...и драконы начали Танец

В данном труде мы коснёмся Восстания Святого Воинства лишь мимоходом. Слишком много оно породило героев и подлецов, подвигов и предательств, не имеющих к теме нашего исследования прямого отношения. Скажем кратко – Мейгор жестоко карал восставшие ордена, и быстро продвигался к Староместу, оплоту веры, намереваясь утопить и город, и Верховного Септона, в пламени и крови. К 43 году от З.Э., когда его армия стояла почти у стен, к королю Эйнису окончательно вернулись здоровье и силы. Многие историки до сих пор спорят насчёт того, сколь верным было решение, что он принял тогда. Но все сходятся – узнав о намерении брата сжечь в огне Балериона Звёздную Септу, он испугался. Не столько, как трус, сколько как человек, верующий в Богов. И понимающий – сверши Мейгор этот шаг, не будет пути назад. Несмотря на уговоры королев Висеньи и Алиссы, Эйнис седлал Ртуть. И за несколько дней домчал до Староместа, успев как раз в ночь перед началом осады. Великий мейстер Бардаль подробнее прочих хронистов останавливается на разговоре, что братья вели до рассвета в шатре. И (что для него естественно), восхваляет мудрость и доброту короля. - Не делай этого, прошу! – уговаривал Эйнис Мейгора. – Даже не прошу, как брат – приказываю, как твой король! Если ты уничтожишь этот город, верующие навеки проклянут тебя! А чрез тебя – и весь наш род, обратив Завоевание отца в пепел и прах! - Пусть проклинают, - ответил ему Мейгор. – Покуда жив Балерион, мне не страшны ни их проклятья, ни мечи, ни войска. И тогда Эйнис, в первый раз в жизни, заступил брату путь. - Тебе не страшны, но подумай о последствиях, - молвил он. – Я не хочу терять Семь Королевств ради старинного обычая. Завтра, с рассветом, вызови Верховного Септона на переговоры и передай: я готов согласиться на условия Веры, лишь бы не лилась кровь. Брак Рейны и Эйгона я не расторгну, но больше сестра за брата, племянница за дядю и тётка за племянника не выйдет! Кто-то (как великий мейстер Бардаль), восхваляет сие решение Эйниса, называя его «приблизившим род Таргариенов к народам Семи Королевств». Кто-то, как не переносящий лесть септон Барт, называет его «проявлением слабости и трусости». Однако, хоть с утра Верховного Септона и нашли мёртвым, оно стало волей короля и первым зерном будущего Танца Драконов. Ровно, как и определило судьбу юного принца Визериса. Давая описание второго сына Эйниса и Алиссы, все хронисты сходятся на том, что он рос мальчиком не столь красивым, как Эйгон, скромным и тихим. Словно не имеющим собственного мнения, всегда и во всём покорным родительской воле. Он был прекрасно воспитан, неплохо танцевал, изучил много книг – но полученные из них знания проявлял крайне редко. И когда отец явился к нему, сообщить итог переговоров с Церковью Семерых, он безропотно согласился на все условия. - Ты изберешь себе супругу среди дочерей великих и малых лордов, - звучали они. – Такова воля Веры, Богов и моя. Едва вороны с вестью – в Королевской Гавани будут смотрины невест, долетели до первых замков, Восстание Святого Воинства начало понемногу затухать. Меч Мейгора обескровил его, а примирение Эйниса с Церковью выбило почву из-под ног. И во многом это сработало потому, что брак дочки с Визерисом сулил лордам Семи Королевств заманчивые перспективы. Не шутка ли? Возможность не просто породниться правящей семьёй, но и получить собственных драконов (чего особо опасался Мейгор), являлась ценой за руку и невинность девицы. А по тавернам, подворотням и публичным домам полз ещё более невероятный слух. Дескать, сей брак принесёт, к тому же, и Железный Трон. Раз Эйгон не разорвал противоестественную связь с сестрой, то по закону Веры королём ему не быть. И Эйнис благоразумно (а может – из трусости, как утверждает Семела Хилл) не пресекал эти сплетни. Однако объявление и сами смотрины разделили почти три года. Заветную дату то и дело отодвигали различные трудности и печали. Во-первых, остатки Честных Бедняков и Сынов Воина сбились в банды, продолжая рыскать по селениям и дорогам. И принц Эйгон, возомнивший бегство из Крейкхолла великим позором, решил «восстановить своё доброе имя», выступив против них. Несколько дней он отважно рыскал по чащобам с маленьким отрядом, вступал в бой с превосходящими силами… и быстро оказался в плену. Немало баллад сложили певцы о том, сколь великолепными украшениями пришлось пожертвовать принцессе Рейне и королеве Алиссе, дабы выкупить его драгоценную жизнь. Во-вторых, для приёма гостей и проведения торжества требовалось завершить строительство Красного Замка, начатое ещё при Завоевателе. По началу, работами руководил Мейгор, и он даже успел привезти искуснейших мастеров из-за Узкого Моря. Но опасаясь новых попыток «восстановить доброе имя», Эйнис заставил его уступить место Эйгону, что он сделал с большой неохотой. И тот очень быстро выпроводил дядю со стройки, полностью отдавшись новому делу. Но не успели каменщики завершить последнюю башню замка внутри замка, прозванного после событий Танца Твердыней Рейллы, как на Драконьем Камне скончалась королева Висенья. Принцесса Алисанна в своих дневниках вспоминала – в миг её смерти, Вхагар вдруг взревела, точно от раны. И Вермитор со Среброкрылой подхватили её скорбный вопль, оглашая скалу и море великим плачем. Последняя из Завоевателей болела уже давно, и обитатели крепости были готовы к её уходу. Но Эйниса – и особенно Мейгора, печальная весть застала врасплох. Что великий мейстер Бардаль, что септон Барт, не находят нижеследующую историю достойной упоминания, ограничиваясь скупым описанием похорон. Но принцесса Алисанна (кратко) и Семела Хилл (во всех красках) передают нам ссору, случившуюся у погребального костра. Когда Балерион и Вхагар подожгли ветви, Эйнис пролил над телом тётки горькие слёзы, запричитав: - Как я виновен! Ты отдала свои годы мне, чтоб я прожил дольше, нежели начертала судьба! И королева Алисса, видя, как он расстроен, попробовала его утешить. - Не печальтесь, государь, - сжала она его ладонь. – Неведомый забирает жизни, но Мать даёт. Пусть королева Висенья покинула нас, но я уже третий месяц ношу дитя под сердцем. Услышав эти слова, Мейгор впал в великую ярость. Ибо горе помутило его рассудок, а брат в последнее время слишком часто нарушал его планы. Тут Алисанна благоразумно умолкает, но Семела Хилл не скупится на брань, которой он осыпал Эйниса и его жену. Мол, правы те, кто упрекал в неверности королеву Рейнис: «дракон не рожает за раз семь щенят, лишь одно яйцо из семи имеет зародыш!» А после, когда на шум уже сбежались королевские гвардейцы, он направил Чёрное Пламя остриём на королеву Алиссу и изрёк проклятье: - Если то, что в твоём чреве – Таргариен, да не породит оно жизни – лишь пламя и кровь! В данном случае мы склонны предположить, что Семела Хилл намеренно исказила события. Другие хронисты считают – проклятье Мейгор изрёк шесть лет спустя, когда Алисса носила Геймона Серую Хворь, своё последнее дитя. Ибо участь его куда больше соответствовала сим страшным словам, нежели его старшей сестры. А третьи вообще настроены скептически и утверждают – это всего лишь поздняя жуткая легенда. Общеизвестно одно – похоронив мать, Жестокий принц улетел в Харенхолл, где в те годы размещался его двор. И сразу по прибытии приказал отрубить головы нескольким слугам и рыцарям, яко бы предавшим его, а также своей второй жене Алис Харровей. Судя по байкам, ходящим в народе – из зависти к брату, ибо её чрево оказалось бесплодным, как и чрево Серисы Хайтауэр. Подкрепило народную фантазию и то, что в скором времени королева Алисса занемогла. Да и вся её беременность проходила тяжело – не как предыдущие. И, хоть Эйнис, согласно всё той же Семеле Хилл «словно помолодел от счастья, ожидая приход дитя в мир», он всерьёз опасался за жизнь супруги. В ночь родов, он повелел подданным молиться во всех септах Семи Королевств – от величественной Звёздной, до захудалой деревенской. Тысячи септонов и десятки тысяч прихожан не сомкнули глаз, взывая к Семерым, пока королева страдала на ложе в Твердыне Рейллы. И только когда по городу разнеслась весть – на свет появилась маленькая принцесса, народ заметил пожар, вспыхнувший в одном из захудалых трактиров. Как раз в том самом, где пировали Эссоские мастера, недавно вложившие в стены Красного Замка последний кирпич. Огонь удалось потушить на удивление быстро – пламя не охватило столицу. Но подвал, где прославленные строители пробовали вина, выгорел дотла. По Королевской Гавани, наравне с официальной версией, сразу же поползло множество слухов. Никто не верил ни в ссору из-за неравной платы и факел, случайно упавший в бочку с настойкой, ни в то, что подожжённый подвал и запертая дверь - дело рук недобитых Честных Бедняков. Для краткости, мы не будем приводить здесь все версии, кто стал причиной сего печального события. Остановимся на самом беспристрастном источнике - септоне Барте, возводящим вину на принцессу Рейну. Яко бы, восхищённый Эйгон провёл её тайными ходами Красного Замка, полными ловушек. А после, наедине, Тианна шепнула ей на ушко – мол, ради безопасности своей, супруга и дочери, знающих эти планы нельзя оставлять в живых. Неизвестно, соучаствовал ли принц в том преступлении. Однако мы можем с уверенность сказать – он поддержал замысел жены, ибо лишь старшей ветви Таргариенов был известен полный план крепости. Иначе бы во время Танца Эймон, сын Десницы, догадался бы перекрыть ходы, ведущие на побережье, и не позволил бы Рейгару Безумному и Геймону Серой Хвори провести по ним войско.