Соник

      Весело и уютно в компании друзей вечер проходит, а о включенном на стареньком телевизоре фильме все давно позабыли. У Юнги от перепалок Чонгука с Хосоком заметно поднимается настроение, на лице все чаще улыбка проскальзывает, даже изредка с губ срывается смех. В основном, конечно, омега предпочитает отмалчиваться, больше слушает, параллельно отвечая волнующимся за него Есану, Сокджину и Чимину в мессенджере. Заверяет их, что беспокоиться не о чем, чему не верят, пока он им фотографии с недавней прогулки не скидывает. Братья Пак в ответ идентичные смайлики умиления шлют, а Кан что-то долго строчить начинает, но в процессе, видимо, передумывает и делится с ним своим селфи с Хонджуном. — Хон, смотрю, времени зря не теряет, — хмыкает капитан, заглядывая в телефон Мина. — И правильно. Ёсу-хёна только нахрапом и брать, — улыбается Юнги. — Я очень за них рад. Надеюсь, Хонджун поможет ему преодолеть прошлое. — Джонг сказал, что Ёса подвергся насилию. Полагаю, его разорванная шея напрямую с этим связана? — говорит Хосок, задумчиво перебирая прядки лежащего на нем омеги. — Да, — удрученно кивает связующий. — У него подобные укусы по всему телу разбросаны. Я случайно их заметил, когда он переодевался. Но не это в его случае самое страшное, а то, что насильников было двое. — Ебанный ж... — многозначительно выпаливает Чонгук, отвлекаясь от борьбы с Тэхеном за последнюю бутылку пива. Соджу они приговорили еще час назад. — Теперь понятно почему Ёсан перешел на омег, — резюмирует Ким. — Тех уродов хоть засадили? — Засадили-то засадили, но что с того толку? Эти мрази его сломали, понимаете? А что хуже всего, он остался бесплодным, почти что бетой, — с надломом поясняет Юнги. — У него не то что нет больше эструса, а даже своего запаха. Знали бы вы, как хён от этого мучается. Он так хочет детей... — Хонджун знает? — задает вопрос старший Чон, вопреки неприязни к Кану, к нему в себе выявляя сочувствие. — Хон подслушал наш с ним разговор на эту тему, так что да, знает. Тогда на моем дне рождения, когда мы на улицу выбежали, помните?       Парни кивают. Юнги продолжает: — Но Хонджун... Хонджуна это не отвратило. Кажется, он, наоборот, сильнее к нему привязался. А я... я, зная это, все равно Ёсу попросил... — Так, хватит, — строго его капитан обрывает. — Никаких больше самокопаний. Главное, что ты свою ошибку осознал, и Ёса, думаю, аналогично. Я тебя простил, а его, учитывая, что он о тебе все это время заботился, наверное, тоже. — Черт, смотрю на вас, вновь воссоединившихся, и душа радуется, — пьяно икает Тэхен. — А всего-то и надо было нормально поговорить. Пупсу открыться, а тебе его выслушать. Тайны никогда ни к чему хорошему не приводили. — Верно, — поддакивает Сильвер, притягивая к себе поплывшего от алкоголя Тейлза. — Если бы лис мне все прямо в лицо не высказал, я так бы и не прозрел, продолжил мудачить. А ты этого не заслуживаешь, Тэ, — обращается уже к любимому альфе. — Ты ради меня от истинного отказался, несмотря ни на что, за нас боролся. — Оу, какие откровения, крольчонок, — хихикает нападающий. — Ожидаю, что и завтра ты таким же, как сейчас, смелым будешь. А пока... ик... быстро меня поцеловал.       Чонгук не возражает, в ту же секунду к губам хмельным припадает, как к личному источнику живительному, которым ни в жизнь не напиться. Вновь и вновь к нему возвращаться и клеймо себе принадлежности на нем выбивать. — Кажется, пора закругляться, если мы не хотим в прямом эфире наблюдать за их игрищами, — посмеивается Хосок, не отказывая себе в удовольствии оставить мягкий поцелуй на лбу покрасневшего от представшей картины Юнги. — Не хотим, — согласно кивает омега, лениво поднимая голову с чужих бедер, а потом и полностью с него соскользает.       Приклеившаяся к друг другу намертво парочка не слышит друзей, самозабвенно напротив уста исследовать продолжает, языками влажно сплетаясь и аромат, как несколько месяцев уже перемешавшийся, сильней источая. Мин думает, что такими темпами они его собственный перебить смогут, а гостиная точно воспламенится. — Ну серьезно, хорош, — запускает в парней капитан подушкой, краем глаза наблюдая за засуетившимся в попытках прибраться связующим. — Считай это местью за то, что ты ранее со школьником здесь устроил, — с трудом оторвавшись от Тэхена, подмигивает старшему Чонгук.       Хосок фыркает, а Юнги, смутившись, едва бутылки опустевшие из рук не роняет и спешно убегает на кухню, чтобы скинуть их в мусорный пакет. — Я же просил не подкалывать на подобные темы моего карапуза, — упрекающий, тяжело вдохнув, взгляд. — Извиняй, но это выше моих сил, — разводит Сильвер руками и, принимаясь за сбор оставшихся из-под чипсов упаковок, добавляет: — Ему полезно, может, хоть так быстрее раскрепостится, а то, как говорится, ни себе, ни тебе. — Гука, — пинает альфу под задницу Тэхен и, не рассчитав силы, падает с дивана. — Что у вас случилось? — услышав грохот, сразу же возвращается обратно в гостиную Юнги, волоча за собой пакет. — Ничего такого, просто кто-то перепил, — хмыкает Хосок, глядя на то, как Тейлз барахтается на полу, а Сильвер над ним откровенно ржет, за что дернутым за ногу оказывается и в последствии присоединившимся к нему.       Мин улыбается. Нисколько не злится на друзей за разбросанный ими в результате падения мусор. Аккуратно дурачащуюся пару обходит, наполняя черный полиэтилен. Чон, недолго думая, начинает ему помогать. Спустя пятнадцать минут, помещение полуобщими усилиями приходит в относительный порядок, а Чонгук с Тэхеном отправляются капитаном в комнату, предварительно получая от него подзатыльники и обещание всех небесных кар, если они посмеют осквернить кровать его омеги. — Устал? — спрашивает Шедоу, заходя следом за Соником в спальню его дедушки. — Есть немного, — отвечает Соник, звездочкой раскидываясь по постели. — Думал, на завтра заготовки сделать к праздничному столу, но, похоже, мои планы никогда не сбываются. А вообще, хорошо, что парни приехали. Приятный сюрприз. — Кто бы сомневался, — раздеваясь, озвучивает альфа. Брюки, водолазку с себя скидывает, оставаясь в одних боксерах, чем вызывает на щеках связующего пожар. Хосок это сразу же замечает, от чего довольством искрится, как-то хищно, по мнению Юнги, на него смотрит, вынуждая его судорожно сглотнуть и в жесте защитном нырнуть под одеяло. — Хо, не смотри так. Я и так как-то странно сегодня вечером себя ощущаю, — омега бубнит, стыдясь своей непонятной реакции. — По-другому, в случае с тобой, не получается, — мурчит Чон, на кровать опускаясь. К нему подползает и мягко обожаемый им носик-кнопку целует. — Тут нечего стыдиться, котенок. Мы все-таки истинные, твоя реакция закономерна, хотя ты и продолжаешь разумом бояться, а вот телом... — Да, я боюсь. Очень боюсь, — шепчет Юнги, глаз кофейных от лица, преисполненного нежности и понимания, не отрывая. — Но ты же хочешь это побороть? — скорее утверждают, чем спрашивают, невесомо костяшками пальцев проходясь по его скуле. Откидывают в сторону одеяло. — Хочу, — Мин выдыхает. — Тогда позволишь...? — его пижамную кофту чуть приподнимает Хосок и плоского, мгновенно втянувшегося от этого живота дотрагивается. — Обещаю сразу же остановиться, если тебе станет некомфортно. — Х-хорошо, — заикается омега. — Я тебе в-верю.       Альфа в улыбке расплывается теплой, удивляясь, что Юнги относительно легко согласился, но главное ему — Хосоку, доверился, даже не ради себя, а ради него готов попробовать. — Попытайся расслабиться, сосредоточься на ощущениях, — капитан просит, на постель его полностью укладывая. Выше задирает махровую ткань, склоняется над пупком, щекотно на него дуя, около оставляет трепетный поцелуй.       Юнги дрожит весь, жмурит глаза, руки сжимает в кулаки, но не дергается. Покорно пугающую его ласку принимает, чувствуя, как безумно заколотилось сердце. Вот-вот, кажется, ребра, к которым Хосок поднимается устами, пробьет. — Хо... — Что такое, малыш? — прихватывая жадными половинками правый сосок. — Ох, — омегу подбрасывает на простынях. Приятно... — Такой отзывчивый, чувствительный, — удовлетворенно рокочет Чон, и не думая пытку сладостную прекращать. За руку парня хватает, перенаправляя ее в свои волосы, тем показывая, что «не я, а ты все контролируешь».       Связующий машинально в пряди алые зарывается. Кошкой выгибается, когда на ореоле язык ощущает, неосознанно ноги разводит, позволяя капитану удобнее между устроиться, накрыть собой. Дрожь не утихает — усиливается, страх с наслаждением перемешивается, отчего в и без того путающейся голове мир дном вверх переворачивается. Здесь неизменно одно — к Хосоку сумасшедшее притяжение. Хосок уже вторую горошинку посасывает, с трудом от нее отстраняется, чтобы небольно далее прикусить тонкую ключицу. Мысленно от того, с кем он это все делает, сотни раз умирает, возрождается тут же и вновь погибает. Аромат, для этого мира незаконный, выдержку на атомы расщепляющий, вдыхает и едва ли зверя внутреннего удерживает на цепи. «Нельзя», — на него рыкает, зная, что если он грань переступит, то напугает Юнги, назад откатится, ему данное обещание нарушит. — Как же ты пахнешь, черт возьми, — сверху нависнув, озвучивает сломлено. — П-поверь, твой запах на меня влияет не меньше. В-вечность одним бы тобой д-дышал, — для самого себя неожиданно признается омега, распахивая затуманенные глаза. — Юнги, — с нотками угрозы в голосе произносит Хосок. — Ты не помогаешь, — резко с него кофту опостылевшую сдергивает и буквально вгрызается в его разомкнутые в поисках кислорода губы.       Юнги в первые секунды брыкается, кулачками по спине поджарой молотит, сучит по простыне пятками, но быстро сдается, осознав, что это не насильник, это его любимый Хосок. На волнах ранее неизведанного, непознанного уносится, окунается, сцепляя руки на его шее, в свое личное море, обещающее безопасность, покой. Глубокое оно, омывающее сердце, вытравливающее из него боль, вместо которой в нем колокольчики, красиво перезваниваясь, распускаются и о любви поют к альфе, к нему ластятся. Хосок, поцелуя не прерывая, в его пах толкается, имитирует то, что сегодня себе, превозмогая дикое желание, запретил. Не сегодня, еще не время, еще рано. Но омега даже от этого сразу же каменеет, на движение чужого языка больше не отвечает, чем Чона вынуждает отстраниться. — Прости, это было лишним. — Это ты меня прости, — сдавленно произносит Юнги. — Ты все делал правильно. Мне понравилось, правда. И, если ты не заметил... я... ну это... потек, — на словах последних тушуется, ладошками закрывая лицо. — И опять ты мне не помогаешь, — садится подле него капитан, нервно взъерошивая пятерней волосы. — Тогда... тогда разреши мне исправиться, — аналогичную приняв позу, робко укладывают на его бедро руку. — Котенок? Что ты... — не успевает Чон договорить, как чувствует на своем члене мягкое сжатие, отчего воздухом давится, взгляд неверящий переводя на Мина. — Я... я в таком не мастер, но... — сквозь ткань белья мягко поглаживает чужое возбуждение Юнги, — ... я хочу сделать тебе приятно. — Блядь, меня только от одной мысли, что это делаешь ты, кроет, — повержено звучит Хосок, глядя в омуты, вобравшие все кофейные оттенки. — Это не я жестокий, как ты ранее меня называл, а ты, Мин Юнги. Сожми сильнее, не бойся. — Так? — послушавшись его, смущенный вопрос задает омега, красками малиновыми от макушки до маленьких пяточек заливаясь. — Почти. — Почти? — Юнги теряется. — Кое-чего не хватает, — убирая с себя его ладонь, вплотную подсаживаются. — Наслаждение должно быть обоюдным, — в однозначном намерении пижамные штаны вместе с бельем тянут с Юнги вниз. — Хо... — пытается Мин руки Чона перехватить. — Тшш, ты сам сказал, что мне доверяешь, как и то, что хочешь сделать мне приятно, — улыбается капитан, окольцовывая пальцами его сочащийся член.       Омега вздрагивает, но попыток освободиться не предпринимает. — Это не так р-работает. — Уверен? — не теряя игривой улыбки, свободной рукой снимая свои боксеры. — Я определенно сошел с ума, — бурчит Юнги, понимая к чему все идет, когда Хосок их органы соединяет. Лицом утыкается в его плечо, сил не имея взгляд опустить. Не видит, но хорошо чувствует, что размерами альфу природа не обделила, о чем и так догадывался. — Это только начало, котенок, — шепчет альфа, надавливая на головку члена омеги большим пальцем. — Ох, — первый стон срывается с губ связующего. Музыка прекраснейшая, слух капитана ласкающая, сопровождаемая накрывшей его пах ладонью. — Не страшно же, верно? — вкрадчиво спрашивают, не нуждаясь в ответе — по задрожавшему от наслаждения Юнги все понятно без слов. Следом его рот находят, своим запечатывают, по стволам смелее ладонью скользя, себе подчиняют, чужие легкие собой заполняют, от яркого дынно-мангового аромата пьянеют.       Юнги не замечает, как уже сам в такт с ним старается двигаться, неосознанно бедрами навстречу толкается, помогая рукой. Вновь, когда Хосок от его уст отрывается, стонет, доверчиво подставляет ему шею, получая в награду звездную россыпь на светящейся в темноте коже, ярко контрастирующей с бронзовой альфы. Неумолимо к самому пику подходит, его достигнув, в ночи опаляющее жаркое солнце встречает, но ожоги не наносящее, а окончательно льды внутри него растапливающее. Чон, изливаясь, стык его плеча прокусывает, вместо временной настоящую метку ставит, испивает сладкую кровь и никак не насытится, связь неразрывную создает. Себе истинного окончательно забирает, против чего, продолжая содрогаться в оргазме, не возражают. — Извиняться не буду, — Шедоу шепчет, стискивая в объятиях своего Соника. — А я и не прошу, — простое в ответ, но самое важное, лучше всякой метки неразрывность уз подтверждающее, говорящее «я навсегда твой». — Мой.       Юнги счастливо улыбается.

***

      Хосок посреди ночи просыпается от странных звуков. Рукой рядом растерянно шарит, ищет Юнги, но его в постели не оказывается, хотя он помнил, что тот в объятиях его засыпал. Чон, испугавшись, окончательно сбрасывает с себя дрему и распахивает глаза. Взглядом сразу же натыкается на суетливо мечущегося по комнате в одном нижнем белье омегу. — Котенок? Что случилось? Тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает альфа, приподнимаясь на локтях. — Мне надо... надо построить... — мямлит бессвязно в ответ Мин, кажется, и сам не осознавая что делает. — Что построить? — не понимает капитан, теряясь в догадках, не лунатик ли его истинный? Раньше омега определенно приступам внезапного лунатизма был не подвержен, но кто знает, может быть, это у него так стресс проявляется? — Гнездо, — шепчет Юнги, прижимая к груди, Хосок только сейчас замечает, его ношенную одежду, в том числе и грязную, взятую из стиральной машинки. — Оу, — выдает еще никогда не сталкивающийся с подобным Чон. Слышал, что омегам иногда требуется строить гнезда, чтобы почувствовать себя в безопасности, но Юнги же вроде и так или все-таки нет? Верить во второй вариант ему не хочется, но, похоже, именно в этом и заключается главная причина происходящего, из-за чего ощущает вину. Неужели он поспешил с меткой и со всем, что было до, тоже?       Связующий тем временем, не замечая чужого смятения, на постель вещи сгружает и начинает их суетливо перебирать, попутно что-то невразумительное бубнит, на Хосока не обращает внимания. Словно в каком-то трансе находясь, вокруг себя футболку, водолазку, кофту со штанами и джинсами раскладывает, добавляет пропитанные их смешавшимися ароматами подушки, а закончив, радостно улыбается. — Иди сюда, альфа, — как ни в чем не бывало хлопает приглашающе по простыне.       Альфа, вынырнув из прострации, глупо моргает. Растерянно с получившегося гнезда на мило прикусившего губу в ожидании омегу взгляд переводит, не зная, как реагировать. — Альфе не нравится? — расстроенно смотрит на Хосока Юнги. — Я плохой омега? Я сделал что-то не так? — Нет-нет, конечно нет. Ты у меня самый лучший, — спешат его переубедить, аккуратно заползая в образовавшийся круг. Более странных вещей с Шедоу еще не происходило, но, черт возьми, как же Соник в этот момент очаровательно выглядит. Руки к нему тянет, требует объятий, и ему в них не отказывают, целуют поверх заклеенной специальным пластырем метки, осторожно, чтобы гнездо не нарушить, укладывают его на матрас. Запах, нисколько не ослабевший, а, кажется, наоборот, ставший сильней, вдыхают, но, вопреки обыденному, от него не возбуждаются, а нежностью преисполняются к тычущемуся в его шею маленькому комочку. — Мой альфа, — довольно мурчит Мин, коротко лизнув Чона под кадыком. — Вкусный.       Чон судорожно от его действий, а особенно от его слов сглатывает вязкую слюну. Догадывается, что омега, мягко сказать, не в себе, но предпочитает правила игры поддержать, тем более, что на самом деле ничего страшного не происходит. Истинный чувствует себя хорошо, а это самое для Хосока важное. Завтра будет разбираться и обязательно позвонит Сокджину. Кто, как не мудрый хён, его поведение растолковать сможет? Но, а пока решает моментом наслаждаться, пользуясь вседозволенностью, поцелуями кожу молочную покрывать, дополнительно помечать ее собственным морским ароматом. — Сними его, — хнычет Юнги, намекая на пластырь, когда капитан возвращается к метке губами. — Мешается. — Малыш, нельзя. Она должна зажить. — Сними! — в ответ капризное, не терпящее возражений.       Хосок, посмеиваясь от умиления, требование выполняет, по сочащейся сукровицей ране проходится языком, всю боль забирая, взамен наслаждение дарит. Юнги разнеженно улыбается, убаюканный лаской, погружается, теснее к горячему телу прижимаясь, в глубокий сон. Это определенно самая лучшая для обоих, полная неожиданных открытий ночь, в которую первый не заснет больше, до рассвета будет сладко посапывающим в его грудь омегой любоваться, сильнее привязываться, хотя куда еще сильнее-то? Он так его любит, о чем буквально кричать хочется — чувства внутри не вмещаются. И кто подумать мог только во что выльется вступление в команду ежей одного упрямого коротышки, мир ее капитана перевернувшего и обрекшего на себя?       Наутро, вернее уже к обеду, омега нехотя разлепляет глаза. Взглядом сонным, растерянным по улыбчивому лицу альфы скользит. Вместе с тем, жжение в районе стыка шеи с плечом ощущает, отчего воспоминания вчерашнего мгновенно все его мысли захватывают, в голове яркими картинками всплывая, заставляют смущаться, но о случившемся не пожалеть. — Привет, — хриплым голосом выдыхает, стыдливо на себя одеяло натягивая. — Привет, котенок, — в ответ теплое, не планируя его из тесного кольца рук выпускать, примерно-верно, никогда в этой жизни. — А, эм... что у нас в кровати делают твои вещи? — недоумевает Юнги, заметив вокруг разложенную одежду. — Ты разве не помнишь? — удивляется Хосок. — Нет? — Ну как бы это сказать... Тебе посреди ночи взбрело в голову построить гнездо. — Чего? — паникует Юнги, суетливо выпутываясь из объятий. — Боже, да что со мной происходит такое? — А еще, ты меня называл альфой, а себя плохим омегой, в чем я естественно тебя переубедил, — добивает капитан, откровенно над ним подтрунивая. Слишком уж ему нравятся его покрасневшие щечки, точнее их подобие, потому Юнги сильно осунулся и похудел, что в срочном порядке исправлять надо.       Мин на это издает задушенный писк и зарывается в подушку лицом, смешно дрыгая ногами. Приехали блин. Хотя в его случае, он считает, как раз-таки уехали. Крышей, например, да. Как же стыдно, что о нем подумает Хосок? Точно помнил, что вчера, после того, как его заботливо обтерли влажным полотенцем и обработали метку, спокойно заснул. Ну как спокойно... Все-таки это была его первая близость, не полноценная, конечно, но послужившая началу конца его страхов, принесшая ни с чем несравнимое наслаждение, от которого смущаться, но все равно желать повторить. Повторить...? — Котенок, я не знаю с чем это было связано. Возможно, с меткой, возможно, еще с чем, но ничего страшного же не случилось, верно? — притягивает альфа омегу обратно к себе. — Это было даже несколько забавно и мило. Ты, оказывается, такой капризуля у меня. — Смешно тебе, да? — бурчит обиженно Юнги, на контрасте, носом в его межключичную впадинку зарываясь. Постепенно успокаивается от концентрированного морского запаха. Вся комната, перемешиваясь с дынно-манговым, им пропиталась, в островок преобразовываясь безопасный. По венам тепло жидкое разливается, разум в неге сладостной топит, заставляет души связавшиеся льнуть к друг другу, каждую малейшую эмоцию различать, никогда больше не разлучаться. — Очень, — не спорит Хосок, целуя во взъерошенную макушку. — Ненавижу тебя. — Я тебя тоже люблю.       Юнги уголки губ приподнимает в улыбке, желая в объятиях своего альфы провести вечность, но дела, к сожалению, не ждут, сегодня рождество, а он ни елку не нарядил, ни продуктов не закупил. Действительно плохой омега, от слова «совсем» не хозяйственный, вдобавок мозги последние растерявший. — Сколько время? — спохватывается он, принимая вертикальное положение. — Мне в магазин надо, прибраться, да много всего! — Отставить панику, — лениво потягивается капитан, демонстрируя на груди цепочку маленьких, подозрительно похожих на укусы красных пятнышек. — Закажем доставку, а прибраться я тебе помогу. — Это я тебя так? — вряд ли хоть что-то из сказанного поняв, воздухом связующий давится, оглядывая масштаб катастрофы. — Если тебя это успокоит, у тебя засосов поболее будет, — красноречиво на чужую шею смотрят, за что в лицо получают подушкой. — Чон Хосок! — Юнги кричит и, накинув на себя удачно подвернувшийся халат, уносится из комнаты в ванную, где, разглядывая себя в зеркале ошалелыми глазами, в озвученном капитаном убеждается воочию. После ныряет, чтобы остудить жар, под ледяной душ, но быстро меняет его на горячий. Холод омега отвратительно переносит, вернее никак — он его ненавидит, ему его уже хватило сполна, отныне для него только тепло, безвозмездно даруемое тем, кто глубоко в сердце засел.       Хосок же, отсмеявшись, попусту время растрачивать не собирается. Набирает, как и планировал ранее, Сокджина. Трубку снимают спустя минуту. — Служба поддержки ежей слушает, — веселое из динамика раздается, сопровождаясь громыханием посуды. — Я так понимаю, я за сегодня уже не первый, кто твоими услугами воспользовался, хён, — хмыкает Чон. — Типа того. Давай кратко и по делу, а то я такими темпами никогда не покончу с готовкой. — Как скажешь. В общем, я поставил Юнги метку. — Поздравляю, — равнодушно менеджер отвечает, а через пару секунд едва своим криком не заставляет взорваться барабанные перепонки альфы: — Подожди... как поставил?! Ты не сдержался и его... Да я тебя... — Тише ты. С Юнги все в порядке, — обрывает его поспешно Хосок. — Я не собирался доходить с ним до полноценного секса и не дошел. Мы обошлись обоюдными ласками, но все же ты в чем-то прав, я немного не сдержался. Хотел временную, но получилось, как получилось. И, чтоб ты знал, я ни о чем не жалею и мой карапуз тоже. — Тогда точно поздравляю, — облегченно улыбается омега, прижимая к груди грязную ложку, но того не замечая — слишком за этих идиотов счастлив. — Но как ты его уломал? Учитывая его состояние и его фобию, это казалось мне невозможным. — Сам не знаю. Могу только сказать, что он весь вчерашний вечер каким-то податливым был, ко мне тянулся, неосознанно моего внутреннего альфу сманивал, ну и вот... — Необычно для него, но ладно. Вы все-таки истинные, а Юнги, находясь в стрессе, сейчас особенно в тебе нуждается,— задумчиво рассуждает Сокджин, машинально поглаживая живот. — Короче, если понятным языком выражаться, природа берет свое. Так в чем, собственно, проблема? Ты же не за тем, чтобы этой новостью со мной поделиться, мне позвонил? — Как всегда зришь в корень, хён, — нервно зарывается в волосы альфа. — Юнги... он... на него что-то странное ночью нашло... — Так это он тебя изнасиловал? — смеется Пак, не дав договорить. — Но думаю, ты был не против подобного расклада. — Хён, блин! С беременностью ты каким-то пошляком стал. Хуже Чонгука, ей богу. — Ничего не знаю, у меня гормоны зашкаливают, — в ответ, не теряя улыбки. — Так что там? Что наше недоразумение натворило такого, что ты, слышу по голосу, так нервничаешь? — Ему взбрело в голову построить гнездо. — Из твоих вещей? — Да. — Это хорошо. Значит, Юн действительно тебя принимает как своего альфу. Что было после того, как он его построил? — Ну он... позвал меня к себе? — начинает сумбурно рассказывать капитан, путаясь в словах от волнения. — Альфой еще называл, а я затупил, не сразу к нему в гнезде присоединился, из-за чего он расстроился. Я, конечно, сразу же исправился, а Юнги... Юнги так ко мне ластился потом, покусал меня немного, заставил пластырь с его метки снять и успокоился только когда я требуемое выполнил. Но самое что смешное, он ничего об этом не помнит. — Что ж, поздравляю повторно. У него скоро течка, которую его внутренняя омега хочет провести с тобой. — То есть, это нормально? — выгибая одну бровь, уточняет Чон, пока не до конца осознавая услышанное. — Конечно нормально. У меня тоже иногда такое бывает, но в случае Юнги, это удивительно. Позаботься о нем хорошо, ладно? И обязательно предохраняйтесь, ему сейчас залететь никак нельзя, не с его расшатанным и физически, и ментально здоровьем. А если он чего-то не захочет — не принуждай, а то я тебе яйца оторву, понял? — строго озвучивает Сокджин, постукивая ногой по полу.       Хосок знает, как пить дать, оторвет, но и без угрозы со сказанным соглашается, а от перспективы представшей теряется, не представляет, как ему быть. Получится ли с собой совладать? Его и без того от запаха Соника накрывает по полной, а тут... — Хён, как думаешь, карапуз не покрутит у виска, если я себя цепями прикую к батарее?       Сокджин закатывает глаза. И почему вокруг него все такие дети? Папа года, не иначе. — Я тебя не узнаю, капитан. Быстро яйца в кулак сжал и побежал побеждать страхи фруктика. Я в тебя верю, Хоби. У тебя все получится. — Спасибо, Джин-хён, — благодарной улыбкой расцвечивается лицо Хосока. — С рождеством. — С рождеством, Шедоу. Передавай Сонику привет.       Стоит Сокджину скинуть звонок, как в комнату буквально влетает чем-то окрыленный Юнги. Ослепительно улыбается и словно весь изнутри светится, в яркости едва ли уступая южному солнцу. — Хо! — визжит он, с разбегу прыгая к альфе в объятия. — Помогло! Помогло, представляешь? — Что помогло? — опешивает капитан, удивленно глядя на оседлавшего его бедра омегу и надеясь, что подобная раскрепощенность связана не с надвигающимся эструсом. — Метка! Сработало! Я только что провожал Тэхена и Чонгука, и они сказали, что мой запах стал не таким сильным. Мне больше не надо пользоваться заглушками! Господи, я так счастлив!       Хосок счастлив тоже, что ему, опрокидывая его на постель, наглядно показывает. Губы жадно сминая, сцеловывает с них самую красивую в мире улыбку, развязывает халат, по полотну белоснежному шарит руками, щекотно касается выпирающих ребер, чувствуя, как задрожал под ним вплетшийся в его алые волосы Юнги. С неимоверным трудом, тяжело дыша, отстраняется, чтобы после припасть к покрывшейся тонкой пленочкой ранке. — Хо... дела... нам надо... остановиться, — лепечет связующий, противореча собственному покрывшемуся мурашками телу. — Так останови меня, котенок, — альфа мурчит, вылизывая метку. — Не хочу, — Мин признается, блуждая ладонями по чужой крепкой спине. — А чего ты хочешь? — вниз влажной цепочкой поцелуев ползут. — Может быть, этого? — прикусывая сосок. — Или этого, — второй зубами оттягивая. — Хо... — на выдохе бархатный стон. — Прости, я временами не очень догадливый, — взгляд исподлобья игривый, все ниже и ниже спускаясь, витиеватые иероглифы на бледной коже рисуя. Юнги не уверен, на каком они языке, но отчетливое «я люблю тебя» в них читает. Выгибается, не замечая, как с него уже стянули белье, и оттого вздрагивает, когда на его головку дуют дразняще, и, времени не давая на осознание, ее заглатывают. — Хосок... — замерев, в шоке распахивает омега глаза. Неверяще прислушивается к себе, вместо привычного страха ощущая колкое удовольствие, каждую его клеточку пронизывающее, заставляющее потечь. Если он и вправду сошел с ума, то ему определенно нравится быть безумцем.       Альфа на достигнутом останавливаться не собирается. Не тот он человек, чтобы не воспользоваться подвернувшимся моментом, когда его истинный настолько отзывчив и, кажется, совсем, податливо раздвигая ноги, не боится. Тут главное не спешить, своим напором не напугать, но, черт возьми, как же тяжело сдерживаться. Собственный член, вероятно, скоро белье порвет, от одного вида распятого бабочкой по простыням омеги взорвется. Юнги борьбу внутреннюю Хосока, благодаря образовавшейся связи, отголосками на задворках сознания слышит, но едва ли что-то, елозя пятками по кровати, осознает. Преступно медленно по слишком чувствительной коже скользящий язык все мысли связные из него выбивает, на желание чистое их заменяя, подталкивает поддаться инстинктам, освободиться. Хосок, полностью в рот член вбирая, одной рукой его задергавшегося крепко удерживает, не позволяет ускользнуть в сторону, второй на ягодицу, испачканную в ароматной смазке, ложится, по ней ее размазывает. Подбирается, огибая пульсирующее колечко мышц, к гладким яичкам, мягко, то выпуская орган, то обратно до горла на него насаживаясь, те в кулаке перекатывает, большим пальцем очерчивает шовчик. Омега в ощущениях растворяется, неконтролируемо бедрами навстречу толкается в попытке развязать скрутившийся внизу живота тугой узел. Что-то бессвязное, комкая в онемевших руках одеяло, шепчет, чего-то большего хочет, но из-за остаточного страха ни о чем не просит, опасаясь достигнутое перечеркнуть. Ему и так хорошо, ему, выстреливая тугой белесой струей в чужой рот, до под веками ярких галактик прекрасно. — Как ты?— проглотив результат чужого наслаждения, спрашивает капитан, нависая над обессилевшим связующим. — Жутко смущен, ошеломлен и растерян и в то же время мне сейчас так легко, — сбито дыша, не открывая глаз, признается Юнги. — Но чего-то все-таки не хватает... Тебя не хватает, — на себя Чона роняет. Губы находит его, меж них проникает, чувствует свой вкус. — Совсем тебя не узнаю, — напоследок оттянув нижнюю половинку, довольно урчит альфа. Ну точно кот, налакавшийся сметаны, напрашивающийся, чтобы его приласкали, и, омега, протискивая руку между ними, ему в этом не отказывает. «Я сам себя не узнаю», — отвечает, накрывая ладонью его пах, чем что-то похожее на стон с уст напротив срывает. — Юнги, тебе не обязательно... — Очень даже обязательно, — под резинку боксеров проскальзывают, обхватывают основание члена, нежно по нему водят.       Хосок такого его не выдерживает, это выше его сил. Сколько же еще в себе скрывает Юнги? Кажется, к собственному удовольствию, Чон пробудил в нем настоящего дьяволенка. И пускай, знает, скорее всего тот так себя ведет из-за подступающего эструса, но сути оное не отменяет. Мин его любит, доверяет, для него открывается. — Альфе хорошо? — связующий шелестит, постепенно частоту скольжения наращивая. Не замечает, не понимает, не осознает, что в состояние идентичное ночному впал. Без возражений, облизывая шею капитана, инстинктам сдается. Запахом своим его пеленает, неумолимо подводя к финалу. Убийственное сочетание.       Альфа, удерживаясь над ним на дрожащих руках, не отвечает. В ладошку толкаясь, почти рычит. Повторно в метку вгрызается, пачкая руку омеги семенем. После ранку зализывает, за боль доставленную извиняясь. — Прости. Не знаю что на меня нашло, — откатываясь в сторону, врет, чтобы не напугать Юнги. Прекрасно догадался с чем связан подобный порыв. Его внутренняя сущность, вопреки воле хозяина, под скорую течку пары подстраивается. Чертов гон... Кажется, цепями себя приковать, во избежание, все-таки придется, а иначе... Хосок даже думать об этом не хочет. — Клыки тебе отпилю, — обиженно бурчит Мин, вытирая ладонь халатом. — Скорее уж я сам, — невеселый смешок издает Чон, разглядывая кровоточащую метку. — Надо обработать. — Тебе... тебе понравилось? — робко спрашивает омега, стыдливо кутаясь в одеяло. Старый добрый Юнги вернулся. — Котенок, что за глупые вопросы? — притягивает его к себе Хосок и в макушку целует. — Конечно понравилось. Ты за три минуты меня до оргазма довел, как какого-то школьника одной вот этой вот лапкой, — его руку подносит к губам, на ней очередной поцелуй оставляя. — Мм, в моих рядах прибавилось. Школьник... — нервно посмеивается Юнги. — Не вздумай только об этом рассказать Сильверу, — шутку поддерживает Хосок. — А то что? — А то придется тебя наказать. — Дополнительными тренировками с резиной? — наивно хлопает глазами Мин. — Пожалуй, мне будет лучше сейчас промолчать, а тебе перестать меня провоцировать. — Да кто провоцирует-то? — возмущается омега.       Капитан демонстративно посвистывает, мол, ага-да, за что тычок кулаком в грудь получает. После пытается ускользнувшего от него связующего поймать, но тот, проворно вскочив с кровати и волоча за собой одеяло, убегает из комнаты, тем говоря, что пора к реальности возвращаться, но на самом деле просто-напросто испугавшись повторения недавно произошедшего. Для него это все ново, пока слишком, хотя все внутри об обратном кричит, умоляет в объятия Хосока вернуться. — Что же я творю? — вслух Юнги произносит, залетая в свою спальню, пропитавшуюся ароматом друзей. Скатывается по захлопнувшейся двери, пряча в ладонях лицо, что нисколько ему успокоиться не помогает. Сердце в клетку ломится грудную, голос разума заглушает, картинки, тело на раз воспламеняющие, подкидывает в голову и радуется, радуется, радуется. Больше не расколотым, не половинчатым себя чувствует, а единым с хосоковым целым, в безопасности и спасенным. — Дурное, — с него усмехается омега, на ноги поднимаясь, но, как и часом ранее, ни о чем не жалеет. Да и зачем? Он альфу солнечного любит, в его лучах купается, с зимой внутри вечной прощается, предвкушая скорую весну. Попутно решает наконец-то одеться, болезненно шипит, когда случайно ранку задевает воротом футболки, впрыгивает в старенькие джинсы и теплые носки. После выходит в гостиную, где к нему через минуту присоединяется облаченный в клетчатую рубашку деда и брюки Хосок. — Ничего, что я покопался в шкафу Чунмена-нима? Вчерашние вещи... ну... пошли на гнездо... — неловко улыбается капитан, почесывая затылок. — Все нормально, ты можешь брать все, что захочешь, — отвечает, зардевшись, связующий. — Мм, ты в курсе, как это сейчас двусмысленно прозвучало? — каверзно бровями поигрывает альфа, подходя вплотную к Юнги. — Потому что хочу я... — Хо! — Мин негодует, отталкивая от себя Чона. — Хватит уже надо мной издеваться. — Ничего не могу с собой поделать, так бы тебя и съел, — около его уха показательно клацают зубами. Слишком нравится Хосоку Юнги смущать, открывать его новые стороны, за огоньками, в его глазах вновь подожженными, наблюдать. Они больше не пустые, звездами ярко сияют, в созвездие счастья преобразовываются, пока еще не четкое из-за скорбящей по деду души, но уже видное и многообещающее, освещающее путь во тьме. — Ну уж нет, — упирается ему в лоб ладошкой омега. — Есть ты будешь то, что я приготовлю, но для этого мне надо сходить в магазин. Боюсь представить, какие там очереди... — Я сам схожу, но сначала обработаю тебе метку, — в ответ безапелляционное. — И вообще, времени уже много. Куплю закусок, а остальное закажем в каком-нибудь ресторанчике. Не хочу, чтобы ты до ночи проторчал на кухне, когда можно чем-то более приятным заняться. — Это чем же? — с подозрением спрашивает Юнги, в голову которого отчего-то лезут одни непристойности. Кажется, кому-то не помешает окунуться этой самой головой в снег. «Со мной, определенно, что-то ненормальное происходит», — неутешительный вердикт выносит ее владелец себе. — Меня, конечно, радует, что ты оказался у меня таким темпераментным, но вообще-то я планировал устроить марафон фильмов про железного человека. Если и начинать знакомить тебя с миром супергероики, то только с Тони Старка, — посмеивается Хосок, глядя на его заалевшие уши, из которых, вероятно, скоро повалит дым. — Сам ты темпераментный, — бурчит омега, чувствуя себя пойманным с поличным. Чертов Чон. — О, ты даже не представляешь насколько, — оскаливается капитан и, во избежание немедленной от связующего кары, уносится за оставленной с ночи в спальне аптечкой.       Юнги же, бубня под нос что-то о том, какой Хосок невыносимый, складывает на груди руки и плюхается на диван. В ожидании альфы покачивает нервозно ногой, старается о насущном думать, запрещая себе мыслями возвращаться в сладостные моменты, но получается не особо. А как иначе, если горящая огнем кожа в основании шеи постоянно ему об этом напоминает? Абсолютно никак. — Да уж, я явно перестарался, — присаживается спустя пару минут рядом с ним Чон, оттягивая ворот его футболки. Ранка заметно припухла и выглядит, в сравнении с обычными метками, просто огромной. У Сокджина, например, она аккуратная, какая и должна быть, а не то, что он сейчас наблюдает на омеге, отчего ощущает вину, желание края рваные зализать, залечить, миллион раз за свою несдержанность извиниться. — А мне все нравится, — огорошивает его внезапно Юнги. — Да, немного больновато, но это ничто в сопоставлении с тем, что она для меня значит и что она мне подарила. Ну и зато сразу видно чей я теперь омега. Капитан всегда на фоне остальных должен выделяться, не так ли? — улыбка лукавая, что и не поймешь шутит он или серьезен. Хосок склоняется к первому варианту. — Да простят меня парни, капитану не только выделяться, но и, в моем случае, самое лучшее получать, — улыбка ответная, смачивая ватный диск специальным раствором. — То есть? — Тебя, Юнги. — Какие-то странные у тебя понятия о всем самом лучшем, — фыркает Мин, внутренне ванильной лужицей растекаясь от признания Чона. — Это просто у тебя слишком низкая самооценка, карапуз, — легко парируют, поднося вату к воспаленной коже. — Сейчас будет жечь. Потерпи немного. — Я не сахарный, — вот и привычная язвительность к Юнги вернулась. Хосок по ней успел заскучать. — Ночью и утром я убедился в обратном, — ухмыляется альфа, осторожно ранку промакивая.       Омега морщится и приглушенно от боли шипит. Язык Хосока, он считает, здесь был бы более уместен, даже приятен. Стоп, что? Судя по довольному выражению на лице капитана, Юнги сказал это вслух. — Не переживай и до этого дойдем, но вечером. — Как будто я тебе позволю, — цедит сквозь зубы связующий, сдерживая болезненный писк, когда ему накладывают марлевую повязку, закрепляя ее пластырем. — Звучит как вызов, но, уверяю тебя, ты сам меня об этом попросишь, а я с удовольствием твою просьбу исполню, — томным шепотом на ушной раковине оседают, затем поверх белого квадратика поцелуй оставляют, ощущая, как омега от, казалось бы, простого действия задрожал.       Юнги как ошпаренный шарахается в сторону, подскакивает с дивана и на кухню уносится маленьким ураганчиком. Ему срочно надо попить, а лучше в сугроб из окна сигануть. Привести себя в чувства, к разуму в конце-то концов воззвать, усмирить бушующие в нем инстинкты, так и кричащие к Хосоку приластиться, никуда его из дома не выпускать, утащить обратно в гнездо и целоваться, целоваться, целоваться... — Да что со мной такое? — в сотый раз за сегодня он повторяет, усевшись на табуретку и падая с громким стуком на столешницу лбом. — Котенок, — со спины его объятиями теплыми обволакивает капитан. — Это все из-за метки, это нормально, — о предтечном синдроме благоразумно не договаривает. — Ты омега, который очень долго в себе подавлял свое «я», поэтому нет ничего удивительного в том, что освободившись, раскрывшись, ты стал так реагировать. Твой ослабленный организм требует ранее недополученное получить. — Тебя он требует, — недовольно ворчат. — Ну, я как бы и не против, — посмеивается Хосок. — И очень этому рад, особенно зная, что у тебя, как я понял, такое происходит впервые. — С тобой все впервые, Хо. И я этому тоже рад. Нет, не так, я счастлив. Но пока что мне все равно тяжело, я запутался. У меня дедушка умер, а я тут не пойми что вытворяю. В один момент хочу разреветься, а вдохнув твой запах, сразу же обо всем забываю и хочу... хочу... Да блядь, не знаю я чего хочу. И, пожалуйста, не говори сейчас ничего, просто иди в магазин. Мне нужно подумать, — не отрывая головы от стола, сбивчиво произносит Юнги.       Чон, вымученно вздыхает, но не спорит, чмокает омегу в висок. Наверное, зря он об эструсе и своем намечающемся гоне утаивает, но что ему еще прикажете делать? В итоге решает, что к вечеру обязательно эту тему поднимет, а там будь что будет. Омега в здравом уме должен согласие дать на совместное проведение течки, а если не даст, то он, по крайне мере, рядом останется, о нем, закинувшись подавителями, позаботится. — Я люблю тебя, помни об этом когда в чем-то засомневаешься, а ты засомневаешься, — выходя из кухни, роняет. Идет к входной двери, где снимает с крючка свою куртку, а вот надеть ее не успевает — Юнги врезается ему в грудь. — Ты только недолго. Мне нельзя много думать, — неосознанно ароматом фруктовым помечает альфу, чем улыбку на его лице вызывает. Собственник. — Я быстро, — обещает Хосок, совершенно не желая покидать своего любимого, едва достающего макушкой ему до подбородка карапуза, так трогательно к его телу сейчас жмущегося.       Надо бы отстраниться, но пара никак из объятий друг друга не выпустит, никак не расстанется, напротив сердца слушая, молчит. Еще один момент драгоценный в копилку их общих воспоминаний, который прервать все же приходится, понимая, что они так могут простоять вечность, а дел накопилось немерено. Юнги, обвязывая шарфом чужую шею, торопливо объясняет, где находится ближайший супермаркет, напоследок, открывая двери, смущенно просит Хосока купить каких-нибудь конфеток, говоря, что решил всерьез покончить с никотиновой зависимостью. Хосок смеется и отвечает, что тогда лучше купит ему чупа-чупсов. — Топай уже, школьник номер два, — выталкивает его из дома связующий, намеренно припоминая случившееся в спальне, ибо нефиг над ним прикалываться. — Опять ведь напрашиваешься. И не жалуйся потом, что я тебя не предупреждал, школьник номер один, — лукаво улыбается альфа, наклоняясь к промерзлой земле, чтобы загрести в руку свежевыпавшего снега. Наспех лепит снежок и прицельно попадает им в спину отвлекшегося на звонок телефона омеги. — Эй! — взвизгивает Юнги. — Так не честно, я отвернулся! — Будет тебе уроком, что от меня нельзя отворачиваться. — Никаких уроков, у меня каникулы, — фыркает Мин, демонстративно хлопая дверьми. После зябко плечами поводит и, забыв о том, что ему вообще-то кто-то звонил, принимается за приборку. Достает пылесос, с помощью него очищает от вчерашних крошек ковры, набирает в ведро горячую воду и протирает полы, затем в своей комнате перестилает постельное белье, а вот на дедушкиной стопорится. Кровать разворошена, а посреди нее так и осталось гнездо, которое убирать его внутренняя сущность противится, наоборот, хочет в него еще дополнительно одежды Хосока добавить, потом в нее зарыться и никогда отсюда не вылезать и желательно, чтобы сам Хосок тут был тоже, его обнимал, заботился и нашептывал ему, что он хороший омега. — Да блядь, — обреченно стонет Юнги, однако гнездо так и не трогает. Пресекая странные желания в нем свернуться калачиком, возвращается в гостиную, а там и Чон с объемными пакетами наперевес вваливается на порог, запыхавшись, словно марафон пробежал. — Ты что, полностью магазин обчистил? Мы же, кажется, решили, что закажем доставку, — удивляется связующий, собираясь забрать у него сумки, которые отдавать совсем не спешат. — Сам донесу. Они тяжелые, — увернувшись от его рук, ставит пакеты на пол Хосок. — Наши тренировки потяжелее будут, знаешь ли. — Мой омега сильно устает? Черт, так и думал, что я слишком тебя... — Так, стоп. Как ты меня назвал? — в шоке выпучивает Юнги глаза, но быстро от пришедшей на ум догадки успокаивается: — Издеваешься так надо мной за мое поведение ночью, да, альфа? — демонстративно выделяет последнее слово. — И в мыслях не было, — нервно улыбается Чон, чувствуя, что ситуация как-то стремительно из под контроля выходит. Предгон во всей красе. Он и без того о Юнги постоянно готов заботиться, о нем переживает, а сейчас... Сейчас это все возвелось в абсолют. Требует пару защитить, спрятать, заласкать, залюбить. С Минхо точно, даже когда у них такие периоды совпадали, ничего и близко не было. — Ну-ну, — не верит Мин, подхватывая пакеты, и плевать ему на позади возмущения. Проходит на кухню и начинает их разбирать, попутно поражаясь обилию полуфабрикатов и уже готовой в одноразовых контейнерах еды. Хосок, вроде как, не любитель подобных продуктов и предпочитает свежеприготовленное мясо на сковороде или в духовке. — А это что за...? — выуживая со дна сумки какие-то таблетки, спрашивает Юнги. — Это мое, — резко выхватывает у него из рук коробочку вовремя подоспевший капитан и прячет ее за спину. — Иди в гостиную, ты хотел елку из чулана достать, а я тут дальше сам. — Да что с тобой такое, Хо? А ну показал быстро, — строгим взглядом окидывает омега его, требовательно вперед ладонь выставляя. — Что ты от меня пытаешься скрыть? Заболел, да? — Если бы... — устало альфа вздыхает и, не имея больше смысла таиться, отдает таблетки Юнги. — Подавители... гона? — прочитав на обратной стороне коробки мелкий шрифт, ошарашенно озвучивает связующий. — Но, Хосок... — растерянно хлопает ресницами. — Это же очень вредно, ты не должен из-за меня... — А как еще, Юнги? Иначе я не сдержусь, понимаешь? Я никогда себе не прощу, если доставлю тебе боль, против твоей воли и не взирая на твой страх, тебя, мягко сказать, не выпущу из кровати, — отчаянно в ответ смотрят. — По-другому никак. Мой гон начнется уже послезавтра или вообще завтра, и... — Как и моя течка, — заключает омега, удивляясь, как он раньше не смог сложить два и два. Все же было очевидно настолько, что даже смешно. — И давно ты понял? — Мне помогли понять. Сокджин, если быть точным. Напуган? — спрашивает капитан, держась на расстоянии, что ни одному из не нравится. — Скорее расстроен. — Я... — Ты не дослушал. Я расстроен, что я у тебя такой недогадливый идиот, а не от того, о чем ты подумал. А вот это... — достает из пакета минутой ранее замеченную упаковку презервативов Юнги. — ... нам пригодится. — Ты серьезно? — неверяще выдыхает Хосок. — Я, конечно, глупый, но не тупой. Ты мой истинный, на мне твоя метка. В эту течку мне без тебя не справиться. И я... я сам этого захочу. А теперь обними меня уже, — улыбается робко Мин, неловко с ноги на ногу переступая.       Хосоку много времени, чтобы его на руки подхватить и расположиться вместе с ним на табуретке, не требуется. Уверен был, что Юнги, как минимум, за молчание на него обидится, как максимум, выгонит обратно в Сеул, но нет, не о нем предсказуемость, о нем — всепоглощающая любовь, к своему альфе безграничное доверие. С Соником покой и уют, из-под льдов проклевывающиеся подснежники, посреди зимы весна, перетекающая в жаркое, наполненное сочными фруктами лето, горький на подоконнике кофе, приправленный сладкими поцелуями и такая, как сейчас, очаровательная улыбка, предназначенная ему — всецело его Шедоу. — Все у нас как-то наперекосяк. Не так я мечтал провести с тобой твой первый раз, — зарывшись носом в растрепанную машку, говорит Чон. — А как ты мечтал? — прикрыв глаза, разнеженно мурчит омега, теребя на его шее подвеску с синим камнем. — Чтобы ты все осознавал, добровольно, а не по указке дурной природы, со мной занялся любовью. Да, именно любовью, не сексом. — Я тоже... тоже об этом мечтаю, поэтому... поэтому, может быть, мы вечером... Не обещаю, конечно, что не убегу, но я хочу попробовать. Не ради меня или тебя, а ради нас, Хо.       Очередь Хосока улыбаться счастливо.