Король-техночародей и его убийца

Если помнишь, дорогой читатель — а ты наверняка помнишь — мы оставили Айгена триумфатором. Просто представь: трибуны ревут, заносчивые разодетые враги повержены, и спесь с них сбита вместе с петушиными гребнями. А самое главное — в руках Айгена шелковый алый платок, что подарила ему прекрасная дама. Как потом вспоминал Айген, сама дама выглядела вполне себе счастливой — ну еще бы, кто королева? Она королева! Завидуйте, соперницы! Но в тот момент взор старшего над назгулами проходил через оптику влюбленности. В самом характере его было нечто, заставлявшее искать подвигов лишь ради благосклонного взора. Сам Айген и помыслить не мог, что Владыка Гор разрешит ему жениться, ведь тогда Айген будет разрываться между обязанностями мужа и долгом перед Гором, что непременно приведет к проблемам. Вот почему бедный главназгул мечтал о встрече под луной, прикосновениях к кончикам пальцев и, возможно, поцелуе. «Много думаешь, — ворвался в его мысли Владыка. — Нет, я не подслушиваю. Но, учитывая, что контроль за эмоциями у тебя аховый, когда ты много думаешь о неподвластных тебе вещах, я начинаю слышать нечто вроде «УУуууУУУУууууу». Так что отставить ууу и марш переодеваться на бал-маскарад. Будут народные и бальные танцы, не осрамись сразу» — Сразу? — с удивлением переспросил вслух Айген, который наблюдал, как дама его сердца покидает трибуну, послав ему горячий взгляд. «Сам увидишь, — непонятно хмыкнул Гор. — О принцах не беспокойся, долбодятлов отправили домой с безопасным эскортом. Тебе составит компанию Кхамул, как наиболее привычный к твоему характеру. Удачного обучения!» И Владыка отключился, даже барьер поставил почти такой же, как перед пробуждением Кхамула, когда собирал его по кусочкам и блокировал потрясающие ощущения умирающего мозга от Айгена, тогда как Айген ревновал, словно красна девица или глупый паж, стыдно вспомнить. «Вот и не буду вспоминать», — Айген сердито тряхнул головой и отправился в палатку, которая, как ни странно, осталась цела, и даже на столбик опоры всего раз нассали — отпугиватель, спешно присланный Гором, исправно работал, оповещая о нежелательных гостях и внушая простым смертным желание поскорее убраться из этого мерзкого места. — Э-э, брат, да ты рано! Я думал, захочешь оценить прелести своей королевы под трибуной! — Кхамул, развалившийся на походном ложе и бесстыдно курящий кальян, даже не шевельнулся навстречу. — Убит, — Айген кинул в его сторону кинжалом, который вонзился рядом с ухом назгула в подушку, из которой полез войлок. — Да я знал, что это ты, — Кхамул выдернул кинжал и отправил его обратно, но Айген увернулся. — Ты ощущаешься в нулевом поле как большая грозовая туча сейчас. То ли дождичком прольется, то ли молнией шибанет. Тебе тут кстати костюм прислали. — Костюм? — Айген удивленно поднял брови. Он собирался пойти на бал в черной походной одежде, предварительно почистив ее от пыли и грязи. Решил, что это лучше, чем в латах, все равно не подготовился нормально, ведь изначально никаких маскарадов не предполагалось. — Да, по распоряжению Владыки. И мне кстати тоже, так что не вздумай представить меня оруженосцем, — Кхамул закатил глаза. — Ядовитых гадов в оруженосцы даже в сказках не берут, — Айген начал разворачивать объемный сверток с одеждой. — Смотри не сглазь, — Кхамул фыркнул. — А то и змею в оруженосцы, и лягушку в жены брать придется. Вот мы тогда посмеемся… — Или я посмеюсь, когда одна из эльфиек потребует, чтоб ты на ней женился, — сказал Айген. Кхамул поперхнулся дымом и аж подскочил: — Да что б я и женился? ДА ЕЩЕ И НА ЭЛЬФЕ? Ты давай еще скажи, что я отцом стану! Нет у меня друзей, кроме Кракена, и другой семьи, кроме вас и Отца. Так что не бывать такому! Ну а если случится, то я готов …— Кхамул задумался на мгновение, выбирая что-то невозможное, чтоб действительно поспорить с судьбой, и тряхнул головой (эту привычку он подцепил у Айгена, как и подарил ему свое глазозакатывание). Женитьба же в ПРИНЦИПЕ НЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ, пока ими владеет Отец Гор? И Кхамул пошел ва-банк: — Ну не знаю, — черные волосы опять взметнулись в стороны. — Вот! Придумал! Я готов нянчиться с твоими детьми! Хитрый Кхамул не просто так выбрал себе такой заклад. Ведь вероятность того, что именно Айген ЖЕНИТСЯ и у него будут ДЕТИ, стремилась даже не к нулю, а к отрицательной величине. И дело не только в, скажем так, необычной внешности, но и в том, что старший всего себя посвятил делу наведения порядка в Арде. Однако Владыка Гор, услышавший это обещание, с размаху приложил себя ладонью по лбу. Вот балбесы болтливые! Надо не забыть прочесть им лекцию, чтоб сами себе не предсказывали будущее, и без того сейчас Кхамул себе на брак наговорил, ну а Айген… Тут Гор невольно ухмыльнулся — этому, кажется, будет особый подарок от судьбы. — Да-да, ловлю на слове. А раз женаты мы поголовно на работе, то ждут тебя пачка указов Владыки, да пучок моих распоряжений… — пробормотал Айген, не особо вслушиваясь в вопли друга, слишком был удивлен тем, что ему прислали. В отличие от модных длиннополых эльфийских одежд, его камзол был коротким, черным с синими рукавами. Черные штаны должны были облечь ноги совершенно неприлично, а сапоги с высокими голенищами — дополнительно это подчеркнуть. Рубашка, похоже, была наоборот чуть старомодной и ему великоватой, явно с плеча Владыки Гора. Зато из знаменитой черной шелковой паутины, какую одна только Шелоб во всей Арде делала теперь и продавала через три подставные конторы даже эльфам-нолдор. А еще к костюму полагались перстни, гербовая цепь, которая говорила о королевском происхождении, и бархатная черная глухая маска, через завязки которой сзади полагалось пропустить волосы, собранные в хвост или в косу. «В хвост, — решил Айген, пока крутил в руках перстни из сокровищ Мордора. — Лучше растрепанный хвост, чем измочаленная коса, и без того часа не продержится…» Бал-маскарад был организован в ближайшем замке. Владелец его — не то чтобы разорившийся, но поиздержавшийся баронет — с восторгом ухватился за идею предоставить продуваемый всеми ветрами Главный зал под танцы и под это дело объявить сбор на ремонт труб. Или колодцев. А лучше всего сразу! Впрочем, Айген забыл взять денежный приз (точнее, даже не подумал, что теперь за доблесть еще и платят). А организаторы турнирного фестиваля (или фестивального турнира, смотря сколько вам сотен лет) благородно не стали отвлекать рыцаря низкими денежными вопросами не по статусу и поделили две трети приза между собой, а на остальное купили топлива, еды, питья и оплатили баронету аренду зала. Вот почему, Айген, сам того не зная, стал благодетелем и меценатом. Их с Кхамулом остановил на входе в зал уже знакомый герольд, обновивший свое одеяние и тоже получивший пару грошей из приза. — Кого вы изображаете, благородные рыцари? — Дракона и короля в изгнании, — быстро ответил Кхамул, потому что Айген замешкался. Впрочем, кто тут дракон в зубастой маске и с фальшивым хвостом, а кто благородный изгнанник королевских кровей, было понятно и без слов. Тут уж нашли их организаторы и вручили Айгену венец Короля фестиваля, который на фоне настоящих мордорских сокровищ смотрелся дешевой медяшкой со стекляшками. Но Айген поблагодарил и принял, и с его ростом и статью смотрелся прекрасно даже в фальшивке. Для короля и королевы были приготовлены два кресла с высокими спинками, где чья-то рука уже криво нарисовала краской-серебрянкой короны. И королева сидела в алом как кровь платье, ожидая своего короля. Айген невольно коснулся груди, где хранил ее платок вместе со стихами, и церемонно поклонился, не говоря ни слова. Он не спросил еще имени своей дамы, хотя знал его — Кхамул подсказал, что красавицу зовут Мэрион. — Наконец я могу поблагодарить прекрасного рыцаря, что незаслуженно наградил меня венцом, — Мэрион, кажется, решила направить беседу в нужное русло. Даже не слишком искушенный в светском общении Айген понял, что «незаслуженно» — это простое кокетство, и с легкой улыбкой — все равно она не видна под маской — поклонился вновь, за что удостоился чести приложиться к руке. Мэрион не походила на большинство местных дам, которые в основном пытались притворяться эльфийками — с разным успехом. Она напоминала скорее огромную кошку — из тех, что водятся в джунглях Кханда. Айгена такая однажды неплохо так ободрала, а когда подоспевший Настадрен спросил, почему старший назгул не прикончил животное, просто свернув злобной черной кошке шею, Айген пожал плечами, сам бинтуя глубокие царапины. И сказал, что кошка красивая, а он сам виноват, что влез на ее территорию. Эльфийки бы из Мэрион не вышло. Она была невысокой, но статной, крутобедрой, с тяжелой волной черных волос, тяжелыми веками черных глаз и золотистой от загара кожей. Искушенный ценитель красоты бы сказал, что алый рот ее крупноват, а лицо широковато, но все недочеты внешности искупал огонь, горевший на дне глаз. Мэрион знала себе цену, знала, что цена эта велика, и походила не только на кошку, но и на молодую драконицу, только-только вставшую на крыло и ищущую себе сильного партнера. Айген понимал, что выбран за рост, доблесть и загадку, и старался не думать о моменте расставания. Маску же он и вовсе не собирался снимать. Мэрион хотела сказать еще что-то, но меж ними влез герольд, избавив Айгена от мучительного подбора слов (назгул хотел сказать комплимент, да запутался в старомодных витиеватостях и не был уверен насчет сравнений с животным миром). Королю и королеве надлежало открывать бал во главе первого танца-шествия. Так что Айген, радуясь передышке, получил вожделенное соприкосновение, и даже не кончиками пальцев, а всей ладонью (хватка у Мэрион была сильной), и они двинулись вперед. Но зря Айген думал, что ему позволят молча любоваться на королеву. — А вы немногословны, — начала Мэрион, и ее ноготки остро кольнули ладонь Айгена. — Как считаете, это хорошее качество? — Для рыцаря определенно, — Айген решил, что чем короче предложения, тем лучше, значит, не запутается и не будет нести старомодную чушь. — Пустословие в чести, пока не требуется настоящего дела. — Зато потом, после дела, снова важны слова, — Мэрион прикрыла на миг блеснувшие глаза. — Иначе, может статься, ваши дела и ваши награды присвоят другие. Айген просто промолчал. Что на такое можно сказать? Они совершили круг по зале, и он запоздало спохватился: — Мы не представлены друг другу. Простите мою… невоспитанность, могу ли я узнать ваше имя? — О Эру Илуватар, — хохотнула Мэрион, — вы словно спали последнюю сотню лет! «И спал тоже», — Айген поджал губы, понимая, что с каждым кругом танца, с каждым глупым словом закапывает себя глубже. — Меня зовут Мэрион, — тем временем продолжила она, — из рода Фэйрелл. А вас, загадочный рыцарь? — Ойджен, — отвечая, Айген перевел свое имя на старонуменорский. — А род? — Мэрион подняла бровь. — Королевский, — сказал Айген чуть холоднее, чем хотел. — У меня нет фамилии. — О, — интереса в глазах его дамы враз прибавилось. Айген же вспомнил про нулевое поле, ведь Владыка сразу после фестивального сражения снял запрет на его использование. И взглянул на Мэрион в нулевом спектре. Что же… Эмоции в душе девушки кипели сильные, но от романтики она была далека. Это удивило Айгена, который ожидал найти розовые мечты (они именно так в нулевом поле и окрашивались, пусть и не раскрывая конкретного содержания), фиолетовые фантазии и лазурный интерес к собеседнику. Аура Мэрион была как следует сдобрена всеми оттенками багряного, что означало бурление страстей, а также иногда властолюбие, оранжевая гневливость сочеталась с холодно-серым расчетом и синей горделивостью, почти как у него самого. Что же, рыцарь ее интересовал, и даже более чем, но свои тайные помыслы Мэрион не желала раскрывать, и только длинная тень падала от нее в нулевом поле. Будто почувствовав его внимание, дама опустила глаза, и трепет ее ресниц отозвался в сердце Айгена. Танец сменился на более современный, Айген его не знал, но сумел повторить за соседями, это было не сложнее фехтования. В новых фигурах менялись партнерами, и Айген станцевал с двумя другими девушками, одна из которых была равнодушна, а вот вторая поглядывала с интересом, хоть и молчала. Это воодушевило Ангмарца, и получив снова Мэрион, он попытался завязать разговор сам. — Я прошу прощения за недостаток воспитания, — начал. — так вышло, что я провел последние годы вдали от… общества, и не знаю верных формул, чтобы выразить свое восхищение вашей красотой и добродетелью. — Добродетели нынче не в моде, — Мэрион будто на что-то намекала, — впрочем, мне приятно это слышать. Надолго ли вы к нам и зачем? — Заехал проведать своих дальних родственников, — Айген принялся сочинять, поймав порыв вдохновения. Ну а что? Все нуменорцы родственники! — Заодно поучил их сражаться, в том числе на тур…фестивале в смысле. Никак не привыкну к иноземному слову. Далее меня ждут дела моего… моей страны, — снова поправился и вздохнул. — И вот так вот уедете прямо с бала? — Мэрион прищурилась. — Кажется, сказка иначе заканчивалась. Айген не понял ничего и только собирался переспросить, как раздался бой колокола, что возвещал наступление полуночи. Ангмарец остановился, машинально поклонился своей даме, с удивлением думая, как могло пройти столько времени, чтобы он не заметил. — Дамы и господа, а также августейшие особы, минутку внимания! — герольд запрыгал на месте. — По правилам, маски в полночь снимаются. Разоблачайтесь. «Снять маску?» — Айген увидел предвкушающий взгляд Мэрион, и его сердце понеслось вскачь. Он же не планировал… Он не… А приказ отца был… В поле зрения Айгена объявился Кхамул, который перетянул на себя часть внимания. Красуясь, он стащил маску в виде морды дракона, под которой обнаружилась трехдневная небритость. Однако многим дамам, видно, нравились бронзовокожие раскосоглазые небритые жители востока, и Кхамул был вознагражден аплодисментами. «Да покажись, не ссы! — грубо подпихнул Кхамул Айгена в нулевом поле. — Подумаешь, морда лица. Мужик должен быть доблестным и с большим… мечом!» Айген поднял руки, краснея, бледнея, снова краснея и чувствуя, что все взгляды направлены на его. А затем, чтоб не тянуть кота за х…вост, рывком стащил мгновенно промокший от пота черный бархат. — О-ох! — над толпой пронесся коллективный вздох. Скорее ужаса, чем восторга. Айген увидел, что Мэрион отшатнулась, и его губы скривились. — Призрак! — завизжала вдруг какая-то экзальтированная девица в задних рядах. — Призрак, призрак! — начали вторить ей некоторые подруги. Однако большинство гостей в зале молчало, даже музыканты бросили терзать скрипки, арфы и барабаны. Мужчины нервно касались поясов, где по правилам бала не было никакого оружия, и хмуро смотрели на Айгена. Ангмарца же интересовала реакция только Мэрион. Он повернулся к ней всем телом, пытаясь найти слова, и случайно коснулся нулевого поля в сомнениях, не запросить ли помощи братьев и Отца. А когда взглянул на даму сердца в нулевом спектре — увидел ее настоящую. Мэрион была полна отвращения. Даже не так — ОТВРАЩЕНИЯ. Ей был омерзителен вид Айгена, ведь она предпочитала мужчин совсем другой внешности и ни за что бы не полюбила ожившего мертвяка. Но… прямо сейчас она раздумывала, сможет ли скрыть отвращение, ведь она всегда мечтала быть королевой, и единственный шанс править — вот он, урод, стоит тут, и никто его не любит и не полюбит. Что-то внутри Айгена умерло навсегда. Хотел бы он сказать, что умерло сердце — однако вот оно, бьется с яростью и болит так, словно его копьем проткнули и разок лезвие в ране провернули. Умерла надежда в душе, что его полюбят таким… таким уродом. Теперь он понял, зачем Владыка потребовал от него остаться — чтобы преподать урок. Прости, Отец, я больше не усомнюсь и не соблазнюсь, и… «Ну уж, — вдруг отозвался Гор. — Ничего-то ты не понял. Ладно, давай, скажи им что-то на память». Однако Айгену даже ругательства не шли на ум. Он обвел толпу гостей взглядом, понимая, что его глаза сейчас прямо полыхают синим огнем, лишая его остатков человечности. — Как просто вас напугать, — проговорил наконец, горделиво вскидывая голову, и сделал шаг вперед. Толпа слаженно качнулась назад. — И как просто, нарядившись, завоевать ваши восторги. Вам важен только облик, и легко вас обмануть. — Кто ты таков? — спросил какой-то мужчина. — Что сыплешь тут упреками? — Король Ангмара, — холодно ответил Айген, и от его слов стало темнее и холоднее: пламя в очагах испуганно съежилось. — Пришел испытать вас. Взвесил, измерил и признал негодными. Кто угодно вас одурачит и обморочит, если полагаете главной мечтой человека золото, главной ценностью мужчины лицо, а главным товаром женщины добродетель. И останетесь во тьме, разбитые, разрозненные, легкой добычей чудовищ! Бойтесь же лжи и фальши, бойтесь обманной прелести и чужих сказок о былых временах! Позади только холод, голод и война. А впереди… Впереди вас ждать буду я и те, кто со мной. С грохотом распахнулись ворота, и в зал влетел разгоряченный жеребец Айгена — черный как смоль и оттого особенно хорошо сейчас смотревшийся. «По коням, командир, ну!» — зашипел Кхамул в его разуме. Айген легко вскочил в седло и взмахнул рукой на прощание. Он больше не смотрел на Мэрион, она для него хуже чем умерла. — Еще встретимся, — нехорошо улыбнулся и пришпорил коня, который от обиды птицей метнулся к выходу. Их никто не посмел остановить. Кхамул, который под шумок умудрился смотаться из главной залы и обеспечить брату транспорт, тоже оказался верхом. Айген, не говоря ни слова вслух и умудряясь так молчать в нулевом поле, что никто не посмел его ни о чем спросить, поравнялся с ним. Скакали пару часов. Наконец в очередном перелеске Айген без предупреждения натянул поводья и спешился. — Все в порядке? — ляпнул Кхамул, надеясь, что в ответ услышит забористые сквернословия. Однако Айген молча вынул из-за пазухи бумажный лист, перевязанный алым шелковым платком, и прямо на ладони поджег мордорской кремниевой зажигалкой. Шелк сразу вспыхнул, а бумага почему-то сопротивлялась, пришлось высекать огонь во второй раз — Что это у тебя? — Кхамул дернул Айгена, будто бы не чувствующего боли, за руку. На ладони старшего распадались пеплом слова: Призрачной надеждой Был я опьянен. Не бывать мне прежним До конца времен. Но растаял сумрак В окна бьет рассвет. Сердце станет камнем, Коль надежды нет… /дальше строки сгорели, кроме…/ Ты, Единый, видно, Тот еще шутник. Даришь мне надежду В предпоследний миг.