***
Микаса домывала венчик и миску для теста, когда в дом заявились первые гости. Чинные и прилизанно-идеальные, они бесили её своей напускной набожностью. Посмотрели б эти святоши, как себя ведут их отпрыски вдали от дома. К тому же Микасе были известны разные неприглядные секретики уважаемых членов общины. Дети — доверчивые и очень болтливые существа. Хозяйка дома встречала их радостным воркованием, вела в гостиную к накрытому столу. Микаса закончила с посудой и тихонько прокралась в коридор. Мама, стоя в дверном проёме, указывала, кому где сесть. Легонько дернув её за рукав, Микаса шепнула: — Я пойду позанимаюсь учебой. Не буду вам мешать. Мама не оборачиваясь обронила: «Конечно, милая. Иди». Прихватив из кухни стакан воды, Аккерман пулей взмыла на второй этаж и заперлась в комнате на щеколду. До релиза оставалось три минуты. Старенький ноутбук загудел, натужно прогружаясь. Микаса стянула джинсы и ловким движением рук освободила грудь от бюстгальтера, не снимая футболки. Кинув пару сообщений в рвущийся тред предвкушающих зрелища зрителей, она устроилась в кровати с максимальным комфортом и уставилась на обратный отсчёт. Заставка в чёрно-алых тонах заинтриговала. Микаса заглянула в чат. Её вопрос о любимом актёре всё ещё не опубликовали. Предвкушение щекотало в груди и низу живота. Микаса заерзала задом, прикрылась до талии простыней. Заставка ролика сменилась затемнением. Представление началось. Келья, освещаемая парой факелов, являла собой пример монашеского аскетизма: стул, кровать, настенное распятие и хрупкая женская фигурка, преклонившая колени в центре помещения. Свет невидимых софитов мягко выделял молельщицу на фоне мрака. Микаса хмыкнула: настоящее одеяние монахини не обнажает бёдра в кружевных чулках такими откровенными вырезами. А из-под строгого вимпла никогда не должно выбиваться ни прядки. Уж она-то знает. Торчит в монастыре с настоящими монашками не первый август. Девушка на экране лучилась нежностью. Молодая, невысокая стройная фигура затянута в чересчур облегающее чёрное одеяние — читается каждый изящный изгиб. Тонкие пальцы перебирают чётки, пухлые губы шепчут неразборчиво. Милое кукольное личико молит медовыми озëрцами глаз о всепрощении и уютном местечке в раю. Игривое светло-рыжее каре подчёркивает яблочки щëк. Микасе нравились девушки другого типажа. И другой комплекции. Но какая разница, если сейчас на сцене должны появиться лучшие мужчины этой студии? Верно, разницы никакой. Пока нежная монахиня горячо молится, мрак позади неё начинает обретать форму. Микаса закусывает губу в предвкушении и медленно ползёт ладонью к резинке трусиков. На хрупкие плечи из тьмы проскальзывают две ладони. Микаса со свистом выдыхает. О да… Она не знает точно название материала: винил, нитрил, латекс? Или тонкая кожа? Единственное, что она может точно сказать — эти мужские кисти в облегающих коротких перчатках снятся ей уже давно. Черные перчатки — еë персональный фетиш. Микаса синхронно с героиней на экране вздрагивает, робко забираясь рукой под майку. Мужские ладони скользят по тонкой шее, сминают уголки каре и мягкий румянец щëк. Обнимают подбородок и медленно развязывают узелок белого воротничка. Большой палец мажет по губам, давит, проникает. Чувственно, животно, хищно. Монахиня в смятении оглядывается, всё так же сидя на коленях. Аккерман воображает себя на ее месте. В кадре еще абсолютно ничего не произошло, но Микаса, томившаяся в предвкушении весь долгий день, понимает — внизу у неё влажно. Достаточно, чтобы начать. Из темноты вальяжно проступает мужской силуэт. Дрожащие от предвкушения пальцы медленно погружаются в горячую скользкую глубину. Шипение срывается с губ. Она нетерпеливо ёрзает тазом, жадно наблюдая появление воплощения порока. Кроме Эрена с его рельефным торсом, зелёными дерзкими глазами и красивыми длинными волосами, Микасу по-настоящему заводил ещё один мужчина. Герой её пошлых подростковых грëз, виновник раннего грехопадения и её первое увлечение. Несерьёзное, разумеется. Так, на уровне интереса к какой-нибудь знаменитости. Юношеские постыдные фантазии о том, с кем тебе ничего и никогда не светит. Обычные знаменитости не демонстрируют себя столь откровенно, не смотрят таким выбивающим душу взглядом. Обычных певцов и киноактёров не увидишь нагишом, во всей красе. С обычными кумирами остаётся лишь фантазировать: каковы они в постели? Что говорят? Как обращаются с партнёршей? Как стонут в неистовстве оргазма? С ним представлять приходилось совсем другое. Микаса иногда воображала себе, каков этот человек в быту. Что любит есть и пить, какую музыку слушает, как шутит, чем живёт. «Evil Joy» — лишь рабочий псевдоним. Настоящее имя, возраст, прошлое — никому неизвестно. Этот порноактёр тщательно скрывал о себе всю информацию, занимался внефильмовой активностью настолько редко, что успел стать локальным мемом. Студия пропустила через себя много юных дарований, но он оставался неизменным участником проекта вот уже шестой год. Микаса плотно фанатела по экранному Эвилу, пока не встретила Эрена из крови и плоти. Конечно, он перетянул на себя фокус внимания Аккерман, но совсем отказываться от любимого коммьюнити и актёра она не собиралась. Монахиня недолго сопротивлялась чарам искусителя. Дьявол, одетый в одни узкие кожаные брюки и пресловутые перчатки, по-хозяйски расправился с воротом её платья, выставляя на обозрение дрожащие груди в тонком чёрном кружеве. Огладил каждую, не оголяя, сжал поочерёдно соски, шепча в запрокинутый подбородок девушки будоражащее: «Пади ниц, грешная…» Микаса жадно ловила и каждое слово, и движение вожделенных рук мужчины, и каждый сжигающий взгляд, которым тот одаривал трепещущую монашку. Та закусила губу, прикрыла глаза и стеснительно закивала, соглашаясь с демоном. Эвил самодовольно и властно окинул взором добычу. Микаса пискнула — настолько горяч был этот взгляд. Посмотри на неё так Эрен — кончила бы на месте. Минет в исполнении Петры О’Рал стартовал отнюдь не робко. Она медленно расстегнула ширинку и достала возбуждённый орган, не опуская глаз, не разрывая зрительного контакта с искусителем. Потерлась щекой о дьявольскую ладонь и сразу же взяла член на всю длину, уперевшись острым кончиком носа в рельефный пресс. В ответ, чёрная паучиха-кисть огладила еë напряжённое горло, спустилась ниже, оголила, смяла и легко шлëпнула левую грудь. Петра с набитым ртом глухо и развязно застонала, прогибаясь в спине. Микаса вторила ей, но тихо. Эвил аккуратно собрал короткие рыжие прядки кверху и плавно задвигал тазом, шипя и запрокидывая голову. Распаляющаяся перед ним девушка скребла ногтями кожу чёрных брюк, мычала и терлась о мужское бедро грудью. Микаса уловила ритм движений, ускорилась, облизнула губы и шумно выдохнула. Если так пойдёт дальше — успеет кончить дважды за одно видео. Петра поклонялась дьяволу, точнее его крепкому члену, с исступлением и азартом. Её глаза горели, тушь поплыла, по подбородку стекала длинная нить слюны. Звуки его сдавленных стонов и её мычания смешались и заполняли наушники. Микаса почти довела себя до грани, сжимая одной рукой грудь под тонкой майкой, а другой кружа в безумном темпе меж влажных складок. На экране произошёл сюжетный поворот. В келью влетел ангел — высокий мускулистый блондин с весьма библейской бородкой. Внезапно и стремительно вломился, гневно уставился на дьявола, ласкающего коленопреклоненную грешницу. Его обличительная речь показалась Микасе глупой и забавной. Почти подкатившая волна удовольствия отступила. Демон, ничуть не смущаясь посланника Господня, вытянул член изо рта послушной монашки, заботливо стёр слюну с её подбородка и зашептал на ухо грязные дерзости. Падшая томно улыбнулась, согласно закивала и на коленях поползла к ангелу, всё ещё тянущему свой дурацкий монолог о греховности и покаянии. Цепкие пальцы и с этого мужчины быстро стянули брюки. Он был облачён в белоснежные — ангел ведь всё-таки. «Хорошо хоть без крыльев и рожек обошлись!» — со смехом подумала Микаса. Конкретно этот актёр — Зи, не был её любимчиком, но в хулиганском контексте ролика даже понравился и показался привлекательным. Будет, что вспомнить в опостылевшем монастыре. Член ангела пропал в ненасытных пухлых устах. Только силуэт головки проступал за нежной щекой с каждой фрикцией. Петра пару минут спустя уже мастерски ублажала двоих мужчин своим ртом. Яростно надрачивала поочерёдно то одному, то другому, пошло стонала и с громкими бесстыдными звуками проглатывала сразу два возбуждённых члена. Ангел сдался в плен Сатане. Они проворно дорвали ткань монашеского платья и стянули прочь бельё, оставив лишь тонкие чёрные чулки. Миниатюрная Петра таяла в мужских руках, как восковая куколка, прогибалась в талии, исступленно мотала головой, пока четыре крепкие ладони гладили её везде, стискивали, шлепали, дразнили, проникали. Микаса жалобно заскулила — ей остро захотелось так-же — пасть под атакой множества дерзких рук. Петра сгорала румянцем щëк и сладко стонала. Мужчины разложили её на узкой койке и принялись жадно ласкать ртом. А потом горячо трахать, меняя позу за позой. Оператор творил великие чудеса. Именно за умопомрачительные ракурсы и виртуозную постановку кадра Микаса и ценила, помимо прочего, творчество этой студии. Она почти кончила на сцене с двойным проникновением. Судя по всему, собиралась кончить и падшая монахиня. Не картинно и наигранно, для сочности кадра, нет. Настоящий оргазм вообще довольно редко выглядит красиво, разумеется, с точки зрения стандартов красоты. Светлая, в веснушках грудь и шея окрасились алым, милое личико исказилось в гримасе, нога, закинутая демону за спину, задергалась в судороге. Ангел почувствовал её дрожь, прижался теснее сзади, гася собственный темп. Эвил, находящийся снизу, наоборот, ускорился. Петра заныла, почти плаксиво, чувственно, дергано — от резких движений. Дьявол запустил обе ладони в растрёпанные волосы девушки, притянул к себе, впился мокрым развязным поцелуем в искусанные губы. Петра закатила глаза, затрепетала, ахнула протяжно. Яростный, грубый шепот дьявола в её запрокинутую шею обдал Микасу волной дрожи сквозь простенькие наушники. Волоски на предплечьях и бёдрах встали дыбом под напором острых мурашек. Аккерман заскулила, выгнулась, заелозила трясущимися бёдрами, но зажмуриться или отвести глаз не смогла. Оргазм вот-вот обещал настигнуть еë. Ещё пара движений… Под пальцами стыдно хлюпало, бельё насквозь вымокло, а нежный сосок горел от грубых ласк. Голос всё шептал то в левое ухо, то в правое. Не актрисе на экране, а лично Микасе, тягучий, приглушенный, грязный и хриплый: «Давай же, малышка, вознесись!» И следом громовой глас ангела: «Кончай, с-с-сука… Да, вот та-а-ак!» Петра взвизгнула, забилась в долгой конвульсии и осела, крепко зажатая между двух мускулистых взмыленных торсов. Микаса трахала себя пальцами. Шало, отчаянно, глубоко, сипя и постанывая, слюняво закусывая угол подушки и дрожа всем телом. Ну же! Ещё! Ещё! Ещё… Бородатый выкинул немыслимую дичь. Микаса даже на секунду шокированно остановилась, прорычав глухое: «Бля-я-я-ть!» Оттеснив бессознательную Петру, но при том не вынимая из неё члена, Зи притянул к себе Эвила за загривок. Упёрся взмокшим лбом — блондинистые кудри смешались со смоляными иглами. Взгляды мужчин, шальные и пьяные, пару секунд дико жгли друг друга. Микаса изломалась, пожалуй, в самом остром своём оргазме, когда ангел яростно впился в губы демона. Поцеловал с языком, горячо, грязно, дерзко, влажно. Эвил распахнул глаза — очевидно, в сценарии такого не было. Импровизация обескуражила и Петру, так как оба члена в ней забились вновь, с неистовым ритмом, вырывая из горла девушки очередь сладких стонов. Микаса вторила ей: и голосом, и изгибающимся телом. Сжимала себя везде, словно не в блудном умопомрачении сводя судорожные лодыжки, но воплощая в явь экстаз Блаженной Людовики. Микаса запуталась в простыне, что служила ей в жаркие дни покрывалом. Дезориентированная и всё ещё окатываемая волнами угасающего удовольствия, она разлепила пересохшие губы и потянулась к стакану воды, заблаговременно ждущему на подоконнике. Другая рука так и осталась в трусиках. Пошевели она пальцем — горячая пульсация удовольствия станет слишком острой, даже болезненной. Оставалось только переждать. Троица в кадре продолжала представление. Мужчины наконец-то разорвали поцелуй, поставили дрожащую Петру на колени. Та, ловко управляясь с их членами, уже отыгрывала последние горячие кадры. Томно, шумно сосала, водила набухшими головками по лицу и груди. Ангел и дьявол сосредоточенно близились к финалу. Секретный чат разрывался от сообщений. Микаса лениво досматривала бурные мужские эякуляции, одним глазком следя за перепиской. Её вопрос про отсутствие Эвила на предстоящей лайв-трансляции так и не опубликовали. В дверь яростно заколотили. Микаса подскочила от неожиданности, как ужаленная. — Ох, черт! Она кубарем слетела с кровати, не зная, за что хвататься. Наушники рванулись следом, штекер вылетел из разъёма. Громкий лаундж и мужской проникновенный голос, зачитывающий девять заповедей блаженства, полились из динамиков ноутбука. «Вот же богохульство!» — буркнула Микаса, натягивая одну штанину джинс, споткнулась о вторую, полетела носом в пол, но чудом успела удержаться за край кровати. Чуть не плача, захлопнула ноутбук, на ходу приводя одежду в подобающий вид. Стук в дверь повторился. — Микаса, открой! — Сейчас! — Что ты возишься там? Щеколда со скрипом вылетела из петельки. Мама скептически оглядела её, потом перевела взгляд за спину, на раскуроченную кровать и валяющиеся на полу ноутбук и наушники. В глазах засквозил упрёк. — Я готовила реферат по заповедям! — выпалила Микаса. Искусство лжи она освоила на отлично, но в тот момент, румяная, с остро торчащими сосками под тоненькой майкой, рвано дышащая и взмокшая, выглядела совершенно неубедительной. — Нам на лето задали… Мать с укором покачала головой, повернулась к лестнице, обронив на ходу: — Мы закончили. Приведи себя в порядок и причешись. Нужно познакомиться с новыми соседями. Микаса затворила дверь и поглядела в зеркало на узкой дверце шкафа. Ладонь с размаху впечаталась в лоб. — Да ну бля-я-я! Ширинка её джинсов, дерзко распахнув металлические зубчики, являла миру краешек кислотно-зеленых трусиков. Жгучий стыд облил кипятком. Ну почему она всегда вляпывается в идиотские ситуации? Неужели ей не прожить эту жизнь без ежедневного стыда? Деревянный Иисус взирал на неё со стены сочувствующим взглядом. Микаса обречённо захныкала и принялась наводить порядок.***
Румяный пирог со сливочным кремом успел остыть. Микаса плелась за мамой в качестве скорее носильщика, нежели приветливой соседки. Энтузиазм странным образом оживил мать. Ей не терпелось познакомиться с новыми жильцами соседнего дома и, конечно же, пригласить их в славную Причардскую католическую общину. Микаса хихикнула, представив, что будет, окажись соседи атеистами или иноверцами. Впрочем, это её не касается. Нужно просто донести пирог, сказать дежурное: «Здрасьте, я Микаса Аккерман, приятно познакомиться!» и вовремя свалить под надёжным предлогом. Проще простого. — Флок, негодник, где ты пропадал? Мама остановилась в нескольких шагах от соседского газона и присела на корточки, протягивая руку. К ней тут же заластился рыжий соседский кот. Животина часто гуляла сама по себе и могла забраться в чужой дом. Этот кот принадлежал покойному полковнику Крюгеру и теперь, после смерти хозяина, кормился и гостил у всей округи. Потрёпанный видок рыжего гуляки рассмешил Микасу. Кот тёрся о ноги Аккерман, не переставая, мешал идти. Микаса шикала на него, отпихивала, боясь отдавить лапку или споткнуться. Мама уже стояла на соседском крыльце и стучала в дверь. Спустя долгие пять минут ей открыли. Мама затараторила про соседство и Христа и напористо подалась вперёд. Её спина перекрыла собой вид, и Микасе оставалось только бороться с наглой рыжей задницей на узком, видавшем виды крыльце. Кот, учуявший запах свежей выпечки, царапал лодыжки и колени. Становился на задние лапы и громко, требовательно мяукал. Микаса отбивалась и совершенно пропустила момент, когда мать уже оказалась внутри. — Мисс? Мужской голос со стороны крыльца окликнул Микасу, та, не глядя, пятясь, поднялась на последние ступеньки, пытаясь отбрыкнуться от Флока и не выронить тяжёлую стеклянную форму с пирогом. — Да… Здрасьте! Простите, этот кот… — Не упади! Разумеется, Микаса полетела носом вперёд. Словно в замедленной съёмке, из-под ног с возмущённым мявом выскочил кот. Пирог по инерции покинул её руки, направляясь в полёте прямëхонько в дверной проём. Грустная мысль вяло брыкнулась в голове: Какой же стыд… Бляяя! И вот так всегда… Мужская рука, вынырнувшая из темноты проёма, крепко стиснула плечо. — Тц… Неуклюжая. Микаса плавно опустилась на пол. Не удержи её проворный сосед — разбила бы и колени, и нос. Целый и невредимый противень с пирогом оказался в другой руке мужчины. — Ушиблась? Давай, поднимайся. Рассеянный взгляд коленопреклоненной Аккерман проскользил по запястью, от локтя к плечу, по серой кофте мужчины. На обрамленное влажными прядями бледное лицо. Сердце пропустило удар. Галлюцинация активировала дрожь в коленях и руках. Низ живота стянуло тугим узлом, в горле пересохло. Микаса, разинув рот, попятилась на карачках и часто заморгала. Что за хрень?! Я ведь не билась головой… Перед ней, выйдя из тьмы дверного проёма и бережно удерживая пирог, стоял он. — Эй? Всё нормально? Мама, выглянувшая из-за плеча соседа, всплеснула руками и запричитала.