Король-техночародей и его убийца

Очередное совещание Гортхаур объявил внепланово — рано утром в четверг. Точно вовремя был у дверей только Айген, потому что никаких «среда — это маленькая пятница» для него последние четыре тысячи лет не существовало. Кхамул почти не опоздал, но был подозрительно умученный и в нехарактерной народной рубахе с высоким воротником. Настадрен покачивался и улыбался чересчур добро, примерно как перед тем как уколоть конскую дозу седатива очередному несчастному, Феридир прислал из командировки голубя-мутанта с извинением, Кирион почему-то был весь мокрый от соленой воды, Гудбранд заразительно зевал, и только младшее поколение опоздало на полчаса, приперлось одетым не по форме и благоухало перегаром так, что аж голубя-мутанта накрыло. — Та-а-ак, — зловеще протянул Гор, разглядывая неразлучников и пытающегося упасть в обморок Телимата, которому похмелье мешало уйти в бессознанку. — С вами я разберусь чуть позже. И с тобой, Айген, за чинимые подчиненными безобразия, тоже. Сесть Владыка не предложил. Айген ничего не сказал — по опыту знал, что оправдываться бесполезно, и уже прикидывал про себя, чисткой какого нужника наградит младших назгулов в самом конце. Причем использовать разрешит только зубочистки! — А созвал я вас вот почему, — Гор задумчиво побарабанил пальцами, пока без когтей. — В последнее время слухи про назгулов ползут один ужаснее другого. И знаете что? Они совершенно незаслуженные. Я же, как майа порядка, хочу напомнить про непреложный закон бытия. Если вас незаслуженно оклеветали, то вернитесь — и заслужите! Поэтому тянете жребий, вон бумажки на столе, и идете учинять бесчинства. Айген первый, а за Феридира тянет голубь. Айген смело вытянул бумажку, молча просмотрел, и лицо у него тоже вытянулось, что у полковой лошади при виде груженого обоза. — Вслух давай, — хмыкнул Гор. — Вытянувший это демонстрирует, что преград для полового влечения не бывает. — Трахнет даже попугая, — страшным шепотом сказал Вардамир, которому после анонсированного наказания море было по колено. То, что трахательный образ на Ангмарца не натягивался вообще никак, Гора не взволновало. — Дальше, — сказал, задумчиво рассматривая появившиеся когти. Следующим взял бумажку Телимат и наконец смог упасть в обморок, поэтому читать за него взялся Айген. Но не смог прочитать вслух, потому что боролся одновременно с приступом рвоты и приступом смеха. Читать пришлось Кхамулу. Этот даже не скривился, только плечами пожал: — Вытянувший это отправляется на завод по производству колбасы и мясных изделий. Изделия делаются из подручных средств. Людоед, в общем, — резюмировал Кхамул. В наступившей тишине отчетливо заурчал его желудок, но даже это не смутило гордого сына степей. — Есть очень хочется, я не завтракал, — сообщил он, и Гор просто прикрылся когтистой ладонью, потому что примерно так же, как хотел есть Кхамул, Гор хотел посмеяться. Все посмотрели на светловолосого почти-эльфа-в-обмороке. На людоеда оное недоразумение в рядах назгулов не тянуло никак. — Ничего, мальчики, внешность бывает обманчива, — фыркнул Гор, очень стараясь не смеяться, — дальше! Кхамул поправил ворот и вытянул свою бумажку. — Пьяному море по колено, а бабы по, гхм, побоку в общем. — мрачно сообщил он. И, чуть помолчав, добавил: — Я не пьянею. — Твои проблемы, — не менее мрачно сообщил Гор и постарался отвернуться, потому что образ пьяного Кхамула в национальной рубашке, гоняющего эльфиек по Лориэну, был красочным и стоил всех люстр в кабинете. Пока назгулы перетаптывались, ужасаясь еще неназванным вариантам, по столу кособокой походкой прошелся голубь Феридира, не совсем отошедший от волны перегара, и клюнул ближайшую бумажку. Читать опять пришлось Айгену: — Назгул! Круши, ломай и хохочи! Чем больше, тем лучше! Назгулы в голос засмеялись — более аккуратного человека, чем Феридир, трудно было представить. Он даже города захватывал так, чтобы дома не портить. Тем временем Кирион влез вперед зазевавшегося Гудбранда и скороговоркой прочел свой вариант: — Доминируй, властвуй, унижай. Обзывайся, насмехайся, заставь их плакать. Э-э-э… Менее склонного к унижению других человека сложно было представить, поэтому Кирион в замешательстве поскреб затылок. Но это был не очень смешной вариант, поэтому Гудбранд осмелел и потянулся за своим жребием. Прочел про себя, взревел и выхватил топор, а Кхамул выхватил у него бумажку и продекламировал: — Получателю сего предписано драться исключительно с бабами и детьми! И тут уже Гор не выдержал. Бумажки были зачарованы им лично так, чтобы «клевета» четко противопоставлялась характеру назгула, но конкретики он не знал. И, представив лупящего пятилеток в песочнице Гудбранда, заржал так, что люстры рухнули вместе с потолком. Пока назгулы отодвигали особо большие куски к стенам и отряхивали побелку с посеревшей формы, Настадрен вытащил свой вариант. Конечно, там предписывалось калечить, калечить и еще раз калечить. Все вежливо похихикали и с ба-альшим интересом уставились на неразлучников. — Иди, — проворчал Вардамир. — Сам ты иди! — взвился Минардил, которого взбесило, что друг ему указывает. Вардамиру послышалось, что его обзывают идиотом, и они подрались. Гор немного полюбовался на это, потом кивнул Айгену, который растащил бывших нуменорских принцев за шивороты, как нашкодивших котят. — Ты тяни, — Гор ткнул когтем в лоб Минардила, и Айген стряхнул того на пол. Минардил дрожащими руками потянулся к бумажке, шепча: «Только не пидор, только не пидор». Развернул — и обомлел. — Я вор?! Я грабитель?! — завопил, весь красный от ярости. — Да я… Да никогда! Да мать вашу Йаванну! — Какое сложное задание, да? — ровно спросил Гор, и Минардил сдулся. Бочком, как краб, отодвинулся и отвесил Вардамиру пинка. Тот пролетел несколько шагов, приложился об стол лбом, аж трещина осталась, схватил бумажку, развернул ее и взвыл: — Попрошайка?! Я?!!! Я ПОПРОШАЙКА???? ААААААААА!!! Гор снова кивнул Айгену, и тот быстренько наколдовал снега примерно на мешок, а затем обсыпал красного и злого Вардамира. — Хорошая практика, мальчики, на моральную устойчивость к клевете, — Гор подмигнул. — И на сообразительность. Срок — до вечера, Феридиру до завтрашнего полудня, отчет с видео мне на стол. Вперед шагом марш! И Гор растворился в воздухе. Один назгул в глухом шлеме, но с белыми волосами из-под него объявился на большой дороге, где бесчинствовали обнаглевшие гондорцы. И начал их лупить. При этом он говорил непристойные эквиваленты глагола «уестествлю» и предлагал на выбор непочетно склониться перед его, так сказать, волей, или почетно умереть в бою. Выжившие потом рассказывали, что он в процессе заваливания передумывал — но, конечно, им никто не верил. И кстати этот чересчур горячий назгул дамам тоже предлагал всякое, явственно скрипя зубами. Но кого удивить дамами? Поэтому молва решила, что дам этот пидор пытается насмерть затрахать из ненависти и конкуренции. Что касается дам, честь которых не пострадала, все хранили загадочное молчание и иногда вздыхали. Уж очень высок был незнакомец в глухой черной броне… и волосы на ветру красиво вились… А еще один назгул совершил невероятное ограбление гномского банка среди бела дня. И молва долго еще обсуждала грабителя, посмевшего ограбить этого самого назгула. Однако грабитель номер два все награбленное вернул разорившимся вкладчикам предыдущего гномского банка тех же владельцев, еще и с процентами. Ливерная колбаса «Моя зайка», сервелат «Конь сизогривый» и пельмени «Ухо-горло-нос» стали коронной закуской во всех уважающих себя тавернах, а очередь на продукцию никому до того неизвестного завода по производству молекулярной пищи выстроилась на десятилетие вперед, потому что в средиНете завирусился ролик, как в лунную ночь, под завывание ветра и пронзительное уханье ночных птиц два назгула, похожие на призраков, вначале крадутся на завод, затем один запускает производство, ждет пока сделается колбаса и пельмени и наконец скармливает своему товарищу продукты. И долго и пристально смотрит как тот, смачно причмокивая, уплетает результат современной науки и на странном наречии с южным выговором требует добавки. Тем временем еще один назгул с закрытым лицом объявился на ярмарке со странной лютней — огромной, семиструнной, и из нее еще толстый канат уходил куда-то за сцену. Назгул взял первый аккорд, и зрителей с первого ряда просто сдуло от ужасающего рева, которым отозвался музыкальный инструмент. Однако дальше случилось вообще страшное — назгул запел! Эту песню позже велено было забыть навсегда отдельным указом, поэтому народ, конечно, ее запомнил на века. Взвейтесь кострами бочки с мазутом Вы пионеры — дети назгулов Близится папа с толстым ремнем Смыться от папы всегда будь готов! Была еще ужасная песня, которую повелевали забыть дважды, вот ее текст: На мокруху я, друзья На мокруху я, друзья Выйду без испуга Если с другом буду я Если с другом буду я Ну а эльф без друга Что мне снег, что мне зной, Что мне дождик проливной Когда мой папаша Саурон! А потом к нему присоединился назгул с банданой на шлеме и бубном, и вместе они спели песню, за исполнение которой Трандуил потом сажал в тюрьму на 150 суток. Конечно, песню пели, и еще как: От улыбки лопнул олифант, Обезьяна подавилася бананом, Тёмный лес закрылся на ремонт, Трандуила придавило чемоданом. И тогда наверняка мы напьёмся коньяка, Ороферыч побежит сдавать бутылки, Спотыкнется-упадёт, все бутылки разобьет, И получит по лохматому затылку! Трандуил потом очень обиделся и прислал Гору пару сотен нот протеста. Гор в ответных письмах только руками разводил — ох уж эта народная молва, ох уж эти песни! А нечего поддерживать на пирушках всякие разговоры, полные историй про отсутствующих. В смысле не было таких разговоров? Вот тебе, дорогой друг, аудиозапись в формате flac. И вовсе я не шпионил, делать мне нечего. Это добрые люди поделились за звонкую монету. Так что не осуждай — и не осуждаем будешь. А песню потом лет триста пели, предлагая недовольным героям хулительных саг удовлетворить куплетиста финансово, чтоб, так сказать, поставить блок на негатив. А еще один назгул голыми руками (специально ради этого перчатки снял) снес пять кварталов трущоб, которые все не решался расчистить гондорский наместник. Все бы ничего, мало ли опасных психов среди назгулов, но этот посмел потом подробный счет прислать и расписал, что еще он снесет в столице, если его услуги не оплатят. Пришлось платить — тайно и с большими процентами, поскольку напрямую Гондор и Мордор финансовые отношения не поддерживали. Все были в ужасе от проделок назгулов, слухи ходили один страшнее другого. Например, какой-то назгул ловил лекарей-шарлатанов ночами и что-то ужасное с ними делал. Это описывали как массаж, но после такого массажа они были в три погибели согнуты, и руки у них торчали если не из самой задницы, то близко к ней. Избавиться от ужасающего проклятья можно было единственным способом — приковылять в полночь на перекресток дорог и поклясться никогда, никогда больше не обманывать больных. Пьяные назгулы тоже объявлялись. Верхом на коне, голышом (это самое прикрывала лука седла) и в шлеме. На конях эти назгулы заезжали во дворцы, таверны и прочие присутственные места (по легенде, один раз такой конь взобрался на мэллорн в Лориэне). Требовали голые назгулы немедленно и бесплатно выпить. А получив требуемое и залив алкоголь в недра шлема, оставляли в уплату рецепт коктейля «Слеза эльфийки» и пропадали вместе с конем же в вонючих клубах дыма. Гортхаур так ржал, читая возмущенные письма сопредельных владык, что уронил целую гору. А еще один назгул украл много-много эльфийского нижнего белья вместе с веревкой. Все бы ничего, но он перепутал и украл мужское — оно тоже было шелковым, с вышивкой и кружевами. А чего вы хотели — тут Чернолесье, без кружев даже войско не ходит. Ржали все, даже гномы из темниц. Но недолго, потому что подельник назгула-грабителя оставил гномам унизительную записку: «А ваше белье мы даже за все золото короля-под-горой брать не станем! Оно столь чудовищно, что даже у нас, призраков тьмы, кровь пошла из глазниц и дух чуть не вылетел вон! Вот вам две золотые монеты, купите, что ли, себе ситца у эльфов, потому что трусы из драконьей шкуры — это, гномы, уже перебор»!» Трандуил слегка обиделся — но в глубине души радовался, что не его панталоны украли. А вот если бы посмели посягнуть на его гардероб, то он бы непременно бросился в погоню. Впрочем, ноту протеста с обидными обзывательствами и догадками об ориентации назгулов он Гортхауру отправил. Истории про назгулов передавались из уст в уста, обрастая самыми невероятными подробностями. В них назгулы представали то извращенцами и сумасшедшими, то наоборот чуть ли не героями и спасителями. Иногда — одновременно, в конце концов, герои тоже сумасшедшие поголовно. Но на одной истории хотелось бы остановиться отдельно. Один арнорский барон придумал жестокую шутку. Он приглашал к себе нищих, обещая бесплатные обеды. Вот только потом с удовольствием травил их собаками, заставлял сражаться друг с другом или охотился, как на двуногую дичь. Так он повывел всех нищих в округе и в одну грозовую ночь откровенно скучал. И вот, сразу после того как часы пробили одиннадцать вечера, в ворота замка постучался кто-то согбенный, в грязном черном вонючем плаще, из-под которого торчали седые космы. Лицо нищего даже разглядывать не хотелось — сплошные наросты да бугры какой-то дурной болезни. Стражники привели гостя к барону. Тот ласково поприветствовал незнакомца и предложил сесть за стол и угоститься, уж коли тот просит пищи и крова. Сел гость в кресло и воздал должное печеному вепреву колену, темному пиву и прочим закускам, а уж хмельного меда вылакал целый жбан. — Наелся, попрошайка? — насмешливо спросил барон, предвкушавший развлечение. И когда старик кивнул, хозяин замка рявкнул: — Стража! Закрыть двери и окна! Привести медведя и собак. — Неужели ты, ваша светлость, травить меня будешь? — тихо спросил старик. — А что еще с вами делать? Вы отребье и мусор. Радуйся последнему ужину в своей жизни! — горделиво произнес барон. — Впрочем, с набитым брюхом и не побегать толком, хе-хе-хе. О да, я очень коварен! Привели собак — но они хором завыли и стали жаться к ногам. На цепи притащили старого злобного медведя, но тот молча лег к ногам старика и не реагировал даже на уколы рогатиной. — Что же, — молвил барон. — Тогда я сам тобой займусь! И с некоторой натугой поднял свой любимый меч-бастард. Тут старик выпрямился, оказавшись на голову выше хозяина замка. Сбросил фальшивую личину с седыми космами, сбросил вонючий плащ и оказался рыцарем в глухом шлеме и тусклом черном доспехе. — Знаешь ли ты, кто я? — гулко спросил рыцарь у обомлевшего барона и сам ответил: — Я чудовище из чудовищ, назгул, творение самого Саурона. И не страшны мне твои собаки и медведи, твои воины и твой давно затупившийся меч. К утру от твоего поганого замка камня на камне не останется! — Разве твой Владыка поступает не так же? — барон скривился. — Мой Владыка и сам велик, и противников выбирает себе под стать. А ты лишь грязь под его ногами! — и темный рыцарь вырвал меч у ближайшего стражника. Что произошло дальше — доподлинно неизвестно. Молва говорит, что бывший попрошайка всех убил, ограбил, съел и уестествил — в любом порядке. Но за полчаса до рассвета неназванный назгул выпустил собак и медведя в лес, вышел из ворот один достал странную штучку с мигающим красным огоньком. Что-то нажал, вскочил на черного коня — и был таков. А замок вдруг содрогнулся от донжона до основания и обрушился сам в себя. Говорят, там теперь проклятое место, и ходить ночами там не следует. Однако же и попрошайки с дорог пропадать перестали. *** Вардамир почти вбежал в дежурку Минас Моргула, где сидел Айген, закинув ноги на стол и открыв сразу пять вирт-мониторов. Чем еще заняться на дежурстве, как не обкаткой программ для защитного периметра. — Отец видел? Видел?! — выдохнул бывший нуменорский принц, стаскивая глухой шлем. — Видел. Неплохо ты этих мудозвонов… Но от полировки нужника подвиг не спасет! — и Айген неожиданно подмигнул.