Соник

      Тэхен, не самое лучшее сочетание вкусов во рту чувствуя, лениво на кровати потягивается. Сквозь щелочки опухших глаз сонно наблюдает за мечущимся в поисках разбросанной со вчера как попало одежды Чонгуком и улыбается. Хорошие посиделки выдались однако, жаль только, памятуя об угрозе Хосока, без горяченького продолжения в спальне. Да и не слишком-то это было бы красиво по отношению к Юнги, все-таки комната его. Очень миленькая, надо сказать, комната. Мин фанатом фэнтези оказался, любителем плюшевых кумамонов и, судя по развешанным на стенах плакатам, рок-групп: Nickelback, Nomy, Nirvana, Shinedown. Одного такого медведя Ким вместо подушки использовал, благо не напускал на него пьяных слюней, а вот Чона — в качестве грелки, чему, естественно, тот, теснее его к себе прижимая и нашептывая ему на ухо всякие забавные глупости, не возражал. Сейчас же от былой расслабленности Сильвера не осталось, кажется, ничего, что неудивительно, учитывая в затылок дышащее знакомство с родителями. И да, они уже абсолютно точно проспали, но Тейлзу, в отличие от него, на это как-то ровно, побоку и неважно, с паникующего его смешно. — Вот чего ты лыбишься? Вставай давай, — швыряет Тэхену в лицо футболкой Чонгук. — А чего грустить? — не теряя улыбки, отвечает Тейлз. — Поверь, даже хорошо, что мы проспали, а то папа непременно бы нас помогать ему на кухне запряг, а так на все готовенькое придем, и ты избежишь лишних вопросов. — Издеваешься? Мне в любом случае не удастся избежать вопросов. Не на кухне, так за праздничным столом. И я, если ты забыл, не в качестве твоего просто друга там буду присутствовать, а в качестве твоей пары. Я уж не говорю о том, что я далеко не омега, не бета, не гамма, — пылит Сильвер, пытаясь впрыгнуть в джинсы, что из-за рваности движений не получается, и он никак в левую штанину ногой не попадет. — Гука, перестань, пожалуйста, — мягко осаждает Тэхен, нисколько не злясь на его поведение. — Да, не спорю, мой отец, когда я рассказал кем ты мне на самом деле приходишься, был не в восторге, но, заметь, не наорал, не устроил по телефону головомойку, а пригласил нас обоих вместе с ними отпраздновать рождество. Папа, вероятно, вообще давно о том, что между нами никакая не дружба, догадался, но ни слова против не сказал, — с кровати встает и со спины Чонгука теплыми объятиями накрывает, опуская на его плечо подбородок. Так и ненадетые джинсы, выскользнув из обессилевших рук, бесформенной грудой падают на пол. — Я люблю тебя, — во вздувшуюся на шее венку целует, тем, как по мановению волшебной палочки, Чонгука облегченно выдохнуть заставляет. В плену рук развернуться и лбом в напротив лоб упереться, всю нежность и любовь мира в глазах шоколадных считать, в ней утонуть и не захотеть из них вынырнуть, но, к сожалению, дела не ждут. — Прости, лисенок. Я немного... нет, много волнуюсь, — быстро исправляется, увидев в уголках губ альфы иронию. — Пойду в ванну, придам своей опухшей роже хоть какое-то подобие порядка, — нехотя отстраняется, чтобы из рюкзака зубную щетку достать. — Ничего, я понимаю, — по-доброму на него смотрит Ким, едва сдерживаясь ладонью не провести по подкаченной, бугрящейся мышцами спине. Ниже — он взгляд себе, зная, что залипнет, опустить запрещает. Вместо этого проверяет лежащий на столе телефон, видя в нем несколько пропущенных от отца. Решая не перезванивать, скидывает смс, что в течении часа подъедет.       Чонгук, тем временем, прямо как есть — в одних боксерах, комнату покидает. Умывшись и, проведя с собой мысленный диалог, взбодрившись, возвращается через пятнадцать минут обратно, где Тэхен уже успел заправить постель и натянуть футболку. — Не уверен в чем там конкретно дело, но запах Юнги кажется приглушенным, вернее намертво с хосоковым перемешавшимся, — резюмирует Чон, выуживая из сумки аккуратно сложенный джемпер, который специально для этого дня, желая выглядеть более-менее прилично, отгладил. — Думаешь, они...? — удивленно поворачивается к нему Тейлз. — Вряд ли, но что-то определенно между ними произошло. Разве не заметил, как странно себя вчера школьник вел? Не то чтобы я за них не рад... — У Юна сейчас нелегкий период. Нервы расшатаны, а его внутренняя омега, получив послабление, беснуется, иными словами, ищет успокоение, опору в своем альфе, что логично. Все-таки пережить такой стресс... — со знанием дела озвучивает Тэхен, выхватывая из рюкзака косметичку. — Да уж, тут не позавидуешь. Но уверен, ему, раскрывшему правду и перед командой, и перед Шедоу, станет полегче, вернее уже, — в ответ, глядя на выходящего из спальни парня. — Само собой.       Спустя полчаса полностью одетые альфы, пару по соседству, очевидно еще спящую, условившись не будить, с гостеприимными стенами комнаты друга прощаются. Однако, буквально вылетевший из ванны Юнги их планы, врезаясь в грудь Чонгука, спутывает. — П-привет, — мямлит он, неловко от неожиданный преграды отпружинив. — Вам пора, да? Может, чаю или кофе хотя бы? — В другой раз. Опаздываем, — улыбкой квадратной расцвечивается лицо Тейлзла. — Воу, значит, мне не показалось. Твой запах стал менее с ума сводящим, по крайне мере для меня, — Чон носом поводит и для достоверности предположения вплотную к растерянно замершему связующему подходит. — А это что тут у нас? Метка? Да лааааадно, — весело тянет, заметив на обнажившемся из-за сползшего халата стыке шеи и плеча красноречивый след от зубов. Очень, надо сказать, огромный. — Поздравляю, братишка. Горячая выдалась ночка, да?       Юнги, как громом пораженный, стоит, ошарашенно от сказанного ртом воздух хватая и слов не находя, что на такое ответить, чем смех у друзей вызывает. — А ведь и вправду, твой аромат нормализовался, — треплет по мокрым волосам его Тэхен. — У меня даже, как это было до, не встал. — Эй! — возмущается Чонгук, пихая в бок Кима. — Ничего не могу поделать — физиология, — разводят руками. — Грацули, пупс, — обращаются уже к Мину. — Я за вас с кэпом очень счастлив, но обниматься, уж прости, не полезу, а то твой истинный, почувствовав на тебе мой запах, сотрет меня в порошок. Метка, особенно только-только поставленная, деликатное дело. — Мой аромат... п-правда вас больше не в-возбуждает...? — от волнения заикается омега, ощущая, как влага подступает к глазам. — Чистейшая, Юнги, — кивает центральный. — Да от тебя Шедоу за километр несет, и это, несмотря на то, что ты только что из душа, — доигровщик вставляет, посмеиваясь с впавшего в ступор друга. — Так что там, дошли до конца-то? — каверзно поигрывает бровями, за что тычок болезненный под ребра зарабатывает от своей пары. — Нет, но... — смущается Юнги, неловко с ноги на ногу переступая, — Почти. — Десятку за выдержку Хоби, а тебе за смелость пока только пятерку. Но все впереди. Как говорится, все самое вкусненькое на потом, — в откровенный хохот скатывается Чонгук, а за ним и Тэхен не удерживается, наблюдая за тем, как Мин по цвету с засосами на собственной шее сливается.       Омега, захваченный противоречивыми эмоциями, большая часть из которых всепоглощающая радость, ну и, разумеется, шок, подколку игнорирует, она и вовсе, как будто, мимо его ушей пролетает. Ему, окрыленному осознанием того, что вот она, благодаря метке, свобода, на пошлые шутки парней все равно. Он сейчас как никогда счастлив, что это счастье в нем не вмещается, просится поделиться с Хосоком. Хочется в его объятия нырнуть и кричать, кричать, кричать, беспрестанно в любви к нему признаваться, что, после ухода продолжающих над ним подтрунивать друзей Юнги и делает, но а друзья... — Мне, конечно, не понять всей полноты значимости этого события, но, черт возьми, его счастье заразительно, — подводит итог Сильвер, прикрывая скрипучую калитку. — Лучший подарок к рождеству, считаю. Юн заслужил, — перехватывая удобнее рюкзак, говорит Тейлз. А там и предусмотрительно им вызванное такси подъезжает — путь неблизкий, из одной окраины города в другую.       Спустя еще какое-то время парни оказываются у старинного, ни отнять, ни добавить, шикарного особняка, где их на пороге встречает Ким Чонсок — папа Тэхена. Чонгук догадывался, что всегда носящий брендовую одежду Тэхен богат, но не думал, что настолько. При таком раскладе странно, что он ранее с ним вместе учился в самой обычной школе и, поступив в университет, предпочел квартире старенькое общежитие. — Здравствуй, милый, — расцеловывает в обе щеки он сына, а затем и оторопевшего от столь радушного приема Чонгука. — Что-то вы припозднились, совсем, смотрю, не спешили. Нет, я, конечно, понимаю, навещали друга, но я так-то соскучился. Дай бог, два раза в год ребенка своего вижу! — возмущается, комично размахивая руками. — Чонгукк-и, проходи, не стесняйся. Тапочки надень, — ногой подталкивает к гостю плюшевых черных крольчат. — Па, клятвенно заверяю, что на это лето я в полном твоем распоряжении, — улыбается центральный, впрыгивая в потертых медвежат. — А как же пляжка, или что там у тебя обычно? — недоумевает моложаво для сорока трех лет выглядящий омега, поправляя каштановые, забранные назад в хвостик на затылке волосы с несколькими из него выбившимися прядками. Годы его, отнюдь, не состарили, а даже какого-то шарма, который и его сын унаследовал, добавили. Добрые ирисовые глаза, чувственные губы, несколько несущественных на лице морщинок, аккуратный нос со знакомой на его кончике родинкой, бронзовая, в свете люстры как будто сияющая кожа, фору способная дать моделям с обложек журналов. Сразу видно в кого Тэхен пошел. — Коленям Гука необходима разгрузка, так что на пляжный сезон я остаюсь без партнера, — отвечает Тейлз как само собой разумеющееся. — Эм... а почему я об этом не знаю? — недоумевает Чонгук. — Теперь знаешь, — игриво его чмокает в щеку Тэхен. — А как же... — Колени — дело серьезное. Тем более для спортсмена, а с такими, как у вас, нагрузками и подавно, — опережая сына, обрывает строго Чонсок. — Пустишь на самотек и через пару лет взвоешь, а то и вовсе о волейбольной карьере забудешь. — Ну, я как бы и не особо о ней думал. Меня, в отличие от лисе... в смысле Тэ, ни разу не приглашали заграницу на сборы, — Чон возражает, вешая пуховик на крючок.       Старший Ким с его оговорки расплывается в загадочной, идентичной Тэхену квадратной улыбке. — Заграницу нет, но зато на сеульские приглашали точно. Так что не прибедняйся мне тут, — с потрохами сдает нападающий своего парня.       Чону крыть нечем. Он потом, оставшись с ним наедине, внеплановый перерыв от спорта обсудит, которого ему как-то от «совсем» слова не хочется. — Значит так, поднимайтесь наверх, комнату я вам подготовил. Я ведь правильно понял, что в отдельной для Чонгука нет смысла? — по-доброму иронизирует папа, вынуждая Сильвера покраснеть, что для него обычно несвойственно. Тэхен, с трудом сдерживая смех, кивает. — Закинете сумки и сразу же спускайтесь в гостиную. А мы пока с Сонхуном накроем на стол. — А не рано ли за стол? Еще даже шести нет, — спрашивает Тейлз, подхватывая рюкзак. — Для вкусной еды никогда не бывает рано, поздно, потом, — нравоучительно произносит Чонсок. — Да и вы оба зверски голодны, судя по урчащему животу твоего альфы. Ну-ну, не надо стыдиться, Чонгукк-и, здесь все свои, — взглядом лукавым, похожим на лисий, окидывает едва на ровном месте не растянувшегося, как он надеется, будущего зятька. Давно о безумной к нему любви сына знает, и о том, как тот долго, лишенный взаимности, мучался, что, не взирая на истинность с другим, все равно только его одного всегда выбирал. Родительскому, искренне любящему и понимающему своего ребенка сердцу неважно альфа или бета избранник того. Ему главное, чтобы он счастлив был, не страдал, ну и, конечно же, чтобы и его в ответ тоже любили, ценили и берегли, а Чонгук, хоть и не сразу, все это — да. Не горели бы настолько у обоих глаза, если бы нет, руки, думая, что омега не замечает, к друг другу не тянулись, а они тянутся, трепетно переплетаются, находя продолжение в соединившихся около комнаты Тэхена губах. — Говорил же, что все нормально пройдет. Папе ты еще со школы понравился, — напоследок игриво прикусив чужую нижнюю половинку, шепчет Ким.       Чон его оптимизма не разделяет: — Думаю, с твоим отцом будет несколько посложнее. — Есть такое, но бежать уже поздно, — издает смешок Тэхен, спиной вперед заталкивая парня в светлую, идеально прибранную спальню с пестрящими на ее стенах рисунками, вышедших из-под принадлежащего этому самому парню карандаша. — Это же... — Да, все твои. От школьных до прошлогодних. Я и недавние, кстати, привез. Как раз местечко над рабочим столом осталось, — скинув рюкзак, тепло Тейлз на Сильвера, потерянно разглядывающего свои ранние работы, смотрит. Где-то откровенно, по мнению их создателя, кривые, неумелые, несуразные, требующие, если их не выкинуть, то хотя бы доработать, поправить. — Тэхен... как ты... я же... вот этот точно выкидывал, — пальцем тычат в прибитый к дверце шкафа блокнотный, по краям помятый листок, на котором посреди небольшого озера сладко спит на пеньке, свернувшись клубочком, маленький лисенок. — Ну ты выкинул, а я из мусорной корзины достал, — пожимает плечами Тэхен. — Он для меня особенный и явно не заслуживает той участи, что ты для него уготовил, впрочем, как и все они, — обводит пространство рукой. — Тэ, это, конечно, мило, но, блин, мазня же... — поворачивается к нему Чонгук, краем глаза подмечая над кроватью ангела с раскрашенными простыми карандашами радужными крыльями. — Ничего не мазня! — негодует Тейлз. — Твои руки золотые, и не спорь. Эти рисунки помогали мне не потерять надежду, держали меня на плаву, нашептывали не сдаваться, и я не сдался. До последнего верил, что ты что-то ко мне чувствуешь, ведь... приглядись внимательнее, на большинстве из них мои черты, даже у этого ангела, — указывает на оной, тыльной стороной ладони утирая внезапно покатившиеся по щекам слезы. — Разве не так? — Так, — подходит к нему вплотную Сильвер. — Мое сердце, оказывается, все давно для себя решило, но не его идиот-хозяин, — прижимает его к груди. — Прости меня, лисенок, — в макушку растрепанную целует. — Я тебя не заслуживаю. — Определенно идиот, — слабо ударяют в чужую грудь кулаком. — Но мне другого не надо. — Это хорошо, потому что я бы все равно никому тебя не отдал, — улыбается Чон. — Мм, еще слово и на праздничный ужин мы не спустимся, чего папа нам не простит, а отец все-таки опробует на тебе несколько своих коронных приемов. — Умеешь же ты испортить настрой, — цокают недовольно, мысленно в голове представляя перспективу оказаться уложенным старшим Кимом лицом в пол. — Попридержи его до ночи, — провокационно язык за щеку толкает Тэхен с однозначным намеком на сладостную после праздничного ужина награду. — Постараюсь, но ничего обещать не могу. Думается мне, что твой отец мне все желание отобьет, если чего не похуже, — иронизирует Чонгук, из кольца рук его отпуская, и по направлению к выходу из спальни идет. Незачем оттягивать неизбежное, рано или поздно это все равно должно было случиться. От знакомства с родителями еще никто не умирал. Наверное... — Боже, вы с енотом такие короли драмы, — в ответ закатывают глаза и ощутимым в спину толчком придают ему ускорения к лестнице. — Ну, у него, как мне кажется, знакомство попроще пройдет. Они с Инфинитом все-таки истинные, плюс Марин гамма, а не альфа. Причем достаточно миловидный, больше на омегу похожий, ну и... детишек там выносить может. — Чон Чонгук, стесняюсь спросить, что в твой голове творится? С чего ты о детях заговорил? — посмеивается Тейлз. — Ну как бы... Не сейчас, конечно, но потом ты, наверное, захочешь... — А ты? — выгибают бровь, спускаясь по деревянным ступеням. — Почему бы и нет? — легко срывается с губ, вынуждая Тэхена резко притормозить и к нему, шагающему позади, развернуться. — То есть, ты не подумай... — спешит Чон его успокоить, видя во взгляде напротив неприкрытую горечь и пресловутую в себе неуверенность. — Я в своих к тебе намерениях тверд, мне никакой омега, пускай и предначертанный, не нужен. Я просто... — стопорится, не зная, как правильно донести до него мысль. — Что ты просто? — со сталью в голове давит Ким.       Альфа, потупив глаза, нервно в волосы пятерней зарывается: — Блядь, дурацкий разговор. — Да нет, нормальный, даже закономерный, — фыркает Тейлз, складывая на груди руки. — Тэ, ну вот что ты за человек? Опять себе что-то там напридумывал и во мне сомневаешься, вернее в себе. Я хотел напомнить, что я не омега и не смогу тебе подарить малыша, которого, зная тебя, ты непременно со временем захочешь, а я... — Кто тут в себе сомневается, так это ты, — поняв настоящую причину происходящего, мгновенно смягчается Тэ. — В таких случаях ученные изобрели искусственное оплодотворение, Чонгук. Да и те же детские дома никто не отменял, — щелкает его по лбу. — Господи, от кого-кого, а от тебя я подобных мыслей не ожидал. Дурак, блин. Нашел из-за чего грузиться, когда, учитывая сам знаешь что, надо бы мне, но это все в прошлом, верно? Я тебе доверяю, Гука. — Это радует? — робко, совсем на себя непохоже улыбаются, чувствуя некоторое облегчение. — А чего так неуверенно? — дыхание горячее с привкусом мятной пасты на лице Сильвера оседает, грозящее обернуться, если бы не снизу намеренное покашливание, далеко не целомудренным поцелуем. — Отец, привет! — как ошпаренный, едва не навернувшись с лестницы, отскакивает от Чонгука Тэхен. Затем к Сонхуну со всех ног бежит и ныряет в его крепкие объятия, по которым, будь он хоть трижды взрослым, скучал. — Ну надо же. Думал уже и не дождусь, — похлопывая по спине сына, беззлобно ворчит сохранивший завидную, несмотря на оставленную давно в прошлом спортивную карьеру, физическую форму альфа: высокий и смуглый с суровыми, но смягченными от радости встречи чертами лица, глубоко залегшей в уголках карих глаз паутинкой морщинок, прямым носом и на подбородке милой, не вяжущейся с его строгим обликом ямкой. — Подслушивал, да? — наигранно возмущается парень, отстраняясь. — Ты за кого меня принимаешь? Не подслушивал, а собирал стратегически важную информацию, которая помогла мне понять, что ты прав и твой... кхэм-кхэм... избранник действительно дурак. Кого получше не мог выбрать? — Отец! Чонгук так-то здесь и все слышит, — укоризненно смотрит на него нападающий. — Нормальный у меня... кхэм-кхэм... — парадирует старшего, — избранник. — Здравствуйте, — замерев на последней ступеньке, вмешивается Чон, неловко кланяясь. Ужин обещает быть, мягко сказать, напряженным. По его мнению, с раскаленными углями под задницей и под прицелом глаз-лазеров, что сейчас насмешливо, не хуже рентгена, его сканируют, вынуждая покрыться неприятными мурашками. — Ну, здравствуй, Чон Чонгук, — в улыбке, благого ничего не сулящей, расплывается мужчина. — Боишься? Это хорошо, это правильно. — Боюсь, но не вас, — распрямляется в спине Сильвер, с достоинством выдерживая откровенную издевку. — А чего же? — проигнорировав возмущенно шикнувшего Тэхена, заинтересованно спрашивают. — Расстроить вашего сына, а он расстроится, если вы посчитаете меня его недостойным, в чем я переубеждать вас не собираюсь, а вот доказать ему обратное я обязан. — А он у тебя небезнадежный, Тэ-Тэ, — одобрительно хмыкает старший Ким. — Что ж, прошу в гостиную. Еда стынет.       Возражающих не находится, если не считать, что, как ни странно, именно Чонгуку приходится подтолкнуть в спину впавшего в прострацию от его слов Тэхена. — Лисенок, отомри, — шепчет ему на ухо отчего-то, напротив, успокоившийся Чон. — Прости за это. Я не думал, что отец так с ходу на тебя набросится, — шумно выдыхает альфа, растекаясь перед ним горькой виной. — Но я же все еще на ногах, а не на лопатки уложен, — приободряюще чужую талию оплетает доигровщик и, не отнимая от нее руки, проходит в просторное с накрытым посередине столом помещение. Ранее Чонгуку как следует не удалось его разглядеть. Как-то не до того ему, смущенному папой Тейлза, было. Под облаченными в забавные тапочки ногами белый мягкий ковер по всему периметру расстелен. У дальней, покрытой декоративным камнем стены огонь в камине, уют навевая, потрескивает. Рядом диван бежевый и в комплект к нему пару кресел расположились, около — искусственная, лаконично украшенная елка стоит, а под ней, прямо как в рождественских фильмах, запечатанные подарки, ожидая своего часа, лежат. Чон вспоминает, что собственный для родителей забыл в рюкзаке, но бежать за ним сейчас было бы с его стороны глупо, и он решает оное отложить на потом. Вместо этого, стараясь на «глаза-лазеры» не обращать внимания, отодвигает для Тэхена стул. — Гука, я же не омега, — усаживаясь, смущенно бурчит тот. — Но моя пара, — непринужденно парирует Чонгук, занимая подле него место, чем улыбку добрую зарабатывает от Чонсока. — Ну рассказывай, Чон Чонгук, — очередной насквозь его прошивающий взгляд, принадлежащий Сонхуну. — О чем? — делает Сильвер вид, что не понимает. — Дай детям нормально поесть. Где твои манеры, дикарь? — возмущенно супруга по предплечью шлепает ладошкой омега. — Там же, где и сошедшая с правильного пути ориентация нашего сына, который, по какой-то неведомой мне причине, предпочел омегам альф. — Не альф, а альфу, — поправляет Тэхен, неосознанно под столом сжимая бедро Чонгука. — И если ты продолжишь в том же духе, то я буду вынужден на этом наш ужин закончить. Не принимая его, ты не принимаешь меня. — Знакомая ситуация, Сокк-и, не находишь? — отчего-то начинает смеяться Сонхун, глядя на мужа. — Очень знакомая, но в нашем с тобой случае, она закончилась тем, что мой отец выкинул тебя за порог, — улыбается омега. — Да уж, удар у него был что надо, — предаваясь воспоминаниям, потирает старший Ким фантомно занывшую скулу.       Тейлз, позабыв о насущном, растерянно с одного на второго взгляд переводит и выдает эмоциональное: — В смысле?! — Пришел просить руки твоего папы, но взамен далеко не благословение получил, а, скажем так, отворот-поворот и в догонку подправленное кулаком лицо, когда я сказал, что все равно его заберу, — весело поясняет мужчина. — Ну и забрал, как видишь. — Вообще-то не забирал, — фыркает Чонсок, подкладывая в тарелки младших приготовленную на домашнем гриле говядину. — Я сам, до смерти за Сона перепугавшись, к нему в одной пижаме и тапках выскочил. Причем на дворе не май месяц был, а январь, что меня, конечно же, в тот момент не волновало. Иными словами, я из дома сбежал. — На моей спине, — хмыкает Сонхун, на контрасте с тем, нежно смотря на омегу. — А что еще мне оставалось, если ты меня как мешок с картошкой себе на плечо закинул? — Я боялся, что ты заболеешь! — Так я и заболел! — Ну, а я тебя вылечил. — Странное у тебя было, однако, лечение, — почему-то краснеет омега. — Ну согласись, помогло же, — невинно пожимают плечами. — И ты так-то нисколько не возражал. — Ага, так помогло, что мне потом пришлось уйти в декрет! — Папа... — ошарашенно выдыхает Тэхен, — Это что получается... — Не что, а кто, — красноречиво на сына смотрит отец.       Чонгук несдержанно в кулак прыскает, глядя на немо хватающего воздух парня. Эта семейная драма, которую и драмой-то назвать нельзя, скорее уж ситкомом, порядком его рассмешила, как по волшебству, гнетущую атмосферу свела на нет и заставила расслабиться. Да и Сонхун, миролюбиво разливающий по бокалам вино, уже не кажется таким грозным. — И какого тогда, спрашивается, хрена вы мне лапшу на уши вешали, что я родился не по залету и в браке? — негодует Тейлз. — Не выражайся, — осаждает его Чонсок. — Мы не врали. Ты действительно родился, когда мы уже поженились, но а что касается, как ты называешь, залета, то я до сих пор уверен, что твой непутевый отец это сделал специально, чтобы уж наверняка. И да, я действительно был не против и ни разу о том, что у нас появился ты, не пожалел. Я был счастлив, Тэ-Тэ. — Как и я, — добавляет, улыбаясь, Сонхун, ласково накрывая ладонь супруга. — А теперь выпьем, — поднимает бокал, — За семью и предшествующую ее созданию бурную молодость, — с последовавшими его примеру присутствующими чокается, — Не надо, Чонгук. Сегодня у нас все, как это там молодежь говорит, лампово? — посмеивается, увидев, что альфа хочет по корейской традиции отвернуться от старших. — Кто ты и что сделал с моим отцом? — пригубив вино, шутит Тэхен, заметно приободрившийся от смены за столом настроений. — Что-то не устраивает? — заломленная в очередной насмешке бровь. — Или ты хочешь увидеть, как твой парень вместо мной приготовленного мяса попробует так кстати не убранный во дворе снег? Так я могу, но боюсь, что пример твоего папы слишком заразителен, и ищи вас обоих потом по всему Тэгу.       Чон этим самым мясом под напротив смех давится. Ким, закатывая глаза, заботливо похлопывает его по спине. Кажется, с выводами он поторопился. — Знаю, что вкусно, но не спеши. Пищу надо тщательно пережевывать, — продолжают подтрунивать над несчастным Чонгуком. — Отец, ты временами невыносим, в курсе? Хватит издеваться над моим альфой! — Да я даже не начинал, — отмахивается старший, за что новый болезненный тычок зарабатывает в бок от супруга. — Сон! — Так начинайте, — неожиданно выпаливает Сильвер. — Но не надейтесь, что это что-то между мной и вашим сыном поменяет. Я его люблю. — Гука... — донельзя растроганно и, вместе с тем, растерянно шепчет центральный, выронив из ослабевших рук глухо ударившиеся об тарелку палочки. — Как я уже сказал, он у тебя, Тэ-Тэ, дурак, но небезнадежный, — потеплевший в сторону пары взгляд. — И на самом деле, это все, что мне необходимо было знать. — Приму за комплимент, — хмыкает Чонгук. — Про ответственность не забудь. Чувства и обещания должны подкрепляться действиями, а в твоем случае — особенно. Не думай, что я не знаю о том, что ранее между вами происходило. Обидешь, предашь моего сына, и я тебе обещаю, что ничем хорошим это для тебя не закончится. — Никогда, — уверенное в ответ, теплом оседающее в груди Тэхена.       Под столом пальцы переплетаются, скрепляя озвученное. Тэхен Чонгуку верит, в его любви, этот момент запечатлевая в памяти навсегда, нисколько не сомневается. За спинами елка в стеклянных шарах огонь камина отражает, мигают развешанные на стенах гирлянды, причудливо бликуя на темных волосах семьи, пополнившейся на одного человека, спокойно сейчас под коллекционное вино отвечающего на интересующие родителей вопросы. Былая напряженность, сменяясь на непринужденность, спадает, выливается в забавные рассказы и планы на будущее, где Чон собирается, если не сложится со спортом, стать профессиональным художником. Чонсок, получив на руки от него подарок, оказавшийся зимним, дарителем нарисованным масляными красками пейзажем, восторженно охает и говорит, что он уже им стал. Расхваливает его заметно улучшившиеся навыки, признаваясь, что часто рисунками в комнате сына любуется, а после раскручивает засмущавшегося парня на несколько картин под заказ, аргументируя это тем, что интерьер гостиной надо бы обновить. Чуть позже, прихватив пару бутылок, компания перемещается на диван, там распаковывает остальные подарки, в которых и для Чонгука парочка затесалась. — Не стоило... — неловко принимая тяжелую, отданную ему папой коробку, смущается он. — Еще как стоило. Тем более, учитывая сколько я тебе всего назаказывал, это тебе пригодится, — улыбается омега. — Открывай.       Чонгук не спорит, послушно развязывает темно-синий бант и крышку снимает. Тут же, увидев что под ней, воздухом давится: набор профессиональных кистей и множество далеко не дешевых, а самых дорогих и качественных тюбиков краски. — Тэ намекнул, что ты как год уже перешел с карандашей на масло, — поясняют. — С рождеством, Чонгукк-и. Продолжай и дальше его, ну и, разумеется, нас радовать своими картинами. — Спасибо. Я правда не ожидал... — Но тем приятнее же, верно? — подмигивает Чонсок.       Сильвер, трепетно перебирая кисти, кивает. — Ну все, мы его потеряли, — посмеивается Тэхен.       Сонхун фыркает: — Мы ему как будто не какие-то кисточки подарили, а виллу в Испании. — О! Кстати об Испании, — спохватывается Чонгук, доставая из кармана джинсов немного помятый конверт. — Это тебе, лисенок, — всовывает его опешившему альфе. — Ты как-то упоминал, что мечтал туда съездить.       Тейлз, смешно округлив рот, на него как на восьмое чудо света смотрит: — Только не говори мне... — Не говорю. Сам все увидишь, — сияя высоковольтной лампочкой, в самодовольной улыбке расплывается доигровщик. — Путевки? Серьезно? Но как... Это же... — распечатав конверт, заикается Тэхен. — А ты думал, что я только для удовольствия рисую? Да, не особо пока прибыльно, но, если не лениться и браться за любой заказ, то вполне хватает, чтобы откладывать. Нравится? — Конечно нравится! — не стесняясь родителей, несдержанно на парня напрыгивает центральный, на нем повисая коалой. — Спасибо, — звучно чмокает его в нос, заставляя закашляться отца. — Мм, август. Кажется, кто-то погорячился, сказав, что останется в моем распоряжении на все лето, — подобрав выпавшие билеты, шутливо поддевает сына омега. — И слезь уже с Чонгука, у него все-таки больные колени.       Пара, обо всем на свете позабыв, замечание папы не слышит, что нисколько его не обижает. Вместо этого он, подхватив под локоть супруга, продолжающего недовольно пофыркивать и бурчать что-то навроде «надеюсь, наш сын хотя бы не снизу», уводит его наводить порядок. Грязная посуда, к сожалению, сама себя не уберет, а витающей в розовых облаках молодежи не до того явно. Позже, затискав Чонгука, Тэхен ему и свой вручает подарок, сетуя, что он, в сравнении с путевками, слишком скромен. — Скромен? Шутишь? — возмущается Чон, разглядывая лежащую на ладони сережку в виде сверкающего зеленым глазом лисенка. — Это, черт побери, платина и, по всей видимости, настоящий изумруд. — Ну да? — Сумасшедший, — повержено вздыхает Чон. — Зато твой, — откровенно к альфе ластится Тэхен, дразняще проходясь по ярко пахнущей клубникой шее носом. — Как насчет сумасшествие продолжить? Скажем... мм, наверху?       Ну и как такому ему отказать? Абсолютно, чувствуя ощутимый жар внизу живота, никак. Благо, в доме отличная шумоизоляция, как его заверяет оказавшийся спустя пять минут распятым на кровати Тэхен. А Чонгук... Чонгук, прикусывая его шумно сглатывающий кадык, не против проверить.