Владыка присутствовал незримо, контролируя обстановку где-то на фланге революционеров. Тем временем вперед вытолкался козлобородый старичок, мелкий, словно полурослик, но в отличие от них нормально одетый и даже в очочках. Вышеупомянутые очочки он поправил и внимательно вгляделся в Айгена. Тот в ответ вежливо кивнул. — Господа, — проблеял старичок, — хочу напомнить, что сам же король-чародей установил при второй, кажется, кодификации ангмарского законодательства процесс передачи власти в случае, если прерывается линия прямого наследования, но сохраняется побочная. Айген в упор такого не помнил, но подозревал, что без Владыки не обошлось, поэтому продолжал стоять на месте и усмехаться, и даже бровями не дергал. — Кроме того, напомню, что все слухи по поводу живых мертвецов легко опровергнуть, ибо вошедшего в любой храм Единого мертвеца тут же испепелит молния. Идемте же все в часовню, — старичок вежливо поклонился Айгену и повел рукой, пропуская его вперед. Айген не мог без шлема полистать базу данных, кто это тут такой авторитетный, но Гор подсказал в нулевом поле: «Библиотекарь. Человек без амбиций, зато все законы знает, поэтому еще не прибили». Те из претендентов, кто еще мог передвигаться, а также революционеры, аристократы и любопытствующие, и почему-то целый выводок дам самых разных сословий потянулись по лестнице к часовне, которая сохранилась с тех самых времен, когда тут правил сам король-чародей. Ну, как сохранилась — основание, огрызок стены и одну покосившуюся башню нападавшие забыли разнести, и зря. Под часовней был подвал, а в подвале, тщательно запертое, кое-что интересное. Однако вскрыть подвал, то есть секретный бункер за следующие четыре тысячи лет местные жители так и не смогли. Ну хоть часовню отстроили по чертежам. Эовин шла за мастером, контролируя его тылы, но если девушки махали ей как оруженосцу, махала в ответ. Одна из девушек даже нырнула «Эдвину» под ноги и всучила цветы, а пока пихала свой букетик, успела спросить: — Парень, твой мастер женат? — Нет, — Эовин явственно скрипнула зубами и, увидев радость на лице этой б…рюнетки, мстительно добавила: — Но скоро все изменится! Брюнетка просияла: видать, подумала, что намечается выбор невест «из народа». Эовин скрипнула зубами сильнее. Еще кто-то из женщин крикнул: — Эй, оруженосец, сними шлем! — Не могу! — крикнула в ответ Эовин. — У меня обет! В часовне было тихо: солнечный свет струился сквозь витражи, добавляя золотого сияния, на небольшом алтаре лежало священное писание, а под изображением Единого (представляемого обычно как очень мудрое облако благородной формы, потому что — ну кто видел Единого? Даже эльфы не видели) находился единственный сохранившийся портрет-фреска Первого Короля-Чародея Ангмара, написанный после его смерти, но вроде как очевидцем, и увитый гирляндой из синих роз. Айген наконец разглядел портрет и встал столбом от изумления, да так, что Эовин на него натолкнулась. В нулевом поле раздался безмолвный хохот Гора, который все присутствующие ощущали как странную щекотку. «Клянусь, я к этому непричастен! — между приступами смеха еле смог вымолвить Гор. — Кажется, тебе кто-то так отомстил!» Портрет был ужасен. То есть с большим искусством он передавал детализированный ангмарский доспех, корону, мантию, скипетр. Но вот лицо Первого Чародея… Похожи были разве что глаза — и там, и там синие, как знаменитые ангмарские розы. В остальном на них пялился черноволосый мрачный упырь, которого лет сто не кормили и не пускали загорать. Судя по выражению лица, упырь страдал мигренью, мизантропией, разлитием желчи и импотенцией. По сравнению с портретом живой Айген был образцом мужской красоты, пусть несколько более худой и бледной, чем бывают обычные рыцари. Судя по тому, с каким интересом большинство набившихся в часовню разглядывали портрет, людей сюда редко пускали либо портрет занавешивали. Айген тоже смотрел на себя самого с непередаваемым чувством. Он-то думал, что сейчас придется конкурировать с самим собой — молодым и красивым, полным надежд и планов, насмешливо глядящим с фрески. Но тутошний упырь даже не улыбался. «И как мне люди молились вообще?» — с неуместной ухмылкой подумал он. — Нет, ну этот посимпатичнее будет, берем! — раздался наконец женский голос из задних рядов, и все благородное собрание зашлось хохотом. Айген слегка покраснел, слыша по интеркому тихое рычание оруженоски, которая так отчаянно ревновала, что аж по нулевому полю волны шли. — Еще испытание, испытание! — подпрыгивал козлобородый библиотекарь. — Воззовите к Единому и его слугам, мессир претендент! Айген прошествовал к алтарю. Стащил латную перчатку, положил на святое писание и позвал: — Агнесса… открой мне дверь! Некоторое время ничего не происходило. Затем откуда-то сверху несколько раз мигнул синий огонек, и чарующий женский голос произнес: — Минуту, снимаю защиту и открываю. Добрый день, ваше величество. Давно вас не было. Раздался жуткий скрип, и с упыриного портрета посыпалась штукатурка. Потом стена с портретом будто раскололась надвое и открыла проход в темноту, откуда пахнуло неплохо так проветриваемым холодным воздухом. «А я же говорил, говорил тебе, что однажды система «Умный дом» ой как пригодится!» — самодовольством Владыки в нулевом поле можно было факел поджигать. Айген снова улыбнулся с печальной ностальгией, вспоминая, как общался с безымянным и безликим пламенным божеством, молился ему и получал почти что волшебные технологии и неплохие советы. Пока не поплатился за смелость, а дальнейшее скрыто за дымом пожаров. Но Агнесса — прототип голосового помощника — все эти годы верно ждала, что ее король вернется. За это время ее как раз признали местной святой. «Не забудь сказать своей оруженоске, что Агнесса существо неживое и нематериальное, а то получишь сцену ревности в харадских традициях, — хохотнул Владыка. — Так, я пошел, у меня дела».