Король-техночародей и его убийца

Айген мысленно прочитал молитву Владыке. Дал себе передышку в несколько секунд, собираясь с духом и настраиваясь на битву. Но мысли пошли совершенно в другом направлении — он, удивляясь собственной слабости и ощущая давно позабытую ноющую боль под левой лопаткой, вдруг вспомнил, каким взглядом вчера его проводила ТА самая дама. Он все утро гонял Вардамира по лесу и сам не заметил, как сильно они отдалились от лагеря, отчего оказались рядом с палаточным городком участников фестиваля. Нулевое поле кольнуло в висок, предупреждая, что впереди кто-то чужой. Айген повинуясь назгульему чутью, потянул с шеи кусок черной ткани, заменявший ему короткий плащ. Прямо на бегу в три широких движения закрыл голову и лицо, оставив лишь небольшую щель для глаз. В это время Вардамир уже влетел на полянку — на полном скаку, тяжело выдыхая в морозный воздух пар, словно был паровым болваном времен начала Второй эпохи. Там вокруг костра сидели эльфийские лучницы и их человеческие гостьи. Смех и разговоры разом смолкли, когда Вардамир, игнорируя устремленные на него взгляды и не потеряв набранного темпа, пересек полянку, на удивление ловко уворачиваясь от дамского скарба, развешанного по веткам и столбикам шатров и палаток. Не повернулся он и на возмущенные (кажется, даже один восхищенный) окрики, просто пересек огороженный участок и устремился дальше в лес. Айген, в отличие от своего подопечного, был воспитан куда лучше, к тому же отличался удивительным хладнокровием (даже в ситуации, когда на него одновременно смотрит три десятка пар прекрасных глаз, а на ветвях развевается что-то подозрительно кружевное). Поэтому, когда вбежал в самый центр полянки, то быстро оценил обстановку: с удовлетворением отметил отсутствие повреждений в лагере и присутствие прекрасных дам. Тогда Айген выпрямился в полный рост, расправил плечи и, церемонно приложив руку к груди, поклонился дамам. По кругу пронесся вздох полный восхищения. Вардамира девушки не смогли рассмотреть как следует, отметили лишь высокий рост и симпатичное лицо, обрамленное короткими черными как смоль волосами. Но теперь перед ними был кто-то куда интереснее, заинтриговавший куда сильнее, в особенности из-за ткани, что скрывала лицо, позволяя разглядеть лишь ярко-синие глаза. Черная одежда незнакомца, лишенная каких-либо опознавательных знаков, простора воображению не оставляла, в отличие от ткани на лице. То есть подчеркивала и рост, и размах плеч, и могучую грудную клетку, и узкую талию, и длинные стройные ноги… И все это Айген ощутил в скрестившихся на нем взглядах. Синие глаза, блестевшие звездами из-под черной ткани, безошибочно нашли темные миндалевидные. Впрочем, взгляд, устремленный ТОЙ самой дамой на Айгена, сложно было не заметить. Нулевое поле всколыхнулось неподдельным интересом и обещанием чего-то особенного. Дама улыбнулась ему, игнорируя косые взгляды подруг, и едва заметно кивнула, словно поприветствовала его лично. Сердце Айгена дрогнуло и пропустило удар. Он буквально заставил себя оторвать взгляд от девушки, разлепил онемевшие вдруг губы. В абсолютной тишине его голос прозвучал раскатом грома. — Испрашиваю прощения у благородных дам, что посмели нарушить ваш покой. После чего, мысленно сквернословя и изрыгая проклятия (он что, сказал «испрашиваю», серьезно?! Да так уже лет двести не говорят!), краснея и радуясь, что платок закрывает его лицо целиком (включая уши, которые, кажется, готовы были натурально вспыхнуть, Айген почти почувствовал запах паленой ткани), он бросился следом за Вардамиром, оставив дам в недоумении. Сейчас, вспоминая неловкую ситуацию, Айген, несмотря на прохладную погоду и собственную совершенную терморегуляцию, покрылся испариной. Хорошо, что не покраснел, словно сам был мальчишка. Такой же, как юные принцы, за которых он, вообще-то, головой отвечал… Однако при воспоминании о ТОМ самом взгляде рука сама потянулась к сердцу, ведь именно там, в потайном кармане подлатника, лежали написанные при участии Кириона стихи в честь прекрасной дамы. Айген, проклиная себя, все же не смог удержаться и взял с собой заветные листки с собственным каллиграфически ровным почерком, втайне надеясь, что случай все же представится, и он сможет преподнести их даме своего сердца. Латная перчатка с глухим скрежетом зацепилась за застежку, и Айген одернул себя: доспехи надеты плотно, они выходят на ристалище последними и точно опоздают, если он решит проверить, на месте ли бумаги. В общем, не время сейчас и не место… Он, злясь на себя, с молчаливым остервенением проверил мечи. Вначале у мальчишек, затем собственные: один сбоку на перевязи — короткий с круглым навершием и рунами на рукояти, что складывались в витиеватое непечатное заклинание, второй — тяжелый двуруч, закрепленный в специальные ножны на спине. Закончив со своим оружием, все так же молча обернулся, подошел к принцам. Придирчиво, не пропуская ни одного крючка или застежки, проверил, как закреплены их доспехи. Не издав ни одного звука, с каменным, ничего не выражающим лицом и глядя строго перед собой, схватил шлем и, одернув полог сильнее, чем следовало, вылетел из шатра. Принцы практически сразу бросились за ним. Однако спросить что-то не решились. Под их напряженные взгляды и недовольное сопение проверил защиту у лошадей и, только убедившись, что все нормально, легко вскочил в седло — прямо с места. Черный конь под ним, подчиняясь своему хозяину, не шелохнулся, стоял как вкопанный. В отличие от принцев. Этим дрессировки не хватило — они, хоть и пытались по-честному не нарушить молчания (что Айген оценил), все же не выдержали. Первым сдался Минардил — подошел к своему коню и громко, так, чтобы все услышали, прорычал что-то похожее на: «Мачту в ж… жизнь тому пи… подкильному недоэльфу, кто придумал эти доспехи! Фок-грот-брад…брам… бордель ему в левое ухо!» Айген в нулевом поле послал Кхамула и его выигранное пари к балрожьей бабушке. Кхамул как в палантир глядел, когда предсказал что Минардил нахватается ругательств от Кириона быстрее, чем от Айгена. Несмотря на поражение, лицо Айгена так и осталось неподвижно, ничем не выдав эмоций, которые бурлили внутри. Он коротко выдохнул и, не глядя в сторону Минардила, тихо-тихо, прям ласково спросил: — Ты хоть раз видел в своей жизни киль? Минардил замолчал. Губы его сжались в упрямую прямую линию, подбородок задрался вверх. Айген чуть повернул голову и на выдохе, едва сдерживая смех — так уморительно выглядел рассерженный принц — добавил: — Я уж молчу про фок-грот-брамсель. — Назгул сощурился, придирчиво оглядывая Минардила. — Который кто-то перепутал с борделем. С бабами воевать будешь? Взгляд назгула остановился на расстегнутом креплении шлема. Он ведь только что все проверил, ну вот когда, когда этот несносный мальчишка уже успел отстегнуть его?! Выпороть бы их, хоть и принцы. — Шлем застегни, — процедил сквозь зубы и отвернулся. Минардил стремительно покраснел. Вардамир хохотнул — коротко и очень обидно. Айген тронул коня и, когда поравнялся с Вардамиром, легко прикоснулся к упряжи сбоку. Что-то упало и покатилось по земле с глухим звуком. Лошадь от звука дернулась, упряжь съехала вбок, а Вардамир едва смог удержаться в седле. — Тебя тоже касается, в особенности когда нетренированный зад перевешивает, — Айген проехал мимо, натягивая шлем. Забрало звонко захлопнулось. Из-под шлема прогудел злой, как у ста разбуженных драконов, голос: — Оба проверили свои доспехи и упряжь у лошадей. ВЫПОЛНЯТЬ! Минардил вздрогнул, слепо и совершенно бестолково шаря по шлему руками в поисках застежки. Побледневший до синевы собственных глаз Вардмир тенью сполз с лошади и старательно принялся поправлять упряжь. Айген пришпорил коня: он злился сильнее. Его раздражало все. Во-впервых, погода испортилась. Во-вторых, он не чувствовал Владыку в нулевом поле. И это сейчас, когда Гортхаур был так нужен им перед первым выходом на ристалище! Еще Айген злился на странные мыслеобразы Гудбранда, которые прорывались в общий закрытый ментальный канал — да сколько можно-то, с кем этот дикарь вновь подрался?! На мальчишек, которые даже шагу ступить не могли без приключений. Злился на себя, за ноющую, противную, уже, казалось, забытую тоску по вниманию «Прекрасной дамы», на желание быть лучшим, быть первым, сделать так, чтобы только на него смотрели эти огромные темные миндалевидные глаза под тяжелыми веками. Злился на тягостное молчание Феридира, на Кириона, который на все нулевое поле насвистывал какой-то прилипчивый мотив с совершенно вульгарными, недостойными рыцаря словами… Злился, пыхтел, пытался взять себя в руки и не заметил, как добрался до парадных ворот. Чей-то противный голос, искаженный стареньким мегафоном, проорал практически у самого уха: — Кто ты, рыцарь унылого образа в старом немодном доспехе?! Айген от такой дерзости дернулся, властным движением удержал коня, напуганного громкими звуками, и рявкнул так, что его утробный рык из-под шлема умудрился перекрыть мегафон, подключенный к не менее древней колонке со скрипучим динамиком. — Я — одинокий волк! — проорал первое, что пришло в голову. А все потому, что посмотрел на собственный герб, вышитый на попоне лошади: в окружении лаврового венка в полный рост, расставив могучие лапы и горделиво задрав голову (и хвост), красовался огромный белый волк на синем фоне. А по бокам от него стояли два черных волка поменьше (приемных, ага), и наверху над ними сияла восьмиконечная звезда почти как у Феанора, но с острыми гранями. — Ладно, ладно, — горбатый герольд в цветном одеянии, скривив лицо, поковырял свободной рукой в ухе, которое было ближе к Айгену. — Ты волк, это твои волчата, мощны ваши лапищи. Чего орешь-то? Ты кто вообще такой? Не видишь, почти все уже разъехались по своим шатрам, тебе точно сюда, парень? — Нам! Нам! — первым к Айгену подлетел Минардил, чья лошадь резко остановилась прямо в луже, ударив передними копытами так, что грязь полетела во все стороны, обдав обалдевшего герольда с головы до пят, чьи разноцветные одежды покрылись пятнами серо-коричневого и почти перестали рябить в глазах. — Точно сюда. Мы — участники турнира. — с другого бока к Айгену спокойно подъехал Вардамир. Он остановился, изумленно глядя на их штандарты и щит с новым гербом. Айген проследил его взгляд и мысленно присвистнул. Белые брови под шлемом поползли вверх от удивления. Рядом с ними, возле забора, вытянувшись в линию, стояли штандарты с гербами рыцарей-участников. У каждого древка были поставлены высокие узкие корзины. В них желающие вызвать команду или конкретного рыцаря на поединок могли оставить копье с собственным геральдическим знаком, по которому можно было без труда определить зачинщика боя. В большинстве корзин было по несколько копий, у кого-то всего лишь по одному. И только корзина «Волков» была переполнена настолько, что копья стояли плотным частоколом вокруг корзины, просто воткнутые рядком в землю. «Вы опоздали. Правила вновь поменяли. Все сражения будут в один день. Сегодня. Слуги Пендальфа сказали вам неверное время. Ваш выход объявили ранее, но случилась такая неразбериха, что никто и не понял, вышли вы на поле или нет. — Голос Феридира, как обычно бывало в наиболее сложных ситуациях, ничего не выражал, звучал монотонно, ровно. — Это сделали намеренно, чтобы убрать вас по-тихому. А на случай, если все же пожалуете на турнир, кто-нибудь из рыцарей-зачинщиков непременно окажется удачлив и прикончит принцев да тебя впридачу. Кстати, по лагерю разнесли слух, что вы безземельные разбойники с большой дороги, волки позорные. Не все, кто будет с вами биться, приспешники и наемники Пендальфа, но разбираться некогда». Феридир замолчал, но Айген по повисшему в нулевом поле напряжению понял, что новости еще не закончились. И это сейчас еще вовсе не плохие новости. Феридир заговорил вновь, делая долгие паузы, словно был сосредоточен не чем-то другом. «Гудбранд выбыл. Он прибирается в лагере, а потом исчезнет… Владыка прикрывает его и отвлек на себя Пендальфа… Кхамулу поручено следить за нашим тылом, и прямо сейчас он занят очередными эльфами. Не рассчитывай на его помощь… Я тоже скоро уйду со своей точки. Вы останетесь вдвоем с Кирионом и …» — Феридир замолчал на полуслове, словно хотел еще что-то добавить, но осекся. «Справимся», — ледяным тоном ответил ему Айген. Он и без слов понял, о чем беспокоился Феридир. Однако старшему и не в таких передрягах бывать приходилось. Правда, он тогда отвечал лишь за себя. Айген скосил глаза на Минардила. Нетерепеливый мальчишка, не дожидаясь команды, поскакал к их штандарту и, кажется, нашел копье с гербом рыцаря-быка. Айген видел, как Минардил наклонился, изучая древко, к которому был привязан листок бумаги. Даже назгулье зрение не позволило бы прочитать то, что было там написано. Но этого и не требовалось. Достаточно было посмотреть в лицо Минардилу, видневшееся в поднятом забрале шлема, чтобы понять, что рыцарь-зачинщик, кажется, не просто вызвал их на дуэль, а написал что-то особенное. Лицо Минардила потемнело, он с силой воткнул древко в землю. Оглянулся. На бледном, едва ли не сером лице в прямую линию сошлись черные брови, из-под которых ярким синим огнем горели глаза. «Останови его», — голос Феридира стал отрывистым, острым ножом болезненно врезаясь в сознание. «Думаешь, попытаются убрать прямо сейчас?» — Айген отчего-то не торопился. Мысль, мелькнув на краю сознания, оформилась практически сразу. Он молниеносно вскинул руку в сторону и поймал за поводья коня Вардамира, не позволив ему кинуться на помощь названному брату. «Могли бы — уже сделали. Кхамул убрал лучников». Айген в ответ только кивнул. Он тоже не видел опасности. По крайней мере, не больше, чем обычно. Быстрым взглядом окинул переполненные гостями трибуны и почувствовал азарт. Вардамир пыхтел, пытаясь вырвать вожжи, и мешал слушать, что говорил Феридир, Айген шикнул на мальчишку, подкрепив это крепким ментальным подзатыльником, от которого Вардамир едва не вылетел из седла. Где-то высоко над их головами начала собираться туча, послышался отдаленный раскат грома. «Отец велел передать, что нельзя пользоваться нулевым полем!» — предостерег его Феридир напоследок. Брови Айгена второй раз за последние десять минут поползли вверх. «Но… как?!» — практически прокричал он в нулевое поле. «Как обычно,» — коротко ответил ему сам Владыка, внезапно появившийся и тут же пропавший. Следом из нулевого поля ушел и Феридир. Теперь Айген чувствовал только Кириона и отдаленные отголоски остальных братьев. Отца не ощущал вовсе. «Падлопроскотское балрожье дерьмо и гнидские сволотосуки!» — витиевато выругался он и отпустил вожжи. Вот теперь можно было и представиться. Придется сделать это прямо на поле брани, раз по-нормальному, по-рыцарски им не дали такой возможности. Где-то сзади что-то прокричал герольд, но Айген не стал слушать. Он пришпорил коня и обогнал Вардамира по пути к их штандарту. На скаку подхватил несколько копий из корзины, выбрав самые цветастые, так, чтобы зачинщиков, вызвавших их на бой, можно было по этим копьям безошибочно опознать. Потому что — Айген пообещал себе и Владыке это — самих зачинщиков после боя опознать станет куда труднее. С охапкой копий наперевес Айген вихрем пронесся по полю наперерез принцам, а как догнал — возглавил их отряд. Герольд пару раз стукнул мегафоном об колонку, чтоб древняя техника нормально заработала, откашлялся и начал комментировать: — Внимание-внимание, проверка, раз-раз. Всем привет, это я, ваш бессменный фестивальный герольд Цветик. Представляю вам опоздунов. Сейчас унылый белый волк и его сутулые волчата попробуют вырвать очко у рыцаря, который оставил им вместе с копьем записку. Смотрите, белый волк, то есть на самом деле он черный, не запутайтесь, но у него на штандарте волк белый… Тьфу, мать вашу. Короче. Видите дылду в доспехах без наворотов? Сейчас будет горячо! Сейчас волк, да, волк, будем звать его так, кто сказал позорный? Позорным назовем, когда проиграет, а мужик непременно проиграет, только давай мужик не в первом раунде, кстати, гномье казино «Три топора» принимает ставки на бой, подходить под вторую трибуну! Смотрите, смотрите, волчья стая сейчас будет биться с Благородным Быком и четырьмя его друзьями! На трибунах наконец услышали герольда и заметили несущихся всадников. Гомон утих: зрители поняли: намечается что-то интересное. Огороженный участок поля, где разместились рыцари-участники, пришел в движение, потому что герольд объявил тех, кто будет сейчас сражаться с тремя унылыми волками — выходило трое против пятерых. Слуги распахнули вторые ворота напротив, и на ристалище медленно, красуясь и размахивая руками, выехали раззолоченные зачинщики: Бык, Медведь, Придурок-в-короне, а следом выхаживали кони Оленя и Петуха. Опустим их реальные имена, о читатель, а также семейное положение и силу ветра, гуляющего в их пустых сундуках. Важно знать, что рыцарь-бык никогда не знал поражений, он чемпион уже десятка фестивалей и мастерски владел копьем. Трибуны робко поприветствовали рогатого, потому что он мог и поколотить, если приветствие ему не нравилось. Его друг и собутыльник, рыцарь-силач, давно выбрал себе в символы медведя. Этот сильнее всех, и поражение знал только от Быка, так и подружились. Субтильного вида герцог в короне был самым быстрым, и знатностью своей, золотом и связями покрывал выходки друзей не раз и не два. Его облегченные доспехи куплены у самих эльфов и сносу не знали. Петух и Олень присоединились к тесной компании недавно, но влились как родные — пить, бить и сорить деньгами — их призвание. Они дрались некрасиво, зато эффективно, стараясь в сшибке сразу повалить противника и добить мечами — причем полуторками. Средними специально не пользовались, чтоб причинить максимальный урон, и считали, что жестокость вполне искупает уродство их боевой техники. Безошибочным чутьем воина Айген выбрал себе самых сильных противников: рыцаря-быка и еще двоих, кажется, с башкой настоящего медведя на шлеме и с герцогской короной на макушке. Минардила он жестом отправил к рыцарю-петуху, Вардамира — к рыцарю-оленю. Все поле заранее поделили на три сектора, и в первом Айген демонстративно воткнул в землю три фестивальных копья, вызывая их хозяев. Он чувствовал, что часть симпатий толпы перекинулась на него — убогих одиноких героев все любят в начале, пока не пришло время добить. Кроме того, его обманчиво простые черные доспехи красиво на нем сидели, идеально подогнанные, даже Владыка при планировании операции расщедрился на комплимент: «Почти умайа в Войне Гнева» — заодно рассказал про последние безнадежные сражения с превосходящими силами Света перед бегством Моргота в другую Вселенную. Было познавательно, но об этом в другой раз. Во втором секторе красиво гарцевал Вардамир, ожидая своего Оленя, и компенсировал юность ловкостью и отважным слабоумием. В самом дальнем, третьем секторе Минардил готовился ощипать Петуха, и волосы его, длинные, словно у девчонки, красиво развевались на ветру из-под шлема. Рыцари выехали каждый в свой огороженный сектор арены и остановились, ожидая противника. Их доспехи сияли даже без солнца, флажки на копьях развевались, народ рукоплескал. Айген не выдержал — перенастроил зрение на максимальную дальность и нашел на трибунах вчерашнюю темноглазую даму. Однако на ее лице не было видно радости, она не подскакивала, не махала и не посылала «бычьей компании» воздушных поцелуев. Наоборот, глядела на поле холодно и скорее оценивающе. И Айген успокоился — она не обязана болеть за него, но и за этих уродов не будет. Герольд снова принялся комментировать: — Как видим, у волков не нашлось денег на парадные доспехи, наверное, прямо с дороги на фестиваль. С большой, хе-хе. В казино «Три топора» все ставят против них, помолимся же заранее за упокой их души, ибо это богоугодно — молиться за сирых и убогих. С бедных рыцарей ни выкупа не взять, ни доспехов, но я поставил, что они продержатся хотя бы первый раунд, потому что уж больно высок главный волк, как будто нуменорцы не все утонули и перед нами предстал их потомок! Давай, мужик, останься на своих двоих, мне еще заем гномам за двухбашенный домик у кольцевого тракта платить! И вдруг с поля раздался гулкий низкий голос «главного волка»: — Ну помолись, мужик! А еще помолись, чтоб мне под руку не попался, пока я этим болванам рога пообломаю и гребень на зад натяну! Трибуны взревели, приветствуя смелость (каждый потом надеялся, что рыцарь-бык будет занят, чтоб поименно искать тех, кто рукоплескал не ему). Зато пажи и оруженосцы принялись швыряться яблочными огрызками. Но Айген спокойно стоял на месте, удерживая коня, только чуть приподнял копье. Среди дурной челяди не было назгулов и эльфов, поэтому ни один огрызок в цель не попал. Внезапно, по некоему невидимому сигналу, Айген понесся на своего противника; хорошо выученный конь рванул с места во весь опор, взрывая утоптанное ристалище шипованными подковами. Еще и (не)своей даме «главный волк» успел помахать. Его план был прост — притвориться легкой мишенью и в сшибке посмотреть, что будут делать противники. Айген сшибся с Быком, раздался грохот. Щит назгула от удара копьем раскололся, но в седле Айген удержался. Бык же сохранил щит и вообще оказался без видимых повреждений… Однако были еще невидимые. На самом деле Айген, когда уклонялся от удара, копьем умудрился надрезать подпругу противника, и теперь там появилось слабое место. Прежде чем рыцарь-бык или его оруженосцы заметили это, Айген прямо на ходу развернул коня и снова понесся на противника. Бык вынужден был совершить неудобный маневр, на ходу разворачивая разогнавшегося аж до противоположной ограды коня, и вновь вступил в сражение. На трибуны упала тишина — все с замиранием сердца следили, как «волк» безо всякого щита, в легком черном доспехе несется на бронированного огромного противника. — Давай, мужик, завали его, я за твой упокой Единому свечку поставлю, нет, две! — герольд явно болел за аутсайдера, не веря не то что в победу, а хотя бы в удачный удар напоследок. И даже дама сердца Айгена с печалью на лице прикрыла глаза. И в этот самый момент Айген с филигранной точностью и идеальным таймингом сместился немного вбок, уходя от чудовищной силы удара копьем, а сам атаковал противника в плечо — с той стороны, где повредил подпругу. Рыцарь было почувствовал, что съезжает, потянул за ремни, но они с громким треском лопнули, и Бык слетел с лошади под копыта айгенова жеребца. Задние ряды зрителей повскакивали, напирая на передние. Бык обычно в такой ситуации добивал противника или топтал конем, превращая в консервную банку с фаршем. Однако Айген не торопился спешиваться и позволил рыцарю отползти. — У-у-у, — полувосхищенно, полунедовольно отозвались трибуны. Многие хотели увидеть, как уничтожат прежнего чемпиона (уж очень достал). Тут в нарушение всех правил на Айгена налетел второй рыцарь — силач, и нанес удар секирой сверху. Айген сломал свое копье об Быка, который теперь целеустремленно, хоть и позорно, полз к ограде. Кажется, сломал ногу или обе. Или позвоночник? А нечего доспехи сервоприводами утяжелять, не умеешь падать — не лезь в сшибку. Самому Айгену пришлось вынуть тот свой меч, что подлиннее. Короткая схватка «меч против секиры» показала, что, хоть нулевым полем и нельзя пользоваться, поэтому прямо сейчас Медведь превосходит назгула физически, но многосотлетнюю выучку, и в особенности буквально вколоченное Владыкой терпение, не компенсировать никакой мощью. Так что Айген превозмог «наукой», а не «дурью», и все потому, что вовремя кое-что вспомнил. Еще в бытность свою «простым королем Ангмара», Айген воевал с собственным обнаглевшим бароном при Форносте. Тщеславный выскочка, у которого от нуменорца была едва четверть, решил, что легко раненый и упавший с коня Айген — легкая мишень — и, конечно, ошибся. Айген позволил ему подойти поближе и ударил снизу, метя в сочленение доспеха между ногами и латной юбкой. У Айгена была лишь одна попытка, и меч легко нашел цель, а остальное было вопросом времени. Рыцарь, наклоняясь вперед в попытке достать Айгена, сам напоролся на меч, вгоняя его себе в ногу все глубже. Айген так отчетливо вспомнил этот эпизод из прошлого, словно вот-вот все повторится вновь. И поэтому положился на свое чутье. Тщеславный Медведь сделал полукруг по полю и сейчас летел на него, открываясь. Айген, как и тогда, ударил, с лихой меткостью заведя лезвие между пластами металла и вспоров внутреннюю прокладку доспеха, разорвав ткань и кольчужное полотно. Получается, что рыцарь налетел на меч сам, и Айгену оставалось только разок увернуться от в последний раз свистнувшей у уха секиры да держать рукоять крепче. Он сильно ранил Медведя, но не убил. Битва была далека от хотя бы полуфинала, но Айген смог повернуть удачу к себе мордой, а не задом. Отец был бы доволен. Жаль, он не видит в подробностях. И все это без помощи нулевого поля — все равно что одну руку за спину привязать. Раненый рыцарь-Медведь отскочил и продолжил движение, понесся назад, к ограде, чтоб взять копье подлиннее и разогнаться получше для удара посильнее. В пылу битвы Медведь еще не понял, насколько серьезно ранен, да и адреналин вынуждал забыть о неостановленном кровотечении. Тут же на Айгена вылетел третий, в короне. Медведь, взяв копье, с удовлетворением отметил, что их третий товарищ как раз летит на «волчару позорного», вынудив того повернуться к нему спиной и поставив теперь между двух огней. Айген снова ощутил на себе взгляд с трибун — в этот раз дама не смежила веки, наоборот, она смотрела и смотрела на него во все глаза, даже привстала на трибуне, видя как на Айгена с двух сторон несутся рыцари с огромными утяжеленными копьями, тогда как у него по-прежнему лишь меч, ведь нет оруженосца, чтобы поднести копье, да и не позволят приспешники Пендальфа. Поэтому дама не спускала взгляда с Айгена, из ее руки выпал платок и, подхваченный порывом ветра, закружился, опускаясь вниз. Рыцари неслись на Айгена, который стоял на месте, удерживая нервничающего коня. Через несколько ударов напуганного женского сердца противники очутились уже на расстоянии удара копья. Первый рыцарь метил в затылок Айгену, второй — в грудь. Айген без труда понял, куда они целятся, ведь он пребывал в вихре битвы, в привычной для себя стихии. Ему не нужно нулевое поле, чтобы сражаться. Он прошел столько битв, столько раз был ранен и столько раз считался погибшим, что какие-то турниры, а также фестивали, мать их, для него как детская игра. Его собственное сердце билось ровно и спокойно. Чужие кони скачут — каждый со своей стороны, и Айген за один удар сердца механически рассчитывает расстояние. Еще одно биение, еще один рывок, и седоки наклоняются, каждый вкладывая в свой удар все силы, чтобы удержать равновесие и пронзить «волка» каждый со своей стороны. Третий удар сердца — Айген поворачивает коня на месте. Еще один прыжок коня — четвертый удар сердца — одно копье летит к шлему, второе в грудь, но Айген заставляет коня попятиться, встать на дыбы. И наконец последнее биение — Айген легко соскальзывает на землю и ударяет коня, отпуская его. Противники не ожидали такого маневра и влетают друг в друга. Рыцари слишком поздно разгадали маневр общего соперника. Лошадей было уже не остановить. Медведь попытался было направить копье в сторону, но заметил, что его друг положения своего копья не изменил и вот-вот насадит его на острие, как букашку. Нога, по которой ударил Айген, противно ныла, но рыцарь, стиснув зубы, все же упер руку в бок, чтобы суметь удержать копье. Запоздало натянул уздечку, пытаясь хотя бы немного снизить набранную им скорость или сменить направление. Конь, недовольно хрипя и потрясая растрепанной гривой, встал на дыбы, гарцуя на месте. Но вот копыта вновь коснулись земли, и конь, брыкаясь и фыркая, высоко подпрыгнул навстречу другому всаднику. Рука Медведя дернулась, острие устремилось вверх. Рукоять наоборот непосильным грузом потянула руку вниз, заставляя и рыцаря тоже нагнуться. Это спасло его от верной смерти. Копье рыцаря в короне звонко ударило в латный воротник соседа, соскользнуло, с грохотом прошлось по плечу, хотя буквально мгновение назад острие было направлено точно в узкую щель забрала, грозясь лишить его если не жизни, то глаза. Рыцари столкнулись с неизбежностью двух кораблей, которые оказались друг напротив друга в узком проливе, не имея возможности изменить курс, сколько бы ни старались их капитаны, какие бы усилия ни прикладывала команда. Оглушительный грохот заставил замолкнуть трибуны: дамы не вскрикивали больше, оруженосцы не улюлюкали в сторону Айгена и не орали слова поддержки его соперникам. Умолкли и гномы, больше не требуя сделать ставки и не предлагая напитки, еду или сувениры. Айген тоже молчал, только смотрел как оглушенные жеребцы, спотыкаясь, разбежались в разные стороны, оставив своих седоков лежать в середине сектора. Медведь слабо пошевелился и смог приподняться. К нему тут же бросился его оруженосец. Второй рыцарь дернул ногой, упираясь в землю, но подняться не смог. Смешно замахал руками, из-под шлема с герцогской короной раздался ворчливый голос, не то призывая на помощь, не то насылая проклятия. Айген обернулся посмотреть, что там с принцами. И, к собственному удивлению, остался почти доволен увиденным. Минардил успел спешиться и неуклюже, но с большим энтузиазмом орудуя мечом, умудрился загнать своего Петуха-противника в угол их сектора. Рыцарь вяло отвечал на удары, все сильнее припадая на правую ногу, пока вовсе не встал перед Минардилом на одно колено, словно собирался принять присягу. Ну, или признаться в нежных чувствах. Айген от такого невольно усмехнулся: н-да, юноша точно попадет в Валинорский вестник, вон, уже кто-то шустрый в первом ряду делает зарисовку. Вардамиру пришлось сложнее. Его соперник оказался проворным, не зря назвался Оленем, хоть и уступал юному нуменорцу в росте. Однако это преимущество пока не сильно помогало Вардамиру отражать яростные атаки. Сектор, в котором сражался Вардамир, был соседним к Айгену. Он развернулся, сделал шаг и уже занес меч, чтобы убрать досадную помеху в виде хлипкого ограждения, когда в голове раздался голос Кириона: «Тебя на трибунах кое-кто заждался, Властелин Брани. Иди, герой, закрепи, так сказать, результат!» Щеки Айгена окрасились румянцем, в нулевом поле коротко хохотнул Кирион, но почти сразу же серьезно добавил: «За мальчишек не беспокойся, у меня все готово. Что до остальных зачинщиков, думаю, после вашей сокрушительной победы их количество резко поубавится, к тому же самых сильных противников ты только что отправил на заслуженный отдых. Двоих из трех даже на раннюю пенсию». Айген мысленно поблагодарил собрата и развернулся на месте. Посмотрел на оживающие трибуны, знаком подозвал коня. Вскочил в седло и направил коня в сторону трибун очень тихой рысью, при которой передние ноги медленно и красиво поднимались вверх. Его целью было ярко-алое пятно платка Прекрасной Дамы, такое же, как румянец на бледных щеках Айгена. Кирион проводил брата взглядом и усмехнулся, назгулье зрение пирата было очень острым и позволило ему рассмотреть зрителей в мельчайших деталях. На центральной трибуне, с которой открывался самый хороший вид на ристалище, у самого края ограждения, стояла «зазноба» Старшего, вцепившись тонкими пальцами до побелевших костяшек в ограждение и прикусив яркие припухшие губы. Темные миндалевидные глаза под тяжелыми веками пристально следили за одинокой фигурой в секторе, где только что на глазах изумленной публики были повержены самые сильные рыцари фестиваля. Да что там, лучшие из лучших. Кирион улыбнулся, посылая брату ментальный «привет и пожелание горячей ночи», что заставило Айгена смутиться еще больше. Впрочем, Кириону следовало вернуться к принцам. Судя по одиночным выкрикам, настроение толпы сменилось и в отношении мальчишек. Все чаще раздавались возгласы в поддержку Минардила, и тот, поймав волну народного обожания, одним широким ударом опрокинул своего противника вначале на колено, а затем серией коротких частых ударов вовсе уронил того на землю. А вот Вардамир громко пыхтел, тяжело двигаясь, и, видимо, окончательно сбрендил, потому что за каким-то Балрогом поднял забрало шлема. Его противник нанес удар по касательной, и Вардамир, неловко размахивая руками, попытался отклониться, не смог удержать равновесие и, раскинув руки в стороны, полетел назад. Но и рыцарь-соперник тоже устал — поскользнулся на влажной от недавнего дождя земле и кое-как смог подняться, опираясь на меч. А когда встал на обе ноги, все равно не спешил приблизиться к поверженному принцу. Кирион услышал гул сбоку. Несколько человек (судя по петуху с огромным разноцветным хвостом — оруженосцы противника Минардила) о чем-то переговаривались рядом, то и дело бросая короткие нервные взгляды в сторону своего господина. Ситуация, кажется, вот-вот должна была выйти из-под контроля. Улыбка слетела с лица Кириона, и он перешел к немедленным действиям, ведь промедление могло стоить жизни кому-то из «своих», а запрет на использование нулевого поля лишал назгула серьезного преимущества. Однако Кирион не хвалился и не лгал, когда ранее сказал Айгену, что у него все готово. Бросив быстрый взгляд на оруженосцев «хвостатого петуха», он схватил у ближайшего столика кувшин с вином, посмотрел на ручной хронометр, который показал без двух минут два часа дня, и мысленно взмолился Владыке с совершено неожиданной просьбой: расчистить облака так, чтобы снова показалось солнце. Получил короткий ответ: «Да» — и, активно работая локтями, протиснулся к группе оруженосцев. Успел вовремя. Мужчины уже успели схватить свои короткие мечи и, кажется, собирались проучить Минардила до смерти в отместку за своего хозяина. — Да как он посмел! — крикнул прыщавый парень в черном мохнатом тулупе, размахивавший мечом. — Действительно! — поддакнул Кирион и положил тому руку на плечо, сжав так, чтобы парень остался на месте, не позволяя обернуться и заглянуть назгулу-пирату в лицо. — Вот! — парень, ободренный такой неожиданной поддержкой, раскраснелся, оставил попытки присмотреться повнимательнее к своему новому союзнику, и с большим энтузиазмом продолжил: — Да он даже не настоящий рыцарь! Я слышал, как один из распорядителей говорил, что он — простой оруженосец! — Да, да, я тоже такое слышал, — поддержал товарища еще один оруженосец из стана врага, и Кирион тут же вручил ему кувшин. — Точно, друзья, давайте проучим этого лгуна, пусть знает свое место! — пират отпустил свою жертву и сделал шаг назад к столику, где стояли еще два кувшина с вином, тоже прихватив их с собой. Несколько незаметных шагов по кругу, и вот назгул уже стоял в толпе оруженосцев напротив черного тулупа. Кувшины незаметно перекочевали в чужие руки. — Друзья, — Кирион бочком протиснулся между двумя вражескими слугами и фамильярно приобнял их за плечи, словно они были старыми знакомыми. — Прежде чем мы вступим в битву, подкрепим силы вином! А потом в бой! — провозгласил он. Прищурился, довольно глядя, как оруженосцы тут же последовали его совету и отпили по несколько приличных глотков из своих кувшинов. — И с товарищами не забывайте поделиться, — подбодрил их Кирион, — Не жадничаем, парни! На всех хватит! Кувшины пошли по кругу, а Кирион незаметно попятился назад, пока не потерялся среди других слуг рангом пониже, собравшихся возле ограждения. «Шестьдесят», — мысленно начал отсчет пират и посмотрел на хронометр. Налетел сильный ветер, облака наверху зашевелились. Кое-где показались участки ярко-голубого неба, но солнца еще не было видно. Ни одного лучика. Он недовольно поджал губы. Минардил отступил от пораженного рыцаря-петуха и стоял, опираясь всем весом на воткнутый в землю двуруч. Кирион скривился. Так поступать с мечом! Мало того, что испортит доброе оружие, так ведь этот малолетний идиот даже не подумал, как будет его вытаскивать, когда придется отражать атаку со спины. Кирион, несмотря на запрет использовать нулевое поле, послал ментальный подзатыльник Минардилу и велел приготовиться к... Назвать намечающуюся пьяную драку «битвой» язык не поворачивался. Удар был несильным и не должен был привлечь внимание серого волшебника или его хозяев. К тому же, Кирион чувствовал, как толпа на трибунах, оруженосцы и слуги вокруг ристалища создавали сильный фон из самых разнообразных эмоций, мешающий определить, кто тут «колдует». Минардил ойкнул и стал дергать зацепившийся за что-то в земле меч с утроенной силой. Оруженосцы и слуги рыцаря-петуха, воодушевленные собственными речами и подогретые вином, перевалили с грехом пополам через ограду и, в нарушение всех правил, высыпали на поле. На их пути возникла новая преграда — сектор Минардила находился дальше. Тогда они, игнорируя сражение Вардамира и его противника и громко крича что-то на оркско-матерном, стали брать штурмом следующий забор, чтобы добраться до ряда, где, припорошенный конским навозом и осенней грязью, лежал и громко стонал их господин, а рядом с ним, ругаясь на пиратско-назгульском сленге, Минардил пытался вытащить меч, застрявший в земле. «Сорок пять». Сквозь тучи показалось солнце. Трибуны ликовали, приветствуя Айгена. Дама махнула ему рукой. Айген под улюлюканье толпы и вздохи девушек всех рас прямо из седла нагнулся и поднял платок, затем поднес его к сердцу, приветствуя свою даму. Голосом, глухим из-за шлема, но все же достаточно громким, чтобы перекричать толпу, он обратился к ней и с поклоном, все так же прижимая к груди алую ткань, провозгласил ее королевой турнира. Это нарушало правила, ведь фактически бой еще не был окончен, в корзинах «волков» оставалось еще много копий, и герольд приложил мегафон к губам, чтобы напомнить, что это еще не победа и даму провозглашать не положено… Но посмотрел на беснующуюся толпу, вспомнил, как эффектно Айген справился с противниками и прикинул шансы остальных. Тем более что некоторые рыцари уже отправили своих оруженосцев к корзине, и те, пользуясь общей неразберихой, вытаскивали копья своих господ, типа отменяли "стрелку". Герольд пожал плечами. Фестиваль с самого начала напоминал бродячий цирк уродцев куда больше, чем настоящий турнир. Здесь все было странно и неправильно. Что ж, пусть будет назначена королева. Все, кажется, этим довольны, вон, даже устроитель турнира приветственно машет шапкой Айгену, а значит, и герольду заплатят щедро, плюс выигрыш от гномов. Главное не вмешиваться, конечно. Герольд давно выучил правило: «Не чеши там, где не чешется», и еще: «Довольные люди всегда щедрые». Вряд ли кто-то сможет устоять против этого унылого рыцаря в старомодном черном доспехе. Мужик оказался крепким и бывалым воином. Поэтому герольд отложил мегафон и просто смотрел, подсчитывая в уме будущие доходы. «Двадцать восемь». Оруженосцы добрались до Минардила и стали окружать его, крича и размахивая мечами. Кто-то запнулся о поверженного господина и едва не упал, но его подхватил товарищ. Рыцарь застонал. Минардил выдернул наконец меч и, выставив его на всю длину, медленно кружил на месте, про себя вспоминая, какие там приемы сражения в толпе показывал ему Кирион. Принц потел, беззвучно шевелил губами под шлемом, призывая в молитве Единого, Владыку и поминая Кириона добрым словом за такую удивительную прозорливость. Назгулу-пирату от такого чуток икалось. Оруженосцы, слыша его невнятное бормотание, стали жаться друг к другу, не решаясь напасть. Решили, что этот мальчишка, по виду не старше чем они сами, колдун — раз смог победить их господина, который раньше не знал таких позорных поражений. И вот прямо сейчас он бормочет свои проклятия и использует против них ужасные заклинания. Однако ничего не происходило, зады и носы не поотваливались, и «черный тулуп», как самый задиристый, первым размахнулся мечом. Закричал истошно и ударил воздух перед собой, не достав, конечно до Минардила с такого расстояния. Остальные тоже замахали мечами, заголосили и бросились на Минардила всем скопом. Принц, вместо того, чтобы размахнуться по всей окружности, насколько позволяло пространство, зачем-то низко опустил меч и уперся ногами в землю. Кирион закатил глаза: «Да кто так делает! Кто учил тебя, растяпа!» «Ты!» — коротко хохотнул где-то на краю сознания Владыка. — «Десять» — сказал Гор и вновь исчез. «Девять». Минардил наконец очнулся и стал думать головой, а не задницей (другой причиной Кирион его поведение в начале драки объяснить не мог). Принц раскрутил меч и активно завертелся на месте, не подпуская к себе оруженосцев. Те, все так же сквернословя, словно это могло придать им сил или умений, выпрыгивали навстречу Минардилу и его мечу, но тут же с диким воем отскакивали назад, а еще периодически пытались вытолкнуть вперёд кого-то из зазевавшихся товарищей. Последние, испуганные свистом меча, не желали погибать первыми и быстро ретировались обратно. «Восемь». Вардамир наконец понял, почему никак не может отразить удары противника, хотя на тренировках с Айгеном все было по-другому. Выставив меч под правильным углом, он смог парировать тяжелый удар сверху, которым Олень в очередной раз атаковал его, и мысленно возликовал. Дело в том, что рыцарь-олень нещадно лупил принца одним приемом, постоянно метя в одну и ту же точку. Он был старше и сильнее, и конечно же, опытнее. А еще почувствовал, что мальчишка выдыхается, и надо просто усилить напор. Короче, расслабился, решил, что вот она, победа. Движения его стали менее точными. Кирион, сосредоточенно наблюдавший теперь за Вардамиром, пронзительно свистнул. «Семь». Минардил кружился и размахивал мечом во все стороны, вновь размахивал и кружился, и весь мир превратился для него в одно серое бесформенное полотно. Он не видел больше чужих лиц. Не слышал слов. Звуки тоже слились в один общий гул, от которого голова шла кругом даже больше, чем от постоянного кружения на одном месте. «Шесть». Лучи солнца было спрятались, но снова выглянули из-за туч. Они медленно ползли по полю и уже достигли трибун, заливая мягким, но в то же время удивительно ярким золотом все, к чему прикасались: растоптанное поле, Минардила и атакующих его слуг рыцаря-петуха, Вардамира, который почувствовал себя увереннее и стал не только защищаться, но даже атаковать своего противника. «Пять». Кирион, сжав кулаки, безотрывно смотрел, как солнечные лучи ползут к трибунам, и проклинал их медлительность. Бросив короткий взгляд на Вардамира, мысленно приказал ему: «Влево!» «Четыре». Один из оруженосцев, скакавших вокруг Минардила, вдруг схватился за живот и присел. Еще один последовал его примеру и тоже опустился на корточки, а потом и вовсе рухнул и стал кататься по земле, жалобно подвывая. Минардил продолжал свое вращение не позволяя подойти близко. «Три». Толпа забрасывала Айгена откуда-то взявшимися цветами и зернами, ревела в приветствии. Прекрасная дама, картинно заломив руки, стояла и смотрела на Айгена в окружении перешептывающихся подруг. «Два». Вокруг Минардила валялись уже все оруженосцы. Они хватались за животы и дрыгали ногами. Минардил сделав очередной круг, понял, что в привычной картине мира чего-то не хватает, и остановился (правда, не сразу), чтобы посмотреть, чего именно. Замер, переминаясь с ноги на ногу, и остался стоять в центре круга из орущих и проклинающих все на свете оруженосцев. Он даже забрало приподнял, пытаясь понять, что случилось с его противниками. Однако смог сделать только один вывод: слуги его бывшего соперника (впрочем, как и сам рыцарь с петушиным хвостом) ему больше не опасны. И все же меч из рук не опустил и даже в землю втыкать не стал. Просто на всякий случай. «Один». Хронометр на руке Кириона мелодично зазвенел. Лучи солнца добрались до Айгена, сделав его черные помятые доспехи на мгновение золотыми. Трибуны, украшенные вчера Кирионом большими круглыми листами и лентами, тоже залились ярким золотым светом. Толпа ахнула от восхищения. Вардамир, как и приказал ему Кирион, уклонился от своего противника влево, продолжая механически размахивать тяжелым мечом и даже не глядя, куда там приходятся его удары. Внезапно меч с грохотом нашел какое-то препятствие. «Ноль». «Украшения» под трибунами всего лишь на несколько секунд вспыхнули ярким светом, ослепляя всех: и толпу на трибуне, и тех, кто был на поле. Ослепили они и противника Вардамира. Тот взмахнул руками ровно в тот момент, когда Вардамир уклонился влево и смог, даже сам не понимая, что делает, попасть острием в сочленение доспеха на плече, ранив противника в руку. Олень остановился на месте, как вкопанный, рука его дрогнула, и меч вывалился на истоптанную землю из ослабевших пальцев, почти сразу же окрасился кровью. «Давай! Что ты остановился?! Бей!» — велел Кирион Вардамиру, и принц действительно атаковал, подчиняясь приказу. Ударил плашмя, не желая убивать своего противника. Меч тяжело ударил по шлему, оглушая рыцаря. Один ветвистый рог переломился и упал к ногам Вардамира. Следом осел и сам рыцарь, вначале упав на колени, а потом и вовсе растянувшись лицом вниз. Битва была окончена: Айген уложил троих самых сильных противников, а мальчишки не просто остались живы — они одержали свою первую серьезную победу.