Мёртвые не кусаются

Жара. Солёные ладони, кожа сгорела, пересохло горло, надо работать. Я задыхаюсь и падаю, сердце замирает в груди, меня ловит грубая смуглая рука Сильвера. Я продолжаю работу. Ночь. Гамак покачивается, он грязный, у меня солёные губы, горло пересохло, меня будят, есть приказ, надо идти, горло пересохло… Я на палубе. Сильвер на палубе. Он хотел украсть воду. Грубые смуглые руки связаны. Я проталкиваюсь к нему сквозь толпу. Это не Долговязый Джон, это его сын… На заднем дворе трактира пропел петух. Хозяйка уже гремела посудой где-то на кухне. Воздух наполнял аромат горячего масла, в камине дотлевали последние угольки. Я проснулся за столом, укрытый колючим пледом. Плед немного пах сыростью. Оставив на столе деньги за мой вчерашний эль, я выскользнул за дверь. Мне было неловко уходить, не отблагодарив добрую женщину, которая не выгнала меня поздней ночью на улицу, но иначе я не смог. Тёмное сновидение, словно заклятие, ещё тяготело над моей душой. На рассвете Бристоль преображался вновь. В тихой спящей морской воде, там, где сонно покачивались маленькие рыбацкие лодки, играли первые лучи солнца. Туман давно развеялся, и всё вокруг будто бы обретало иные, ясные, чистые очертания, будто мои глаза из человеческих превратились в куньи. Как волна омывает гальку и каждый из её серых, невзрачных камней вдруг кажется самоцветом, так и ранее утро переоблачило портовый город в светлый ясный сон. «Почему же во сне я был на месте Флинта?» — задумался было я, но мои мысли рассеялись, и я забыл об ответе. В усадьбе Трелони успел поднять суматоху по поводу моего исчезновения ещё с ночи, но, хвала небесам, предпринять ничего дельного ему так и не удалось. Сквайр в попытке сделать мне выговор назвал моё поведение ребячеством, недостойным воспитания, которое дала мне моя бедная мать, и уж точно неподобающим для юного мичмана. Меня охватило чувство неприязни к Трелони: он был глуп и надменен, строил из себя искателя приключений и великого путешественника, но при том вряд ли хоть раз в жизни одевался без помощи прислуги. И это по его вине, из-за его болтливости и только, на борт Испаньолы проникли пираты. — Но сэр, сегодня ночью я всё же провел время с пользой! — сказал я с ехидной усмешкой, которую сквайр от меня, вежливого, послушного и даже услужливого Джима, и ожидать не мог. Мною овладело чувство превосходства над ним. — Я был в таверне «Подзорная Труба» и вот что выведал: во-первых, там теперь управляет некий мулат, по всей видимости, сын Сильвера. Чёрный Пёс живёт там как дома. А ещё на чердаке есть тайник, где хранятся амбарные книги… Я остановился. Что-то, некое невнятное предчувствие, велело мне держать дневник в тайне. Я бросил победоносный взгляд на Трелони, будто бы в поединке выбил у него из рук шпагу. Сквайр вздохнул: — Что ж, это отважный поступок, Джим. Не стоило тебе отправляться туда в одиночку, но всё же. Я обеспечу их арест. Слово «арест» прошло через меня как пуля. Сильвер-младший был обречён из-за моего страха на миг показаться не героем, а обычным провинившимся подростком. Но и тут я успокоил себя мыслью, что мулата, если тот действительно не имеет никакого отношения к грехам отца, наверняка и так признают невиновным, или, на худой конец, доктор Ливси, как судья, поможет спасти его от каторги. А раз совесть меня не мучила, я плотно позавтракал и, запасшись бумагой и чернилами, закрылся в сквайрской библиотеке, «готовиться к морской академии». И вот я снова наедине с дневником. Моё нетерпение сменилось отчаянием: загадка казалась неприступной, огромной, и, ещё не сделав ни одной внятной попытки привести свои мысли в порядок, я уже захлёбывался в хаотичных догадках, каждая из которых лишь подтверждала моё бессилие. Первые полчаса я просидел, бесплодно перелистывая дневник, ожидая, видимо, что на меня снизойдёт озарение. Но озарение не снисходило. Приходилось бродить среди книжных шкафов, бездумно читать названия на переплётах, брать в руки то один, то другой старинный том, листать их, еле выхватывая пару слов со страниц, и разочарованно вздыхать, убеждаясь, что ни Гомер, ни Поуп, ни Драйден не удосужились написать ничего ни о шифрах, ни о некоем капитане Флинте. Но, как оно ни странно, кое-что занимательное найти мне удалось: у сквайра была копия «Всеобщей истории грабежей и убийств, учинённых самыми знаменитыми пиратами» Роберта Блэка. Там, среди имен столь почётных, как Эдвард Тич, Джек Рэкхем, Хауэлл Дэвис, был и Флинт. «Джеймс Флинт — английский пират, капитан судна „Морж”, ранее находившегося под командованием капитана Артура Д. Беннетта, слуги его величества короля Георга II. Согласно некоторым источникам, „Морж” является лёгкой бригантиной, согласно же другим — в распоряжении пирата находился военный фрегат. О жизни Джеймса Флинта доподлинно неизвестно ничего». Ничего нового. Эдвард Тич, легендарный пират Чёрная Борода, сеял страх в Вест-Индии и на восточном побережье североамериканских колоний Великобритании всего каких-то два года, его тёзка Инглэнд грабил суда африканского побережья и Индийского океана лишь три, а Флинт пиратствовал более чем с десяток лет, объехав при этом полсвета! А кто такой этот Флинт, никто так и не знает. Я положил закладку на статье об Инглэнде — ведь с ним плавал Сильвер, когда был ещё ребенком — и с новым приливом вдохновения вернулся к дневнику. Моё рвение было не остановить: я как одержимый исписывал лист за листом; то переписывал текст задом наперёд, то вычеркивал в копии буквы: чётные, нечётные, каждую третью, каждую четвёртую, опять каждую третью, но в перевёрнутом варианте. Вот уже мне показалось что-то похожее на слово, может быть, французкое, или испанское — Флинт же наверняка знал испанский? — но нет, всё тщетно. Я вернулся к Инглэнду, и успел было погрузиться в чтение, как меня прервал камендинер сквайра: настало время обедать. И ещё из Лондона в Бристоль вернулся Доктор Ливси.