Микаса проморгалась, не веря собственным глазам, неуклюже попыталась встать, но тут же плюхнулась обратно. Непослушный рот глупой рыбëшкой хватал воздух, силясь выдавить хоть слово. Ноги сделались ватными, руки дрожали. Хозяин дома пристально, с недоумением рассматривал ее из глубины капюшона своей толстовки. Микаса неотрывно пялилась в ответ. Успела заприметить: на левой скуле соседа яркой желтизной отцветал крупный синяк. Чуть ниже, на всю щеку — полузажившая ссадина.
«
Какого черта... Эвил?!»
— Ох, простите! Это моя дочь! — Мама юркнула обратно на крыльцо, бросилась на помощь. — Микаса, ты не ушиблась?
Хозяин дома пожал плечами. Решив не мешать, ушёл внутрь, бросив короткое: «Добро пожаловать». Микаса растерянно пялилась в спину невысокой фигуре, пока мама, причитая и охая, ощупывала её ноги и руки на предмет переломов.
— Где болит? На тебе лица нет, Микаса, ответь!
— А? Нет… нигде не болит.
Флок как ни в чем не бывало тёрся о её спину, мурча и довольно жмурясь. Пять минут назад Микаса готова была удавить нахала. Но злость на кота угасла: сменилась новыми, более острыми эмоциями. Аккерман рефлекторно поймала ладонью бодание мурлычущей мордочки, потрепала за ухом с угасающим негодованием.
— Говнюк рыжий, — пожурила кота вслух, принимая протянутую руку.
— Милая, следи за языком! — Мама помогла подняться на ноги и заторопилась попасть внутрь. Микасе ничего не оставалось, кроме как войти следом.
Дом удивил Микасу: типовой, низкобюджетный, с точно такой же планировкой, как и их собственный, но… В его невысоких потолках не таилась тоскливая хмарь вдовства. Стены не давили жухлыми цветочками старых обоев — светлая краска удачно сочеталась с ореховым молдингом. Пол блестел лаковым тёмным паркетом, легкий запах бытовой химии и лимона маячил фоном. Ни картин, ни фотографий в рамочках, ни статуэток и других безделушек.
«
И ни одного настенного Иисуса…» — проскочила навязчивая мысль.
Почти тот самый холодный, «келейный» аскетизм. Если бы не одно но: что-то неуловимое, мягкое и уютное витало вокруг, незримо накидывая на плечи тёплую шаль умиротворения. Дом принимал их с радостью, как старых друзей.
Микаса озиралась, нерешительно топчась за спиной матери. Сердце не спешило униматься — громко ухало под рёбрами. Кожей остро ощущалось присутствие чужого, но в то же время извращенно-близкого в её восприятии человека. А темный холл своим тихим поскрипыванием половиц и мерным тиканьем часов шептал: всё хорошо, расслабься, успокойся…
«
У нас дома ощущалось нечто похожее. Раньше. До смерти папы…» — подумала Аккерман.
Не знай она о «профессии» хозяина — не поразилась бы этому обволакивающему ощущению покоя. Шаловливые мыслишки зароились в голове:
«А может быть, в противовес этой милой картинке у него на втором этаже спальня в красных тонах и огромная банальная кровать-траходром». Микаса усмехнулась.
Тихий голос отвлёк её от разглядывания причудливых латунных бра в стиле ар-нуво:
— Мэм, мисс, пожалуйста, разувайтесь. Пол чистый. Тапочки?
— Эээ… Хорошо. Тапочек не нужно, спасибо! — Мать, живо скинув босоножки, зашлепала голыми ступнями вслед за хозяином.
«
Вот чудак, — подумала Микаса, —
Разуваться-то зачем?»
— сняв кеды, с недовольством приметила истонченность на носке — скоро появится дырка.
Гостиную от столовой зонировал большой бархатный диван. Светлый тюль обрамлял окна. Микаса приятно удивилась простому уютному антуражу. Не таким ей представлялось жилище порноактера. Ох, не таким…
Ярким пятном в центре обеденной зоны выделялся восточный ковëр. На нем стол и шесть стульев: простых, деревянных, похоже, антикварных. Ковёр притягивал взгляд: цветочный узор широкими пёстрыми изгибами вился по периметру, сходясь в центре в причудливый калейдоскоп. Подобные вещи Микасе не встречались в быту — в тёплой Алабаме, кажется, вообще никто не держал дома ковры. На столе стояло большое красивое блюдо с фруктами, тоже расписное: необычная вязь на синей глазури перекликалась с узором ковра. Рядом с блюдом лежал нож и надкушенная четвертинка яблока.
— Проходите, располагайтесь, — хозяин жестом пригласил гостей к столу, оставив на нём пирог и прихватив недоеденный кусочек, направился в соседнее помещение. — Я поставлю чайник.
Деревянная нитяная штора забряцала костяшками ему вслед.
Микаса села в углу стола, продолжая осматривать комнату. Заприметила книги на декоративной каминной полке и пообещала себе разузнать, что же читает Эвил Джой на досуге. Мама принялась снимать фольгу с выпечки. Эвил вернулся, сел ровнехонько напротив, не проронив ни звука. Микаса ощутила движение воздуха и тонкий, еле уловимый запах. Специфический, очень знакомый, но непонятный. Нутро воспламенилось.
«
Ох, черт! Как близко… О мой Бог! О мой Бог! Я точно сплю!»
Чужая нога секундно задела её лодыжку под столом. Сердце пустилось в пляску святого Вита. Микаса непроизвольно закусила губу и сглотнула. Щипок за запястье не пробудил разум. Все происходящее — явь. Ее словно пыльным мешком прибило окончательное осознание: прямо напротив нее сидит самый настоящий Эвил Джой. Порнозвезда во плоти. Морщится, дышит, моргает…
«
Дьявол!»
— Простите, зацепил, — мужчина бросил беглый взгляд под стол, не выказав ни тени игривости в голосе.
«
Идиотка! Останови уже своё воображение! Он просто неаккуратно заложил ногу за ногу и теперь извиняется»
.
— Вы купили дом недавно? — Мама нарушила затянувшееся молчание. Эвил настороженно стрельнул взглядом из-под капюшона.
— Унаследовал от бабки.
— О… Мы сами переехали сюда пять лет назад. И ваш дом уже тогда пустовал. Так вы родом отсюда?
— Нет. Я из Калифорнии. Бывал тут всего пару раз. Очень давно.
Разговор сам собой завял. Эвил постукивал пальцами по столу, продолжая кидать задумчивые взгляды на гостей. Микаса сидела сконфуженным комком нервов, плотно стиснув подрагивающие колени. Мама, напевая непринужденный мотивчик, нарезала пирог.
Аккерман подняла глаза, проследила за её движениями. Зарделась: сливочный белесый крем густо стекал по румяному тесту, тянулся вязкими ниточками за ножом. В голове промелькнули неуместные, пошлые ассоциации. Микасе ход собственных мыслей показался гадким. Хозяин дома поймал её взгляд. Едва заметно поднял брови и поджал губы. Микаса сглотнула. Мужчина неуловимо изменился в лице. Казалось, там, глубоко под слоем безэмоциональности, он хмурился и вопрошал: «Чего пялишься, странная?»
— Чайник. — Эвил поднялся, направляясь к дверному проему. Со стороны кухни и вправду раздался свист.
— Ле… — Мать запнулась и смущённо улыбнулась. — Простите, так неловко звать вас просто по имени…
— Всё в порядке. Не беспокойтесь. Вы что-то хотели?
— Ах, мелочи… Не могли бы вы принести салфетки?
— Конечно.
Эвил покинул столовую — Микаса расслабилась. Она всё ещё не могла осознать происходящее. Их сосед — порноактёр. Не просто какой-то там. Нет! Именно тот, на которого она сливала излишнюю нетерпячку вот уже несколько лет. И обознаться не могла — это точно он.
«
Дерьмо собачье! Да ну как так-то?»
Микаса вспомнила крылатый библеизм: «Пути Господни неисповедимы».
«
Вот уж действительно! Каким чудом он оказался в их захолустье? Почему именно на их улице, именно в этом старом доме? Что вообще пошло в этой вселенной не так?»
Голова пухла от разномастных мыслей. Микаса закусила изнутри щеку и нетерпеливо задрыгала ногой. Спонтанное чаепитие и любезность в духе Остиновских романов, мирно веющее между набожной мамой и настоящим живым порноактером, представлялись ей сущим гротеском и абсурдом. Словно она спит и видит дурной сон. Или смотрит со стороны очередной шедевр «Joy factory»: сейчас Эвил вернётся из кухни, одетый в свои облегающие кожаные штаны и чёрные перчатки, уболтает их с мамой сладкими речами и красочно, художественно поимеет.
Микасу передёрнуло от отвращения... И возбуждения одновременно. Она тихонько позвала мать в надежде найти спасение.
— Мам, можно мне уже уйти?
— Милая, это невежливо! Мистер Леви проявил исключительную любезность! Мы должны, как добрые соседи, поприветствовать его и показать себя с лучшей стороны! — мама сняла с лезвия ножа налипший крем и облизала пальцы.
— Ладно…
Микаса поняла, что совершенно прозевала момент с представлением друг другу по имени. Покатала новое сочетание букв на языке, попробовала на вкус:
«
Мистер… Леви? Эвил — Леви? Занятно…»
Она осознала вдруг, что на шаг ближе всех остальных фанатов в мире к тайнам мистера «Джоя», и довольно ухмыльнулась.
— И потом, ты что, хочешь бросить меня наедине с незнакомым мужчиной? Мало ли что у него может быть на уме… — невозмутимо продолжила миссис Аккерман.
— Ага. Определённо, у него же тут пыточная в подвале, — раздражённо процедила Микаса, вырванная из цепких грëз. Красной лампочкой мигнула мысль:
«Обувь-то в коридоре, это замедлит потенциальный побег».
«
Ну, какой побег? Микаса, зачем так себе мозг засираешь? Что за помешательство?!»
И следом грустное:
«Мамино сумасшествие, кажется, передаётся по воздуху».
Миссис Аккерман с немым укором уставилась на Микасу. Та в ответ — дерзко, отстаивая свои слова взглядом. Недолго, правда, вскоре пришлось сдаться. Совесть тыкнула меж рëбер ржавой спицей:
«А маме-то не хватает человеческого общения. Не со святошами из церкви, а с обычными людьми».
— Извини. Я всё поняла, — Микаса откинусь на спинку стула, скрестив руки на груди.
Мама была права. Как правило, при знакомстве новосёлы просто забирают угощение, улыбаются на пороге и ждут не дождутся поскорее распрощаться с докучливыми гостями. Звать соседей на чай — давно забытый обычай. Стоит уважать этот добрый, пусть и странный поступок Леви.
«
Вот тебе и возможность узнать его в обычной жизни. Думала ведь о подобном? Получай! Пей чаëк с тем, на кого так пылко дрочила полчаса назад!»
Микаса потерла лицо ладонями, пытаясь собрать мысли в кучу. Её «Я» разделилось надвое: пошлое, нашептывающее непристойные сценарии поведения, отчаянно боролось с благопристойным.
— Эй, мисс… Микаса?
Микаса подскочила на стуле, словно в неё вонзили сотню игл разом. Бросила взгляд на мать — та кивнула.
— Д… Да!
— Помогите мне с чашками.
Не просьба — утверждение. Приказ. Тем самым тоном, каким повелевал десяткам девушек до неё совершенно иное.
Микаса заскулила про себя, плавясь текучим оловом. Низ живота скрутило трепетом, пробрало к соскам острыми иголками возбуждения, потянуло, защекотало. Аккерман чётко знала: уединись она сейчас и начни себя ласкать — кончит в считаные минуты.
«
Дерьмо! Приди в себя уже!»
Ох! Лучше бы на неё смотрели тысячи деревянных Иисусов и гипсовых Марий! Быть может, тогда греховные мыслишки постыдились бы так резво плясать в её бестолковом черепе?
Микаса, затаив дыхание, раздвинула нити деревянной шторки. Маленькая уютная кухонька пестрила охряной плиткой и яркими витражами в фасадах. Столешница блестела чистотой, вся утварь была аккуратно развешена и расставлена по своим местам.
Леви копался в древнем кривобоком серванте. На корточках, скрюченный, в своём безразмерном сером костюме, он походил со спины на гигантскую бесхвостую мышь в поисках съестного, но никак не на секс-кумира. Серый меланж облегал подтянутый мужской зад достаточно, чтобы можно было полюбоваться. Микаса беззастенчиво пялилась на соседские ягодицы, перекатывая в уме странные ассоциации:
«
Мышиный король… Король секса… Мышиный секс? Господь, какая чушь!»
— Что-то не так? — Леви с хмурым видом поднялся с корточек.
— М?
— Вы засмеялись только что.
— Простите. Вспомнила одну шутку…
Микаса еле сдержалась от желания вновь глупо захихикать — во взгляде соседа читалось неприкрытое: «Вот ведь сбрендившая девка!»
— Держи.
Снова этот тон. Мурашки прорезались на коже, накатили морозной волной. Микаса вздрогнула.
«
Или ты просто и вправду сбрендившая!»
Леви протянул ей стопку блюдец, Микаса подалась на пару шагов вперёд, протянула обе руки. Их пальцы секундно соприкоснулись, и Аккерман взмолилась всем языческим богам самообладания, чтобы не завизжать.
«
Эти пальцы… Сухие и холодные… Обычные мужские руки. Необычные? Мягкие?»
Час назад она представляла эти руки на себе и в себе. Со спокойным фоновым осознанием несбыточности. Но теперь… Ох… Эти руки здесь. Прямо перед ней, вместе с их обладателем.
Ноги в который раз подвели. Перед глазами пронеслись все самые откровенные сцены с участием вожделенных чёрных перчаток. Микаса остро ощутила, как намокло её белье. Осознание взбудоражило и выкрутило чувствительность на максимум, разнесло вдребезги под рёбрами прогнивший ящик Пандоры, полнехонький трепещущих острокрылых бабочек. Она слишком шумно задышала, хватаясь за чайные блюдца, как за единственную существующую константу Вселенной. Будто превратилась в героиню любимой книги детства, юную волшебницу: блюдца — её личный магический портал, а растерянный Эвил — злой колдун, от которого следует удирать со всех ног. В ушах зашумело, грудь сдавила теснота, дыхание испарилось.
— Мисс? Эй-эй-эй!
Прохладная ладонь похлопала по щеке. Мягко, даже бережно. Почти погладила, как до того гладила рыжую монашку в сегодняшнем видео.
— Очухалась?
Эвил нависал сверху. Острые иголки его чёрных прядей целились прямо в неё. Метили в самую суть Микасы. Она вяло осмотрелась, заморгала часто-часто, осознав, что распласталась в его объятиях, судя по всему, в лёгком обмороке.
«
Какой же стыд!»
Рука на талии подтолкнула, встряхнула. Леви удержал её в вертикальном положении, помог крепче стать на ноги. Они так и замерли: очень близко друг к другу, гораздо ближе, чем полагалось на их уровне знакомства. Леви смотрел обеспокоенно, а Микаса совершенно неожиданно подметила, что она оказывается выше его ростом на приличное количество сантиметров. Вопреки всему, этот нюанс показался ей до странности пикантным.
«
А вот Эрен выше меня. Это я всегда смотрела на него снизу…»
— пронеслась мимолётная мыслебабочка и тут же растворилась в хаосе острых ощущений.
— Напугала.
— П… Простите. Трансгрессия не задалась…
Микаса покосилась на его руку, заторможено осознала, насколько та холодна и крепка, вспыхнула румянцем и отпрянула. Эвил недоуменно покачал головой, отпустил хватку и отошел на шаг назад.
— Ты чуднáя. Воды?
Не дожидаясь ответа, он налил из кувшина полный стакан и протянул Микасе. Та приняла его и стала жадно пить. Убедившись, что она пришла в себя окончательно, Леви взял чашки, салфетки, ложки, сахарницу и направился к выходу. Микаса поразилась его ловкости. Блюдца, целые и невредимые, звякнули прямо под её рукой, когда она попыталась не глядя поставить пустой стакан на столешницу.
«
Поймал. И меня, и посуду… Опять».
Аккерман отряхнулась, хлопнула пару раз по щекам и торжественно поклялась выдрочить из себя вечером всю эту дурь до последней капли.
«
Да, у меня давно не было нормального секса, тело и мозг закипает. Ещё и проклятая жара… Но вот это ужасное помешательство уже ни в какие рамки не лезет! Возьми себя в руки!»
Чаепитие проходило в спокойном молчании. Мама, увлечённая изучением книжной полки, кажется, не заметила кухонной возни. Микаса угомонилась, обуздала мысли и чувства. Только прохладная влага в трусиках неприятно напоминала о схлынувшем наваждении. Однако любопытство навязчиво пихало острым локотком в бок. Аккерман понимала, что ей теперь мало просто допить чай, уйти домой и забыть о новом соседе. Ей хотелось разузнать о нём всё. Теперь ещё больше, чем раньше, когда он просто был недосягаемым кумиром из вселенной по ту сторону экрана. Кто знает, вдруг всё происходящее — единственное подобие приключения в её пресной жизни.
— У вас тут в Причарде есть медпункт или госпиталь?
— Поблизости нет. Только в Мóбиле. А что?
— Да так… — Леви замялся, по-видимому, не решаясь на откровенность. — Мне нужна кое-какая медицинская помощь. И я подумал…
— Вы больны?! — Ахнула мама, прикрыв ладонью рот, и принялась пристально разглядывать соседа. Микасе стало стыдно за ее поведение.
— Нет. Это мелочи… — Леви коснулся пальцами цветастого синяка и отвел глаза. Мама внезапно подняла указательный палец вверх в озарении:
— Микаса может помочь вам! Она учится на сестру…
Миссис Аккерман засияла от собственной находчивости, но тут же осеклась — её перебил встревоженный голос Микасы:
— Мама! Я не уверена… Что это уместно и законно. — Её глаза настороженно метнулись от матери к Леви и обратно. Последние слова слетели с губ шёпотом: — У меня ведь ещё нет лицензии!
— Лицензия меня не волнует. Достаточно, если вы умеете перевязывать и делать инъекции, — Эвил поглядел на Микасу в упор, серьёзно, добавил шёпотом, будто копируя: — Я, разумеется, заплачу.
— Все она умеет, не сомневайтесь! Как славно! Завтра и начнёте, да, Микаса? — Мама хлопнула в ладоши, невероятно довольная договорённостью.
— Я не… — Микаса хотела возразить, но стушевалась под колким взглядом матери. — Ладно.
— Вам в шесть удобно?
— Вполне. — Леви растянул губы в неживой дежурной полуулыбке. Перевел взгляд на Микасу, серьезным тоном резюмировав: — Я буду ждать.
Микасе пришлось остановить поток возражений, что готов был сорваться с языка. Взгляд мужчины таил в себе что-то (она не поверила своим глазам) едва различимое, хрупкое, доверчивое, хоть и тщательно скрываемое под напускным холодом. Он действительно нуждался в помощи. Просил. Искренне. Аккерман сдалась.
Остаток чаепития мама увлеченно рассказывала об общине и церкви, о Пасторе Нике и монастыре святой Нанабы. Леви кивал и, казалось, слушал очень внимательно. Микаса рассматривала причудливое блюдо и его узор, украдкой поглядывая на сидящего напротив человека.
Черты его лица казались более заостренными, если сравнивать с экранным Эвилом из сегодняшнего релиза. Темные тени под глазами, контрастирующие на светлой коже, намекали на хронический недосып, все еще влажные волосы без укладки торчали хаотично из-под капюшона. Он время от времени натягивал на кисти рукава, скорее всего, неосознанно, и выглядел этот жест по-детски мило. В противовес детскости жеста — глубокая морщинка меж бровей. Привлекательное лицо, не позволяющее предположить точный возраст, с ней казалось суровым. Выбрит чисто — ни тени на подбородке. Микасе это отчего-то понравилось, и даже возникло неуместное желание ощутить гладкость пальцами.
С мимолетной грустью вспомнилось: «
А Эрен частенько отпускал щетину…»
Микаса оторвалась от разглядывания и допила чай. Терпкий, без сахара, но с долькой лимона, он отрезвлял и бодрил. Осознание реальности событий этого дня всё ещё боролось в ней с ощущением иллюзорности происходящего. К счастью, мама не стала злоупотреблять гостеприимством нового соседа и в скором времени засобиралась домой. Леви проводил их до крыльца, пообещав вернуть поднос завтра.
На улице сгущались сумерки, небо окрасилось в розовый последними лучами заката. Мама попрощалась с хозяином дома и уже спускалась с лестницы, хлопая по карманам в поиске ключей. Причард не самый благополучный район. Запирать дом — естественная необходимость.
Леви поймал обувающуюся Микасу за локоть. Прикоснулся вытянутой рукой, не нарушая притом личного пространства.
— Микаса, дайте мне ваш номер.
Внутренности сделали кульбит. Микаса судорожно сглотнула. Опустила глаза, силясь завязать шнурки быстро. Руки предательски дрогнули, с губ сорвалось тихое ругательство. Леви отпрянул, сложил на груди руки, облокотившись на стену.
— Зачем?
Вопрос глупый. Конечно, она понимала зачем. Но Боже… Если всего на секундочку убрать контекст… Эвил Джой просит её номер! Микаса мысленно похлопала себя по щекам — собственная рассеянность уже бесила.
«
А ну, кончай этот цирк!»
— Чтобы мы могли договориться о встрече в случае непредвиденных обстоятельств, — Леви чуть свёл брови к переносице, выражая недоумение, вытянул смартфон из недр кармана толстовки. Розово-желтый луч отразился от стекла гаджета, бросил яркий блик на лицо. Глаза соседа, миндалевидные, обрамленные густыми черными ресницами, подсветились дымчатым сине-серым сиянием. Будто бы загорелись изнутри, завораживающе и неестественно. Аккерман залюбовалась удивительной игрой света, замерла, чуть склонив голову набок.
— Милая, поторопись! — голос мамы не сразу пробился через вакуум в околдованное сознание. Микаса моргнула. Чары развеялись.
— Секунду, мам! — она засмущалась пуще прежнего и суетливо полезла за мобильником в задний карман джинсов.
***
Вернувшись домой, мама снова погрузилась в задумчивость. Микаса не нашла в себе сил и желания поговорить с ней. Смятение и нервозность последних часов трансформировались в жуткую усталость. Пожелав спокойной ночи и попросив мать не засиживаться допоздна, Микаса удалилась на второй этаж.
После прохладного, отрезвляющего душа Аккерман принялась мониторить соцсети Эрена. Везде глухо. Был в сети позавчера. Номер снова недоступен. Микаса разозлилась в первую очередь на собственную наивность.
Она долго писала Йегеру полотно текста в мессенджере. Сперва с упрёками и претензиями, затем с агрессией. Перечитала, стёрла, начала сначала. Хладнокровно и мстительно, буковка за буковкой высказывала всё, что думает о нём и его последнем смс. Не выдержала, скатилась в графоманство и мольбы не бросать её, разревелась.
Обида перечеркнула все яркие события дня. Микасе хотелось выть. Горестно всхлипывая и вздыхая, она заняла свой наблюдательный пост у окна. Соседский дом немым изваянием чернел в тридцати метрах напротив. Окна зияли темнотой, будто и не жил там никто. Микаса шумно высморкалась в бумажный платочек и завалилась в постель, раскинув руки и ноги «звездой».
«
Интересно, спит ли уже Эвил?»
Рука нащупала мобильник, экран опалил отвыкшую в темноте сетчатку. Микаса глазела на крошечную красную трубку — непринятый входящий, брошенный новым соседом для обмена номерами. В телефонную книгу она записала его просто: «Леви сосед».
«
Позвонить ему? А что сказать? Боже… Ну и тупые мысли у тебя, Микаса! Может, ещё секс по телефону устроишь? Безумная…»
Микаса нервно захихикала и следом заревела. Полезла в трусы, надавила грубо, резко. Сжала себя на грани, почти до болезненных ощущений. Представила, как Эрен входит в неё сзади, как прикусывает шею, метит засосами, зажимает рот и клеймит дерзкими развязными словами. Пальцы проникали глубоко, будто не лаская, но наказывая за нереализованную неверность.
«
Смотрела на другого мужика? Вымокла от одного соприкосновения пальцами? Получай, дрянная!»
Половые губы намокли, сделались скользкими от резкой стимуляции. Микаса судорожно дергала одной рукой в паху, другой сминала простынь. Возбуждение нарастало, накрывало тело удушливой волной.
«
Он не такой! Эрен нежный. Он ни разу меня не обижал… Он бы никогда…»
Слезы противными дорожками поползли по щекам, Микаса силком волокла себя к оргазму. Зажмурилась в попытке вообразить себя с любимым, но в голову лезли лишь кадры с порноактером в чёрных перчатках. Развязные иллюзии заставили ее тело выгнуться, из горла вырвался тихий разочарованный вздох.
Левую ногу свело судорогой, боль рассекла волну удовольствия, смешалась с ней в странный коктейль. Разрядка не дала облегчения, только подсыпала под веки сухую горечь и новые потоки слез. Навязчивые мысли о соседе не желали покидать ее, засели в голове накрепко. Микаса массировала ногу, рыдала и сетовала на весь белый свет.
Доковыляв до санузла, принялась скоблить руки, смывая кипятком незримую скверну и порок. Постельное и нательное бельё полетело в корзину. Она умылась, зачесала водой волосы назад, обтерла дрожащие влажные губы. Отражение с кривой усмешкой прошептало: «Ты такая мерзкая, Аккерман!». Микаса всхлипнула, потерла припухшие глаза. Озарение отвлекло от зарождающейся волны самоуничижения.
«
Вот и время пришло…»
Заперевшись на щеколду в своей комнате, она вылезла на скат крыши. Кровля заскрипела, Микаса замерла. Медленно присев на корточки, подцепила кусок рыжей монтажной пены. Под ним обнаружился тайничок — смятая пачка «Lucky Strike» с зажигалкой внутри.
Микаса не курила в повседневной жизни — познакомившись с Эреном, попробовала табак впервые. Курение в принципе не доставляло особого удовольствия, но ей очень нравилось пропускать сквозь себя дым после секса с Йегером. Делить сигарету на двоих, будто не вредную привычку, но сакральное таинство. Вероятнее всего потому, что в те сладкие моменты каждая затяжка заканчивалась поцелуем.
Дым защипал нос. Микаса подавила кашель, кряхтя в кулак. Она отвыкла от вкуса, не затягивалась полноценно уже очень давно. Пачку ей оставил Эрен в последнюю их встречу. В ней осталось всего три сигареты.
Белесая струйка тянулась вверх, растворялась на полпути к мерцающим звёздам. Одна искорка скатилась тонким серебряным росчерком за горизонт, следом другая, третья. Микаса завороженно наблюдала метеоритный дождь. Никотиновый дым оседал кислым налётом на корне языка, голова и солнечное сплетение опустели. Она ощущала лишь тяжесть собственного тела, неимоверную усталость и странное единение с пронзительной ночной тишиной. Причард мирно спал, а Микаса провожала в последний путь свои нежные, горькие чувства, что неслись вместе с тысячами комет прямиком в бескрайний небосвод. К Эрену, где бы он ни был.
Тщательно прибрав улики, Аккерман проскользнула обратно в комнату, упала в постель и скоро погрузилась в чуткий, трепетный сон. В его неясном омуте ей грезились то милый Эрен, то порочный Эвил, дразнящие и взывающие к её низменным инстинктам дикой самки. Снилась она сама, обряженная в фиговый лист — костюм Евы, кормящая мышей с причудливого блюда золотыми яблоками и хмурый полуголый сосед, покрытый синяками и давящий в кулаках сдобный пирог с рычанием и гримасой болезненного наслаждения. Кусочки падали на землю, и бедные грызуны разрывались в муках выбора, на чье же угощение бросаться в первую очередь. Свечи, кляпы, чётки, Мадонны с младенцами, откровенные стоны, обрывки литаний, просторы монастырских садов и узкие коридоры старинного колледжа, шелест страниц книги и томный лаундж — каша из образов и обрывков видеоряда проносилась на обороте сомкнутых век Микасы. Сны вились вокруг девичьей кровати, пробирались в пух подушки, ворошили подсознание, лепили из него и дневных впечатлений гротескные витражи.
Она ворочалась и тихо стонала во сне. Ночной ветерок, забравшись воришкой на подоконник, качал тонкий тюль. Окно дома по соседству загорелось тусклым янтарём. На телефоне Аккерман с приглушенным сигналом высветилось новое уведомление.
***
Леви меланхолично дожевывал последний кусочек пирога. Вкус свежей домашней выпечки вернул его в реальность, заставил наконец-то ощутить голод, давно растворившийся в третьих сутках без сна. Живот заурчал, жалостно прося нормальной пищи. Колючая едкая бездна, ширящаяся под рёбрами, схлопнулась. Острое желание смертного греха, душившее его до внезапного прихода соседок, тоже улеглось.
Определённо, стоит сказать спасибо этим блаженным. Вовремя зашли. Или не вовремя? Леви ещё не до конца осознал, огорчён он или рад их недавнему визиту. Он потер шею, покрутил в руках только что вымытый нож и направился в холл. Ногой отодвинув маленький табурет, Леви открыл дверцу узкой кладовой под лестницей.
Перед глазами замаячила
она.
Манкая, вожделенная, обещающая столь многое, ждала его в тесной каморке всё это время. Ждала, а теперь снова звала. Вопила беззвучно и тянула к себе проклятым магнитом.
Леви, криво ухмыляясь, подбросил нож в ладони и пустил его в ход, тихо приговаривая:
— А ведь ты сегодня чуть не победила…
