Мёртвые не кусаются

И вот на утро следующего дня мы (я и доктор) неслись навстречу Лондону. Сквайр поехать не смог, но обеспечил нашему дилижансу наилучшую охрану и договорился, чтобы кроме нас в нём не было пассажиров. С собой у меня были лишь дневник, тетрадь, в которую я переписывал расшифрованный текст, и «Всеобщая история пиратства» из библиотеки сквайра. — Черный Пёс сбежал, — со вздохом проговорил доктор. — И это даже не самое страшное. Он выглянул из окна, бросил осторожный взгляд в сторону, где на облучке мирно сидели кучер с охранником, и тихо, по-заговорчески, спросил меня: — Ты когда-нибудь слыхал о Роберте Блэке? «О да, слыхал, изучал и переплюнул», — подумал я, но вслух отозвался: — Охотнике за пиратами? Да, я читал его труды, но про Флинта и его команду там не говорится ровным счётом ничего. Не думаю, что там есть что-то касательно человека, о котором вы говорите. — Ты не понял, мой мальчик. Похвально, конечно, что ты решил глубоко изучить морскую преступность, но я сейчас не об этом. Возможно, Чёрный Пёс и есть сам Роберт Блэк. Чертовщина какая-то. — Так его на виселицу или в рыцари? — На виселицу, это точно, — ответил доктор. — Именно из-за этого негодяя Флинт в своё время так и не попал в руки правосудия. — Он провалил миссию? — Он встал на путь пиратства сам. Я о нём знаю самую малость, да и то всего лишь сплетни военных: говорят, в детстве он сам хлебнул горя от злодеяний морских разбойников — а тогда их было куда больше, чем во времена Флинта — и поэтому сам решил с ними покончить. Его считали гением своего дела. Обаятельный молодой человек, прекрасно образованный, храбрый в бою, с редкой способностью чуять образ мышления врага и предугадывать его следующий шаг, словно это не погоня за преступниками, а шахматная партия. И снова Флинт представал талантливым и харизматичным лидером, героем бунта и расправы над фрегатом, моим злым гением. Переманить на свою сторону самого Блэка! Но «недуг» отравлял всё, к чему «он» прикасался. К тому же, раз Сильвер умудрился выдать местную сумасшедшую из Порт-Глазго за бравого буканьера, разве бы ему составило труда сподвигнуть честного человека на предательство? С какой стати я должен был считать это заслугой Флинта? Как бы оно ни было, я понимал, что в дневнике Роберт Блэк обязан был упоминаться, а стало быть, я был обязан преодолеть свое отвращение и продолжить расшифровку уже во имя правосудия. Так, от станции к станции, от трактира к трактиру, колесили мы по сельским дорогам от Бристоля до Лондона. Я рассеянно водил пальцами по орнаменту из вбитых гвоздей у окна, по гладкой ярко-красной раме, по тёмной неприятно пахнущей обивке из кожи, смотрел в окно, насвистывал себе под нос мелодии шанти… Мне было тяжело поддерживать беседу с доктором Ливси, ведь мысли мои были вновь прикованы к дневнику, Флинту, Чёрному Псу, Блэку… Не с Блэком ли так увлеченно дрался Флинт у вулкана? А впрочем, как мог я продолжать верить дневнику? Может, она и шпаги в руке не держала. И вообще, как могу я быть уверен в подлинности рукописи? Может, Сильвер опять водит меня за нос? С другой стороны, репутацию грозного разбойника Флинт бы себе не заработал, будь он пустым местом на поле боя… Где найти истину, если единственный рассказчик — лжец? Два бесконечно нудных дня мы тащились по дороге, меняли упряжку на станциях, немного отдыхали в дурных придорожных трактирах и снова в карету, трястись ещё миль пятнадцать до следующей остановки. Доктор Ливси тщетно пытался вывести меня на разговор по душам. Он взял манеру вести себя со мной как-то ложно по-отцовски. Меня это приводило в ярость, но дать волю чуствам я не мог. В усадьбе надменность Трелони и приторная заботливость Ливси заставляли меня с ещё большим рвением погрузиться в загадки дневника, ведь Флинт казался мне ближе, чем они: Флинт, пусть и преступник, был не холёным аристократом, не медиком, корчащим из себя моего покойного отца, а человеком. Ужасным, но человеком. Он искренне любил своего корабельного товарища и отважно сражался против власть имущих, а это в моих юношеских глазах дорогого стоило. Но был «недуг», а стало быть, и честь его, и доблесть, и тем более искренность не стоили и гроша. Без надменного сквайра, без назойливого доктора, без фальшивого пирата я остался один. Вот и Лондон: столица, дворцы и грязные переулки. Вот и Рипли-билдинг: античные колонны, арка, достойная Рима, и огромный кирпичный короб в лучших архитектурных традициях моей родной Англии. Доктор Ливси довёл меня до здания адмиралтейства, попрощался и исчез за серым занавесом проливного дождя. У парадных ворот меня встретил слуга. Я представил, что вслед за ним мне откроется потайной лабиринт, ведущий в самые недры закулисья английского военного флота, где по обе его стороны блестят мушкеты вооруженного конвоя, и, наконец, за железной дверью о тысячи замках открывается величественный зал с полным составом военно-морского трибунала. Но вместо этого мы свернули в самый обыкновенный коридор, где за самой обыкновенной деревянной дверью располагался самый обыкновенный кабинет клерка. Слуга поклонился и вышел. За столом в кабинете, почти что похороненный под бесчисленными кипами бумаг, сидел молодой лейтенант и что-то усердно писал. Рядом взад и вперёд расхаживал полный офицер в повседневном мундире. А напротив — под стражей стоял Сильвер Младший. Его когда-то опрятная сорочка лишилась и белизны, и воротника. Жилета не было вовсе. — Вы, я полагаю, мистер Джеймс Феликс Хокинс? — Да, сэр, — я стоял в дверях, промокший насквозь. Вода с моей треуголки, которую я нервно крутил в руках, успела натечь на пол в лужу. — Итак, мистер Хокинс, подозреваемый, называющий себя Чёрным Псом, в середине марта прошлого года заявился в Ваш трактир «Адмирал Бенбоу» в Бухте Чёрного Холма с целью потребовать у некоего Билли Бонса, постояльца трактира, карту сокровищ пирата Джеймса Флинта. — Совершенно верно. Между ними развязалась драка, Бонс ранил Пса, и тот удрал, — мой голос дрожал, мне было холодно и ужасно неловко. — Потом приходил слепой нищий по имени Пью, а потом на трактир напала целая шайка пиратов. Через пару дней я увидел Чёрного Пса уже в Бристоле, в таверне «Подзорная Труба». Хозяин таверны, Джон Сильвер, уверял, что не знает его. — А Вы что скажете по этому поводу? — безучастно произнёс офицер, обращаясь к трактирщику. — Я… Я не знаю, почему отец соврал. Но он соврал. Дядю Роберта я знаю всю жизнь. А может, мистер Хокинс заодно пояснит, какого чёрта он ночью забыл на чердаке моего дома?! — Это не дело для военного трибунала, — уставшим голосом ответил офицер. Затем он медленно вытер пот со лба и уселся рядом с лейтенантом. — Так имя этого человека — Роберт? — Да, Роберт. Роберт Стивенсон. — Будьте любезны, Сильвер, опишите мистера Стивенсона. — У него на левой руке не хватает двух пальцев. Мизинца и безымянного. С меня ростом, бледный… лицо длинное, густые брови, ещё борода есть. И бакенбарды. — Мистер Хокинс, так называемый Чёрный Пёс подходит под это описание? — Да, сэр. — Допрос окончен, господа, вы свободны. Уведите, — скомандовал он, пренебрежительно показывая на мулата. — И всего хорошего, мистер Хокинс. Постарайтесь впредь удержаться от исследований чужих чердаков, особенно по ночам. Было, конечно, наивно мечтать, что услышав только, что я, сын трактирщика и юнга одного плаванья, возможно, видел того самого легендарного Роберта Блэка, всё адмиралтейство бросится ко мне с распростёртыми объятиями и срочно назначит меня, мальчишку-недоморехода, главнокомандующим по его розыску. Но всё же когда меня, промокшего, напуганного, униженного, так бесцеремонно перемолола и выплюнула суровая бюрократическая машина, моё самолюбие потерпело крепкий удар. К тому же, мне было искренне горько видеть несчастного мулата в такой жестокой западне. Каково же осознавать, что те, кто окружал тебя с самого рождения, кому ты искренне и по-детски верил, на самом деле отъявленные преступники с кровью на руках? Да, Джон Сильвер — негодяй, но он-то свободен, живёт припеваючи со своей чёрной жёнушкой где-то в Бразилии, а сыну-мулату разгребать его грехи! Но ничего изменить я не мог. Оставалось только размышлять об истине, справедливости и тщетности бытия в лучших манерах юношеской души, выжидая возможность тайком вернуться к рукописи и шифру.