Король-техночародей и его убийца

«Бип-Бип-Би-ип-Бип-Бип-Би-ип! Бип-Бип-Би-ип-Бип-Бип-Би-ип!» Ямур Хавин резко распахнула глаза. Кошмар, от которого еще дрожало ее тело, медленно таял, оставляя после себя только черный, липкий и беспросветный ужас, а еще странный уходящий писк в ушах. — Дурной сон? — денщик Гохан, разбудивший ее, смотрел с беспокойством. Если капитан их крыла поутру мучается головной болью, то не сможет сплести пси-заклинание, и битва будет проиграна еще до начала. Да и кошмары являются плохим предзнаменованием. — Не стоило вчера пить кумыс, — хмыкнула Ямур. Нельзя делиться переживаниями, иначе подчиненные потеряют боевой дух. — Принеси воды. — Там новичков привезли к битве, — Гохан не торопился уходить. — Вас ждут, капитан. — Новичков? Без боевого слаживания?! — ужаснулась Ямур. Так вот к чему был сон! Ей очень повезет, если к утру у нее не пойдет кровь из носа, глаз и ушей. Гохан только плечами пожал — да и что мог простой нелюдь сказать о приказах Высоких? Разве что выругаться под страхом кнута. Поэтому он пошел молча за водичкой, а Ямур вылезла из походной койки — простая деревянная рама, на которую натянута сеть их ремешков, и гора теплых одеял; Ямур с детства мерзла ночами и предпочитала взять лишнее одеяло вместо нового светильника или расшитого полога в шатер. Спала она всегда в кольчуге — тонкой, из волшебного нездешнего металла, но вот сорочку стоило бы переодеть. Нелюдям, может, все равно, как их мать-капитан выглядит, но запашок Ямур не терпела, и ее крыло было самым чистым среди туменов, самой многочисленной части Космической орды. Переодев сорочку и нижние штаны, Ямур натянула куртку с нашитыми пластинами и теплые шаровары, надела подкованные сапожки, перепоясалась, наскоро собрала пять своих кос в узел и пристроила волшебное копье, без которого не ходила даже в сортир, на спину, затем вышла из шатра. Она, как и ее подчиненные, была ночным созданием. Облака были столь плотными, что не пропускали света звезд с тех пор, как свыше опустилась Тьма и стала властвовать над их миром. Перед шатром Ямур стояли пять повозок, в которые были запряжены меланхоличные буйволы. Ими правили тупые големы, кое-как слепленные из глины. В каждой повозке — Чан-для-плоти, размером как раз чтобы вместить взрослого нелюдя, свернувшегося клубком. Ямур тяжело вздохнула — ну где это видано, присылать пополнение перед самой битвой. Ни настроиться на новых воинов, ни обучить толком, зазря потеряет их и приобретет головную боль. Она приблизилась к ближайшей повозке и с натугой сдвинула тяжелую крышку с чана. Так, пузырь цел, нелюдь внутри дышит. Хорошо. Она натянула тонкие перчатки из кожи молодого дракона, вынула нож и вскрыла огромный, вяло шевелящийся полупрозрачный пузырь. На руки ей хлынули питательная грязь, почти человеческая кровь, ядовито желтый ихор. А существо внутри открыло глаза, и Ямур увидела его душу — душу воина. Откуда Высокие брали души воинов прошлых столетий, Ямур не знала, а интересоваться таким было опасно: не просто выпорют, а на кол посадят или ящерами разорвут. Но властители создавали мужское тело, запечатывали в нем спящую, уже однажды жившую душу, которую лишали памяти, и отправляли по крыльям, потерявшим бойцов. Ямур, как мать-капитан целого крыла, первая глядела на воина-нелюдя и забирала последний его вздох. Она же давала ему имя и принимала его любовь как источник своей силы. И любовь эта понималась в самом чистом и возвышенном смысле, ибо плотское для боевого пси-мага под вечным запретом. Лицо новорожденного воина было зеленовато-серым, волосы черными, глаза узкими, нос хищным, как клюв сокола. Над внешностью нелюдей Высокие никогда не заморачивались. — Здравствуй, — Ямур мягко коснулась его лица, и воин прикрыл от удовольствия глаза. — Я назову тебя Сокол и буду тебе матерью. Первый контакт произошел без всяких проблем. Ямур уже через миг оказалась в сознании новичка. Воин был цельным внутри и даже сохранил совсем немного памяти о прошлой жизни. Сильная личность, такой, может, и выживет в первом бою, даже без подготовки. С сожалением Ямур смела тонкие паутинки чужих образов и как будто спрятала их в своей руке. Незачем Соколу помнить, что у него была жена, родились дети, что он любил и был любим. Но оборванные нити любви Ямур подхватила, завязывая их на себя. Теперь у него одна судьба, сплетенная с ее собственной и с Великой Целью. Сокол после образования связи сумел выбраться самостоятельно из чана и понять, что ему там объяснял жестами Гохан — мол, следуй за мной жрать и спать. Прочие новички были не столь хороши, один даже бракованный — в процессе пробуждения его сердце вдруг перестало биться, и Ямур пришлось забрать его последнее дыхание, заодно и восполнить свои силы, потраченные на создание связей с новичками крыла. Теперь пора поесть и проверить бойцов — через несколько часов они выдвигаются через портал. Ели все вместе — у костра, где был огромный казан. Алу сегодня дежурил, поэтому привычное варево из крупы, овощей и мяса было щедро сдобрено пряными травами и даже посолено. — Мать… — Алу поклонился, вытирая руки о ветошь. Его желтые глаза блеснули восхищением. Он любил своего капитана не принудительно, через насильную связь, а совершенно искренне. Особенно после того, как Ямур не позволила его, раненого, добить на мясо для ездовых ящеров. Сказала: «Нового обучать дольше». Пришлось тогда избить капитана соседнего крыла до полусмерти, откусить ей ухо и забрать пятерых ее лучших воинов себе (сучка заявила, что Ямур мягкотелая и ее саму пора на мясо). Было трудно, но это того стоило — больше крутость Ямур никем не оспаривалась, и вопросов к лечению ее раненых возникало поменьше. — Если опять пересолил, шкуру спущу, — ласково сказала Ямур. Алу только шире улыбнулся. Если б она позволила, воин бы с радостью поцеловал край ее одежды. Руки дозволялось целовать только после победы, зато всем. Помнится, после ее первого крупного сражения в ранге капитана крыла Ямур сидела в шатре, с удивлением разглядывая собственные руки, что в тот раз изукрасились не только мозолями от рукояти меча, но и багрово-фиолетовой россыпью ее первых поцелуев. А в рот не дозволялось. Ну и если бы какой-то воин познал ее, все связи с остальными исчезли вмиг, и крыло бы рассыпалось. Без привязи воины-нелюди становились злы и опасны. Говорят, какую-то неосторожную «мать», посмевшую дать нелюдю, в итоге свои и сожрали — за предательство, за то, что выбрала не их. Ямур уселась на почетное место — волчью шкуру, дала команду начинать раздачу. Воины подходили к казану с мисками, Алу щедро раздавал кашу огромным половником и не ленился добавить подливки со дна, за то его и пощадили свои же: притащили раненого к Ямур. Впрочем, Гохан и вовсе был однорукий, и ничего, дрался лучше прежнего, ведь Ямур целительной песней вживила ему в обрубок тяжелый иззубренный клинок. Сама после такого три дня пластом лежала, зато клинок стал частью воина. Гохан был с ней с тех пор, как она десятником служила еще. У них, в Орде, ведь как — сначала тебя забирают от матери с отцом и заставляют забыть их лица. Говорят, кого-то продают родители, а кого-то в счет долгов изымают. Главное, чтоб девчонка была младше двенадцати и нецелованной девственницей без кровей. Потом служишь при храме — моешь полы, бегаешь с копьем, тренируешь мозг, чтоб пси-волны улавливал. А как начинаются крови — все, дают тебе твоего первого воина и делают первую полосу ранга на щеке. Надо установить с воином связь, чтоб полюбил, и тренироваться, а потом собственноручно убить. Ямур, должно быть, повезло: старые запрещенные боги ее народа присматривали за ней. У нее не было отца, она не помнила лица матери, но зато не забыла голос той. И точно знала, что ее не продали, а украли работорговцы. Сбежать не получилось — ее в храме первоначально били плетями так, что на спине живого места не осталось, сплошная частая сеть шрамов. Потом Ямур смирилась и стала как все — дралась за еду, дралась на тренировках, дралась просто так и мыла залитые кровью и нечистотами полы в наказание чуть ли не по три дня и ночи подряд. Своего первого воина она назвала Коготь и обожала его со всем пылом души. Когда пришло время — она не смогла его убить и всерьез собиралась умереть вместе: таких сжигали во внутреннем дворе Храма во славу Тени. Но Коготь тоже знал правила и, улучив момент, насадился на ее кинжал. Истекая кровью, он улыбался. Так Ямур из простого воина стала десятником и матерью Гохану. Путь до сотника был даже короче, а вот за звание капитана крыла пришлось попотеть. Зато в ее двадцать пять лет у нее уже четыре полосы ранговой татуировки на щеке (а всего их семь, и однажды она станет Высокой госпожой — Темником, и все от нее отгребутся). И волосы она имеет право носить длинными и красить в драконьей крови. Только бы победить в этой битве — тогда можно будет превратить крыло в тьму, где сражаются до полутысячи воинов и целых пятьдесят живых орудий. И ни одна сука больше не спросит, какого хрена Ямур лечит своих, вместо того чтоб добить и сожрать печень. Погруженная в раздумья Ямур сама не заметила, как прием пищи закончился, и воины следуя правилам, по одному подходили к огромному чану, счищая остатки еды с жестяной посуды, а затем к плоскому низкому тазу с горячей водой, наклоняясь так низко, словно отдавая этими поклонами благодарность богам за еду, и собственноручно смывали жир и грязь с тарелок и ложек. Чистую утварь полагалось хранить в отдельном чане, плотно укладывая друг к другу и это тоже было частью ритуала. Так воины привыкали к новым правилам, которые были для всех туменов одинаковыми, уравнивая их, стирая границы и превращая в единый механизм крылья, состоящие из сотен и тысяч нелюдей-«перьев». Ямур молча смотрела, как двигается толпа: каждый шаг, каждый вздох нелюдя был размеренным, подчиненным внутренним правилам. Так было. Так есть. Так будет. Легкая тень пробежала по ее лицу. Мелькнула крамольная мысль, заставив поморщиться, привычно закрыть разум от своего отряда — и, что важнее, от остальных матерей, ведь пси-пространство было общим для магов. Ямур в последнее время все чаще размышляла, в чем же Великая цель Тени и что было раньше. Иногда, после особенно тяжелой битвы, она видела яркие сны, что были так похожи на реальность. Просыпаясь, она даже не сразу понимала, кто она и где. Ей снились огромные города, а внутри… Белоснежные и высоченные стены из матового, а кое-где прозрачного, как вода, камня. Уходящие в небо башни, тонкие и изящные, как стебли неизвестных, но очень красивых растений. Ослепительно яркое ласковое светило, щедро дарящее жителям тепло. Ямур отчетливо видела лица людей — таких счастливых, улыбающихся. Слышала незнакомые голоса, чужие песни на неизвестном языке, радостный смех, детские выкрики. Иногда день в таких снах сменяла ночь, и тогда над городами на синем бархате небосвода зажигались огни — как маленькие фонарики, они мерцали и манили Ямур. Что это такое, Ямур не знала. В ее мире солнце скрылось за Великой Тьмой задолго до ее рождения. Считалось, что случилось это по вине короля-дракона, который предал собственный мир и сбежал, украв солнце. Великая цель Орды — найти предателя и вырвать у него из сердца украденное солнце. Тогда их мир вновь станет прежним. В Палхаре, где был один из храмов Тени, куда ее продали за серебро весом в четверть безмена, вместо солнца были искусственные огни ночью, а днем тусклый свет едва пробивался сквозь тяжелые, плотные сизые облака. Однажды она случайно подслушала разговор двух старейшин — кому есть дело до маленькой служки, надраивающей черные каменные плитки, что устилали пол храма? Башлыки вполголоса говорили, что когда-то очень давно этот мир — Аждаха-Тау* — был совсем другим, у него даже была собственная звезда. Но все изменилось, потому что король-дракон, хранитель звезды, бесследно исчез. Осталось пророчество: если вернуть короля-дракона, то и мир станет прежним. Ямур, вспоминая это, непроизвольно прошептала: «Солнце вернется, если луна взойдет днем, река повернется вспять, а то, что сгорит, восстанет из пепла!» — и тут же одернула себя. На нее уже бросали косые взгляды. Она заставила себя собраться, нахмурилась и создала вокруг образ неприступной стены, за которой таилось что-то опасное и злое. Тумены ее личного крыла, самые приближенные десять нелюдей, непроизвольно вжали головы в широкие плечи. Все, кроме Алу. Этот просто наклонился ниже над чаном, старательно оттирая остатки жира и пищи, но на самом деле пряча улыбку. Он слишком долго и слишком хорошо знал свою Мать, чтобы купиться на этот примитивный трюк. Зато Сокол испуганно озирался, и это тоже не укрылось от внимательного взгляда Алу. За мальчишкой надо было присматривать: такая крепкая связь с Матерью — это хорошо. Он будет послушным и защитит ее даже ценой собственной жизни. А жизнь Матери превыше всего. Ямур, все еще хмурясь, придирчиво осмотрела вверенные ей крылья. Десять крыльев по десять — порченые тумены с физическими или ментальными увечьями или с некрепкими связями, расходный материал. Остальные — ударное войско. И еще одно крыло — ее личное, самые преданные нелюди, прошедшие с ней плечом к плечу не одну битву и готовые умереть ради Матери. В прошлой битве пал один из старейших воинов, входивших в ее личное крыло, и она решила, что Сокол заменит его. Нелюди закончили ритуал благодарности за пищу и теперь разбредались по своим палаткам: чистить оружие, надевать доспехи, проверять походные мешки. Судя по тому, что соседний лагерь пришел в движение, первые крылья уже готовились к перемещению. Ямур улыбнулась. В крови начал разгораться азарт. Это эмоции других Матерей просачивались в пси-поле. Тумены и Матери созданы в битве и для битвы, и служат Великой цели. Они найдут землю, в которой спрятался дракон-предатель. Ямур все отчетливее слышала голоса других Матерей, которые повторяли одно и то же, вначале шепотом, а потом их голоса слились в единый бурлящий поток слов и мыслеобразов. Они …нет, она, ОНА первая поймает дракона, посадит на цепь и на глазах у всех вырвет из сердца подлой твари огненное светило, чтобы оно вновь засияло над их миром. И тогда… тогда они… она… Чужие и собственные мысли-нити стянулись в голове в тугой узел, запульсировали, и Ямур вдруг отчетливо увидела огненную стену, окружающую ее, и огромного золотого дракона за этой стеной. Дракон смотрел в одну точку поверх ее головы застывшим взглядом, и его светлые глаза с тонкой, ярко-голубой, почти бирюзовой каемкой переливались живым золотом. Ямур услышала странный треск, а затем грохот за спиной, но оглянуться не успела. Плотная стена огня настигла ее, срывая кольчугу, обжигая кожу. Мгновение, и Ямур превратилась в пыль, но ничего не почувствовала, кроме странной свободы. Нити в голове лопнули, отпуская что-то, спрятанное глубоко внутри. Она сморгнула и вернулась в реальность. Коротко прозвучал рог — трубили три раза, значит, портал открыт и больше нет времени на сборы, они выдвигаются прямо сейчас. Ямур махнула рукой, гортанно крикнула команду, потянув пси-нити, связывающие ее с нелюдями. Из ниоткуда пришла уверенность, что этот бой для нее последний, но отступать поздно, и эта мысль странным спокойствием окутала ее. Чему быть — того не миновать, она встретит свою смерть, но если ее боги смилостивятся и она выживет в этой битве, то… она… она станет Высокой. И получит доступ к свободе. Может быть, однажды даже сможет найти свою мать, если та все еще жива… Погруженная в свои мысли, Ямур сама не заметила, как оказалась в палатке, как руки, следуя ритуалу, который следовало провести перед боем, взметнулись вверх, а губы автоматически, вполголоса произнесли слова молитвы, вводя ее в боевой транс. Пси-поле звенело от напряжения. Нити ее нелюдей натянулись, бойцы вздрогнули, подчиняясь ее воле. Тысяча нитей свилась в единый пучок, тысяча жизней нелюдей собралась в ее руках. Ей не нужно было управлять всеми: нельзя быть и воином, и полководцем одновременно. Всегда что-то одно. Матери достаточно было дать задачи главным в каждом крыле, а общее пси-поле делало их всех единым организмом, они даже дышали в такт дыханию своей Матери. И только десять нитей нелюдей ее личного крыла она протянула ближе к сердцу. От них зависела ее жизнь, и они должны быть близко, чтобы стать ее глазами, биться за нее и вместо нее, забирая жизни противников. Потеря связи с десятниками прерывала и связь с остальными туменами крыла, но не обезглавливала его. Простые тумены все равно оставались в общем пси-поле и подчинялись воле своей Матери. Просто приказ поступал с опозданием и слишком тихо: надо было постараться, чтобы докричаться до воина, но если уж сигнал поступал, то остановить такого тумена было невозможно. Основная задача Матери — быть над битвой и следить за тем, чтобы тумены оставались на своих местах и принесли Тени очередную победу, следуя Великой цели. Ямур глубоко вздохнула и закрыла глаза, мысленно отгораживаясь от чужих эмоций, наводнявших общее пси-поле, где матери светились маленькими желтыми точками, а Высокие пульсировали крупными красными огнями. Она откинула тяжелый полог и вышла из палатки широким шагом. Все десять нелюдей ее личного крыла стояли там, вытянувшись в идеальную линию. Позади них по одному двигались чужие крылья в сопровождении своих Матерей. Нелюди ровно вышагивали, подчиняясь общему ритму, тонкими струйками тянулись от собранного походного лагеря к дороге, проложенной конницей и тяжелыми повозками, что были запряжены огромными волами, затем вливались в общий поток — тьму Космической орды. Ямур видела, как первые отряды — не задерживаясь и не раздумывая — перешагивали через низкий искрящийся бортик у самой земли, чтобы исчезнуть в темноте открытого боевого портала. Связи с теми, кто миновал этот порог и оказался на другой стороне, не было, но ее это не страшило. Сколько раз она сама так же переходила этот порог, мерцавший в сумраке так таинственно и маняще? Не счесть. Также не сосчитать и тех, кто шагнул туда и не вернулся. Но Ямур всегда возвращалась. В груди острым краем шевельнулось воспоминание от недавнего видения, но она волей подавила страх и только вздернула подбородок выше. Нелюди ее личного крыла тоже дернули головой, вытягивая шею. Мышцы напряглись, того гляди — порвутся. Ямур ослабила хватку и повела свою Тысячу к порталу. Новый мир встретил их благословенной темнотой. Но на этом сходство с тем, к чему Ямур привыкла, закончилось. Под ногами оказалась странная субстанция: жидкая, вязкая, с редкими вкраплениями белой рассыпчатой массы, так ярко выделявшейся цветом в сумраке. Ямур подцепила носком сапога массу, и та, издав странный, чавкающий звук, мягко поддалась, потянулась за сапогом, но почти сразу же со вздохом упала обратно на землю. Ямур украдкой осмотрелась по сторонам. Матери других крыльев шли прямо, никуда не глядя. Их будто вообще не интересовало, что под ногами у них нечто новое, непривычное, столь отличающееся от сухой, безжизненной земли их родного мира. Однако Ямур чувствовала, как страх, смешанный с любопытством, пронзал маленькими, едва заметными искрами общее пси-поле, заставляя остальных Матерей держать спину прямо и отводить взгляд, чтобы не привлекать к себе внимание Высоких. Нелюди, подчиняясь Матерям, чеканили шаг, но шли слишком ровно, слишком неестественно даже для созданий, лишенных собственной воли. На краю леса что-то вспыхнуло, и Ямур непроизвольно замедлила шаг, не веря своим глазам. Над тонкими ветками неизвестных деревьев все ярче проявлялась полоса. Вначале едва заметная, чуть розоватая. Но с каждым новым шагом, новым ее вздохом полоса набирала цвет и силу. А когда Ямур насчитала уже вторую тысячу шагов с момента, как они вышли из портала, над лесом, где месили ногами жижу тьмы туменов, полоса вспыхнула, заалела, и над чужим холодным миром поднялся огненно-красный диск. Ямур зажмурилась, таким нестерпимо ярким был свет. По лицу побежали слезы, застилая глаза, лишая зрения. Общее для Матерей пси-поле взорвалась тысячей голосов, несвязных мыслей и эмоций, столь же ярких и мощных, как свет, исходивший от огненного диска, что величественно поднимался над горизонтом. Ямур пересилила себя и смогла полу-открыть глаза, хоть и страшилась ослепнуть. Но все пересилило желание узнать, что это такое, увидеть своими глазами неизвестное чудо. «Это солнце, сс-с-с-солнце, С-С-С-СОЛНЦС-С-СЕ», — шептало, скрипело, царапалось, завывало и скреблось в голове Ямур тысячей голосов, среди которых она слышала звенящие недовольством речи Высоких. Но громче всех, ярче и больнее в голове звучал голос Тени. Ямур просто знала, что это Тень, но объяснить, откуда, не могла. И Тень ненавидела солнце. Это открытие поразило Ямур до глубины души, и она испуганно выскочила из общего пси-поля, отгородилась, пока Тень не услышала ее мысли и не наказала мать-отступницу. Ямур раньше могла бы поклясться, что никто не может слышать Тень, кроме Высоких. Однако не эта мысль билась сейчас в висках тяжелым молотом. Ямур вдруг поняла, что все, чему ее учили, вдалбливая ненавистные догмы кнутом в спину и плечи, было ложью. Никогда не будет у них солнца. И ее родного мира больше не будет, он мертв. Уничтожен Тенью. Поэтому они пришли в новый мир. Не затем, чтобы вернуть короля-дракона, а чтобы найти новое место и новые ресурсы. Тени нужно было новое солнце. Ведь Тень не может без света. И вот Тень шла по следам дракона, чтобы найти новое солнце и погасить его. Это открытие поразило Ямур до глубины души, и она, ослабив контроль, отпустила нити, связывавшие ее с нелюдями. Чья-то рука легла на плечо, сдавила чуть крепче, чем позволяли правила. Алу с тревогой заглянул ей в глаза. — Мать?.. Ямур тряхнула головой, и тонкие косы с тяжелыми железными украшениями, вплетенными в волосы, звонко ударились о доспех. Она повернула зареванное лицо к нелюдю. Теплые слезы все еще бежали по лицу, оставляя тонкие дорожки, блестящие в стылом воздухе морозного утра. Слезы, застывая, стягивали лицо, словно маску, но она не чувствовала неудобства или боли, только отчаяние. Все, во что Ямур верила, все, к чему привыкла, рухнуло в один миг. И это сейчас, когда она, казалось, была как никогда близка к цели. Вот только цель ее оказалась ложной. — Знай свое место, нелюдь! — грубо выкрикнула Ямур голосом, который ей самой показался чужим и незнакомым, и дернула плечом так, что ее движение, усиленное пси-полем, резко пришлось Алу в грудь, и он едва удержался на ногах. Несколько матерей, что шли впереди, покосились на нее, и Ямур вынуждена была вдохнуть, с шипением пропуская воздух через плотно сжатые зубы. Ей следовало успокоиться и не привлекать внимания. А что делать дальше, она обязательно придумает. Она выжила в храме, выжила в первый бой, выживет и сейчас. Если будет жить она и ее нелюди, то старые, запрещенные боги укажут ей путь. Настоящие боги, те, от которых ее так старательно отучали, но так и не вытравили из сердца древнюю веру предков. Они поведут ее, а не лживые пророки Тени. Ямур стала дышать ровнее и следующие несколько часов была погружена в молитвы. Вот только молилась она не так, как учили ее в храме Тени, а старыми, полузабытыми словами, которые сами поднялись вдруг из самой середины груди. Когда воины Орды миновали лес и почти все воины-тумены и сами Матери адаптировались к новым условиям, чтоб больше не щуриться от солнца и не опускать головы низко, Ямур уже составила для себя план, как действовать дальше. Раз уж ей удалось нечаянно узнать тайну Тени, а древние боги, от которых она отреклась, оказались не злопамятными и пробудились, надо использовать шанс и найти новых союзников. Но вначале — выжить и найти дракона. В самом центре груди отчего-то зрела странная и ничем не обоснованная уверенность, что дракон, за которым они пришли в этот мир, — ключ к спасению ее собственного дома, Аждаха-Тау. Погруженная в свои мысли, Ямур, однако, больше не забывала внимательно смотреть по сторонам и крепко держала нити туменов. Чувствуя все возрастающую уверенность Матери, даже Алу расслабился, и его нить, в начале пути тревожно дрожавшая, теперь была ровной. Остальные нелюди и вовсе не заметили ничего особенного, если только немного ее волнение в самом начале, но не придали этому особого значения, подчиняясь ее воле. Небо расчистилось, и огромный огненный шар висел над головой, а ночная белая сыпь исчезла. Голые ветки деревьев — черные, влажные, прошлогодняя пожухшая трава и даже грязная вода были щедро позолочены и красиво искрились в солнечных лучах. Нелюди лишь изредка поглядывали наверх. Матери стали сосредоточеными и угрюмыми, они быстро адаптировались к новой обстановке, отсекая все лишнее, что не могло помочь в битве (сказывалась привычка, вдолбленная кнутом и ментальными наказаниями, от которых мозги буквально плавились). Ямур почувствовала в общем пси-поле, как первые крылья вышли на поляну, как отдали первые команды, и что противник, представший на другой стороне леса, который оказался на поле одновременно с Тьмой, не вызвал у Матерей и Высоких какого-либо опасения. Неожиданно земля под ногами дрогнула, и лес пошел будто рябью во все стороны. Ямур объединила сознание с общи пси-полем, в попытке понять, что случилось, и с удивлением увидела глазами одной из Матерей, что эпицентром, средоточием урагана, причиной, из-за которой во все стороны покатилась волна, набирая силу, вырывая с корнем траву, поднимая землю кусками, подбрасывая палки и камни, стал… одинокий воин в черной одежде, лишенный какой-либо защиты. Он просто стоял посреди поля, окруженный с двух сторон войсками. Затухающий взгляд Матери, чьими глазами смотрела на битву Ямур, показал нечто невозможное: земля ходила ходуном, вздрагивала и тряслась, огненная волна от неизвестного воина в центре поляны разошлась во все стороны, но не тронула чужих войск, они остались стоять на месте, словно ничего не было. Тогда как тумены полетели во все стороны бумажными игрушками, вспыхивая и превращаясь в пепел. Дальше Ямур уже ничего не видела, Мать закрыла глаза навечно. Пси-поле наполнилось болью и яростью, и Ямур была вынуждена отгородиться: так сильно кричали те, кто оказался на переднем краю. Воздух тут же наполнился криками. Сквозь какофонию звуков, в которой смешались предсмертный вой туменов, визг повозок, рев волов и голоса Матерей, отдававших отрывистые команды, Ямур неожиданно отчетливо услышала: «Бип-Бип-Би-ип-Бип-Бип-Би-ип! Бип-Бип-Би-ип-Бип-Бип-Би-ип!» Она вздрогнула всем телом, не веря себе. Ей подумалось, что с момента, когда она впервые услышала эти странные звуки, минула уже целая вечность. Ямур стояла посреди леса в чужом мире, и все происходящее казалось ей ненастоящим, словно она вновь оказалась в утреннем кошмаре. Ямур непроизвольно зажмурилась, но руку пронзила острая боль. Она распахнула глаза и уставилась на ладонь, крепко сжимавшую копье. По наручу тонкой дорожкой прошла капелька крови от раны на плече. Завибрировал доспех, сигнализируя об опасности. Их противники воспользовались преимуществом и, пока тумены перегруппировывали уцелевших воинов, напали первыми. Боль, остро пронзившая предплечье, была от раны, нанесенной чужим воином. Ямур быстро оглядевшись по сторонам, сделала несколько выводов: на ее участке сражения местных воинов меньше, чем нелюдей Тьмы. Раза в четыре точно. Но дерутся те более умело. Местное оружие хоть и выглядит изящным, даже хрупким, гораздо прочнее, чем оружие Тьмы, и сделано из чего-то такого, что может легко повредить металл ее доспехов. Ранее никому из врагов такого сделать не удавалось, а уж битв у туменов было много, и не счесть сколько миров поглотила Тьма, прежде чем добралась до этого места. Мысль легко скользнула в общее пси-поле, Ямур поделилась сама и из общего потока мыслеобразов подхватила чужие знания. Например, ее быстрый вывод, что численность местных войск уступает туменам, оказался верным, а еще у противников не было никакого оружия кроме мечей, копий и стрел. Однако использовать тяжелое оружие Высокие не спешили. Почему? Мысли быстрым вихрем пронеслись в ее сознании, а тренированное тело само вступило в бой. Ямур, уходя от удара, упала на одно колено, наклонившись так низко, что горячая щека скользнула по влажной земле. Четыре белые полосы ранговой татуировки тут же окрасились черным. Над головой со свистом пролетел чужой меч. Краем глаза Ямур заметила движение слева и потянула нити туменов своего крыла. Все сомнения и эмоции растворились, уходя на задний план. Она отдала приказы своим десятникам и чуть ослабила хватку их нитей. У большинства ее воинов нет шансов — они оказались в самом эпицентре сражения, не стоит цепляться за их сознание, она рискует взять их боль и умереть. Однако их последний вздох она все равно заберет, это придаст ей сил. Отдав необходимые приказы, Ямур переключилась на свое личное крыло. Вошла в пси-поле нелюдей, подавляя зачатки их воли, подчиняя себе. У нелюдей не было больше собственного сознания, теперь она стала десятью воинами, владела их телами, разумом, была для них единственным божеством, которому они подчинялись беспрекословно, она была их Матерью. Гохана и еще двоих нелюдей, рвавшихся в битву, она отпустила вперед. Сознание Гохана было красным, пульсировало от нетерпения. Он всегда был ударной частью ее личного крыла. Мощный и безрассудный, нечувствительный к боли, но при этом обладавший огромной силой, спрятанной в невысоком коренастом теле, теперь еще и усиленном вживленным в руку клинком, Гохан представлял серьезную угрозу любому противнику. Ямур крутанулась на месте, сшибая древком копья странное существо, у которого на голове был шлем столь искусно украшенный, словно воин на парад собрался, а не на верную смерть. Ямур сделала два быстрых шага, не забывая орудовать копьем и не позволяя противнику приблизиться. Мелькавший в воздухе меч был опасен, и иллюзий, что битва будет легкой, у нее не было. Воин в красивом шлеме сделал несколько выпадов, и Ямур, поймав его ритм, резко ударила копьем вновь — по ногам. Воин подпрыгнул, но при этом неосторожно махнул руками и открылся. Ямур свободной рукой выхватила из-за пояса короткий меч с шипами по краям лезвия. Меч мелькнул в воздухе, и его кончик легко отделился, вырываясь от удара вперед и вверх. Взметнулся, зазвенел цепью. Меч Ямур был с секретом — механизм внутри скрывал цепь, и меч от нажатия на потайную кнопку превращался в хлыст, состоящий из цепи, на конце которой подстерегал противника острый, как зуб дракона наконечник. Цепь легко обвилась вокруг запястья воина — а ведь этой рукой он сжимал меч. Ямур потянула, заставив противника застонать от боли. Рука воина безвольно повисла, меч полетел вниз. Воин потянулся целой рукой за вторым мечом к поясу, но Ямур не позволила. Хлыст взвился в воздух второй раз. Противник увернулся, но недостаточно ловко, и цепь прошлась по шлему, сбивая его вбок. Ямур, используя свое преимущество, подтянула цепь, собирая хлыст обратно в цельный меч, но ударить им не успела. Ее противник получил удар в бок от кого-то из чужих нелюдей, отчего упал, подогнув под себя ноги, и теперь лежал, подрагивая, но подняться уже не мог. «Что за пятиконечные штуки у него на башке выкованы… и переплетения хитрые какие-то… Заклинания, что ли?» Ямур, пользуясь тем, что нелюди сражаются сейчас вместо нее и в то же время прикрывают, подхватила копье и подошла ближе, с удивлением рассматривая доспехи противника. Чем больше она узнает о здешних воинах и их мире, тем выше ее шансы на выживание. Мимо пролетела стрела, но Ямур лишь отмахнулась. Бесконечные тренировки, отточившие рефлексы до предела возможностей тела, и коллективное пси-поле делали Матерей практически неуязвимыми. Рядом кто-то вскрикнул, и сознание показало нелюдя из ее личного крыла. Он получил косой удар в шею и упал замертво. Нити остальных девятерых были натянуты ровно и пульсировали в такт биения сердца Ямур. Ямур невольно нахмурилась. Они теряли солдат слишком быстро. Эти чужаки были отличными воинами. Нелюди ее тысячи бились в полную силу, но и этого оказалось мало. Один воин чужаков стоил целого крыла. Из ее тысячи осталось не более половины. В пси-поле она слышала, как умирают другие Матери и как стонут Высокие. Значит, и до них добрались чужаки. Отряды, принявшие на себя первый — такой неожиданный — удар, перестроились. Их голоса стали ровнее, и пси-поле наполнила сосредоточенная уверенность в том, что они делают. А еще в общем поле явственно ощущалось присутствие Тени. Ямур, механически отбиваясь от очередной атаки какого-то воина, увернулась, уходя на безопасное расстояние, но вынуждена была отступить. Ее взгляд упал на поверженного противника, который ей встретился первым, но упал, сраженный чужим ударом. Она велела нелюдям своего крыла подойти ближе и закрыть ее, а сама наклонилась к поверженному врагу. Удар вбок не просто свалил воина с ног. От падения на торчащий из земли камень шлем раскололся надвое и валялся рядом. Ямур впервые увидела лицо противника. Им оказалась женщина. Тонкие черты бледного лица, яркие глаза, сейчас закатившиеся вверх, светлые волосы, ставшие темными и напитавшиеся темной же кровью. Ее противница еще вздрагивала, грудь тяжело поднималась. Судя по всему, она получила смертельный удар, от которого даже шлем не спас. Ямур резко ударила копьем в сочленение доспеха, пробив нагрудник и прекратив агонию врага. Женщина дралась смело и заслужила удар милосердия, таков закон Аждаха-Тау. Закон ее прежних богов. Тени бы такое не понравилось, но ей теперь плевать на запреты. Ямур отвернулась от уже бесповоротно мертвой женщины, пробежалась глазами по полю битвы. Редкий лес, в котором они вынуждены были принять бой, наводнили нелюди и чужаки. Звон стали, гортанные крики туменов перемежались с мелодичными голосами противников: те словно пели, а не говорили, и их звонкие, хрустальные голоса резко контрастировали с реальностью, где грязная жижа под ногами воинов смешалась с багровыми потеками крови нелюдей и чужаков. Ямур стало очевидно, что план наступления туменов провалился. Войска не развернулись, как полагалось. Из общего пси-поля она знала, что передовые отряды лучников попали в засаду, из которой до сих пор не могли выбраться и теряли лучших стрелков. Конницу оттеснили в глубину леса, где кони были бесполезны и только мешали воинам. А что случилось с авангардом пехоты, она видела чужими глазами как своими собственными. В пси-поле пока не было паники, но она слышала чужие приказы, пока что отдаленно, едва уловимо, что необходимо остановить атаку и отступать. В груди странно кольнуло, словно кто-то воткнул острую иглу, и Ямур опять услышала голоса Высоких, они спорили о чем-то с Тенью. Она не должна была их слышать, ведь не входила в круг Высоких. Она никто. Почему же она слышит их? Ямур испуганно сморгнула, и это едва не стоило ей жизни. Но Алу и Сокол, которых она оставила прикрывать тылы, зорко следили за противником и не позволили чужому клинку достать Мать. Эта раздвоенность сознания, когда Ямур одновременно видела все десятью парами глаз нелюдей, слышала общее пси-поле других Матерей и при этом продолжала воспринимать реальность и сама тоже, позволяла армии туменов захватывать чужие миры, как будто они были единым организмом. Но была и обратная сторона. Далеко не все послушницы храма Тени доживали до звания Матери. Многие сходили с ума, не выдержав ментальной нагрузки, или просто загибались от тяжести физических испытаний. Или умирали вместе со своими первыми нелюдями, слишком сильно к ним привязавшись. Нити Сокола натянулись в сознании, и прежде чем доспех завибрировал, предупреждая об ударе, перед Ямур на колени рухнул чужой воин. Из груди у него торчал кусок копья, принадлежавшего Соколу. Удар был чудовищной силы, но воин еще дышал. Ямур рывком сдернула с того шлем, с интересом разглядывая противника. В этот раз — мужчина. Ямур так отчетливо видела его лицо — бледное, с тонкими чертами, как у первой женщины-воина, глаза темно-синие, волосы черные. Но больше всего Ямур поразили уши — длинные и заостренные на кончиках. Она не успела прочитать в его сознании чего-либо, что могло бы помочь в битве, поскольку отчетливо услышала приказ к отступлению. Вот только остатков ее тысячи и еще сотни крыльев и тысяч нелюдей и их Матерей, что оказались в окружении, это не касалось. Тень и Высокие спасали остатки войска, и ценой этого спасения стала Ямур. Она плотнее сжала губы. Умирать она не собиралась. Значит, будет выбираться из ловушки. Но и к своим тоже не вернется. Она не подчинится приказу, а это — приговор. «Ну и что, — дерзко подумала Ямур, в чьей груди вновь кольнуло. Но в этот раз игла пробудила какой-то неуместный азарт: — Я все равно собиралась добраться до Тени и вернуть солнце. Соберу свою армию, найду союзников, да хоть среди этих…» Взгляд Ямур скользнул по воину перед ней. Он упал вперед, вывернув шею под неестественным углом. В тот же момент нити еще двоих воинов ее личного крыла оборвались, причинив ей боль. Она вздрогнула всем телом и пошатнулась, но Сокол, который все еще был рядом, подставил плечо, не позволив Матери упасть. За спиной словно из-под земли вырос Алу, схватил ее бережно за плечи, прикрывая собой, и потащил куда-то, пробиваясь сквозь битву. Ямур видела в общем пси–поле, что чужакам помогали их боги. Все отчетливее звучаил страх и нарастающая паника. Несвязные мыслеобразы других Матерей показывали, что на стороне чужаков сражался золотой дракон с ослепительной чешуей, так похожий на солнце, и огненное божество в черном доспехе, отливавшем багровыми всполохами. Были у чужаков и белоснежные воины — мужчины и женщины — сиявшие в пси-поле так нестерпимо ярко, что Ямур вынуждена была отвернуться и тут же провалилась обратно в реальность. Прямо перед ней билась с десятком нелюдей одна из таких белоснежных воительниц. Воин-женщина без шлема — с белоснежной кожей и яркими голубыми глазами — вертелась на месте, размахивая мечами. Нелюди, скуля и подвывая, отскакивали от нее, не имея возможности ни приблизиться, ни напасть, только отражали сыпавшиеся словно со всех сторон удары. «Фурия», — определила Ямур. Она видела рисунок подобного божества битвы в старом архиве, когда, в очередной раз провинившись отмывала там полы и стены три дня и три ночи без еды и права на отдых. — Орки, — презрительно фыркнула златовласая фурия, — отребье и мусор. Родились в канаве и сдохнете там же. Даже если ваша канава в другом мире! Гохан оказался к ней ближе всех, он всегда был в самом эпицентре битвы. Его нить натянулась, завибрировала от напряжения, и Ямур чуть отпустила ее, позволяя ему напасть. Он лишился своего напарника, но у Ямур оставалось еще семь воинов. Алу и Сокол хорошо показали себя, прикрывая их спины, она не стала разбивать их связку. Но решилась ослабить фланг слева. И это стало ее ошибкой. Златовласая фурия бросила на нее один короткий взгляд и словно в голову к ней заглянула, выворачивая мозги наизнанку. Она видела, как Златовласка крутанулась на месте. В воздух поднялись волосы, создав над ее головой золотой ореол, почти как у солнца, что Ямур увидела сегодня впервые. Острые мечи со свистом замелькали в воздухе. Фурия заплясала на месте, и ее танец такой красивый и такой смертоносный, принес кровавую жертву. Первым упал воин, которого Ямур отправила Гохану в помощь. Упал тихо и как-то буднично, задрав вверх голову и не издав ни единого звука. Следом за ним к Тени отправились еще двое с левого, оголенного Ямур фланга — златовласая добралась до них в два прыжка и двумя же широкими ударами снесла головы. Гохан среагировал раньше Ямур, и она не смогла, не успела удержать его нить. Он напал со спины, но фурия словно ждала этого. Плавным движением она завела руку с мечом за спину, и Гохан сам напоролся на ее оружие. Его глаза, все еще живые и такие удивленные, встретились с широко раскрытыми от ужаса глазами Ямур. Он понял все сразу и улыбнулся ей широко и радостно, как дитя, завидевшее свою мать. Ямур, кажется закричала, но из пересохшего горла вырвался рык. Златовласая фурия поджала губы и уставилась на нее тяжелым, изучающим взглядом. А потом вытянулась в полный рост и вновь закружилась на месте. Ямур потянула нити, призывая оставшихся воинов. С этим врагом ей одной точно не справиться. Но отозвались только Алу и Сокол, больше никто из ее крыла не выжил. Златовласая наклонила голову и рассмеялась, словно уже праздновала победу. Ямур бросилась на нее в атаку, приказав Алу держаться правее, а Сокола направив по кривой зайти за спину фурии. Мечи засверкали вновь, ее противница вертелась на месте и прыгала, ловко отражая все удары. Одним и вовсе умудрилась сломать копье Ямур, и та была вынуждена вытащить меч-хлыст и активировать его. Она попятилась назад, заставляя фурию следовать за ней и тем самым позволяя Соколу подкрасться к фурии как можно ближе со спины. Но фурию словно Тень прокляла — ничто ее не брало, и всякая хитрость Ямур разгадывалась почти сразу. Фурия увернулась от рубящего удара Сокола, даже не посмотрев в его сторону, только губы растянула в хищной улыбке. Ямур видела, что противница ликует, и тут сердце Ямур пронзило уже привычной иглой. В этот раз ей не было больно, скорее, стало нестерпимо жарко, и она поразилась этому. Фурия, видя замешательство Ямур, кинулась на Сокола, оттесняя его широкими рубящими ударами пока не задела мечом по кожаному доспеху, распоров его и достав до серой кожи. Красно-желтый ихор брызнул во все стороны, испачкав прекрасное лицо фурии. Она ногой толкнула в живот замершего Сокола; тот упал в темную жижу и больше не поднялся. Ямур осталась с Алу против фурии. Она повернулась к Алу и, глядя в глаза, повелела, добавляя к словам пси-поле: — Беги, беги сколько сможешь и как можно дальше, а когда все кончится, найди меня и Сокола, он еще жив, а я выживу, точно выживу! Найди, запомни! Последние слова она выкрикнула ему в лицо и ударила его в грудь. Алу глупо моргнул и нехотя повернулся к ней спиной, потом побежал, уворачиваясь от чужих ударов затихающего сражения, где чужаки побеждали. Ямур крепче перехватила меч и бросилась на фурию. В груди уже не просто жгло, там горело так, что из глаз брызнули слезы. Тело налилось странной тяжестью, она едва поднимала ноги, когда бежала навстречу своей судьбе, но с каждым шагом, с каждым вздохом жар становился все привычнее, все роднее, пока не заполнил ее вены полностью, превратив кровь в огонь. Она сама словно стала огнем. Не было в ней больше ничего человеческого. Ямур, как и ее противница-фурия, стала ожившей богиней, и обе они несли смерть и разрушение всему, к чему прикасались. Фурия улыбнулась ей криво. — Что тут у нас? — презрительно сказала она, цедя слова сквозь зубы. — Ты что-то вроде мозга этой падали, да? Ну, значит, тебя-то мне и не доставало для полного комплекта. Твои слуги мертвы, теперь твоя очередь. В ответ на эти обидные слова в груди Ямур вспыхнул огонь, вырываясь наружу, и время застыло. Ямур с удивлением увидела, как медленно поднимаются вверх руки фурии, закованные в золото доспеха, как волосы, следуя за поворотом головы, красиво рассыпаются по плечам. Ямур крепче перехватила меч, раненая рука ныла. Она приказала себе не обращать внимания на эту боль. Раскрыла рот, чтобы закричать, но не успела: время побежало в привычном ритме. И вот два острых меча просвистели совсем рядом: один прошелся над головой, второй — возле шеи. Ямур, повинуясь чему-то внутри, увернулась едва не завалившись вбок, упала на колено, чтобы удержать равновесие, и тут же, оттолкнувшись рукой, поднялась. Фурия обходила ее по кругу, в этот раз не нападая, только смотрела на нее своими яркими голубыми глазами. В голове у Ямур звонко лопнула нить. Она успела подумать, не была ли эта нить жизнью Алу, но в пси-поле заглянуть не смогла, чтобы проверить. Фурия, издав короткий крик, звонкий и отрывистый, как разбившееся о камень стекло, напала. На Ямур посыпались удары со всех сторон, но она быстро училась. Увидела, что удары повторяются, что нет новых, и фурия всегда следует одному и тому же пути. Удар, поворот, шаг, удар-удар-удар, снова шаг, поворот, удар, поворот, шаг, удар. Песня ее битвы была однообразной. В груди Ямур радостно зазвенела игла. Она с удивлением прислушалась. Игла теперь пульсировала, заставляя Ямур дышать ей в такт, и этот ритм был так похож на музыку битвы фурии. Ямур решилась и позволила игле в ее груди взять верх. Подумала: что она теряет? Всегда может остановиться и биться привычно. В этот раз Ямур смогла издать боевой клич, который сама придумала, когда стала Матерью тысячи. Личный клич позволял ее нелюдям держаться вместе, другие матери так не делали и смеялись над Ямур вначале — ровно до первой битвы, где слаженная тысяча Ямур, сражаясь в кромешной тьме, держала строй и успешно прорвала оборону противника, ориентируясь на звук. А сейчас Ямур, повинуясь пульсации иглы в центре груди, перестроилась и сражалась теперь с легкостью, отражая быстрые удары мечей. Фурия больше не улыбалась, только смотрела на Ямур настороженным взглядом и вдруг остановила свой бой, так и не завершив серию ударов. Мечи вернулись в исходное положение. Фурия сердито поджала губы и, коротко выдохнув, словно решилась на что-то особенное, начала поворот на месте. Теперь ритм ее песни битвы изменился, она двигалась отрывисто, резко, ударяя и тут же возвращаясь на место. Не кружила и не делала широких взмахов, а еще внимательно наблюдала за противницей. Ямур, несмотря на то, что игла подсказывала ей чужие движения, не смогла быстро перестроиться и тут же получила скользящий удар по груди. Доспех принял основной удар на себя, однако мечи из неизвестного, но такого прочного металла пробили пластину сбоку, где та была тоньше. Бок пронзила острая боль, и игла в груди Ямур накалилась, сделалась большой и очень острой. Мать вскрикнула, но тут же прикусила губы. Негоже противнику видеть ее слабость. Фурия довольно склонила голову вбок и начала свою песню заново. Но у Ямур теперь был невидимый союзник. Она больше не задумывалась, откуда взялась игла у нее в груди, и кто на самом деле ведет ее. Не убил же? Значит, можно повиноваться, но и контроля над собственным телом она терять не будет. Подозрительность никуда не делась, нет, однако Ямур хотела выжить сильнее, чем победить. Она хотела жить, хотела вернуть себе мать и Алу с Соколом, хотела вернуть солнце своему миру, и древние боги, кажется, выбрали ее для этой цели. Игла в груди отозвалась благодарным теплом, и Ямур уверилась, что все так и есть — боги действительно выбрали ее. Больше Ямур не пряталась от ударов. Когда фурия в очередной раз развернулась на месте, закрутилась волчком нанося удары, Ямур подчинилась все ускоряющейся пульсации иглы в груди и отпустила себя, позволила жару из центра груди вырваться наружу. По венам опять побежал огонь, и Ямур легко оттолкнулась от грязной земли под ногами — прыгнула высоко и, с удивлением для себя кувыркнувшись над головой фурии, оказалась за ее спиной. Рука сама выщелкнула хлыст: вначале по рукояти, затем и по цепи побежал настоящий огонь. Острый край наконечника, венчавшего меч-хлыст, стал тоже огненно-красным и ударил по золотому доспеху фурии, пробивая спину насквозь. Острый кончик хлыста вырвался из груди Златовласки, смертельно ранив ее. Ямур знала — сердце противницы остановилось мгновенно. Ямур не посмела вернуть хлыст в состояние меча — оставила его в груди фурии, с ужасом и неверием глядя в золотистый затылок прямо перед ее глазами. Фурия, не издав ни одного звука, рухнула в черно-красную жижу. Игла в груди Ямур стала пульсировать все сильнее, доспех тоже вибрировал, предупреждая о чем-то. Но Ямур не слышала. Потому что, когда фурия упала, сраженная ударом меча-хлыста, прямо перед Ямур открылась небывалая картина. Тяжелое небо над лесом, где шло сражение, расчистилось немного, показав огненное светило. А рядом с ним медленно поднималось еще одно — круглое, с неровными краями и мертвенно бледное, как обескровленное лицо Гохана, когда он отдал свой последний вздох Матери. И Ямур точно знала, что рядом с солнцем была луна, хоть и не понимала, откуда пришли эти знания. «Луна взойдет днем», — чужим голосом повторила Ямур слова, смысла которых не понимала. Знала лишь: это ужасно важно, это изменит не только ее судьбу, но и судьбу этого мира, связав его с Аждаха-Тау. * Аждаха-Тау — замок дракона на тюркском языке.