Король-техночародей и его убийца

Пусть погода стояла ясная, однако осень почти победила, отвоевав ночи. Они стали холодными, и пронизывающий ветер гулял с вечера по палаточному городку, нахально задирая плащи и юбки и заставляя редких прохожих почти бежать к пункту назначения. Особенно весело было в нужниках, что скрипели и покачивались под порывами ветра над отхожими ямами. Элеран, в отличие от прохожих, не торопился. Подставив ветру лицо, алеющее больше от нахлынувших воспоминаний, чем от холода, он тяжело шагал в сторону своего шатра. Семнадцать лет прошло со дня смерти Лиллит, но он ничего не забыл — время было не властно над ним. Это барон и другие заговорщики, будучи обычными людьми, постарели и сейчас доживали свой короткий век. Элеран, будучи нуменорцем по крови, мало изменился. Ему, как и остальным заговорщикам, стукнуло 57 лет, но выглядел он гораздо моложе. И все-таки прожить долго ему не суждено — он знал, что умирает — пусть медленно, но неумолимо. На самом деле у Элерана совсем не осталось времени. Семнадцать лет назад барон уговорился с ним отравить короля. А для маркиза и королевы дал противоядие. Вот только оно на самом деле лишь отсрочило действие яда. От того, чем отравили королевскую чету и чем надеялись убрать и Элерана, не было спасения. Этот яд нельзя было нейтрализовать: он, словно обломок легендарного моргульского клинка, доходил до сердца и останавливал его. Первым погиб король. Лиллит ненадолго пережила супруга, ее не стало на следующий день. Сам маркиз остался в живых случайно: барон не знал о его даре. Элеран хорошо запомнил беспомощное, испуганное лицо барона, когда наутро пришел в королевский замок и обнаружил, что Лиллит, его маленькой Лиллит не стало. Вначале он хотел уничтожить барона Пендрата, предав публичной медленной и мучительной казни. Например, сварить в масле. Однако тогда и самого маркиза казнили бы. А маркиз не мог сейчас бросить мальчишку Лиллит, он обещал. И потом, этот щенок с большими карими глазами и волосами цвета льна так напоминал ее… Бросить его на растерзание именно сейчас — казалось Элерану предательством: нет, он не оставит принца совсем без защиты. Прежде чем мстить, следует найти кого-то, кто сможет позаботиться о ребенке. К вечеру следующего дня барон исчез. Элеран собрался было броситься в погоню, но вспомнил слова учителя: «Месть — блюдо, которое следует подавать остывшим, чтобы насладиться им в полной мере». Он усмирил гнев и пришел к канцлеру, доверенному лицу безвременно почившей королевской четы. А уж канцлер, прожженный политикан, переживший уже трех правителей, приложил максимум усилий, чтобы правда о заговорщиках стала известна всем — конечно же, скромно умолчав об участии Элерана. Если кто и усомнился в его словах, вида не подали — барон представлял для ставленников короля куда большую опасность, чем влюбленный глупец, за которого они приняли Элерана. Народ разоделся в траур, однако при этом с удовольствием смаковал подробности трагедии. Принц едва достиг двух лет и просто ничего не понимал, лишь иногда звал маму. А Элеран не имел притязаний на трон (зачем ему трон без Лиллит?) и без всякого внутреннего протеста отдал бразды правления канцлеру. Последний сам себя назначил опекуном принца и фактическим правителем Рованиона. Себе же маркиз выбрал скромную роль начальника дворцовой стражи: так он мог постоянно находиться во дворце, охраняя принца, а еще обо всем узнавать первым. Никто не знал настолько хорошо все потайные ходы и ниши дворца. Не счесть, сколько раз Элеран прятался в этих тихих коридорах, сколько раз спешил по подземельям или между стен с тонкими перегородками на свидание к своей королеве. Канцлер, опасаясь мстительного противника, тоже был с маркизом предельно любезен и даже советовался по делам, связанным с вопросами защиты королевства или участия во всяких военных заварушках. К сожалению, потом яд стал брать свое. Каким бы крепким ни был нуменорский организм от рождения, какой бы поразительной мощью ни обладал дар, скрытый в Элеране, даже это не могло излечить маркиза от болезненной смерти. В один из ноябрьских дней, когда ветер завывал особенно пронзительно, а облака низкие и тяжелые, казалось, сейчас рухнут на лес, погребя его под собой, Элеран почувствовал, что конец близок. И тогда, наплевав на обещание, которое дал Лиллит, оставил замок и мальчишку и отправился умирать в самое сердце леса к их заветному озеру. Там его вновь нашел Келегорм и выходил. А когда Элеран достаточно окреп, чтобы вновь понимать чужую речь, эльф-нолдо предложил план: все думают, что маркиз Элеран умер. Отличная возможность начать все заново. Его предложение в силе. Если Элеран желает, то корабль, что отбывает скоро в Валинор, к его услугам. Но маркиз ничего не желал, если только быстрой смерти, чтобы как можно скорее соединиться с Лиллит. — А если она не дождется тебя в чертогах Мандоса? — спросил его учитель, став ужасно серьезным. — Если в очередной раз обманет? — Серые глаза блестели равнодушными звездами на удивительно красивом скуластом лице, придавая эльфу сходство с застывшей скульптурой. Такой прекрасной и такой холодной, неживой. Элеран в ответ улыбнулся, как будто стал буйнопомешанным. Отчего-то он был уверен: даже Лиллит не посмеет нарушить страшную клятву, данную ими у волшебного озера. Дождется его там, за гранью, и они, наконец, будут вместе, и никакие силы, дети и короны не смогут им больше помешать. Келегорм на минуту приложил узкую ладонь с длинными изящными пальцами к лицу, словно призывая Валар в свидетели — мол, пытался остановить безумца и ничего не вышло. Затем устало пожал плечами и помог Аэлте в очередной раз. Дал новое имя, справил документы и придумал профессию — наемник. Выбор свой пояснил так: Элеран не хочет в Валинор, в замок дорога ему заказана, и все, о чем он мечтает — месть. Значит, остается только податься к работникам ножа и топора. Эти не спросят о прошлом, ведь бродягам, которые стоят вне закона, наплевать на всех, их интересует только настоящее. Келегорм еще сказал: если Элеран выдержит три года в этом аду, то легко сможет потом разделаться с виновниками. «Научись убивать. По настоящему», — дал эльф короткое напутствие вместо прощания. Элеран не сразу понял, о чем говорил учитель. Дошло, когда исполнил свой первый «заказ». Одно дело лишить жизни в честном сражении или в поединке один на один. Другое — стать безликой смертью, какая приходит из тени молча, осторожно, не давая жертве даже шанса оправдаться или защититься. Однако Элеран научился. Он продержался наемником не три года, гораздо больше, объясняя себе странную пустоту внутри тем, что он все равно уже мертв, разве можно умереть еще раз? Даже репутацию безжалостного убийцы себе заслужил. Правда, считался наемником со странностями: все заказы проверял лично и никогда не брался за тех, кого посчитал невиновным. А еще отказывался убивать баб и малолетних детей. Говорил, что брезгует, но на самом деле боялся, что не попадет в чертоги Мандоса, а застрянет в чистилище. Как он слышал, за убийство невинных или слабых душе полагалось искупить свой грех тяжелым трудом, но он не мог задерживаться. Не то чтобы верил, однако опасался осечки. Как известно, из чертогов никто еще не возвращался, достоверно не известно, что там происходит. Хотя людская молва была достаточно убедительна, чтоб вместо совести у Элерана работал собственный кодекс чести. Когда его, теперь известного под именем наемник-Аэлта, спрашивали, откуда он выдумал эти странные правила, он дико сверкал глазами и корчил отвратную гримасу. А про себя смеялся, что Лиллит — его маленькая коварная ведьма — и стала причиной, по которой он, падший грешник, совершивший столько мерзости за свою жизнь, вдруг заделался в некотором роде праведником. Увы, несмотря на успехи в «профессиональной» сфере, с личными делами все обстояло хуже. Барон долго прятался, заметал следы и был очень, очень-очень осторожен, как и его подельники. Сами спрятались и семьи свои скрыли. Однако этот год стал поистине судьбоносным. Вначале голову подняли мелкие сошки. Элеран легко добрался до них — даже вспомнить было противно, как одного задушил веревкой от его собственных портков в сортире и второго утопил в ванной. Семей у них к тому времени не было: бабы, кто поумнее, сбежали, прихватив драгоценности, а кто поглупее — тот помер, не вынеся жизни, полной лишений и страха. Еще двое прикончили друг друга сами: Элеран просто стравил их и смотрел, посмеиваясь, как они оба подсыпали друг другу яда. Один в кубок «товарища», когда тот отвернулся, а второй сразу в вино, предварительно налив себе порцию из другого кувшина. Теперь вот и сам барон осмелел. Элеран навел справки и узнал, что сын Лиллит умудрился перейти дорогу самому Оромэ и попал в опалу. Говорили, что Вала, не желая пачкать руки, вызвал серого Истари, настолько несчастный мальчишка встал могущественному богу поперек горла. Подробности Элеран уже и не помнил: то ли принц оказался слишком удачлив в охоте, то ли увел у любимчика из свиты Оромэ невесту и обесчестил ее, то ли вправду подстрелил живность на запретной территории. Барон, пользуясь случаем, выполз на свет, как гадюка из болота, чтобы вновь укусить исподтишка, ударить в спину. И, конечно же, занять трон. Элеран только того и ждал, причем исключительно из чувства мести, а вовсе не из-за данного Лиллит обещания. Он уже раз нарушил слово — почему должен сдержать сейчас? На мальчишку ему плевать. Даже если тот, как Лиллит клялась, а Элеран все равно не верил, был его собственным сыном. Его сын погиб так и не родившись: Лиллит приняла какое-то снадобье, желая избавиться от последствий их связи, и жестоко поплатилась. Хоть и проклинала его, а не себя до конца дней, потому что после того случая так и не смогла больше зачать ребенка. И все-таки, несмотря на ее грехи, Элеран остался рядом. Стал поверенным в самых темных и грязных делах, самым преданным слугой. Все, включая саму Лиллит, думали: остался, потому что до сих пор ее любил. Невинная юношеская влюбленность превратилась в болезненно обжигающую страсть; своей жизни он без нее не мыслил — без расчетливой суки, которая иногда — так редко! — смотрела на него насмешливо и призывно, будто внутри все еще была жива та девчонка, что дала ему руку у заповедного озера… Тогда Элерану нравилось смаковать мысль, что он обманул всех, оказался хитрее даже Лиллит. Каждый раз, когда она снисходительно допускала его до «королевского» тела, в душе он смеялся. Хотел бы только ее — похитил бы, спрятал в замке и трахал, пока не надоест. Нет. Она была украшением на его блюде, состоявшем из унаследованной от далеких предков ненависти к «королевскому» роду и личной мести. Король держал его в свите исключительно чтобы развлечься. Находил забавным, что тот, чьи предки царили здесь по праву крови, теперь вынужден прислуживать ему — простому крестьянину, которого так щедро одарил Оромэ. Любовь стала проклятием для Элерана, самым страшным и гадким ругательством, ведь он желал лишь одну женщину на свете. Не ее тело — тел вокруг полно, бери любое. Нет, ему нужно было ее холодное каменное сердце, которое Лиллит не отдала никому. А он служил как пес, смеялся как шут, ревновал как дурак и втайне мечтал, что однажды обезглавит юродивого короля, у которого из королевского только ворованный титул, швырнет к ее ногам корону и потребует, чтобы они наконец зажили открыто. И она согласится… Однако у судьбы были свои планы. Лиллит никак не могла забеременеть, все хотела упрочить свое положение, хотя Элеран не раз предлагал ей и другие варианты захвата власти, если уж ей так хотелось властвовать. В итоге доигралась. Они оба доигрались. Жизнь щедрой рукой отсыпала им невзгод. Возможно, смерть будет более милосердной и позволит им наконец соединиться. Элеран не помнил, как добрался в свою палатку. Прямо в одежде рухнул в постель, и едва голова коснулась жесткой скатки из походного шерстяного плаща, заменявшего ему подушку, провалился в глубокий сон без сновидений — и проспал трое суток. Проснулся он потому, что кто-то поливал его водой. Элеран дернулся, повернул голову, сонно моргая, и наконец смог разлепить глаза. Сверху на него смотрело сморщенное лицо. Впрочем, выражение поблескивающих в темноте желтых глаз было странно знакомым, но он, сколько ни силился, все никак не мог припомнить, где уже видел такое. — Маркиз, да вы лежебока, — прошамкал старческий беззубый рот и растянулся в кривой усмешке. — Опять ты? — Элерану даже не надо было призывать дар, чтобы понять, что перед ним его новый заказчик. — По глазам узнал? — усмехнулся старик и поставил пустой ковш на деревянный табурет, заменявший Элерану столик. Ковш отозвался глухим звуком, а у Элерана голова зашлась гулом, словно это его ковшом приложили. Он, морщась, поднялся и сел, потирая руками лицо. Когда глаза привыкли к темноте, пристальнее всмотрелся в лицо своего незваного гостя. — У тебя лицо графа, его я тоже знал. Старая походная кровать заскрипела под весом тела. Элеран поднялся на ноги и распрямился в полный рост. Но, даже возвышаясь над графом, все равно чувствовал себя маленькой ничтожной букашкой под насмешливыми желтыми глазами, внимательно следившими за ним. — Кто ты? — спросил наконец. — Зачем тебе… Граф отмахнулся от вопроса, как от назойливого насекомого. Осмотрелся по сторонам в поисках места, куда мог бы присесть. Элеран заметил это, но ничего не предложил, испытывая чувство удовлетворения, что может хотя бы так мелко досадить противному незнакомцу. Тогда граф, ворча себе под нос на незнакомом языке, проковылял к дальней стене и тяжело опустился на походный скарб, сваленный у входа в одну большую кучу. Впрочем, даже на этой куче в теле немощного старика тот, кто занял смертное тело, выглядел и ощущался внушительно, если не сказать, пугающе. — А говорили, что ты, маркиз, благородных кровей, — с укором произнес граф. — Чуть ли не королевских. И где твое воспитание? — Маркиз Элеран умер в ночь, когда не стало Лиллит. — жестко произнес Элеран. — Я– наемник Аэлта. Граф только головой покачал и, кривя губы в презрительной насмешке, произнес: — Наемник, ты тут взялся за работу и все про… спал. Когда ты не появился на третий день, твои дружки уже решили, что ты всех кинул… Пришлось немного исправить ситуацию, чтобы они поверили что ты сдох в придорожной канаве. От пьянства. Элеран уставился на графа в недоумении. Он не мог столько проспать! Это невозможно! И потом, как он мог сдохнуть, если вот он живой, сидит, дышит, разговаривает с незнакомцем? — Твоих рук дело? — уточнил Элеран холодно, пока прислушивался к дару. Перед ним определенно был элементаль. Элеран насмотрелся на таких и на истари в своей прошлой жизни. В свите Оромэ их было достаточно. Но тот, кто натянул на себя личину старого графа, кажется, пропустил выпад мимо ушей. «Старик» явно что-то задумал, и Элеран решил вначале послушать. Жизнь научила его не вступать в борьбу с превосходящим по силе противником. «Терпение и труд!» — часто повторял феаноринг, ставший ему учителем. А Элеран был прилежным учеником. Граф тем временем поудобнее устроился на своем импровизированном кресле и ровным тоном, словно это было что-то обыденное, сообщил новости: — Ты прав, это я немного помог тебе. Ты мог спутать мне все планы, если бы вмешался раньше времени. А теперь твои бывшие наниматели уверены, что ты сдох. Кстати, принцы выиграли турнир и на всех парах мчат домой, а за ними тенью следуют те, от кого ты взялся их защищать. Однако серый шакал и его шакалята уже там, а ты еще здесь… — граф строго пригрозил Элерану пальцем. — Вообще, на твоем месте, — он чуть наклонил голову, выдерживая паузу, — я бы, во-первых, не хамил старшим, а во-вторых, прозвище бы поменял, чтобы не так очевидно было. — Ты не на моем месте, это во-первых. А во-вторых, на вопрос, кто ты такой, я ответа не услышал. — парировал Элеран. — И еще, — он вдруг посмотрел вниз, изучая свои босые ноги так внимательно, словно надеялся найти там ответ. — Ты принял мои условия, не спросив о желании. Прежде чем отправлюсь спасать твоих дебилов, хочу убедиться, что мы друг друга правильно поняли и о цене договорились. Старческая рука чуть дернулась, сделав неопределенный жест. — Так ведь не секрет, чего вы, люди, обычно просите, — насмешливо протянул граф. — У вас такой ограниченный набор желаний, на самом деле, ничего нового, — он вздохнул, рука вновь прошлась по воздуху, сделав круг. — С тобой, мое наивное дитя, тоже все так банально выходит. А я весьма надеялся на оригинальность. У меня даже мысли были, не предложить ли тебе ИНУЮ работенку… Но судьба распорядилась по-другому. Желтые глаза графа вдруг ярче заблестели на бледном старческом лице, сухая рука легла на колено и прошлась рваным ритмом. Элеран поморщился. Дар внутри ответил острым уколом. — Мальчик Лиллит, кстати, действительно получил часть твоего генома. Он, конечно, не твой сын, но в нем есть часть тебя. Значит, потомок. А вот от короля, который признал его сыном, он ничего не получил. Какая ирония, — старик вскинул глаза теперь уже полыхавшие на лице двумя угольками, и наградил Элерана странным долгим взглядом, пока крючковатые пальцы со страшной силой пустились в пляс по колену, выбивая ритм так яростно, что натянутая на ноге ткань задымилась. Ритм оборвался внезапно, пальцы замерли, так и не завершив последний удар. — Прямо сейчас мальчику ничего не угрожает, а пыл барона легко будет остудить. Убить барона в ближайшее время не получится, он под очень пристальным наблюдением и магической защитой, это выйдет напрасная трата сил. Однако, когда потребуется, я исполню твое желание: возьму мальчика под защиту. — Этого мало, — Элеран решил рискнуть. Дар внутри скребся, пытаясь предупредить о страшной опасности, но дважды мертвецу давно было все равно. Он вдруг с какой-то странной отрешенностью понял, что скоро соединится с Лиллит. Как ни странно, ледяное дыхание смерти, которое он буквально ощущал у себя на затылке, придало жизненных сил. — А ты вошел во вкус. Что же ты хочешь сверх того? — Тело старика медленно увеличивалось в размерах прямо на глазах у Элерана. В палатке стало жарко и тесно. Сквозь сморщенное лицо проступили чужие незнакомые черты. Дух, занявший тело старого графа, зачем-то решил показаться. — Убей барона, если я не смогу! — выпалил Элеран на одном дыхании, сам не веря, что осмелился на такую наглость. Перед ним был кто-то посильнее Гэндальфа. От него веяло такой мощью, что даже аура Оромэ, такая, как ее помнил Элеран, не могла выдержать сравнения. А ведь Оромэ был целый Вала! О Единый, кто же это перед ним… Дар внутри Элерана бесновался, уже не крича, а умоляя хозяина бежать без оглядки. Но куда ему было бежать? Впрочем, он уже и сам не хотел этого, в глубине души надеясь, что новый заказчик просто прикончит его и тем прекратит мучения. Темный силуэт, окруженный пылающим ореолом, занял уже почти половину палатки, и это даже не вставая. Элеран сухо сглотнул, ему стало совсем не по себе, когда два желтых глаза с тонкой линией уставились на него, заглядывая в самую душу. — Полагаю, ты только что понял, что убивать я тебя не собираюсь. Это как-то, знаешь ли, мелко. Что до барона: признаюсь, мне стало интересно. Я помогу тебе отомстить. Но это тянет на дополнительное соглашение к нашему маленькому договору. Элеран заставил себя разжать губы и прохрипел, так как звуки не хотели складываться в слова: — Что ты хочешь? — Твое тело, — с леденящим спокойствием произнес элементаль и быстро добавил: — На опыты. У тебя редкий для человека дар. — Я к тому времени буду мертв? — уточнил маркиз. Элементаль кивнул. Тогда Элеран резко взмахнул рукой: — Да пожалуйста, забирай. Как ты там сказал в прошлый раз, даю слово? — Даю слово, — эхом повторил силуэт перед ним, вновь принимая вид старого графа. И, удивительно легко подскочив со своего импровизированного сиденья, вышел прочь, даже не оглянувшись. Элеран остался один и торчал так посреди палатки еще какое-то время, пытаясь привести мысли в порядок. Наконец отмер, оглянулся по сторонам, вспоминая куда разложил вещи. Собрался он быстро, бросив почти все с мыслью, что ему, вероятно, уже ничего не понадобится. В первую очередь сжег письма и документы, которые у него еще оставались как память от прежней жизни. Следующим в походную печку отправился серебристый локон Лиллит, который он, словно и вправду был влюбленным рыцарем, а не убийцей, так сентиментально носил на груди, в медальоне с ее портретом — с момента, как Лиллит стала принадлежать ему в тот памятный день у озера. Затем аккуратно собрал одежду, книги, тяжелые доспехи. Оставил в соответствии с неписаными правилами сообщение на бумаге, завещая вещи любому, кто их найдет и нуждается в них сильнее. Взял только теплый плащ, два кинжала, что всегда носил при себе, и старый меч, принадлежавший еще его деду — настоящему нуменорцу, которому посчастливилось не сгинуть вместе с родным островом. Выйдя из палатки, Элеран остановился, чувствуя на себе чужой взгляд. Наклонился, пытаясь разглядеть, кто там за ним смотрит, но не успел. Прямо перед ним из опускающихся сумерек выступила тень. — Следуй за мной, — прошипел незнакомец с шипящим южным акцентом. — И не вздумай сбежать! — зыркнул на него черными глазами, в глубине которых мерцал подозрительно знакомый огонь. Затем с усмешкой добавил: — Иначе желание не исполнится. Элеран медленно выпрямился, силясь разглядеть, кто был перед ним, но увидел лишь темную ткань, скрывавшую лицо, и два глаза, таинственно мерцавших из темноты капюшона. Маркиз пожал плечами. Дар молчал, только изредка тоскливо ворочался в душе, словно предупреждая об опасности, избежать которую не удастся. Но Элеран уже принял решение и отступать не собирался. Незнакомец повел его вдоль окраины фестивального городка. Почти все палатки опустели. Холодный осенний ветер гулял между ними, трепал края открытых пологов. Деревянные клинья и натянутая ткань жалобно постанывали в сгущающихся сумерках. Лагерь, еще несколько дней назад полный жизни и тепла, украшенный яркими фонарями и разноцветными лентами, теперь остыл и выглядел уныло, лишенный движения, звуков и радости. Провожатый Элерана остановился возле одной из палаток. Замер и стоял не шелохнувшись минуту, может быть, чуть больше. Элеран терпеливо ждал — ему было все равно. Наконец, незнакомец повернулся к нему и прошипел: — Здесь мы разделимся. Твоя лошадь пасется у леса там. — Капюшон чуть дернулся влево, где за палатками виднелся небольшой участок поля, а сразу за ним начинался редкий лес. — Ты должен любой ценой задержать Пен… Серого Истари и двоих его сопровождающих, остальными займусь я. Элеран молча кивнул. Открыл было рот, чтобы уточнить, где искать его «клиентов», но незнакомец, оказывается, еще не закончил. Из-под капюшона раздалось нетерпеливое бурчание, что-то про маловыдающиеся умственные способности наемника и мешок с сеном вместо головы. Затем блеснули белки глаз (он их так закатил, что ли?) и «капюшон» снизошел до нормального объяснения: — Истари и те, кто с ним, пошли по ложному следу. Но поймут это не сразу, поэтому у тебя есть пара дней, чтобы решить, как выполнишь то, за что взялся. Учти, Истари умеет менять облик. Не ошибись. Сейчас поедешь на запад, на тракте свернешь в сторону Лихолесья. Доедешь до центральной переправы Быстротечной и остановишься в таверне «Купи козла». — Капюшон затрясся мелкой дрожью, кажется, незнакомец рассмеялся, — Там всегда с местами проблема, так что название говорящее, — туманно пояснил он, — Но у тебя будет отдельная комнатка. Скажи спасибо Владыке. — Спасибо. — буркнул Элеран. — Ну. Я тогда пойду? — Он отвернулся на долю секунды, потому что лошадь в лесу заржала. А когда повернул голову, никого рядом не было. Только ветер снова пел свою заунывную песню. * * * Элеран стоял потупив взгляд. Мысли были безрадостные, и этот груз тяжело давил, заставляя его опустить голову низко. Пусть сегодня все решится, как угодно Единому. Он всего лишь человек и не будет спорить с богами. Маркиз теперь был уверен, что все в этом мире предопределено, так чего сопротивляться, надо просто следовать пути, выбранному для тебя Единым. Кто-то легко тронул его за плечо и он очнулся, испуганно вскинул голову. Воистину: на воре и шапка горит, а заговорщик вздрагивает от каждого шороха. Элеран повернулся и непроизвольно охнул, хоть был и не робкого десятка. Из-под глубокого капюшона на него застывшим немигающим взглядом смотрела сама смерть. Она растянула черный рот в страшном оскале. Ослепительно белые зубы сверкнули, заставив Элерана на мгновение прикрыть глаза, и смерть не мешкая, будто боялась, что он бросится прочь, прижалась к нему в горячем поцелуе. Грудь маркиза пронзила острая боль — это ледяные пальцы крепко сжались вокруг сердца. Он застонал прямо в рот все еще прижимающейся к нему смерти. Поцелуй, хоть и был так горяч, обжег душу не огнем страсти, а льдом безразличия. Маркиз сморгнул и с удивлением понял, что сжимает в объятиях вовсе не смерть. Это была его Лиллит. Ее лицо бледное и осунувшееся, с обострившимися от напряжения этих дней чертами, в темноте он принял за череп. Темные круги залегли вокруг прекрасных карих глаз от бессонницы, и тень, что отбрасывал капюшон, только подчеркнула это странное сходство со смертью. Такая Лиллит — усталая, изможденная, с горящими лихорадочным блеском глазами была похожа на рисунок на карте, что выпала ему много лет назад, когда он, дурачась, попросил своего учителя предсказать, кто станет ему, Элерану, суженой. — Ты бы умерла за меня? — вдруг спросил Элеран, не ожидая ответа. Он и так его хорошо знал, но спросить был должен. — Что за вопрос! — рассмеялась Лиллит, — Ты сам все знаешь, — потемневшие, почти синие губы изогнулись в презрительной усмешке. — Знаю, — согласился Элеран, — Ты не умрешь никогда, милая, разве можно убить смерть? Он достал пузырек из потайного кармана куртки, открыл его и резко, залпом отпил ровно половину. Протянул оставшееся женщине. — Пей. Это противоядие. Вечером на балу я подам тебе кубок. Не смей пить ничего, кроме того, что я сам дам тебе, слышишь? Он поймал женщину за плечи и легонько встряхнул. Она лишь покачала головой и рассмеялась. Вот только глаза ее стали еще настороженнее, а смех — совсем невеселым. Она, не глядя, опрокинула в себя остатки жидкости. — Ты даже не спросила, что там, — Элеран покачал головой, рыжие волосы разметались по плечам. Лиллит провела тонкими пальцами по его кудрям, поймала локон и пропустила сквозь пальцы. А когда волосы почти убежали из ее рук, ухватилась снова, как утопающий за соломинку, и, больно дернув за прядь, прошипела: — Поклянись мне самым дорогим, поклянись мне своей жизнью, что если со мной что-то станется, если погибну, ты не оставишь моего мальчика одного! Маркиз с усилием убрал ее руку. Но промолчал. Он ненавидел мальчишку сильнее своего соперника — короля Рованиона, который, нет, они оба отняли у него единственную любовь. — Это и твой сын! — выкрикнула она ему в лицо. Глаза Лиллит полыхали на смертельно бледном лице яростью. — Понял? Если я уйду, он единственное, что останется от меня! Клянись! — Лжешь, — маркиз был неумолим. Он не верил ни одному слову. Сколько раз эта женщина обманула его? И не сосчитать. Вначале обещала, что станет женой, но замуж вышла за короля, ведь он, всего лишь маркиз, был хоть из древнего, но обедневшего рода. Кроме развалин замка, да гордого имени у него ничего не было. Зато у короля было все, кроме древней крови. Он отдал ее другому своей рукой, и словно мало было ему унижений, как собака остался у ее ног — стал частью ее свиты и каждую ночь, во время дежурства, слушал под дверью, как она стонет под тяжестью другого. И ничего не мог с этим сделать, ведь она обещала… что как только понесет, как только сможет доказать свои права на престол, они по-тихому уберут слабого здоровьем короля и будут править вместе. Однако боги смеялись над ним. Через год она так и не забеременела. Зато про него совсем забыла, лишь изредка позволяла навестить ее ночью, украдкой, словно делала милость, будто кидала нищему кусок хлеба, когда он, только он, был вправе собирать лучшие яства с этого стола. Но и ее настигло возмездие — она не могла забеременеть после того, как убила их первенца в своем чреве. Что бы Лиллит не делала, какие бы доктора и знахари, чародеи и шарлатаны не лечили ее — все было бесполезно. А он теперь каждую ночь слушал ее вой, и все равно рядом с ней быть не мог. Король, ненавистный ему до искр из глаз, до рвоты, вновь занял его место, был рядом, держал ее волосы, когда Лиллит, выворачиваясь наизнанку от горьких лекарств, стонала. Утешал ее, когда молила о смерти. Элеран стерпел и такое, добавив к долгам короля еще один. Он так сильно любил Лиллит, так безумно, что отважился обратиться к самому Оромэ. Король не посмел просить об услуге, хотя это его род, а не потомки маркиза, был удостоен чести охотиться в лесу Оромэ, жить на земле бога… Да что там — сам Вала участвовал в королевских праздниках! Но король не захотел унижаться, а Элеран был готов на все для своей маленькой Лиллит. И однажды, встретив охотников-нелюдей, бросился богу в ноги, умоляя подарить королеве сына. Оромэ прочитал в его сердце о настоящей любви и вдруг сжалился. Вала лично попросил дарительницу плодов Йаванну подарить королеве сына. И тогда Лиллит в третий раз обманула его. Элеран один знал тайну происхождения мальчика. Ребенок был создан, а не рожден. Что там за богопротивные опыты ставила эта ведьма Йаванна с черными, как ночь, глазами, он даже думать себе запретил. Но через девять месяцев на свет появился малыш — прекрасный, как ясный летний полдень, с белоснежной кожей, льняными, как у матери, волосами и глубокими карими глазами. Он был и похож, и не похож на Лиллит. Но было в нем кое-что еще. Элеран чувствовал, но объяснить не мог. Мальчик владел таким же проклятым даром, как и сам маркиз. Звери и птицы подчинялись принцу без слов. Он мог усмирить самого бешеного пса, самого лютого волка. Заставить самую свирепую тварь ползти и скулить, жаться к земле и вилять хвостом, умоляя о ласке. Элерану пришлось заткнуть не одну глотку, отрезать не один язык, чтобы не поползли слухи, что ребенок — морготово отродье. Маркиз и на такое решился, иначе весь его план пошел бы псу под хвост. Лиллит бы просто сошла с ума, она вообще, кажется, только сына и любила по-настоящему. А Элерану нужна была не только месть, он хотел и Лиллит впридачу. Мысль, что он заменит мальчишке настоящего отца, когда король сдохнет, и воспитает так, как посчитает нужным, тоже была приятна. Однако Лиллит все не решалась убить короля. Тогда Элеран решил сделать все сам. Феаноринг столькому его научил, даже подсказал, как все ловчее устроить, и вот… Заговор был подготовлен чужими руками. Элеран просто дергал за ниточки, заставляя марионеток, всех этих баронов и графов, плясать с напыщенным видом танец, который заказывал он, нищий маркиз Элеран. Сегодня вечером, да, именно сегодня все должно было наконец решится… Элеран повернулся к Лиллит, и вдруг ее лицо поплыло, подернулось тонкой дымкой и вспыхнуло. Мгновение, и она вся была охвачена огнем. Темнота вокруг нее зашевелилась, поползла во все стороны извиваясь черными щупальцами, и вот вместо объятой огнем женской фигурки с раскинутыми в сторону руками появился кто-то другой. Огненный силуэт на мгновение стал черным и вновь вспыхнул, постепенно превращаясь в огромное двухметровое чудовище с желтыми глазами, что смотрели на Элерана изучающе, приникая в самую душу, сжигая его изнутри. — Да. Сегодня вечером! — прорычало чудовище, и Элеран подскочил на кровати. Оглянулся. Пошарил рукой по смятой, мокрой от пота простыне и поежился. Было холодно. За окном разыгралась гроза, норовя разрушить до основания каморку под самой крышей таверны с гордым названием «Купи козла». Хлипкие стены ходили ходуном от сильных порывов ветра, и дождь настойчиво барабанил по окнам и стенам. Казалось, в любой момент крыша сорвется и улетит прочь, в темноту, и прихватит с собой Элерана. Маркиз кое-как смог подняться на ноги. Все тело ломило, словно он участвовал в серьезной битве или, вновь, как тогда, хлебнул отравы барона. Зачем он остался жив, а Лиллит… его Лиллит умерла? Элеран трясущимися руками налил из кувшина в кружку воды и выпил. Подумал, что Лиллит не случайно пришла сегодня за ним. Значит, скоро, скоро они будут вместе. Но вначале он должен выполнить свою часть сделки. Элеран заставил себя одеться, выпил горькое снадобье, что научил его делать учитель, чтобы замедлить действие яда. В последнее время лекарство работало совсем недолго. Элерана мучили кошмары, заставляя сомневаться в происходящем, путая реальность и страшные сны, что преследовали его все чаще. Он, прямо как сейчас, просыпался в холодном поту — слабый, едва живой. Сердце билось тяжело и гулко. Голова гудела набатом. Руки и ноги все еще были ватными, едва ли не отнимались. Поэтому он присел несколько раз, разгоняя кровь. «Скоро-скоро мы с тобой будем вместе», –пропел в голове знакомый девичий голос, в котором он даже не сразу узнал Лиллит. Элеран подумал, что это дар снова предупреждает его. Похоже, в этот раз все будет кончено. Надо бы все сделать красиво. Он улыбнулся, смакуя мысль, что финал его горькой жизни должен стать запоминающимся. Лекарство подействовало, и маркиз смог стоять ровно. Прислушался к себе, отмечая ровные и сильные удары сердца. Затем привычно обратился к дару, попросил помочь напоследок. Дар отозвался тонким, очень тихим голосом, но Элеран железной волей заставил этот отчаянный стон превратиться в ликующую песнь — гимн свободе. Его свободе от всего, и от жизни тоже. Собирался он быстро. Кинжалы рассовал по привычным местам: один в голенище левого сапога, второй в правую перчатку, вроде как небрежно заткнутую за пояс, но на самом деле пришитую к нему крепким швом, так, чтобы удобнее было прятать в ней что-то и не выронить. Меч прицепил на перевязь. Перед самым выходом остановился, чувствуя на себе чужой взгляд, и оглянулся через плечо. Но кроме своего отражения в стекле ничего не увидел. Коридор был пуст, даже соседи не голосили, хотя еще пару часов назад детский плач и недовольные возгласы женщин, споривших о чем-то пустом, не давали ему покоя. У самого края лестницы он замер, перегнулся через перила, рассматривая большой зал и посетителей. Постоял немного, прислушиваясь к голосам внизу. Люди говорили громко, ведь непогода так разыгралась, что из-за шума дождя и завывания ветра было почти ничего не слышно. Погода давно испортилась. Вначале моросил затяжной противный дождь, стерев буйство красок и превратив все в большое серое промозглое ничто. Затем усилился ветер. И вот сегодня, спустя несколько дней, как Элеран покинул палаточный городок фестиваля, в таверну наконец приехали те, кого он ждал. Элеран вздрогнул. Ему не нужно было видеть лица Истари, чтобы безошибочно узнать его. Низкий вкрадчивый голос, усиленный «даром», отдавал резкие приказы хозяину. Хозяин трусливо отвечал. Элеран напряг слух еще сильнее: с истари был кто-то еще. Или двое. Он не разобрал в гуле голосов и звоне посуды, кто вступил в диалог с волшебником. Но про себя подумал, что непременно разберется. Со всеми. Припомнил, что посланник нового заказчика говорил вроде бы о двух провожатых. Точно, и заказчик упоминал двух «шакалят». Значит вместе с «шакалом» их трое. Элеран проверил кинжалы, несколько раз глубоко вздохнул, заставляя дар умолкнуть, так, чтобы даже фона его не было и никто о нем не догадался. И только после этого позволил себе медленно спуститься в помещение. В зале, заменявшей столовую, а кое-кому и ночлежку, в крепления на стенах были воткнуты факелы, больше чадившие едким дымом, чем дававшие света. Три печки стояли по углам, и вот их тепла было достаточно, чтобы обогреть помещение. Одно окно приоткрыли, и хлипкая рама с натянутым на ней пузырем какого-то крупного животного билась раненой птицей, издавая странный костяной звук. Элеран вновь почувствовал на себе чужой взгляд, но в этот раз оборачиваться не стал, потому что боковым зрением увидел… Лиллит. Он не мог ошибиться, это была она. В светлом платье, с растрепавшимися волосами и легкой улыбкой. В последнее время, когда действие яда стало проявляться гораздо сильнее, он, путая реальность и сновидения, часто видел ее именно такой. Как в тот день, когда они пришли к озеру. Ему вдруг стало холодно. Элеран поежился, отгоняя мрачные мысли и, ориентируясь на голос истари, пошел к компании, что уселась у стены возле одной из печек и оживленно о чем-то спорила. Два эльфа и человек. Элеран ногой подвинул лавку, стоявшую прямо посреди прохода, видимо, чтобы отгородить этих троих от нежелательных соседей и тяжело плюхнулся на свободный стул рядом с человеком. Человек выхватил меч, эльф тоже дернулся, подскочил на месте и, уперевшись руками в небольшой стол, навис над Элераном. «Медленный, хоть и эльф. Ничего не умеет. Человек совсем плох. Зачем только схватился за меч», — мимоходом отметил Элеран. Он успел оценить свой «заказ», кинув на компанию один лишь взгляд. Единственным серьезным противником был Истари, который принял вид эльфа из Ривенделла — темные волосы, бледная ровная кожа, высокий рост. Выдавали волшебника блеклые серо-голубые глаза, цепкие и внимательные, выворачивающие наизнанку, стоило Истари посмотреть на собеседника своим знаменитым взглядом из-под нахмуренных густых бровей. — Ты мне не нужен, — маркиз, словно нехотя, шевельнулся на стуле, игнорируя приставленный к горлу меч. Скривил физиономию недовольно и процедил сквозь зубы: — Пошел вон, сопляк! Элеран сделал одно-единственное, едва уловимое движение плечом и оказался на свободе. Сопляк, что вздумал напасть на него без предупреждения, растерянно уставился на пустой стул перед собой. В тот же миг в помещении стало очень тихо. Замолкли все посетили разом. Хозяин больше не кричал на нерадивого служку, который пролил пиво, так и не донеся его до стола. Не скрипела старенькая жаровня, и даже жир на подгоревшем окороке застыл, капля повисла на сочащемся крае. Эльф напротив Элерана-Аэлты в ответ на легкое движение его руки закатил глаза и медленно, как в кошмарном сне, стал заваливаться на стол, загребая неловко вскинутой рукой посуду. Капли от пролитого вина, ярко красные, как кровь на первом снегу, попали на побледневшее лицо Аэлты. Он улыбнулся бескровными губами и нанес удар еще раз. Человек, минуту назад державший меч у его горла, тонко взвыл и шумно осел на пол. Истари оказался куда проворнее своих товарищей. Не стал дожидаться, когда наемник доберется и до него. Когда Элеран вскинул руку, отправляя в смертельный полет кинжал, спрятанный за перчаткой, истари ударил наемника в открытый бок, задев легкое и едва не пропоров сердце. Звуки вернулись так же внезапно, как и пропали. И сквозь женские визги, мужской недовольный бас, глухой звон падающей со столов посуды, сквозь завывания человека, которого он не убил, только ранил, пожалев нерадивого сопляка, Элеран отчетливо услышал звонкий смех. Серебряный, как пение падающей звезды, какое дал однажды услышать Келегорм. Лиллит вновь звала его, и в этот раз маркиз не просто увидел ее призрачный силуэт. Узкая ладонь ледяным холодом обожгла спину, заставив сердце болезненно сжаться. Элеран дернулся и пришел в себя. Молча уставился на торчащий в боку кинжал и с сожалением подумал, что у него было всего два стилета и оба уже использованы. Первый он запустил в грудь эльфа, что сейчас лежал, уткнувшись своим прекрасным лицом в грязный стол, и пускал кровавые слюни. Второй — воткнул в бедро того, кто держал у его горла меч, а теперь корчился в судороге на полу среди битой посуды, под ногами у перепуганных посетителей таверны. Элеран словно нехотя повернул голову и встретился взглядом с Истари. Маг под личиной эльфа смотрел на него немигающим взглядом холодных бесцветных глаз и гадко улыбался. «Это еще не все!» — подумал Элеран и позвал дар. На столе лежал здоровенный охотничий нож. Элеран схватил его слабеющими пальцами, ведь рана в боку пульсировала, от каждого движения плевалась горячей кровью, заставляя его щуриться от резкой боли. Сил хватило на один удар: жаль что не смертельный. Нож прошел по касательной, серьезно повредив руку истари, но жизненно важных органов не задел. Маг, злобно шипя, увернулся, предугадав движение, и уцелевшей рукой ударил в ответ, в этот раз по лицу. Элеран тяжело вздохнул и рухнул на стул, едва не слетев с него, хотя смог в последний момент выставить ногу и удержать равновесие. Кровь, уже не переставая, лилась из раны, и с каждым новым толчком жизнь вытекала из тела Элерана. Он знал: вот теперь точно все! — и улыбался этому. Бледное лицо с выступившими бисеринками пота исказилось вымученной страшной улыбкой. Дар внутри больше не вопил истошно, лишь тоненько, глухо так побрякивал сломанным колокольчиком, у которого вырвали язык, — оплакивал своего нерадивого хозяина. Однако Элерану было все равно. Он свой последний заказ выполнил. Принцы остались живы, Истари и его «шакалят» он задержал, а морготово отродье отдал под покровительство кого-то очень серьезного, может даже самого Моргота, туда ему и дорога! Лиллит была бы довольна… Стоило ему подумать о Лиллит, как рядом с ухом раздался знакомый смех. Он, затухающим взглядом уставился на Истари, продолжая улыбаться своей страшной улыбкой. Пространство вокруг эльфа вдруг стало мутным, дрожащим. — Дурак, ты дурак, — сказал эльф, меняясь в лице. Теперь вместо темноволосого мужчины перед ним была Лиллит, и она улыбалась ему так знакомо и так печально, склонив голову чуть вбок. — Что ты наделал? Куда торопился? Ты обещал, что будешь беречь моего… — она запнулась и, лукаво улыбнувшись одними уголками губ, продолжила, — нет, милый, нашего мальчика. Он смог бы сделать все то, что так хотелось нам. Он был бы свободен и счастлив. Но скажи, кому ты поручил заботу о нем? Вдруг он предатель, и теперь из-за тебя, мой глупый, глупый Аэлта… — Меня зовут Элеран, запомни, ничтожество! — прохрипел маркиз, призвал дар и, одним резким рывком вытащив из бока кинжал, ударил Лиллит в шею. Но ослабшая рука не достала гибкого и удивительно проворного Истари, хоть тот и был ранен. Лицо Лиллит исказилось, сквозь прекрасную маску на секунду проступили чужие черты — застывшие, острые. Серо-голубые безжалостные глаза вспыхнули. Элеран, цепляясь за стол, поднял помутневшей взгляд на Истари, который принял свой истинный облик. «Все равно когда-нибудь сдохнешь», — отрешенно подумал маркиз. Маг дернул его за шиворот, тряхнул, выдергивая из благословенной темноты, в которую Элеран уже готов был провалиться. — Говори! Говори! Жалкий никчемный предатель, кому ты продался?! Кто посмел забрать себе мой заказ?! — кричал ему в лицо Истари, остервенело дергая целой рукой за ворот рубашки. Элеран пришел в себя от резкой боли и снова увидел перед собой мага. Тот уставился на него тяжелым взглядом, удерживая сознание своей жертвы нулевым полем (тем самым, который маркиз назвал «проклятым даром»). Больше всего на свете маг желал узнать, кто дважды нарушил его планы, кто из-под носа увел заказ на принцев и кому этот рыжий (будь прокляты все рыжие, хуже их нет никого во всей Арде!) поручил следить за выродком, созданным Йаванной. — Иди… иди ближе, скажу… его имя… нельзя… вслух… — прохрипел Элеран и сплюнул на стол вязкую красную слюну. От боли в боку из глаз буквально сыпались искры, он едва различал силуэт перед собой. Гэндальф, ведь это был он, наклонился к нему подставив к губам ухо и рыжий маркиз, раскрыв рот пошире, со всей силы сомкнул зубы на хряще, перемалывая острое ухо. Гэндальф взвизгнул, а маркиз засмеялся брызгая кровью. Сил больше не осталось. «Иди уже, –раздался в голове низкий глубокий голос его нового заказчика. — Дальше я сам.» «Помни! Ты поклялся!» — прорычал Элеран темноте, из которой на него смотрели, не мигая, два огромных огненно-желтых глаза. «Вот еще, клясться. Я обещал. Клятвы в таких делах неуместны. Но тебе правда пора. Ты портишь мое новое запасное тело», — глухо усмехнулась темнота. Над маркизом вспыхнула точка. Маленькая звезда пронзила черноту и с нежным звоном покатилась куда-то, оставляя за собой яркий след. «К тому же, тебя уже заждались». У темноты появились очертания. Огненный силуэт с горящими глазами проступил так ярко, что стало больно глазам. А потом огонь захватил все, и в этом очищающем душу пламени горели воспоминания, стирая боль, страх и обиды. Маркиз вдруг почувствовал себя очень легко и свободно. Он протянул руку, мечтая дотронуться до ускользающей от него звезды и умом понимая, что это невозможно. Но, видимо, в этой чернильной темноте действовали какие-то другие законы. Звезда вдруг вспыхнула, меняя свою форму. Перед ним стояла совсем юная Лиллит, глаза ее были полны невинности и надежды. Не было в них ни отчаяния, ни боли. Эти глаза еще не видели ничего дурного и были открыты миру, с восторгом и благодарностью принимая его дары. Такой он ее увидел впервые и полюбил. — Пойдем! Я так давно жду тебя! — Лиллит нетерпеливо притопнула ногой. — Ты обещал, что покажешь пруд, куда падают звезды! Я желание уже придумала, — она улыбнулась широко и ясно: — Для нас с тобой! «Ты мне меша-а-ешь», — пропел голос в голове маркиза. Элеран схватился за протянутую узкую девичью ладонь, и мир исчез, растворился в серебряном хвосте звезды. Однако маркиз успел загадать свое последнее желание. Гортхаур провалился в чужое тело, как камень, сброшенный в озеро с обрыва. Непослушные руки цеплялись за край стола, глаза уже ничего не видели. Он мысленно приказал Настадрену готовить саркофаг. Интересно, сколько у него есть времени, чтобы открыть портал? Пара минут? Если не меньше. Надо торопиться. Истари в бешенстве схватил Элерана за волосы, проклиная строптивого человека, и со всей силы приложил несчастного, затихшего в его руках, головой об стол. Уцелевшая посуда подпрыгнула, щедро разбрызгивая остатки еды. Приборы и осколки битой глины градом посыпались на пол. Рыжий замычал, поднимая разбитое лицо, и вдруг уставился на Истари удивительно осмысленным взглядом. Магу даже показалось, что тот над ним… потешался? Едва Гэндальф подумал об этом, как мир перевернулся. Кто-то выдернул землю из-под ног, а потом взял и ненадолго выключил свет. Это было так неожиданно, что Истари не смог контролировать чужое тело, и сквозь натянутую «маску» эльфа проступило его настоящее лицо — сухое и костлявое. Широко расставленные глаза уставились в одну точку. Рыжий (и откуда только силы взялись? Он же был буквально мертв!) подскочил на месте, разводя плечи, раскидывая руки, словно собираясь обнять его, и вспыхнул настоящим огнем. Гэндальф вдруг почувствовал чужое присутствие — очень мощное, угрожающее самому существованию мага, и открыл рот, чтобы прочитать подходящее «заклинание», вызывающее портал. Однако вместо спасительного выхода получил подлый удар под дых, сбивший дыхание. Наклонился вперед, жадно хватая пересохшими старческими губами воздух. «Маска» эльфа совсем слетела, оставив его задыхающимся, сгорбившимся перед рыжим наемником (нельзя, нельзя доверять проклятым рыжим!). Истари больно уткнулся лбом в стол, поцарапался осколком посуды, кровь полилась, застилая глаза. А рыжий, продолжая гореть, вдруг со всей силы ударил его по шее раскрытой ладонью. Истари, сам того не желая, полетел во тьму. Когда маг пришел в себя, люди, помогли ему подняться и рассказали, что как только рыжий наемник вспыхнул огнем до небес, он, Гэндальф, упал замертво. И началось такое веселье! Все забегали, заголосили. Кричали: «Пожар! Убийство! Морготовщина!» Хорошо, что кто-то додумался притащить бочку с дождевой водой с улицы. Только тогда стол, где горел наемник и лежал без чувств Гэндальф, быстро потушили. А когда паника улеглась и люди смогли осмотреться, за столом, кроме Гэндальфа, никого не было. Рыжий наемник исчез.