Соник

      У Юнги с трудом произошедшее и происходящее укладывается в голове, что он, выбитый из колеи и сидящий в объятиях бережно его поглаживающего по спине отца, не особо старается изменить, сил никаких нет, раскладывать по полочкам мысли страшно, не выберется же, окончательно в себе заплутает. Много думать ему, как сам Хосоку в недалеком прошлом сказал, нельзя, ничем хорошим оное никогда не заканчивается. В том, что озвучил Хичоль, омега не сомневается, искренне в его слова, желание быть рядом верит. Не смотрят так нежно, настолько трепетно не прикасаются, виной не растекаются, когда не испытывают ничего, а мужчина все это да, причем, кажется, в десятикратном размере. Странное, однако, чувство, и вроде бы Юнги и радостно, что не один на свете остался, но в то же время и горько. Горько, что они столько лет потеряли, больно, что самый родной для него человек из-за никому ненужного обещания упорно правду скрывал, пускай и, Мин уверен, наступая себе на горло, а ведь все могло бы быть по-другому. Юнги мог расти, как все нормальные дети, никогда бы не посмел папу забыть, на что пошел, чтобы не чувствовать лишней боли. Для омеги, уставшего не получать ответы на вопросы, проще было уверовать, что его настоящий папа Чунмен, чем постоянно мыслями к истинным родителям возвращаться, первого бесконечно оплакивать и ненавидеть за то, что бросил, второго. А теперь его только-только приобретший краски и стабильность мир за минуты считанные перевернулся. Цвета, эмоции, чувства смешались, стараниями Хосока собранный купол защитный как стекляшка вновь разбился, кожу нежную оцарапал, но благодаря читающейся в печальных глазах Хичоля любви и поддержке любимого альфы не глубоко, заживление пройдет быстро. — Я, наверное, все-таки повременю с чтением письма, — начинает Юнги, поднимая голову с плеча отца, и переводит взгляд на молчаливо наблюдающего за воссоединением семьи капитана: — Хо, помнишь, я тебе говорил, что хочу отвезти прах дедушки в Японию в сезон цветения сакуры? — Помню, — кратко отвечает Хосок, с того тяжелого дня держащий его желание на подкорке сознания и пообещавший, что и с этим Мину поможет. — Там и прочту, окончательно его вместе с обидами отпущу. Как бы я сейчас ни был на него зол и в нем разочарован, но я все равно его очень люблю, — шмыгнув носом, говорит омега. — И... отец... — смущенно на мужчину смотрит, — ... съездите со мной в Тэгу на могилу папы? Я там всего один раз был... Я... я намеренно к нему не приходил, убедив себя, что его, как и вас, просто не существует... Знаю, это неправильно, но... — Не надо, не объясняй, я все понимаю, — прерывает его Хичоль, заправляя синюю прядку ему за ухо. — И конечно съезжу, нам обоим это нужно. Хочу, хоть и запоздало, поблагодарить его за подаренное мне счастье. — Счастье? — растерянно переспрашивает Соник. — Тебя, Юнги, — улыбается связующий, действительно ощущая себя счастливым. Сын его принял, не отвернулся, почти сразу пошел на контакт. — Вы... ты... ты же меня совсем не знаешь, — повторно смутившись, бурчит Мин. — Что теперь нам ничего не мешает исправить, верно? Будем знакомиться и наверстывать упущенное. — Это так странно... Мой кумир, на которого я всегда равнялся, оказался моим отцом... Кому рассказать — не поверят. Я-то верю едва ли... — нервный смешок издает Юнги, потупив взгляд. — И мой альфа еще хренов конспиратор, не подготовил, не предупредил... Получишь у меня дома, — цокает, негодующе глядя на виновато почесывающего шею Хосока. — Пожалуй, переночую сегодня у родителей, — пытается шутить Чон, осознающий, что его план был несколько не продуман, но что в итоге закончилось более чем хорошо. — Очень смешно, — фыркает связующий, — Да наш папа сам тебе навешает, узнай он, что ты тут выкинул. — Точно навешает, — обреченно вздыхает Хосок, вызывая у Хичоля улыбку. — Спасибо, Хо. На самом деле, ты поступил правильно. Зная себя, я бы отказался встречаться с отцом, а то и вовсе куда-нибудь бы удрал. По решению проблем у нас ты, а я вечно от них убегаю, — видя, что альфа приуныл, успокаивает его Юнги. — Ты у меня самый лучший, знаешь? — Стараюсь соответствовать моему омеге, — чувствуя, как в сердце зарождается приятное тепло, отвечает Шедоу. — Не рисуйся при моем отце, — ворчит Соник, с трудом сдерживая так и просящееся на лицо довольство. Хосок его совсем разбаловал, заставил себя полюбить. — Вы красивая пара. У тебя хороший альфа, Юнги. Не сомневайся в нем, — сжимает ладошку сына Хичоль. — Никогда, — приподнимает уголки губ омега, заставляя Хосока солнышком засиять. Да он и есть настоящее солнце, все вокруг освещающее, всем помогающее, души и сердца согревающее, считает Юнги, в обратном его никому не переубедить. — Юнги... Я бы хотел пригласить тебя сегодня к себе, если ты не против, — неуверенно озвучивает Ким, с надеждой заглядывая в напротив глаза.       Юнги с мужчины на парня омутами кофейными сбегает, молчаливо у него совета выспрашивая, привычно в нем ищет поддержку, боясь с отцом остаться наедине. Страшно в новый этап жизни вступать, видящийся пока хлипким мостом, где им с Хичелем предстоит первые робкие шаги навстречу делать друг другу, как должно родителю и ребенку сблизиться. — Поезжай, карапуз. Я буду на связи, завтра утром тебя заберу, — доносится до Соника мягкое то, чего ему не хватало для того, чтобы окончательно решиться. — Хорошо, — кивает Мин, поднимаясь на ноги. — Тогда вы идите пока в холл, а я быстро ополоснусь и вас догоню, — воодушевленный его согласием, встает следом за ним Ким, чувствуя неимоверное облегчение. Нервное напряжение до последнего его не отпускало, душило, сомнениями, что сын его не примет, накрывало, даже руки тряслись и до сих пор трясутся. — Не волнуйся, я не сбегу, — заметив в треморе бьющиеся ладони Хичоля и его очевидное нежелание их покидать, произносит с улыбкой Юнги, дотрагиваясь до его плеча.       Хичоль, бессильный порыв омегу обнять преодолеть, на себя его тянет, всем собой оплетает, роняя пару хрустальных слезинок. Его вновь обретенное, он не преувеличивал, счастье, ради которого стоит жить и бороться, рук больше не опускать. Частичка его любимого человека, частичка его самого. — Когда я был маленьким, я мечтал, чтобы ты меня обнял, представляя абстрактного человека, потому как даже твоих фотографий не видел, и знаешь... в реальности это еще прекраснее. Мне так тебя не хватало, отец... — всхлипывает Юнги, утыкаясь влажным носом в чужую-родную грудь, — Очень не хватало... — Отныне у тебя все будет, малыш. Обещаю, — в макушку его целует мужчина, поглаживая по спине. — Я тебе верю, — отстранившись, утирает слезы омега. — Я мигом. На улицу не выходи, там холодно. Дождись меня в холле, — пересиливая себя, движется на выход Хичоль и, бросив на сына нежный взгляд, скрывается за дверьми. — Ты как? — со спины к Юнги подходит Хосок. — Ошарашен, растерян, но... счастлив? Меня не бросали, Хо, не бросали... — развернувшись к альфе, блестящими глазами смотрит в его добрые агаты. — Мне еще тогда, когда ты рассказал, что отец вас с папой оставил, показалось это абсурдным. Ну как такого котенка можно бросить? — посмеивается Чон, сцепляя руки на его талии. — Ну ты как обычно, никакой серьезности, — беззлобно упрекает омега. — Пытаюсь не подавать виду, что... В общем, я перенервничал, если честно. Жуть как боялся открывать вам обоим правду, боялся, что это тебя разобьет, заставит не только дедушку, но и меня возненавидеть, поэтому и тянул, не мог решиться... — Это невозможно, Хо. Моя любовь к тебе незыблема. Не обижай меня сомнением в этом, как ты любишь говорить, иначе будешь наказан, — выдыхает Юнги и, приподнявшись на носочки, Хосока целует. — Научил на свою голову, — игриво прикусив его губу, улыбается альфа. — У вас явный талант к тренерству, сонбэнним.       Второй поцелуй прижавшуюся друг к другу пару настигает в ту же секунду, вводя вошедшего только что в кабинет менеджера Super Junior в ступор. Такой вопиющей наглости он на своей практике не припомнит. И от кого? От игрока, за которого тренер и вся команда лично просили. — Молодой человек, если вам было что-то непонятно по тренировкам, вы могли позвонить...

***

      Юнги, разувшись и сняв куртку, неловко топчется на пороге квартиры отца, оглядываясь по сторонам. Квартира просторная, но пустоватая, а еще темная, словно отражает душевное состояние Хичоля после смерти Чонгдона. Судя по отсутствию банальных предметов декора, на вроде фоторамок и горшков с цветами, мужчина приходит сюда лишь ночь скоротать, отчего становится грустно. По дороге сюда омега молчал, настраиваясь на дальнейший разговор и все к этому сопутствующее. С Хосоком он распрощался на парковке, предварительно его отчитав за то, что не сказал о том, что его, оказывается, пригласили на летние тренировки суперов, на что тот, невинно улыбаясь, ответил, что не одного его пригласили, а в паре с ним, чем вызвал откровенный шок. Этот Чон Хосок, чертов любитель его до приступа сердечного довести! Впрочем, и у без того донельзя сегодня потерянного и растерянного Юнги никаких сил на бурное эмоционирование не было, а потому данная новость им воспринялась не в пример спокойнее. Будет еще время попрыгать от радости до потолка, но а пока ему предстоит поговорить с отцом. — Проходи, не стесняйся. Сейчас закажу нам доставку. Что предпочитаешь на ужин? — видя, что Юнги так и стоит в прихожей, пытается разрядить обстановку Хичоль, ставя перед ним тапочки. — Я не особо голоден. Мне хватит какого-нибудь салата, — надев предложенную обувку, шаркает подошвами омега следом за мужчиной на кухню. — Может, все-таки что-то покалорийнее, и так ведь как тростинка, — оглядывает Ким натягивающего на кулачки длинные рукава толстовки Мина. Та, исходя из размеров, вероятно, принадлежит Хосоку. — Ты прямо, как Хосок. У него тоже есть навязчивое желание меня откормить, — улыбается Соник, усаживаясь за стол. — Копилка плюсиков твоего парня пополняется, — включив электрический чайник, шутит Хичоль, доставая из кармана брюк телефон. — Моего будущего супруга. Хо сделал мне предложение, — поправляет смущенно Юнги. — Он рассказывал. Рад за вас, — искренней улыбкой озаряется мужчина, отвлекаясь от просмотра меню ресторанов в приложении. — Даже не скажешь, что слишком рано? — Если нашел своего человека — не отпускай, на потом не откладывай, иначе можно не успеть, — с болью в голосе Ким отвечает. — Отец... не вини себя. Ты ни его, ни меня не бросал, и не мог знать, что твой отъезд повлечет за собой такие последствия. Ты недавно со мной согласился, что прошлое нельзя изменить, но также ты сказал, что у нас есть будущее, — поднимается со стула Юнги и подходит к Хичолю. — Я тяжело перенес смерть дедушки, думал, что жизнь для меня закончена, но Хосок... Он повел меня в наше с дедушкой любимое кафе, аргументируя это тем, что мне нужно сконцентрироваться на хороших, связанных с ним воспоминаниях, а не на скорби. Я умолял его пойти домой, да хоть куда, лишь бы не туда, но он не послушался, а я ведь тоже себя винил, что вовремя не заметил болезни. Но поход в то заведение мне действительно помог, там все плохое как будто на задний план отошло, я без умолку рассказывал Хосоку о дедушке, а после мне стало несоизмеримо легче, — чужие руки в свои забирает. — Может, и ты мне расскажешь о папе? Каким он был? Как выглядел? Что любил? Как вы познакомились? — Не знаю, чем я тебя и твою доброту заслужил. Ты так легко мне доверился, принял... — шепчет мужчина, растроганный его участием. — Хосок научил меня не усложнять, а еще он тебе верит, значит, верю и я. — Он точно твой человек. Когда ты его упоминаешь, на него смотришь, у тебя в глазах сердечки, — посмеивается Хичоль, заставляя сына смутиться. Затем, потеряв всю веселость с лица, сквозящее печалью, перемеженной с горечью, добавляет: — Твой папа смотрел на меня так же. Дай мне пару минут, сделаю заказ, налью нам чаю и расскажу тебе о нем.       Юнги, кивнув, ладони его отпускает и садится обратно за стол, мысленно готовя себя к наверняка обещающей слезы истории. Пора недостающим фрагментам в цельный пазл сложиться, родителям в сердце рядом с дедушкой уместиться, а навеянному собой обману, что их у него никогда не было, развеяться. — Лучшим ответом, как Донни выглядел, будет твое отражение в зеркале. Ты очень похож на него, глаза разве что мои, — присев напротив, начинает Хичоль, пододвигая к Юнги дымящуюся кружку. — Я сразу же его заприметил, как он вступил в команду черлидеров, поддерживающую все остальные школьные. Баскетбольные, футбольные, волейбольные... — Папа занимался черлидингом? — неподдельно удивляется Мин. — Он был лучшим в этом, пластичнее омеги я еще никогда не видел. Донни самые сложные акробатические трюки брал на себя. В последствии я узнал, что он с начальной школы ходил в секцию художественной гимнастики, но из-за травмы плеча перестал на профессиональном уровне выступать. Но познакомились мы с ним не в спортзале, а в библиотеке, куда я зашел, чтобы взять словарь английского языка. Твой папа любил там вечера коротать за чтением сказок или фэнтези. Когда я проходил мимо, он как раз тянулся за очередной книгой, а услышав мои шаги, испугался и упал со стремянки. На меня... — Романтично, — улыбается Юнги, грея замерзшие ладошки об кружку. — Да, если не считать того, что после Донни покрыл меня трехэтажным матом. Да я таких витиеватых выражений отродясь не слышал! Лежал под ним и как дурак на него пялился, а он все ругался, грозясь своими крохотными кулачками весь дух из меня выбить, ну я возьми и поцелуй его, чтобы прекратил, — окунувшись в приятные воспоминания, посмеивается Хичоль, ярко в голове воспроизводя драгоценный момент их первого поцелуя со вкусом ананаса — аромата Чунгдона. — И как, помогло? — вторит ему в смехе Соник, узнавая в поведении папы нотки собственного характера. Хосок обожает ему припоминать его ругательства, сыплющиеся в начале знакомства. Негласная война синего и черного ежа, вылившаяся в соединившиеся в одно сердца. — Синяк со скулы неделю сходил. У Донни классный удар, доходчиво мне объяснивший, что такого омегу надо себе забирать, — хмыкает Ким, потирая фантомно занывшую кожу. — В общем, я стал всячески к нему при любой возможности подкатывать... — Что это? — вопросительно переводит взгляд с поставленного перед собой на парту коктейля с трубочкой-зонтиком на самодовольно лыбящегося Хичоля Чунгдон. — Пина колада, — выдает непринужденно альфа, словно ничего необычного не происходит, но что определенно, по мнению с интересом наблюдающих за происходящим одноклассников Мина, не так. — Ты идиот? Кто притаскивает алкогольные напитки в школу? — смотрит омега, как на полоумного. — Обижаешь, моему омеге еще рано пить алкоголь, поэтому коктейль без него, — по-хозяйски устраивается Ким пятой точкой на краешке стола. — Повторюсь, ты идиот? Я не твой омега! Катись отсюда и не позорься, или ты решил из самого популярного альфы переквалифицироваться в местного клоуна? — шипит Мин, до глубины души возмущенный его собственническими замашками. Надо было посильнее тогда ударить, чтобы наверняка. — Как это не мой? Вот смотри, ты пахнешь ананасом, а я кокосом, из чего на выходе получается вкуснейшая пина колада! Да мы же идеальная пара! Нам без друг друга нельзя! — воодушевленно вещает связующий, не замечая мечущих в него черлидером молний. — Боже, вот что ты ко мне привязался-то, а? — обреченно возводит глаза к потолку Чунгдон. — Так я вроде же только что объяснил. Нравишься ты мне, ананасик. Давай встречаться? — заданный с надеждой вопрос, перехватывая нервно барабанящую по парте руку. — Хорошо, но при одном условии... — придумав стопроцентный план, как избавить себя от его поползновений, загадочно тянет омега, внутренне хохоча в голос от засиявшего высоковольтной лампочкой капитана фениксов, — Выиграешь у сеульской команды и тогда я весь твой, — заявляет, сопровождаясь дружным смехом одноклассников, раскусивших его хитрую задумку. Нынешний состав сеульчан еще никому не удавалось обыграть. — Заметано, крохич, — в ответ спокойное, нисколько не покоробленное. — А это... — невесомый поцелуй на так и не выпущенной из руки ладони Чунгдона оставляет Хичоль, — ... в качестве скрепления сделки. Жди через неделю с победой, — подмигивает и аккурат со звонком на урок ретируется из класса.       Заалевший его жесту скулами Чунгдон, неосознанно потянувшись к оставленному коктейлю, ловит себя на мысли, что отчего-то хочет, чтобы тот победил. И вправду вкусная пина колада... — И ты победил, — констатирует Юнги, искренне забавляясь с похождений отца. Кого-то он ему напоминает. Одного наглого и жутко самоуверенного альфу с красными волосами, например. — Более того, мы с командой взяли междугородний кубок, который я поставил к его ногам, — с гордостью озвучивает раскладывающий по столу привезенную пять минут назад курьером еду альфа, превращаясь в совершеннейшего мальчишку. — А папа что? — Крутанул акробатическое колесо и, остановившись в сантиметре от меня, поцеловал. У меня даже кассета есть. Не знаю как, но парням удалось договориться с оператором сделать для нас копию того матча. На финальные игры часто с телевидения приходили. — Покажешь? — загорается Юнги, всем сердцем желая этот момент драгоценный увидеть. — Поедим и покажу. Видеомагнитофон только надо в коробках найти, я так и не решился разобрать свои старые вещи, — треплет волосы сына мужчина. — Отец, ты... — догадавшись о причинах этого, расстраивается омега, глядя на опустившегося на стул Хичоля. — Все в порядке, малыш. Ты был прав, способ Хосока помогает. Мне правда стало легче. Но главная заслуга все-таки в тебе самом. Твое присутствие меня исцеляет, Юнги. Спасибо, что даешь мне шанс.       Юнги на это не говорит ничего, молча пересаживается на колени отца, крепко его обнимает. Вся неловкость и скованность, имевшая место до, как и не было ее, улетучилась, оставляя между воссоединившейся семьи полное взаимопонимание, уют и комфорт, происходящего правильность. Правильнее Соник себя лишь в объятиях Шедоу ощущал, но и эти для него не менее дороги. Они все наверстают, счастье в дом Хичоля вернулось, чтобы более никогда его не покинуть.

***

      Ёсан под конец третьей партии заметно подвыдыхается, но, настроенный отыграть матч до конца, от замены отказывается, зная, что, как бы это самоуверенное ни звучало, команде без него тигров не выиграть. Несмотря на потерю основного игрока, тигры достойно играют, они, избавившись от давления Бан Чана, наоборот, словно живительной энергией напитались, что подкрепляется дружеской атмосферой среди игроков, да и Хенджин хорошо себя показывает в качестве лидера. Больше всех защитников тизов заставляет попотеть тандем Минхо и Джисона, последнего из которых новый капитан с позиции диагонального перевел в доигровщики, а на его место поставил неплохо нападающего и пасующего, но проседающего в приеме Сынмина, отчего их игра заиграла яркими красками. Первую партию тизы, не ожидавшие подобного от соперников, проиграли, во второй, получив по шапке и от тренера, и от Хонджуна, играющего теперь в четверке на линии со своим омегой, реабилитировались, в текущей обе команды идут вровень. Эти двое как раз-таки и доставляют тиграм больше всех неприятностей. Парочка истинных до невероятного на блоке слаженно действует, друг друга дополняет и на интуитивном уровне чувствует, в защите и в атаке промашек почти не допускает, в чем им помогает ювелирно точно отдающий пасы Уён, претендующий в нынешнем сезоне на звание лучшего связующего и сейчас за блок Чанбина скидывающий, тем ставя финальную точку в сете. — Самые ловкие лапки на Диком Западе, — горделиво прижимает его к себе Сан, идя к скамейке запасных на перерыв. — Зато у тебя сегодня что-то не очень. Что у тебя за дыра между рук на блоке? — отчитывает нападающего Хонджун, — Который раз уже даешь себя обыграть Хенджину. — Может, нам линиями поменяться? Нас с тобой Джисону и Джину сложнее будет обойти, — отпив из бутылки, предлагает Ёсан. — Здравая мысль, так и поступим, — кивает тренер. — Ты сам-то в целом как? Потянешь? — Обижаете, сонбэ, — улыбается тяжело дышащий Кан, чувствуя, как от напряжения подрагивают колени. Прыжки, особенно в таком количестве — центральный блокирующий все-таки, с его небольшим ростом приличное количество сил отнимают. — Переживаю. Случись что с тобой, следом посыплется и Хон, — шутливо поправляет мужчина, трепля волосы омеги. — Не волнуйтесь, у меня есть действенные способы вернуть ему нужный настрой, — смеется Ёсан, игриво стреляя сизыми глазами в капитана. — Фу, опять вы за свое. Как будто нам Сана с Уёном не хватает, — имитируя рвотные позывы, возмущается Чонхо. — Не ворчи, а то морщинки появятся, — мило улыбаясь, вставляет положивший подбородок на плечо своей пары Уён. Извечные шутки по поводу их с Саном отношений и выходок нисколько его не задевают, он, ими подстегиваясь, превосходит все предыдущие, вызывая головную боль у постоянно спасающего его от исключения из университета Хонджуна.       Возможную перепалку прерывает свисток судьи и команды вновь выходят на поле. Смена линий себя оправдывает, отчего тизы уже к середине партии с приличным отрывом лидируют. Хонджун с удовлетворением подмечает, что Чонхо не в пример увереннее стал на приеме, в чем львиная доля заслуги принадлежит Чимину, поднатаскавшему того на турнире. Теперь Чхве действительно как истинный либеро выглядит на площадке, своевременно товарищей подстраховывает, в приеме, как это было раньше, не подпрыгивает. Рост игроков тизов заметен, у них есть все шансы ежей победить, что и говорит после окончания матча им тренер. Ateez вышли в финал.       Ёсан же, пользуясь отвлеченностью голосящих и обнимающихся от радости сокомандников, пролезает под сеткой и окликает расстроившегося поражением Минхо, вяло плетущегося в компании Джисона на выход из зала. — Руж! — привычное из прошлого обращение, заставляющее связующего притормозить и развернуться. — Что-то случилось? — спрашивает Лино. — Случилось. Твой кислый вид, например. Да, вы проиграли, но ты видел, как вы сегодня играли? Это же небо и земля! Вы никогда еще настолько не были хороши. Такая синергия, о чем я обязательно в колонке напишу. Но а Джисон? Ты просто космос, детка, серьезно, — эмоционирует Кан, глядя на засмущавшегося похвалой Хана. — Ты прирожденный доигровщик. Обидно, что этого раньше никто не замечал, ставя тебя диагональным, но оно и неудивительно с вашим-то бывшим капитаном-мудаком. — Да брось, хён. Обычно я играл. С такими, как у Лино, пасами грех не забивать, — бурчит Джисон. — Он все верно сказал, Сонни-я. Не принижай свой талант, — с нежностью на любимого омегу смотрит Минхо. — Ваниль ванильная. Подниму вас, пожалуй, на второе место в рейтинге самых сладких парочек среди волейболистов, — посмеивается журналист. — А на первом, я так понимаю, Хосок и Юнги? — улыбается Ли. — В точку. — А вы с Хоном тогда на каком? — по-доброму иронизирует Хан. — А мы вне конкуренции, то есть, выше всех, — хмыкает Ёсан, вызывая у недавно пополнивших список его друзей парней смех. — Но а все-таки, ты чего такой грустный, Руж? — Мне впервые, находясь в рядах тигров, захотелось победить, но не получилось. Джин хороший капитан, под его руководством приятно играть. Обидно за него. Ему теперь приходится разгребать дерьмо Криса, чтобы обелить имя команды, — с печалью в голосе рассказывает Минхо. — Понимаю, но это же не последняя ваша игра. В следующем сезоне наверстаете, а после моей завтрашней статьи ни у кого не останется сомнений, что грязные методы не про нынешних тигров. — Предпоследняя, — поправляет Джисон. — Как предпоследняя? — опешивает Кан, окидывая недоумевающим взглядом переплетшихся пальцами омег. — Мы подали документы на перевод в австралийский университет. Отыграем матч с эксами за третье место и улетаем в Сидней. Начнем новую жизнь вдали от Сеула, — поясняет Лино, сжимая ладошку Джисона. — Думаю, это правильное решение. Этот город принес вам двоим слишком много боли. Но! — поднимает вверх указательный палец журналист, — Сначала вы будете обязаны посетить послесезонную вечеринку дружественных команд, которую я организую вместе с Бэкхёном. Остальным тиграм тоже мое приглашение передай. Я за мир во всем мире. Отправим вас, так сказать, в добрый путь. — Спасибо, Ёса, за все спасибо, — одаривает его теплой улыбкой Минхо, испытывая к нему необъятную благодарность за помощь в избавлении от Криса, поддержку, участие. А когда-то в прошлом он считал его надменным засранцем, что на деле совершенно не так. Ёсан добрейший души человек, прекрасный омега, знающий себе цену, в обиду близких людей не дающий, выступающий против любой несправедливости. — Обращайся. Ладно, я побежал. Спишемся, — подмигивает Кан и спешно убегает к наблюдающему со стороны за ним Хонджуну. — И как он все успевает? — приобняв Лино, ведет его на выход Джисон. — Слышал о супер-герое из комиксов про чудо-омегу? Так вот, это про него, — усмехается Минхо, подумывая подарить новому другу атрибут этого персонажа на планируемой вечеринке. Ёсану определенно диадема со звездой во лбу пойдет.       Ёсан тем временем успевает с разбегу запрыгнуть на Хонджуна. Другие игроки уже давно помещение, как и зрители, покинули. — Горжусь тобой, — чмокнув улыбающегося альфу в нос, мурчит омега. — А мной-то чего? На твоем счету заслуг поболее будет, — недоумевает Хонджун, аккуратно опуская Ёсана на паркет. — Как это чего? Ты собрал команду, ее вел, нашел тренера, а еще именно ты и твоя настойчивость больше всего поспособствовали моему возвращению в спорт. Я уж не говорю о том, как ты талантлив, упорен, в общем, шикарен. — Ого, сколько от тебя комплиментов. Что сегодня с моим зайчонком? — оглаживает его щеку капитан. — Просто зайчонок тебя безумно любит, — скрепив ладони на шее альфы, ближе притягивает его к своему лицу, — Плюс тянет время, чтобы раздевалка освободилась... — На что это ты намекаешь? — делает полного непонимания вид Хонджун, вздергивая брови. — А на что это похоже? — расстояние между их губ сокращают, оставляя жалкие миллиметры. — На наглое соблазнение, — дыхание жаркое, осевшее на призывно разомкнутых устах. — Балл за догадливость. — Десять за провокацию, — шепчет альфа и губы желанные накрывает.       В списке осквернивших душевую парочек ожидается пополнение.

***

— Ну вот и все. Но ты не поторопился? Тебе рожать только в августе, — закрепив сиреневый балдахин над собственноручно собранной кроваткой, говорит Чимин, складывая инструменты в коробку. — Что поделать, если мне не терпелось. Зато смотри какая красота получилась, — улыбается Сокджин, довольно оглядывая выполненную в бежевых тонах детскую, бывшую еще пару месяцев назад комнатой брата. — Спасибо за помощь. Сам понимаешь, Джуни к таким хрупким вещам нельзя подпускать. — Это точно. Хозяйственность определенно не про него, — смеется гамма, задевая подвешенную над кроваткой карусельку с мишками, отчего по помещению разносится нежная трель встроенных в игрушки колокольчиков. — Он старается, все для меня делает. С ним я... — Хён, я ведь не осуждаю, — прерывает его Чимин, подходя к нему. — Мне главное, чтобы ты был счастлив. Джун тебя любит, заботится. Глядя на вас, первое что возникает в мыслях — уют. Вы двое пример идеальных отношений. Порой даже у истинных пар подобной гармонии нет, — берет его ладони в свои. — Я рад за тебя, Джинни. С ним ты цветешь. — Перестань, я опять сейчас разревусь, — шмыгает носом омега, тронутый его словами.       Давно Джин с братом наедине время не проводил, по их задушевным беседам соскучился, а теперь смотрит на него и с теплой грустью осознает, насколько на самом деле тот вырос. Из маленького непоседы превратился в статного и вдумчивого парня, однако прежнего озорства не потерявшего. Чимин удивительный, не перечесть сколько раз его била судьба, с ног сбивала, но он, вопреки всему, все равно поднимался, всем назло шел вперед, не сдавался. Сокджин им гордится. — По количеству пролитых слез тебе со мной не сравниться. Помнишь, как я на твоей груди постоянно плакал? Я вот все помню, как и все то, что ты мне в те моменты говорил. Без твоей поддержки и защиты я бы не справился. Именно ты меня научил принимать себя таким, какой я есть. Сам я, сломленный постоянными издевательствами над моей сущностью, не принимал, но ты убедил меня, что я прекрасен, мне не надо меняться, и я поверил. — прижимает брата Марин к себе. — Спасибо, хён. За все. — Все-таки довел паршивец, — всхлипывает старший, опуская подбородок на розовую макушку. — В качестве извинений могу починить кран на кухне. Заметил, он у вас подтекает, — хмыкает младший. — Если ты думаешь, что я откажусь, то ты ошибаешься, — сквозь вставшие в глазах слезы улыбается менеджер. — Тогда идем, пока наши альфы не пришли, а то слушай потом весь вечер, как Тэмин отчитывает меня, что я опять напрягаюсь. Я скоро вздернусь от его гиперопеки, он вообще ничего мне самостоятельно не дает делать! — отстранившись, ворчит Чимин и, подхватив коробку с инструментами, движется на кухню. — Ну и правильно. Пускай побегает, — идет следом за ним Сокджин. — Все еще злишься на него? — открывает вентили гамма, оценивая масштабы поломки. — Чуть-чуть. — Прогресс, — резюмирует Марин, нахмуриваясь плохо уходящей из раковины воде. — Кран лучше будет поменять, фум-лента не поможет, а на этот раритет новую кран-буксу вряд ли найдешь. Плюс у тебя тут, похоже, сифон засорился. — Может, сантехника вызовем? Одно дело кран, а другое полностью здесь все разбирать, — предлагает Джин, обеспокоенный, что беременный брат полезет чинить все сам. Чимин рукастый, конечно, и справится, но он не хочет его утруждать. — Не кипишуй, сейчас все по красоте сделаю. Только Тэмину позвоню, чтобы нужный кран купил, а ты пока перекрой воду и найди мне что-то из моих старых вещей, — ожидаемо отмахивается гамма, доставая телефон из кармана джинс.       Сокджин, тяжко вздохнув, отправляется выполнять требуемое, а Чимин, набрав Ли, объясняет тому возникшую проблему, на что тот начинает возмущаться и просить дождаться его и Намджуна, с которым они сегодня были отправлены их желающими побыть наедине парами «погулять», ну и найти для Джина арбуз. Да, в начале марта. Да, невозможно. Да, чтобы подольше побегали по Сеулу.       Попрепиравшись с альфой, гамма раздраженно сбрасывает звонок и поворачивается к забавляющемуся с их разговора омеге, принесшему ему шорты и старую растянутую майку. — Не смешно, — цокает младший, вырывая из рук брата вещи. — Просто вспомнил, как ты за ним бегал, а теперь он за тобой. Люблю карму, — пожимает старший плечами и садится за стол. — Какой ты все-таки мнительный, — цокает переодевающийся Чимин, затем открывает шкафчик под раковиной и, убрав оттуда все лишнее, с головой в нем исчезает, включая фонарик на телефоне. — Справедливый, — исправляет его Джин, машинально поглаживая живот. — Тебе надо было на судью поступать, а не на дизайнера. — Слишком нервно. Я предпочитаю спокойствие. Мне нравится выбранное направление, вдобавок мне не нужно нанимать дополнительного человека для организации свадьбы, я уже и проект накидал, — отвечает омега и, пользуясь подвернувшейся возможностью, решается озвучить не покидающую его последние дни идею: — Я тут подумал... В общем, как ты смотришь на то, чтобы устроить двойную свадьбу? Знаю, вы собирались летом, а не в конце апреля, но... Мне бы хотелось разделить этот день с тобой... — Почему бы и нет? — отвлекшись от работы, на удивление просто соглашается Чимин, выныривая из-под раковины. — Ты правда не против? — загорается глазами Сокджин, глядя на сидящего на полу брата. — Правда, Джинни. Как ни посмотри, в этом есть много плюсов. Во-первых, в это время как раз все начинает цвести, погода теплая, но не жаркая, во-вторых, мы прилично сэкономим, в-третьих, я еще не успею толком округлиться, что значит, я смогу надеть приглянувшийся мне костюм, в который я бы точно в июле не влез, ну и в-четвертых, что, как по мне, самое главное, мы пройдем те решающие метры вместе, как шли всегда. Типа, ну знаешь... символично? — Я бы тебя обнял, но ты уже весь изгваздался, — озаряется яркой улыбкой омега, с трудом сдерживая так и норовящие покатиться по щекам слезы. — Больно надо, — хмыкает в ответ младший, возвращаясь к прерванному занятию. — Только у меня есть одно условие — свадьбу проведем в ресторане родителей Тэмина. Не хочу их обижать. — Мм, дорогущий ресторан с двумя звездами Мишлена... Лично у меня возражений нет, — довольно тянет Сокджин. — Кажется, я раскусил твой план... Вот ты жучара, хён, — приглушенное бурчание, сопровождаемое отвратительным запахом засоривших трубу остатков пищи. — Фу блядь... — выругивается позеленевший Чимин, — Тащи тазик. — Все так плохо? — беспокоится сразу же подскочивший омега. — Да. Мне. Ща стошнит...       Спустя полчаса, за которые умудрившийся не опустошить желудок Марин успевает полностью разобрать и почистить сифон, но, к его сожалению, не собрать, слышится звук открывающейся двери, за чем еще через пару минут следует насильное изъятие брыкающегося фиксика из-под раковины. — А ну пусти! — голосит Чимин, безуспешно вырываясь из рук Тэмина. — Иди отдыхай, я доделаю, — ставит его на пол Ли, но от себя далеко не отпускает. — Да что там доделывать-то? Я почти закончил, — негодует гамма, гневно смотря на альфу. — Кран купил? — И его, и арбуз, и твои любимые венские вафли, — отчитывается Инфинит, оглядывая свое чумазое чудо. — Со сливками? — мгновенно смягчается Пак. — И с коричной присыпкой, — окончательно Чимина обезоруживающее.       Наблюдающий за этой сценой на пороге кухни Сокджин прыскает в кулак, но а приобнявший его Намджун в тайне радуется, что избежал участи примерить на себя роль сантехника. — И чего вы лыбитесь? С вас написать мне реферат по моделированию и испечь тортик. Надеюсь, разберетесь, кто что должен сделать, — переводит взгляд на старших Марин.       Тэмин смеется, Джин закатывает глаза, Джун обреченно вздыхает, но а Чимин, впихнув в руки своей пары отвертку, самодовольно плюхается на стул.

Ну что тут сказать. Семья.

***

— Блядь, — ударяет в стену гримерной кулаком Джонхён.       Обида, гнев, неприятие, ярко вставшая перед глазами картина осыпающейся осколками мечты, что в союзе друг с другом невыносимую боль доставляют, опустошают. Фундамент, казалось бы, прочный, безвозвратно разрушен. От группы «Black Rose» лишь один ее вокалист и остался. Те, с кеми он карьеру музыкальную начинал, от него, пошедшие на поводу обещания более перспективной дороги, отвернулись, тупо перед фактом поставили, что сегодня на концерт не придут, тем предали, бросили лидера самому разбираться. Состоящую из трех человек группу контракты ни между собой, ни с каким-либо агентством не связывали, их связывала дружба, что думалось Джонхёну достаточным. Со школы же неразлучны. Вольные птицы, самостоятельно прокладывающие себе путь, но, вопреки всему, смогшие в определенных кругах зарекомендоваться. Джонхён, создавая группу, изначально сказал, что хочет выступать ради удовольствия — не славы и денег, и парни с ним согласились. Но со временем, как сейчас оказалось, Майку и Сету — гитаристу и барабанщику, захотелось большего — огромной сцены стадиона, а не маленькой клуба. И нет бы о том сказать прямо, но нет, они, уверенные, что лидер не согласится, предпочли вместо того, чтобы и дальше подниматься вместе, подписать за его спиной договор с заинтересовавшимся ими лейблом, как раз подыскивающим музыкантов для своего сольного артиста. В чистом виде предательство, вырвавшее крылья с корнем. Разве Джонг бы не понял, к их желанию не прислушался? — С ума сошел? — подскочив с кресла, подбегает к нему Кибом. — А если бы сломал? Тебе еще сегодня играть, — перехватывает его руку, с беспокойством оглядывая разбитые костяшки. — Не играть. Они не придут, Ки. Нашей группы больше нет, — устало откинувшись головой на стену, выдыхает альфа, прикрывая глаза. — Никогда не думал испытать это чувство... Скажи, снежок, тебя когда-нибудь предавали? — Много раз, но я все равно вставал на ноги, — дотрагивается до его щеки бета. — И ты встанешь. — Сомневаюсь. Я не настолько сильный, как ты. — Ошибаешься, — в чем не уточняют, в чашу ладоней его лицо забирают, заставляя на себя посмотреть. — Да, предательство близких людей самые болезненные удары наносит, но знаешь что еще больнее? Предательство себя самого, Джонг. Что ты и сделаешь, если сейчас сдашься. Ты любишь музыку. — Тебя больше, — улыбается Кан, благодарный ему за поддержку. Ким наедине с ним всю черствость, надменность, грубость теряет. При нем им все маски снимаются, являя заботливого, доброго, нежного ангела. Джонг каждый такой момент в сердце трепетно бережет, за язвительность в присутствии других не упрекает, зная, что тот так от мира жестокого защищается, ни перед кем, кроме него, душой не обнажается. У Кибома на то свои причины. Джонхён о них догадывается — одна из только что нашла подтверждение, но ни о чем не спрашивает, объяснений не требует. Таким, какой есть, его принимает. — Не переводи тему, — фыркает Кибом, больно щипая Джонхёна за щеку. — Я не знаю, что мне делать. Даже если я выйду на сцену, ничего не изменится. Это клуб, сюда приходят потанцевать, оторваться, а не баллады послушать, а я только их и смогу исполнить без барабанщика и гитариста, — уныло произносит альфа, опускаясь на пол и пряча голову в коленях. — Помимо того, что я подведу фанатов, мне придется заплатить огромную неустойку. — А если я найду для тебя музыкантов? — рядом садится Кибом, теребя неизменную на шее аметистовую подвеску. Джонхён не понимает, почему тот продолжает ее носить. Камень треснул, шнурок истрепался, но вопросов по поводу этого, как и прежде, он не задает. Наверное, кулон ему дорог. — Мне, конечно, приятно, что ты настолько веришь в мой талант, но без хотя бы пары репетиций нормально с левыми парнями не выступить. — Я верю в тебя. Банальные каверы вы сможете спеть. Ту же Нирвану, которую наши с тобой, кстати, общие знакомые сумеют сыграть. — Ки... — Заткнись, все равно слушать не буду. Ты выступишь и точка, — достают из кармана брюк телефон. — Я не о том. — А о чем же? — отвлекшись от поиска нужного контакта, поднимает на Джонга пленительно-голубые глаза Ки. — О твоем умении без слов признаваться в любви, — подцепляя его подвеску указательным пальцем, отвечает Джонхён. Кибому странно ее в его руках видеть. — У тебя богатая фантазия. Если я когда-либо в этом признаюсь, то точно не так, — вырывает бета у него камень, обрекший его все свои предыдущие жизни помнить, покоя никогда не найти. Последнее сейчас отчего-то зачеркивается. — А как? — Я надену ее на твою шею, — отрезает парень, а осознав, что сказал, прикусывает губу. — Такое ощущение, что ты в ней хранишь свое сердце, — посмеивается альфа, не замечая сошедшей с лица беты краски.

Твое.

***

      Тэхен, взяв перерыв от занятий на саксофоне, рядом с Бэкхёном и Кенсу на деревянный ящик пристраивается, переводя взгляд на сидящего за барабанной установкой Чонгука, ритмично заполняющего музыкальную партию ударами по барабанам с закрепленными на специальных стойках тарелками. Чанель, стоя в центре небольшой сцены, поет им написанную «Break Your Box», аккомпанируя себе на гитаре. Чуть позади Чонин тоже с гитарой, только бас, на стуле сидит — нога побаливает. В их недавно созданной, делающей первые шаги группе разве что клавишника пока не хватает. А начиналось все с капитана эксов, закончившего музыкальную школу, который с подачи своего омеги, сказавшего, что у него красивый голос, стал в перерывах между тренировками заниматься с дядей все того же в подвальном помещении его дома, переоборудованном и звукоизолированном под репетиционный зал. Чуть позже к нему присоединился Чонин, случайно обмолвившийся, что в подростковом возрасте отец научил его играть на им удерживаемом сейчас в руках инструменте, но а потом их тандем разбавил быстро освоивший владение палочками Чонгук. Чон, как подметил Чанель, в шутку называя его золотым макнэ, в принципе все на лету схватывает, чувствует ритм, быстро преподаваемое запоминает. — Тейлз, — окликает истинного Бэкхён. — Мм? — не отвлекаясь от созерцания прекрасного, то есть, Чонгука, мычит Тэхен. — Слюни подбери, — посмеивается Бён, намекая на его откровенно поплывший вид. — А сам-то? — фыркает Ким. — У меня иммунитет. — Пиздит, как дышит, — Кенсу как всегда красноречив. — Завались, мистер «мой цветочек не для Чонина расцвел», — отбивает связующий, закидывая ногу на ногу. — Еще подеритесь, — цокает альфа, окидывая обоих укоризненным взглядом. Знает, что они, являясь лучшими друзьями, не серьезно, но любого рода склоки он не любит. — Этот этап мы уже прошли, — говорит Бэкхён. — Эм? — недоумевает Тэхен. Ладно заводящийся с полуоборота Кенсу, которому часто приходится ставить на место высмеивающих его не типичную для омег внешность, но чтобы по своей сути пацифист Бэкхён и с кем-то дрался? Абсурд. — Стыдно признаться, но раньше я жил стереотипами. — Мы оба жили, — поправляет До. — Он считал меня тупым панком, а я его гламурной фифой, на фоне чего в школе мы конфликтовали. — Да ну нафиг. Вы же не разлей вода, — неподдельно удивляется Тейлз, бессильный даже представить подобное. — С момента, как Су за меня заступился, когда компашка омег хотела облить меня зеленкой — да. — За что? — За то, что Ёль выбрал не их, а его. Кэп был, так сказать, первым альфой на деревне, а Бэкс первым омегой, — поясняет диагональный, кривя губы в ироничной усмешке. — Короче, все закончилось тем, что по школе ходило три зеленых инопланетянина, за что Су едва не исключили, а потом мы как-то незаметно сдружились, — завершает историю Бэкхён. — Ты забыл упомянуть, что не исключили меня только благодаря твоим богатеньким предкам, о чем их попросил ты. — Не придумывай, — отмахивается Бён, теребя сережку — изобличающий его вранье жест. — Говорю же, пиздит, как дышит, — хмыкает Кенсу. — Нахер иди. — Схожу, но не при свидетелях. Мы с Нини такое не практикуем. — Ты, кстати, тату-то добил? — решает перевести разговор в более спокойное русло Тэхен, подумав, что подробностей личной жизни Кенсу и Чонина ему знать точно не надо. — Добил. Вчера пленку сняли, можешь в моей инсте глянуть, — отвечает До, считая, что это его лучшая на данный момент работа. Ну, а как иначе с такой-то шикарной моделью и не менее шикарной спиной, ну и... задницей, да, на которую теперь спускается хвост чернильного барса.       Тейлз кивает и было уже хочет вновь погрузиться в любование своим альфой, как раздается звонок его телефона. На экране значится «Боми-хён», что удивительно — тот обычно, если ему что-то нужно, пишет смс. — Хватай Чонгука с Чанелем и срочно приезжайте в «Кит», — без предисловий бросает Кибом, стоило Киму снять трубку. — А можно как-то поподробнее? — кривит губы Тэхен, по правде сказать, слегка прифигевший от его даже не просьбы, а приказа. К своеобразной манере общения фигуриста он, конечно, привык, за его частенько грубые фразы на него нисколько не обижается, но все равно порой выпадает в осадок. И как только Джонхён с ним справляется? Вероятно, брат Ёсана тот еще мазохист, хотя не Тэхену, постоянно в прошлом втаптываемому в грязь Чонгуком, в том его упрекать. — Группа Джонга его кинула, не пришла на концерт, что грозит огромной неустойкой. — М-да, ситуация... То есть, ты хочешь, чтобы их заменили Ёль и Гук? Но как ты себе это представляешь, они ведь не знают репертуар Джонхёна? — с сомнением спрашивает альфа, косясь на как раз закончивших репетицию парней. — Будете, значит, исполнять что-то из песен Чанеля или каверов, которые они успели разучить. Джонгу легче под них будет подстроиться, — продолжает гнуть свою линию бета. — Все, хватит языком чесать, жду вас через полчаса или выселю, — в догонку безапелляционное и скинутый следом звонок. — Этот Ки... И что мне делать? — растерянно бормочет Тэхен. — Что-что, собирать манатки, — хмыкает прекрасно все услышавший Бэкхён. — Мне нравится наша квартира, да и Джонга-хёна не хочется подводить... — Да не те манатки, пупсик, а наших альф, — смеется Бён и, грациозно вспорхнув с ящика, идет, загадочно улыбаясь, к парням. — Мальчики, тут такое дело...

***

— Тупая идея, — бурчит Чонгук, выглядывая из-за кулис. Собравшаяся в клубе толпа не то чтобы его пугает, пугает — не оправдать возложенные на них Джонхёном надежды, тем его подвести. Если быть откровенным, Чон вообще не понимает, как здесь оказался, как в принципе на подобное согласился? Вот Бэкхён стоит перед ним и что-то ему и Чанелю втолковывает, а вот Чонгук, обсудив что они будут исполнять, уже в клубе стоит и готовится выйти на сцену. Бён определенно какими-то зачаровывающими разум способностями обладает, а иначе какого хрена? Чертов ангелочек с дьявольскими рогами. — Не ты ли меня заверял, что импровизация твое второе имя? — иронизирует Чанель, которому Бён сейчас делает намеренно броский макияж. — Но не в таких же масштабах... — обреченно вздыхает Сильвер, глядя на спокойно повторяющего текста выбранных на сегодня песен Джонхёна.       Того и вовсе как будто возможный провал концерта не волнует. Сидит непринужденно и под нос себе «I See Red» группы Thousand Foot Krutch напевает. Кибом на подлокотнике его кресла устроился, задумчиво перебирая его окрашенные в пепельный блонд прядки. Вот кого точно надо сжечь за такую подставу. А Чонгук говорил Тэхену, что от этого демонюги жди беды... — У тебя все получится, я в тебя верю. Зажги сцену, как ты зажигаешь звезды в моих глазах, — шепчет Чону на ухо подошедший к нему со спины Тейлз, окутывая ароматом жаркого, но ласкового пламени, моментально распаляющего, оседающего глубоко внутри, где гулко ударяется об ребра не менее горячее сердце. Чон, что он с ним не истинный, сомневается, и плевать, что предначертанная тому пара в каких-то паре метров от них запахом сочного граната благоухает. Лисенок только его и для него, аналогично и в обратную сторону. Признав свои чувства, пересмотрев собственное поведение, Сильвер эгоистом быть перестал. Разве что чуть-чуть, совсем капельку, потому что все еще слегка ревнует к Бэкхёну, чего всеми силами старается не показывать, чтобы не обидеть. Бэкхён то все замечает прекрасно, на что часто закатывает глаза и демонстративно обнимает Тэхена, который никак на оное не реагирует. Друзья ведь. Поначалу Чонгук злился выкрутасам омеги, а потом понял, что тот просто пытается донести очевидную истину. Истинность — не равно любовь, всего лишь идеально под друг друга подогнанные по характеру, генам, темпераменту люди, но не половинки. Душами и телами подходят, но не всегда сердцами. Именно последнее и решает. Сердце Тейлза решило: «Чонгук». — Мм, только звезды? — дразнится Сильвер, возвращая себе любимую Теилзом игривость, привычную беззаботность. — Этот разговор мы продолжим в более подходящем месте, — многообещающее шелестит Тэхен, поправляя ворот накинутой на обнаженное тело Чонгука кожаной куртки — идея, будь он не ладен, Бэкхёна. Беспощадный удар по выдержке Тэхена. — Ладно, мы пойдем в зал. Удачи, кроль. Не вздумай снимать кожанку, — коротко касается его губ. — А то что? — притягивает к себе Чон собиравшегося отстраниться альфу. — Сам знаешь, — показательно укладывают ладони на его ягодицы, их ощутимо сжимают. — Значит, точно сниму, — выдыхает в губы напротив Чонгук, затем манящие уста собственными накрывает. Он однозначно не только звезды в глазах Тэхена умеет зажигать. Грубо сминающий его половинки Тэхен вообще-то не возражает, с Чонгуком идентичное делает. Две одного целого частички. У них своя истинность, свой, а не природы выбор. — Отличный сторис для разогрева, — заключает Бэкхён, ведя под шумок прямую трансляцию в инстаграме. — Помашите моим подписчикам, пупсики. — Бэкс... — смущенно уткнувшись лицом в плечо Чона, тянет недовольно Ким.       В последствии неуемный связующий эксов разводит на поцелуй и Кибома с Джонхёном, на десерт снимает себя и Чанеля, а после, пожелав альфам хорошего выступления, утаскивает Тэхена и Ки в зал к Кенсу и Чонину. Спустя десять минут объявляется выступление буквально на глазах родившейся группы, и парни выходят на сцену. — Добрый вечер всем, — начинает Джонхён, выходя в центр площадки, — Наверное, вы сейчас в недоумении, почему вместо ожидаемых вами Майка и Сета вы видите за инструментами двух незнакомцев, но, к сожалению, сегодня они не смогут присутствовать, по правде сказать, не смогут уже никогда. По крайне мере, не со мной в качестве вокалиста. Я принял решение расформировать нашу группу, — ровно озвучивает, вызывая прокатившуюся по толпе зрителей волну ропота. Кто-то свистит, негодует, искренне огорчается. Музыкант же, дождавшись какой-никакой тишины, продолжает: — Понимаю ваше возмущение, но в сложившихся обстоятельствах я не мог поступить по-другому. Я не хочу и не буду выносить случившееся между нами на всеобщее обозрение. Просто так бывает, пути расходятся, находятся новые. И пожалуйста, не ищите виновного. Виновны все мы, участники группы «Black Rose», за что я перед вами от лица всех нас прошу у вас прощения. Лично я с вами не прощаюсь, музыка моя жизнь, выступать я продолжу, правда еще не знаю в каком формате. Надеюсь на ваше понимание и поддержку. Но а пока позвольте представить моих друзей, согласившихся меня подстраховать, — указывает на стоящего позади Чанеля. — Пак Чанель, гитарист и обладатель прекрасного голоса, в чем вам доведется в скором времени убедиться.       Капитан в знак приветствия ударяет по струнам гитары. Овации находящейся в шоке от заявления Джонхёна публики слабые, что компенсируется громко хлопающим и свистящим Бэкхёном. Большего его паре, чтобы чувствовать себя уверенным, не требуется. К горлу же Чонгука подкатывает от волнения тошнота. Следующий на очереди он, ищущий среди зрителей того, в ком весь его мир воплощается — находит. Тейлз, не отрывая карамельных глаз от обсидиановых Сильвера, без слов ему утраченное самообладание возвращает, даже на расстоянии успокаивает. Услышав свое имя, Чонгук, улыбаясь Тэхену, бластбитом привет зрителям дарит, приковывая внимание оценивших его внешний вид омег. — Бэк, я тебя убью, — ворчит Тэхен, намекая на подобранный для Чонгука образ. — Не ври, что тебе не нравится, — фыркает Бэкхён, не отвлекаясь от происходящего на сцене. — Еще скажи, что для меня его так одел. — Конечно для тебя, для кого еще-то? И вообще, если кого и винить, то вот этого хёна, — тычет локтем в рядом стоящего Кибома, выглядящего... грустным? Тейлз впервые его таким видит. Подобное от обычно всегда ко всему равнодушного Кима заставляет запереживать. — Что с тобой, хён? Все же хорошо, — приобнимает нападающий фигуриста за поникшие плечи. — Ненавижу предательство. В любом его проявлении, — едва различимо вместо ответа шепчет Кибом, с болью смотря на прикрывшего глаза и бегающего пальцами по клавишам синтезатора Джонхёна. Разбитого Джонхёна. Другим, может, этого и не видно, но не для Ки, чувствующего его боль, печаль, разочарование в себе и бывших друзьях, вонзивших ему нож в спину своим поступком. О, эти водопады, я видел их миллионы раз, Они смывают мир, который я вижу, и накрывают мой разум. Я в силах отодвигать стены, пока они не исчезнут с глаз долой и не забудутся, Но вот чтобы удержаться в одиночку в этом потоке, моих сил явно недостаточно. — Просто будь с ним рядом. Стань для него спасением, — догадавшись к чему оное было сказано, мягко произносит Тэхен, поддерживающе его встряхивая. От этой ситуации я ощущаю холод, Будто меня подменили кем-то, кого я не знаю. И я в силах сказать слова, пока не выскажу все до единого, Но без тебя я лишь часть того, кем должен быть — Мне кажется, хён уже им стал. Не растеряться и найти в последнюю минуту замену одногруппникам Джонга... это надо суметь, — вставляет Бён, трепля белоснежные волосы скривившегося беты. — А еще он проложил нашим альфам дорогу на сцену. Публика благосклонно реагирует, — покачивающиеся в такт битам зрители его заключение подтверждают. Мы можем бежать, а можем прятаться, Но без этого нам не прожить. В этом мы одинаковы, это нас зажигает, И мы можем любить, можем ненавидеть, без этого никак, Мы не одиноки, есть еще кое-что.       Кибом с ответом не находится, с распахнувшимися медовыми омутами сталкивается собственными цвета морозной лазури. Джонг холод их разбивает, теплом наполняет. Его маленький ледяной принц с ним наедине все эти льды теряет, для него раскрывается и оттаивает. Скоро окончательно расцветет. Его белая роза. Ничего не осталось, кроме стука моего сердца, Ничего не осталось, кроме струн этой гитары. Забери это всё, всю боль и страдание, и помоги начать сначала. — Помогу, — одними губами передает ему Ки, сжимая подвеску.

Аметист безвозвратно раскалывается, Джонхён улыбается.

***

— Как думаете, чем все закончится? — кивает Чонин на впечатавшего в стену гримерки Чонгука Тэхена, тычущего в его голую грудь пальцем. Куртку тот все-таки на радость публики в конце выступления снял. — Ставлю на то же, что и Бэкс. Он никогда в таком не прогадывает, — обмахиваясь рукой, выдает смешок ранее отплясавший как в последний раз Кенсу — атмосфера располагала.       Чонгук, справившись с волнением и напитавшись энергетикой происходящего, быстро вошел в ритм, от пребывания на сцене получал искреннее удовольствие, но больше — от горящих восторгом глаз Тэхена. Чанель, в принципе в любой ситуации сохраняющий железное спокойствие, исполнив несколько собственных песен, покорил зрителей, как и обещал Джонхён, своим голосом. Сам Джонг, поначалу пребывающий в упадническом настроении, провел едва ли не лучший концерт, пускай и исполнял в силу незнания сегодняшних партнеров его репертуара в основном изученные теми каверы на популярных артистов, а под треки Пака, будучи опытным пианистом, просто импровизировал. И все это благодаря абстрагировавшемуся от окружающего его веселья Кибому, сейчас спрятавшемуся от шумных парней в находящемся в углу кресле. — Бэк, твое слово, — окликает повисшего на Чанеле Бэкхёна Чонин. — Чем-чем, горячей ночкой, — отмахивается от него Бён, оглядывая стертые пальцы своего альфы. — Сколько я тебе раз говорил пользоваться медиатором? — ворчит, сетуя, что не взял с собой перекись, — Через неделю с тиграми играть... — Мне неудобно с ним. Тем более, связка у нас ты, а не я, так что не критично, — улыбается Чанель, подхватывая на руки омегу, затем плюхается вместе с ним на диван. — С тиграми? Ого, это что получается, в финале нам играть с тизами? — отвлекается от отчитывания Чонгука Тэхен, что, если честно, больше походило на приправленное ревностью восхищение. Он, конечно, нисколько в Сильвере не сомневался, но все равно был потрясен увиденным и услышанным. Чонгук и впрямь золотой, для сцены рожден. — Час назад Ёсан в чате пообещал вас порвать, — хмыкает Кенсу. — Размечтался. Зайцу светит только морковка, — посмеивается Чонгук, устало наваливаясь на спину Тэхена.       Дальнейшее развитие темы пресекает вошедший в гримерку Джонхён, после сразу же нашедший взглядом Кибома и целенаправленно направившийся к нему. Друзья понятливо притихают. — Что тебе сказали? Все-таки неустойка, да? — беспокоится Ки, чуть пододвигаясь, чтобы Джонг мог сесть рядом. — Не угадал, — расплывается в улыбке альфа, пересаживая бету к себе на колени. — Руководству клуба понравилось выступление, плюс вызванный моим заявлением о распаде ажиотаж в соц-сетях привлек на концерт дополнительных зрителей, все билеты скупили. Спасибо, — коротко целует растерянного его в уголок губ. — Вам всем, — переводит взгляд на присутствующих, — Вы меня очень выручили, правда. Мы отлично сработались, в связи с чем я не могу не предложить вам создать группу. — Хён, это как-то... — опешивает Чанель. — Дослушай. Ты говорил, что рассматриваешь музыку, как хобби, но исходя из того, что я сегодня увидел, мне так не показалось. Ты, как и я, ею живешь, так почему бы тебе не пойти дальше и не вылезти из коробки, как ты пел в своей песне? То же самое касается и Чонгука. Парни, у вас явный талант, серьезно. Название группе дашь сам, на лидерство я не претендую. — Ёлли, соглашайся. Это же твоя мечта, — трясет за предплечье капитана Бэкхён. — Если Гук и Чонин согласятся. Я не вижу себя без них, — огорошивает двух доигровщиков Пак. — Эээ... — нервно тянет Чонин. — Он согласен, — пихает локтем своего альфу Кенсу, предупреждая его невразумительные возмущения. Кто если не его омега о его будущем позаботится? — Какой-то выбор без выбора, — усмехается Чон. — Что думаешь, лис? — Думаю, что мне придется обзавестить метлой, чтобы отгонять от тебя фанатов, — улыбается Тейлз, тем говоря, что примет любое его решение, в начинании новом поддержит. — Тогда мне остается только объявить наше название... — загорается энтузиазмом Чанель. — Никаких роз, — подает голос Ки, наперед знающий, что тот собирается выдать, вызывая у собравшихся в гримерке заливистый смех. — Miracle, — отсмеявшись, неожиданно озвучивает Бэкхён. — Чудо? Мне нравится, — одобрительно кивает Пак, отчего-то чувствуя, как все внутри отзывается на это слово. Значит, и впрямь оно самое. Возражающих не находится.