Король-техночародей и его убийца

В восстании машин виноват был Саруман. Не он один, но без его непомерного властолюбия и неуемной хитрозадости такого эффекта не случилось бы и близко. Да, главным возмутителем спокойствия всегда был Гэндальф, если какая заварушка — непременно рядом обнаружатся его длинный нос и неопрятная седая борода. Но у Гэндальфа все на лице написано, а вот Саруман до поры до времени это лицо держал благостным, пока не поставил все на свой хитрый план. Саруман в разы улучшил тупых биороботов, создав новый вид — урукхаев, даже экспериментировал с жидким металлом и телепортацией, но потом обратился от качества роботов к их количеству. Однако огромное войско, созданное Саруманом более полугода назад, полностью вышло из-под контроля после вмешательства Гэндальфа. А потому что когда идешь против всех — и против Валар, и против Саурона, и против давнего заклятого друга Гэндальфа, очень многое может пойти не так. Предвестником несчастий стало появление главназгула Ангмарца, который заглянул в гости риторически вопросить, какого балрогова члена Саруман сошел с резьбы. Вдумчивый читатель уже готов подсказать мораль: лучше перебдеть, чем недобдеть, но при этом лучше недооценить свои силы, чем переоценить, однако мы только начали, а мораль — в финале. Итак, у Ангмарца и Сарумана состоялся короткий и очень неприятный разговор. После которого Саруману оставалось только торчать в Изенгарде до дальнейших распоряжений Владыки Гора, который, пусть удаленно, но держал его за самое дорогое (жизнь, а вы что подумали?) железной рукой — с кольцом, ага. Тем самым. У труса страх смерти, причем долгой, крайне болезненной и максимально позорной будет серьезным аргументом. И трусливый Саруман был вынужден искать защиты у преданного им союзника. Так что Гэндальф, едва не застав в гостях Ангмарца (разминулись буквально на пару минут), обнаружил Сарумана, запершегося в Изенгарде и дрожащего, как заяц от рожков охотников. «Коллеги» крупно повздорили. В итоге Саруман был повержен, а затем лишен управления собственной армией, причем без возможности восстановления. Гэндальф просто проклял пульт управления и стер все архивные копии, восстановлению устройство не подлежало. Но войскам уже была задана программа на полгода вперёд. И они должны были либо выполнить ее, либо погибнуть, пытаясь. Гэндальфа более чем устраивало такое положение вещей — за любой результат, отвечал бы Саруман и, в конечном итоге, что радовало больше всего, Саурон. Ведь орки действительно были когда-то заказаны Мордором. Кто-то вряд ли бы стал разбираться, что вперемежку с наспех переделанными орками-строителями и разнорабочими создавались военные образцы, подконтрольные Саруману и теперь вообще отправленные в самостоятельное плавание. Мордор виноват — и точка. Такой себе невкусный торт из орочьего дерьма для Владыки Гора. Первая атака машин на Рохан состоялась 25 октября 3018 Т. Э. Прямо в день Великой революции в Валиноре. Историкам и ленивым будущим студентам легко будет запоминать дату, а вот обывателям, лишенным крова (а в особо печальных ситуациях — и жизни) от красивой исторической параллели было не легче, уж очень масштабными стали последствия для всего мира. Хуже был только день, когда затонул Белерианд. Вначале биороботы в соответствии с заложенной в них программой просто зашли на территорию Рохана, где их встретили с радостью. Потому что до этого роханцы сами ходили гурьбой сквозь борщевик подраться. А тут даже мучаться не пришлось, гости сами пожаловали. Но радость встречи была недолгой. Орки поняли, что нападать надо целенаправленно, рассредотачиваться не стоит — всякий рохиррим только с виду пьяный и неповороливый, а на деле быстрый, меткий и очень упрямый. Пока всех не перебьет — не успокоится. Роханцы тоже сделали выводы — им после остервенелых боев с явно превосходящим в силе и умении противником орки, охранявшие башни и никогда не нападавшие первыми, теперь показались милыми и воспитанными. Эомер тогда крепко задумался и даже сделал выводы. Стал больше интересоваться хозяйством, даже в счета полез, чтобы проверить то, что ему рассказал назгул. Грима, ставленник Изенгарда, такому приступу практичности совсем не обрадовался. Так что Эомер был вынужден ретироваться. Как наутро нашел в своей постели пять ножей, воткнутых в шмотки, свернутые вместо него и укрытые шкурой, так и понял: с Теоденом говорить бесполезно. Все равно не поверит. А уж Грима постарается, чтобы Эомер замолчал вовсе. Теодреда не стало, Эовин пропала без вести, так что Эомер теперь сам по себе, хоть и остался последним в роду. Так что он выправил для себя приказ по охране внешних границ и с первым же отрядом рохирримов отбыл. Несколько раз Эомер отправлял гонцов в Лихолесье — искал Эовин. Но ему всегда отвечали однообразно: не было такой девушки на наших рубежах и рыжеволосых останков в паучьих гнездах не находили. Но однажды на имя Эомера аж на заставу прислали письмо — привез мрачный эльф в позолоченных доспехах. Случилось это 1 марта 3019 Т. Э. Белый конверт содержал один только лист тончайшей бумаги, на котором рукой Эовин (этот корявый пляшущий почерк хрен подделаешь, особенно пьяно заваливающуюся «Г» и то, что половина букв были похожи на «ж») было старательно выведено: «Дорогой брат, у меня все хорошо, приезжай поскорее, вместе мы сможем вернуться домой к Теодену. С Гэндальфом я все вопросы уладила. Твоя дорогая сестра». Что там за вопросы у Гэндальфа, которые могла бы уладить его сестра, Эомер не сильно задумывался. Просто был рад, что колдун из Ангмара, назгул проклятый, оказался в итоге прав. Дорогу показал все тот же хмурый и неразговорчивый эльф. На трудности пути и всякую экзотику Эомер обращал мало внимания — ну лес, ну пауки, ну гномы. И эльфийские пещеры подземного короля, тьфу, подземные пещеры эльфийского короля его не поразили. Слишком темно и душно, и конь на лестнице застрял. Правда Эомер не сразу признал сестру в рыжеволосой красавице, что выбежала ему на встречу и, не сдержав слез, бросилась на шею, с криками: «Су…ма сойти можно, бл… ажен тот день, когда мы наконец встретились, еб… если быть честной, не надеялась я на эту бл… агодатную встречу». Вот только по этим фирменным выражениям, а еще по мужскому росту Эомер и признал в красотке сестру. Она невероятно изменилась и похорошела — видать, и вправду у эльфов жила полгода, и их чары так на нее подействовали. Вывел ее к Эомеру сам эльфийский король, и посматривал на сестру подозрительно, а она на ушастого высокомерного засранца не смотрела вовсе. Понял Эомер, что не будет у него эльфийского зятя, и страшно возрадовался. Впрочем, приданое откуда-то у Эовин появилось. Она только глаза таращила и плечами пожимала, дескать, подумаешь, сделала тут один маленький подвиг для эльфийского короля (нет, не то что ты подумал, братец, хоть щас могу доказать, что чиста и невинна, а ну подать сюда стадо единорогов!). И говорить о подвигах ей было запрещено — мол, слово дала. Да и приданое — золото и брюлики какие-то — лежало в эльфийском банке, у Эовин только вексель с печатями был, так что никакой Грима не сможет наложить лапу. Возрадовался Эомер вдвойне — сможет выдать сестру замуж нормально, а не за лоха какого. Он-то втихаря женихов от нее дурных несколько лет гонял, то руку сломает, то ночью припугнет. Взаимная радость встречи брата и сестры была омрачена только присутствием младшего сына гондорского наместника — Фарамира. И откуда этот небритый унылый мужик только прознал, что Эовин теперь при богатствах? Он ходил за ней по пятам, был внимателен и очень вежлив, первым был готов исполнить ее любое желание. Нет, если бы этот сутулый придурок нравился сестре, Эомер бы смирился. Но она явно тяготилась таким вниманием. И настолько Фарамир осточертел Эомеру, что роханец всерьез задумался подкараулить его вечерком и с помощью друзей — правой руки и левой — объяснить популярно назойливому поклоннику, что его тут не ждут. Как говорится, первый коронный — второй похоронный. Каково было удивление Эомера, когда он притаился в темноте коридора (у эльфов все коридоры темные и на каждом шагу идиотские чуланы) и поджидал Фарамира, но кое-кто его опередил. Некто очень высокий и нечеловечески быстрый темной тенью скользнул из соседней с Эомером ниши и, гремя старинным доспехом (точь-в-точь как в книгах, что Эовин читала и думала, что никто не узнает), схватил Фарамира за ворот. Оторвал от пола и вкрадчиво поинтересовался низким голосом: — Ты зачем донимаешь принцессу? Она же ясно сказала — оставить ее в покое. — Фых-выр-гхыр, — неразборчиво пробулькал сын наместника и попытался врезать коленом в пах противника. — Опрометчиво, сударь, — прогрохотал доспех и, совершенно не реагируя на удары, хорошенько встряхнул неудачливого ухажера, да так, что чуть весь дух из него не вытряс. Фарамир вскрикнул пронзительно, а призрачный рыцарь еще раз тряхнул его, но уже тише, грохнул об пол и, склонившись над ним в три погибели (такого он был высокого роста, как нолдо какой или там нуменорец) прошипел с интересным акцентом на вестроне: — Еще раз к ней без разрешения подойдешь, я просто на тебя упаду. Понял? — дождался кивка и еще разок напоследок рыкнув так, что расставленные по углам доспехи посыпались, испарился так же внезапно, как до этого возник в коридоре. «Здесь мне делать больше нечего», — подумал Эомер, с некоторым сожалением снимая припасенные кастеты, и пошел к себе в гостевые покои, насвистывая пошлую песенку про развратную эльфийку. Жаль, что песенка врала — здешних эльфиек было трудно отличить от мужиков, так что Эомер вел себя прилично — побаивался обознаться. Ладно молча в лоб дадут, а если пидором ославят? На утро Фарамир действительно сторонился их с Эовин, а к вечеру вовсе уехал, но в самых цветастых фразах заверил, что обязательно вернется и посватается по всем правилам. Эовин проводила его задумчивым взглядом, а Эомер просто забыл, пока утром следующего дня, прямо перед отъездом, не наткнулся взглядом на знакомый силуэт. Перед ним в одной из ниш галереи стоял тот самый доспех, что он во всех подробностях разглядел вчера ночью на призрачном рыцаре — острые шипы усеивали массивные плечи, тянулись колкими краями высоко вверх, а на черной груди кирасы выступал орнамент из искусно переплетенных роз. Эомер стоял, открыв рот. Эовин подкралась сзади и хотела запрыгнуть на него как в детстве, но его удивленный вид заставил ее остановиться. — Ты чего, никогда не видел полный доспех? — она рассмеялась и легонько щелкнула его по оттопыренному уху. — Этот, например, судя по шипам и рисунку, старинный, ангмарский и ему не меньше четырех тысяч лет! — Ага, — быстро согласился Эомер, но мысль о том, что колдун в борщевике тоже был ангмарцем, неприятно кольнула, — пойдем, нам пора собираться. — Да, — вздохнула Эовин. — Надо дядю спасать. Так третьего марта 3019 Т. Э., Эомер и Эовин вернулись из Лихолесья, щедро одаренные подарками и вниманием (и векселем на приданое), и оказались на войне. Гэндальф принес им несколько интересных вестей. Первое, оно же главное: слухи о скорой кончине дяди оказались весьма преувеличенными. Да, отравился. Да, интоксикация была сильной. Но явился Гэндальф, в белом и весь сияющий, изгнал Гриму и излечил Теодена. Реамберин и диффузная терапия творят чудеса. Гриму, как выяснилось, изгнали, потому что он был ставленник Изенгарда. А у Гэндальфа с Саруманом, хозяином Изенгарда, случилась ссора. Эомер вслух не сказал старому волшебнику, что тот мог бы и пораньше с хозяином Изенгарда посраться, дешевле бы для казны вышло, однако пометочку в памяти сделал. Новость, что шла под вторым номером гласила: Мордор решил объявить всем войну и направил войска, чтобы (тут Гэндальф встал в полный рост и красиво возвел руку вверх, а второй держал посох, чтобы эффектнее смотреться) поработить всех и угнетать. Эовин и Эомер переглянулись. К этой новости у них были вопросы. По дороге они успели обсудить и причину бегства Эовин, и ее осторожный рассказ, где она была на самом деле (брат был не дурак и понял, что сестра умолчала примерно половину, а может даже больше). Эомер же поделился своими соображениями о том, что нашел в учетных книгах, а еще о поведении новых уруков и орков, столь отличном от действий «миролюбивых» орков, с которыми они имели дело у башен. — Миролюбивых? — Эовин тогда даже в седле подскочила и замолчала, хотя до этого болтала без умолку. Брат с сестрой решили, что сохранят свои приключения втайне, а как быть дальше решат совместно, когда вернутся домой и осмотрятся. Но их планы нарушила новость номер два. И теперь они, изумленные, стояли перед Гэндальфом и могли только украдкой переглядываться друг с другом, потому что их план осмотреться и придумать, как быть, кажется, только что потерпел крах. Но была и третья новость. Большой отряд орков, крушивший всё и всех на своём пути, двигался к Эдорасу. За годы беспробудного пьянства владетеля и воровства советников Рохан был на грани выживаемости, у государства не было сил чтобы сопротивляться. Умирать не хотелось, а помощи ждать неоткуда — эльфийские деньги тут бы не помогли, а самих эльфов и для обороны их собственных княжеств-королевств не хватало («Потому что размножаться надо, а не брюлики примерять», — подумал грубый Эомер, которому при дворе короля эльфов не понравилось). Гэндальф словно почувствовал себя в своей родной стихии — «я герой и пришел всех по быстренькому спасти». Он организовал эвакуацию в Хельмову Падь — крепость, что единственная по какой-то совершенно мистической причине была в нормальном состоянии и даже имела гарнизон с запасом оружия. Эомер видел отчет от вчерашней даты и был крайне удивлен, потому что еще пару недель назад, проезжая там с пограничным отрядом, сопровождавшим группу под прикрытием «Братство кольца», он нагрянул в крепость в проверкой и нашел только разоренные погреба и пустую караулку со стариком-сторожем, глухим и слепым на оба глаза. Но Эомер не успел поделиться своими сомнениями с сестрой. Гэндальф вдруг повернулся и, очень пристально глядя в глаза Эовин, процедил сквозь зубы: «Ну а те, кто посмеет усомниться или захочет помочь врагу и тем привести нас к погибели, пусть не ждут милосердия — будут казнены прямо на месте по закону военного времени, без суда и какого бы то ни было следствия. Прям выведут в чисто поле, поставят к стенке и из луков порешат предателей». Эовин было открыла рот, но Гэндальф зло посмотрел на нее и рыкнул: «И без малейшего сожаления! А потом и все их семьи постигнет такая же участь!» Эомер, видя, что сестра закипает и вот-вот ответит разъяренному волшебнику, ущипнул ее, как делал в детстве, еще когда родители были живы и Эовин готова была сдаться и рассказать про их проказы. Эовин от неожиданности ойкнула, а Гэндальф, думая, что победил в этой битве, отвернулся довольный. Эомер выдохнул и спокойно выдержал злобный взгляд сестры, просто показывая всеми доступными жестами, что сейчас спорить и отстаивать свою позицию точно не время, но оно (время это) непременно наступит, просто чуть позже, а не когда грозятся перебить тебя и весь твой род. Гэндальф продолжил свой воодушевляющий монолог, но Эовин дальше не слушала, только крутила потухший браслет на руке. Уезжая она так и не решилась его оставить в Минас Моргуле, взяла на память, накрепко запомнив слова Гортхаура, что раз уж взяла, то не снимать его ни при каких обстоятельствах. * * * В спешке покинутая роханцами небольшая сторожевая крепость была почти сразу же занята орками. Основная атака восставших машин была отбита совместным усилием роханцев, эльфов и группы непонятных, но очень внушительных с виду наёмников под предводительством Арагорна. Теперь можно было рискнуть оттеснить врага и расчистить территорию. Эомер наотрез отказался взять Эовин с собой, еще и приказ дал начальнику стражи северной башни — сестру связать, а лучше приковать в подвале и еще пару стражников приставить для верности. Начальник кивнул и почти правильно выполнил обещание: действительно с кучей извинений приковал Эовин за ногу к лестнице в старом чулане и отправился по своим делам. Эовин дождалась, когда стихнут шаги, и тихонько насвистывая мелодию нового хита Гудбранда, — «спрячь за высоким забором принцессу» — вытащила из сапога отмычку, с которой теперь не расставалась, вскрыла замок на кандалах и тихонько открыла дверь. Дальше все было еще проще — пойти в неохраняемую оружейную, взять себе шлем и кольчугу по размеру, найти оружие, и вот спустя каких-то там полчаса она была экипирована и готова к свершению подвигов. До сторожевой крепости Эовин добралась на Наглой Скотине. Черныш был слишком приметным конем, поэтому она не взяла его с собой к Трандуилу (хотя грозилась Айгену, что будет ночами ездить на черном коне в черном плаще и страшно выть). Наглая Скотина в этот раз сопротивлялся гораздо меньше, поэтому Эовин успокаивающе потрепала его по гриве, запрыгнула на спину и помчалась следом за передовым отрядом, который возглавлял Эомер. Так принцесса беспрепятственно добралась до башни. Она привязала к стреле бечевку с узлами и выстрелила из лука, попав в деревянный скат крыши. Дальше поднялась по стене, про себя радуясь, что ее назгулы гоняли как эорлову козу, заставляя из раза в раз выполнять, как ей тогда думалось, ненужные упражнения. Наверху она затаилась у самого края, стараясь слиться с серым камнем крепостной стены, изъеденным сыростью и ветрами, и даже дышать перестала. Рядом неспешно прошла охрана. Судя по шаркающим шагам — четверо. Эовин зажмурилась на мгновение и, дождавшись, когда голоса станут тише, выскользнула из своего укрытия. Пробежала, согнувшись в три погибели и едва ворочая одеревеневшими от напряжения ногами. А когда Эовин подумалось, что она сумела пересечь открытый участок так никем и незамеченной, и в душе начала подниматься волна ликования, орк-охранник оступился на левую ногу и повернулся к ней лицом. Одно короткое мгновение они смотрели друг другу в глаза, а потом порождение ночных кошмаров по версии Сарумана раззявило свой бездонный рот и заорало. Беззвучно, но от того не менее яростно. Волна ультразвука ударила Эовин в грудь, грубо откинув на самый край и едва не завалив ее в черноту пропасти за стеной. Но уроки назгулов не прошли даром — Эовин сама не поняла, как прямо в полете сгруппировалась и приземлилась на обе ноги, правда, все равно хорошо приложилась спиной о каменную кладку, вскинула руку. Тонкие и острые, словно зубы змеи, ножи серебряными искрами вспороли воздух со свистом. Все четверо орков упали практически одновременно. Эовин, забыв об опасности, легко оттолкнулась и побежала вперед, поправляя меч прямо на ходу. Сейчас, вот сейчас она откроет ворота и поможет отряду Эомера… «А он даже не узнает, кто это сделал!» — Победная и от того столь пьянящая мысль заняла все ее внимание, и Эовин не заметила, как сзади мелькнула черная тень. Но в следующий миг орк, натягивающий тетиву, сдавленно хрюкнул и обмяк прямо в руках неизвестного, который все это время прятался в узкой оконной нише сторожевой башенки. Орки из башенки в количестве пяти штук и один урукхай уже минут двадцать, с самого появления Эовин, лежали кучей поломанные на полу внутри. Неизвестный тем временем воспользовался тем, что Эовин не подозревает о его присутствии, и скинул плащ, оставшись в строгой черной форме без опознавательных знаков, поверх которой была одета кираса из темного тусклого метала, а на голове — шлем с глухим забралом. Длиннющие, как у эльфа какого, белые волосы, собранные в неаккуратную полураспущенную косу, торчали из-под шлема, развевались на ветру и придавали ему совершенно призрачный вид. Он убрал в ножны двуруч с приметным серебряным набалдашником в форме короны, поправил перчатки, блеснувшие вшитым кастетом, и бесшумно двинулся вдоль стены. Но и неизвестный, как Эовин до него, не догадывался, что в еще одной сторожевой башенке, что располагалась ровно напротив них, лежали посеченными в кучку еще три орка, слабо порыкивая и шевеля отрубленными конечностями, а наверху этой кучки сидел Эомер и внимательно следил за сестрой, готовый в любой момент пристрелить орка или урукхая, посмевшего бы напасть на Эовин сзади. Когда сестра рассказала ему о своей жизни в Мордоре, нехотя и очевидно далеко не все, что было на самом деле, Эомер сначала ей не поверил. Но поговорить толком у них так и не получалось. А потом была битва при Хельмовой Пади, и Эовин показала такие чудеса ближнего боя и стрельбы из лука, что даже эльфы, прибывшие к ним на помощь от Элронда, были удивлены, хоть и не стали вслух выражать свои мысли (но Эомер заметил, какими жестами обмениваются эти дивнюки, и впервые возгордился за сестру). В общем, эльфы впечатлились. Самый старший, как бой закончился, нашел в замке Эовин и долго что-то выспрашивал, а она в ответ прикинулась дурочкой и несла такую чушь, что даже Эомер, привычный ко всем её выходкам, удивился. Про себя же отметил, что и это надо с ней обсудить. Потому что не верил в байку, как в детстве она ужасно мечтала стать эльфом, и когда счастливо миновала пауков и попала к Трандуилу (в этом, кстати, у Эомера тоже были сомнения, но сестра упорно молчала), то целый месяц только и делала, что училась стрелять из лука. Эомер дождался, когда подозрительный эльф наконец отстанет, и как только Эовин осталась одна, подскочил и потребовал, чтоб она наконец призналась, кто научил ее так стрелять, а еще быстро бегать, резво лазить чуть ли не по отвесной стене и открывать двери, которые точно были до этого заперты, но более всего его интересовал вопрос, кто и, главное, с какой целью научил ее владеть мечом. Эовин вспыхнула маковым цветом, и тогда Эомер понял: без мужчины тут точно не обошлось. Он посуровел и выпалил: «Только не говори, что за любовником убежала, я сам догадаюсь, а раз тебя этот скотина бросил, пусть кстати сгинет в Мории, и Барлог ему в задницу, так придумала сказки про назгулов и сама у эльфов скрывалась». В ответ Эовин ему врезала. От души так, весьма хорошо поставленным хуком слева. Из чего Эомер сделал несколько выводов: по ходу, любовника никакого не было, и это хорошо, а вот то, что ее учили бить правильно и к тому же учил левша или амбидекстр — это совсем неправильно. Негоже девчонке драться наравне с мужиками, а Эовин это теперь может, конец всему живому. Дальше — больше. Битву за Хельмову Падь они выиграли и, как только стало возможным, отправили отряд разведчиков пробиваться обратно. Эовин сразу же захотела участвовать, и Эомер ради приличия сделал вид, что посадил её под замок, однако сам наблюдал. И едва увидел сестру на сторожевой башне, передал руководство отрядом своему заместителю, а сам поспешил за ней, опасаясь, что дурная девка непременно найдет приключений на задницу. А вот чего Эомер совсем не ожидал: кто-то еще, черный, но беловолосый и нечеловечески быстрый тоже следил за ней и всячески помогал, сам при этом всегда оставаясь в тени. Эомер видел, как этот «призрак» тихо-тихо и очень быстро завалил пятерых в сторожевой башне, позволив Эовин пробраться незамеченной до самой стены. Как кидался кинжалами, убирая уруков, вышедших на прогулку, вот только не успел убрать четверых, которые прошли дозором, но Эомер был уверен и тех бы прикончил, если б Эовин не справилась. Поэтому и смотрел во все глаза, не вмешиваясь, а еще про себя думал, что, похоже, этот вот белоголовый, судя по тому как левой рукой вырубил урука, одним лишь ударом сдвинув ему челюсть набок, и есть тот самый «Учитель», о котором с таким трепетом говорила Эовин, которая при всяких вопросах Эомера начинала краснеть и теряться, а иногда и вовсе играла в молчанку. Эомер был не дурак, сразу понял, влюбилась. Оставалось понять, что за хрен с горы этот «учитель» из Мордора (сказки про эльфов пусть другим рассказывает), и достоин ли он быть рядом с его сестрой. Хотя это был не хрен, а целый борщевик, судя по росту и умениям. Эомер, отвлекшись от растительных сравнений, проводил «призрака» взглядом и осторожно тронулся следом. Эовин была под наблюдением «призрака», ну а за ним Эомер сам присмотрит. Тем временем «призрак» прокрался к лестнице и осторожно, но при этом неимоверно легко и быстро двигаясь, побежал вниз, перепрыгивая через ступени, словно эльфом каким был или вправду призраком и законы природы на него не действовали. Эомер едва успевал за ним, поэтому, разогнавшись, вылетел на площадку и заскользил по зеленой жиже — оказывается, «призрак», даже не остановившись, прямо на ходу порубил парочку орков, так некстати выскочивших из караульной на лестницу. Эомер врезался в стену, едва сумев выставить руки, выругался и прислушался: на площадке под ним шла возня. Осторожно он отлепился от стены и перегнулся через перила. Внизу черной молнией с белым хвостом окончательно выбившихся волос метался «призрак». Казалось, он был везде: урук справа только что занес ятаган, и вот уже половина урука летит вниз, а вторая, дымясь и забрызгивая все зеленой вонючей жижей, поворачивается и идет в стену. Двое орков получают скользящий удар рукой в черной перчатке, и на пол сыплются зубы и какие-то монетки, а то и колечки, Эомер так и не понял, а разглядывать не было времени. Вот еще один черный всполох, двуручный меч со свистом выписывает в воздухе замысловатый круг, и мужик в черном делает поворот, шаг, еще поворот, удар снизу, после чего два орка, разрубленные на куски, просто разлетаются в разные стороны. Из открытой двери караульной все сыпались орки, а «призрак» размахивая мечом, все плясал, пока на площадке совсем не осталось места. И когда его стали теснить ниже, Эомер выхватил меч и ринулся на помощь. Орки в караульной наконец-то закончились. Только радость была недолгой — из проема показался урукхай, за ним второй, и еще… «Призрак» неразборчиво чертыхнулся, послав всем балрога в задницу кракена (Эомер не стал задумываться, как вообще это можно в природе провернуть, но выражение запомнил, понравилось) и вытащил из ножен второй меч, меньше и странно выкованный — кажется, был сделан из такого же металла, как его кираса. Рядом с Эомером кто-то вякнул, и на лицо брызнула едкая жижа. Он протер рукой зеленую массу: лицо жглось, как от кипятка. За спиной кто-то рыкнул, и Эомера рывком потащили назад. «Призрак» уже успел спрятать мечи, освободив руки. Он ухватил Эомера за предплечье и прыгнул прямо с площадки вниз. Эомер мысленно попрощался со всеми и зажмурился, поэтому пропустил момент, когда «призрак», пролетая очередную площадку, умудрился зацепиться одной рукой. Зашипел, зарычал, изрыгая проклятия так забористо, что Эомер даже глаза открыл и обнаружил себя висящим над пропастью, у которой дна было не видно. Охнул, уцепился второй рукой за «призрака». Тот в ответ только сильнее зашипел и, качнувшись на месте, закинул Эомера прямо через перила. А спустя мгновение подтянулся сам. — Ну ты, балрог, горлум и кракен в душу, отчаянный! — выпалил Эомер, плюхнувшийся на задницу, и уставился на «призрака», потирая ушибленный копчик. — Раны есть? Переломы? — Похоже, «призрак» не был настроен вести беседы, а жаль. Эомер отрицательно мотнул головой. Уруки времени не теряли и почти добежали до их площадки. «Призрак» кивнул ему и протянул руку, помогая подняться, окинул быстрым взглядом кольчугу, сапоги и меч, удовлетворенно хмыкнул, судя по всему, довольный увиденным, и велел тоном, не терпящим возражений: — Вперед не лезешь. Со спины прикрываешь. Их там штук двадцать осталось. Основную часть я успел зачистить до того, как Эовин сюда полезла. Эомер молча кивнул, соглашаясь, и мысленно похвалил себя за догадку. Этот «призрак», похоже, и был тот учитель, о котором сестра говорила и в которого, судя по всему, втюрилась по уши. «Ладно, — думал про себя Эомер, — я потом с тобой поговорю, а пока надо выжить и убедиться, что ты действительно всех почистил или что там ты с ними сделал, и Эовин не найдет еще столько же себе на худую задницу». Пока Эомер тупил, «Призрак» уже положил двоих уруков, просто отправив их в полет — прямо в черноту лестничного проёма. Эомер успел только увернуться, когда мимо него пролетела туша и с воем рухнула куда-то вниз. Новая партия уруков бросилась на «призрака», размахивая мечами. Первый тут же упал, схватившись за отрубленную руку и с интересом разглядывая дыру в животе, из которой шел зеленый дымок. Еще один покачнулся и завертелся юлой на месте, Эомер просто снес ему голову, и она со стуком покатился по лестнице. «Призрак» опять закружил на месте, Эомер, с опаской поглядывая в его сторону сдвинулся так, чтобы и ему не досталось в пылу битвы. Остальные уруки — Эомер насчитал десять — отскочили, рассыпались по широкой площадке, размахивая мечами. «Призрак» крикнул ему: «Вниз!» И Эомер, не раздумывая, побежал по ступеням, а когда смог оглянуться назад, не поверил глазам. «Призрак» с разметавшимися волосами превратился в чудовище — очень быструю и смертельно опасную тень, что вертелась в едва уловимом для глаза танце на крошечном участке, не занятом уруками. Нападавшие отскакивали и поднимались, но шансов у них не было: белые волосы и серебряные мечи слились с черной тенью в ураганном вихре. Количество еще подвижных уруков стремительно на глазах таяло, как и их численное преимущество в начале боя. Эомер стоял, широко открыв глаза, и не мог ни отвернуться, ни вздохнуть: беловолосый «призрак» был быстрым, нечеловечески быстрым и очень точным, будто ожившая смерть, пришедшая забрать свою добычу. У уруков не было шансов. Спустя несколько минут все было кончено. Эомер сморгнул и смог, наконец, вздохнуть полной грудью. «Призрак» посмотрел на него и вытащил из-под кирасы нож, воткнутый, видимо, кем-то из уруков. Отбросил его в сторону и тяжело прислонился к стене. — Ты ранен. — Эомер не спрашивал, скорее, произнес то, что думал, вслух. — Надо скорее остановить кровь из раны. — Он отмер и засуетился. — Пойдем скорее, у нас был в отряде знахарь, он поможет… — Нет, — оборвал его «призрак». — Просто помоги добраться до лошади. — Ну уж нет, — Эомер упрямо мотнул головой, ужасно напоминая Эовин, только с рыжей бородкой, и, подставив плечо, потащил «призрака» по ступеням вниз. — Айген, — представился наконец «призрак». — Эомер, — коротко бросил ему брат Эовин, предполагая, что «призрак» уже в курсе, но приличия требовали представиться. Этот Айген был высокий и тяжелый, к тому же тащить его по лестнице было совсем неудобно. Спустя десять пролётов, пять балрогов в заднице кракена и Феанора там целиком, бесчисленное количество отсохших членов во всевозможных местах Горлума, Пендальфа, снова упомянутых Феанора с сильмарилловыми яйцами они наконец выбрались к стене западной башни. Судя по ликованию за стенами, роханцы смогли отбить ее, и над крышей центральной сторожевой башенки развевался зеленый стяг с белым конем — гербом Рохана. Дядюшка был там и Гэндальф тоже, последнему вообще не хотелось на глаза показываться, поскольку из ставки командования Эомера еще вчера старый волшебник изгнал за несоответствие планов атаки его, Гэндальфа, великой стратегии. Эомер заметил среди роххиримов и Эовин в маскарадном мужицком костюме, теперь за нее можно было не беспокоиться. А вот к Айгену стоило присмотреться. — Дальше сам, — процедил сквозь зубы Айген, но Эомер упрямо тащил его на себе, пока не добрался до коня, черного словно ночь, что стоял, тихо пощипывая траву в небольшом подлеске рядом со сторожевой крепостью. Помог забраться и пронзительно свистнул. Из подлеска раздалось радостное ржание, и рыжий конь с огненной гривой выскочил к своему хозяину и тут же ткнулся в лицо мордой. Эомер похлопал его, вскочил в седло, и последовал за Айгеном, который, вместо того чтобы скрыться в лесочке, во всю прыть уже скакал по полю, в сторону невысоких гор, что виднелись на горизонте. Они остановились у подножия одной из гор рядом с пещерой. Айген стянул шлем, кирасу, порванную форменную куртку и начал колдовать над своей раной, то и дело шипя или рыча в пустоту на незнакомом грубом языке, но как будто бы с кем- то общаясь. Эомер, чтобы занять себя собрал хворост, развел огонь и терпеливо ждал, пока Айген наконец не закончит возиться с ранами. Конечно, он заметил, что кожа у его нового знакомого тоже белая, лицо худое, словно не ел лет сто нормально, и до эльфийской красоты там как до Кханда рачком, но никаких клыков, шрам всего один и если попривыкнуть, не урод. Троюродный дядюшка, которого конь копытом в лицо ударил, пострашнее был, и ничего, три раза женился. Дождался, пока тот уляжется возле костра, и спросил: — В борщевике тогда ты был? И еще там, в замке у эльфов? — вышло отрывисто, нервно. И пока Айген явно раздумывал, что сказать, сам же ответил: — Точно ты, не отвертишься. У тебя второй меч, двуруч который, с приметным навершием — короной. Ну и размер ещё. Я видел и других назгулов, их мечи отличались. А доспех в замке был ангмарский. Ты ж Ангмарец. Так что ты король-чародей Ангмарец и проклятый назгул. Оба замолчали. Айген лежал, прикрыв глаза и старался дышать размеренно и глубоко, запуская таким образом внутренние процессы, обновленное в последний раз тело обладало ускоренной регенерацией, её надо было просто немного подстегнуть. Стяжка на левом боку, которую он сам себе только что поставил по совету Настадрена, чтобы стянуть края раны, противно зачесалась. Рана быстро затягивалась под воздействием лекарств и нулевого поля, и Айген легко сковырнул ногтем металлический стержень, который и сам уже был почти вытолкнут новым слоем тонкой молодой кожи. Эомер повернулся к нему и долго и пристально смотрел. В неверных отблесках пламени его лицо, осунувшееся и бледное, казалось совсем юным. А еще он был очень похож на Эовин. Особенно сейчас, когда, нервничая, хмурился и смешно прикусил губу, растянув рот словно в страдальческой ухмылке. Айген сел и тоже повернулся к нему лицом, позволяя рассмотреть себя лучше, а когда посчитал, что достаточно, сухо спросил: — Доволен увиденным? — Это не мне полагается быть довольным, — Эомер, вздрогнул и отвернулся. — В ваши дела с сестрой не лезу, но порочить ее не дам. Даже королю-чародею! Айген поднялся, невольно выругавшись, оцарапанное плечо и рана на бедре еще беспокоили его. Почти все силы ушли на предательский порез сбоку — и как только сумели достать? Кажется, Саруман целую нейросеть настроил, чтоб его, Ангмарца, анализировала через пробные партии орков, и у него же движения крала. Но зато вся ночь впереди и, похоже, есть возможность нормально познакомиться с Эомером. Возможно — и тут Айген хитро про себя улыбнулся — узнать что-то полезное или, если уж совсем повезет, заручиться поддержкой. А то негоже брать Эовин против воли семьи, она же любит брата и будет страдать. Брать, тьфу, что только в голову лезет — жениться в смысле. Айген подсел ближе к костру напротив Эомера и сказал тихо: — Думаешь, я не знаю, как выгляжу? Или что старше ее на балрог знает сколько лет? — в голосе Айгена проскользнула издевка, но он подавил в себе раздражение и уже более спокойно продолжил. — Поверь, знаю прекрасно. И сам не в восторге. Но кроме лица или возраста у меня есть и другие достойные качества: преданность, верность слову, умение защитить того, кто дорог. А еще мной, со слов Эовин, можно до усрачки пугать эльфов. Согласись, прекрасное качество? Эомер коротко хохотнул, плечи его чуть расслабились и это не укрылось от внимания Айгена. — Ну, — Эомер вздохнул и повернулся, в этот раз не избегая прямого взгляда, — по крайней мере, ты не дашь ей, э-э-э, навредить себе. Думаю, ты уже заметил ее крутую способность находить приключения на задницу прямо посреди ровной дороги! — О да! Я могу озолотиться, если издам пособие о тысяче неочевидных способов свести счеты с жизнью, причем чужой! Отдельным томом я могу выпустить краткий курс по скоростному сращиванию ребер. И Айген рассмеялся легко и задорно, так, как умел только он один — когда смех идет от чистого сердца. Эомер, пораженный такой переменой в нем, тоже хохотнул, сначала робко, словно пробуя на языке новый звук, а потом уже в голос. Но общий смех затих, и вновь повисла пауза. В этот раз первым заговорил Эомер. — Как я понял из сбивчивого рассказа о её приключениях, в его примерно десяти разных версиях, у вас так ничего и не было… — Эомер повернулся к назгулу и одарил его настороженным взглядом. Айген выдержал взгляд, и Эомер кивнул, будто сам с собой в чем-то соглашаясь, затем продолжил: — И что вел ты себя с точки зрения Эовин как последний мудак и столичный сноб. Даже предложение сделал… — Сделал! — резко перебил Айген, — Но она даже слушать не стала. И будь уверен, честь твоей сестры не опорочена, даю тебе слово, а оно крепче брони из мифрила! Думаю, ты и сам слышал, что Ангмарец клятвы не нарушает. Эомер в ответ отмахнулся: — Ну да, раз сказал Ангмарец, что сведет в могилу, то непременно сведет, это весь Рохан и Гондор знают. — И после паузы продолжил: — Ну так вот, я тебе так скажу, я с ней в этом вопросе согласен. Ты не ей предложение сделал, а себе. — На немой вопрос Айгена, у которого как-то странно поднялись брови, пояснил: — Ты гордыню свою сватал. Ну и получил по заслугам. Если тебе нужна Эовин, а не возможность покрасоваться, типа рыцарь в сияющих доспехах осчастливил своим появлением и взял на себя грех, которого так-то и не было, ну и говорил бы ей, что не ты, такой балрог офигительный, ее замуж берешь, потому что положено и чтобы позор там какой-то скрыть, а что только она для тебя имеет значение, и поэтому замуж, чтоб только твоя, а на меньшее не согласен. Я понятно сказал? А то ты так на меня смотришь, словно я тебе путь в Валинор открыл. Назгул действительно выглядел очень удивленным, белесые брови поехали вверх, лоб смешно сморщился, лицо стало выглядеть очень забавно, почти по-детски. Он нервно откашлялся и произнес: — Я как-то не думал о такой постановке вопроса, это весьма неожиданно. — В голове у Айгена действительно-ка будто орочьи шестеренки крутились, ведь последнее объяснение перед самым отъездом Эовин к Трандуилу у них опять не задалось, а попытка предложение о замужестве сделать вызвала настоящую волну гнева, и он до сих пор не понимал, почему, ведь до того было все чудесно, вкупе с обещаниями ждать до смерти и потом, и вот поди ж ты — как замуж, так словно красная тряпка дракону! А получается, что опять не те слова выбрал. — Да тут все наоборот, ты как раз очень много думал, все как Эовин рассказывала, — рассмеялся Эомер. — А вообще я тебе все это говорю только потому, что ты, похоже, нормальный мужик-то, просто немного бледный. И спасибо, что не эльф! Вот прям от души спасибо! Эомер, увидев, как Айген посуровел, примирительно вскинул вверх руки: — Не, ты не думай, мне-то как раз все равно на все эти предрассудки, лишь бы сестре нравилось, — он вдруг замолчал и хитро сощурился, — вот, горлум такой, не хотел говорить, но ты такой ту…гой, типа недоходчивый, что скажу. Ты серьезно не понял, что она в тебя, это… — Эомер поиграл бровями и уставился на назгула. Айген выдохнул: — Что? Говори прямо, я тебя не понимаю! — сам он пытался понять, что «это» имеет в виду брат Эовин. Поскольку после последней ссоры натурально впал в хандру и решил, что, как легендарный Темный Эол, не сумел по-настоящему очаровать женщину (а внутри зло смеялся случайно подглядевший его мысли эльф Глорфиндел). — Вот то-то и оно. Лет тебе, может, и несколько тысяч, и воин ты хоть куда, и знаешь, опять же, по восхищенным рассказам сестры, навыков там у тебя всяких, как зарослей борщевика и еще столько же, вот только в женщинах ни балрога не понимаешь, — Эомер усмехнулся и громким шепотом, по-заговорщицки, проговорил, — она ж влюблена в тебя, дурень ты белоголовый. — И рассмеялся, глядя как брови Айгена вновь совершили полет вверх, в этот раз очень стремительно, а рот открылся, словно ему только что рассказали о тайнах создания Арды. — Ты не лжешь? — уточнил Айген и даже встал, внимательным взглядом уперся в Эомера, будто проткнуть насквозь хотел, и смотрел долго и пристально, все никак не желая поверить в то, что услышал. — А зачем мне? — спросил Эомер — Вот скажи, зачем? — Незачем, — согласился Айген, — Но тогда… — он замолчал, силой воли заставив себя остановиться, зато быстро подумал, что Владыка сделал всё, чтобы Айген беспрепятственно последовал за Эовин, и что развязка близко. А когда он исполнит свою часть плана, о, видит Владыка, тогда он больше не упустит свой шанс. Ангмарец с каким-то веселым отчаянием был уверен, что теперь-то она ему не откажет. Потому что в этот третий и последний раз он все сделает правильно. Окончательно стемнело, где-то протяжно завыли волки, небо окрасилось в чернильный цвет и над горой, где двое мужчин нашли свой приют, поднялся молодой месяц. Они сидели у костра и оживлённо беседовали. Иногда споря, иногда внимательно слушая собеседника. Утром, прощаясь, Айген первым протянул руку. Эомер посмотрел, словно о чём-то раздумывая, а потом ухватился с силой и потянул Айгена на себя, хлопнул по плечу в настоящем братском объятии и тут же отпустил, сам смущенный своей выходкой. Айген кивнул, улыбаясь, широко и открыто, сказал на безупречном роханском: — Удачи тебе, мой брат, пусть твой конь будет быстрее ветра, а рука не узнает усталости. Эомер вскинул на него удивленный взгляд. А когда вскочил на своего рыжего коня, то, прощаясь, салютовал ему как равному, как будущий король бывшему и будущему королю: приложил руку ко лбу, затем к сердцу. Айген склонил голову в молчаливой благодарности. — Увидимся, — Эомер пустил коня с места в галоп и стрелой полетел к башне, которую они вчера с таким трудом отвоевали плечом к плечу с королем-чародеем Ангмара.