Свечи в окне старинной башни

— О чем ты думаешь? — спросил он. — О вампирах. О существах, порожденных ночной тьмой и наглухо запертых в самих себе. Они так отчаянно ищут себе спутника. Но любить не способны. Именно поэтому существует поверье, что убить вампира можно, лишь если загонишь ему кол прямо в сердце. Если это удается сделать, то очнувшееся сердце высвобождает энергию любви, которая уничтожает зло. «На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала».

      Санджи занёс руку, чтобы постучать в дверь, но замер в последний миг, вновь задумавшись, имеет ли он право делать это сейчас. Не исключено, что гораздо разумнее было бы дать Усоппу немного больше времени. Вчера Винсмок действительно потерял контроль над собой. Не то чтобы в этом была его вина, да и кто ж мог подумать, что Усопп окажется именно там. Однако воспоминания о широко распахнутых, полных ужаса глазах Усоппа заставляли Санджи клясть себя. Никогда в жизни он не хотел никого пугать, но раз за разом его кровожадная часть давала о себе знать. А как упоителен был животный страх Усоппа… От этой мерзкой мысли у Винсмока мучительно засосало под ложечкой. Он зажмурился, прогоняя все неуместные размышления, прислушался к ровному ритму чужого сердца за дверью и всë-таки постучал. — Можно?       Сердце Усоппа дрогнуло, нервно заколотилось, и Санджи нахмурился. Конечно, Усопп его боялся, иначе быть не могло. Даже поразительно, что он не сбежал из замка сразу после ночного происшествия. Винсмок едва не уронил посуду с подноса, отвлëкшись на робкий ответ, и открыл дверь. — Я войдy? — Это же Ваш замок, господин. Вы вольны делать всё, что угодно, — смиренно произнёс юноша, встав из-за стола, за который тут же и отошëл.       Если бы Винсмок хотел, никакой стол не остановил бы его. Они оба это понимали. Однако, даже с такой неэффективной преградой, Усопп чувствовал себя немного спокойнее. Санджи подавил лёгкое раздражение, вспыхнувшее глубоко в груди, чувствуя в словах мальчишки одновременно и укор, и какую-то нервирующую безвольную покорность, и постарался улыбнуться, чтобы не тревожить его ещë сильнее. — Однако это твои покои. Так я зайду? — Конечно, господин, заходите, — пробормотал Усопп, беспокойно перебирая пальцами края рубашки.       Он, кажется, дрожал. Сердце его билось всё также нервно и быстро. Сладостный страх, отчасти похожий на тот, что бывает y загнанной жертвы, но слегка горчащий сдерживаемым праведным гневом и смягчëнный тëплыми чувствами, которые Усопп всë ещë испытывал к графу, мгновенно окутал Винсмока. Он мотнул головой, будто прогоняя навязчивые образы, и поставил блестящий поднос на край стола. — Ты не вышел на завтрак, — проговорил Санджи, стараясь сохранить в голосе мягкость. — Милая Нами передала, что ты неважно себя чувствуешь. Я беспокоился о тебе, поэтому прошу простить за нежданный визит.       Винсмок едва сдержал торжествующую ухмылку, когда сердце Усоппа зашлось в совершенно ином темпе, и тот, наконец, поднял изумлённый взгляд на собеседника. Санджи больше ничего не говорил, позволяя чëрным глазам внимательно всмотреться в его лицо. Он догадывался, какие противоречивые чувства раздирали Усоппа. Возможно, он пытался отыскать в спокойной улыбке вчерашнего монстра, скалящего клыки в нескольких дюймах от его губ. Возможно, пытался напомнить себе, что граф Винсмок, которого он знал, и есть ужасный вампир и не стоит расслабляться рядом с ним. Усопп всё ещё опасался, и его напряжëнное тело казалось натянутой тетивой лука. Однако Санджи видел, как в тëмных глазах уже проклюнулась та хорошо знакомая графу робкая смущëнная теплота. Будто в его голове одна за другой проносились мысли: «Я знаю его. Это всë ещë тот граф Винсмок, который учил меня готовить и писать, который смеялся над моими историями и боязнью речных дев, тот, кто заметил, что я не ем грибов, и перестал их класть мне в тарелку. Он упырь, но он всë ещë господин Санджи». — Простите за беспокойство. У меня и правда не было аппетита. — Хотелось бы надеяться, что он появился, потомy что эти гренки с корицей и тушеными яблоками специально для тебя, — Санджи дождался, пока Усопп, что-то решив про себя, всё-таки сел за стол, сдвигая в сторонy уже подсохшие листы, исписанные корявыми чернильными буквами. — Ты боишься?       Усопп отчаянно замотал головой. — Сердишься?       Юноша смятенно сжал колени ладонями и, проглотив комок в горле, перевёл взгляд на дальний угол стола. — Какое же я право имею сердиться на господина? — пролепетал Усопп себе под нос, а после поднял глаза на Санджи, посмотрел внимательно, будто пытался понять его истинное настроение. — Я просто… — Я не трогаю членов моей семьи, если ты хочешь снова предложить себя в жертву, — оборвал Винсмок, садясь в кресло. — И это была кровь оленя, тебе не стоит волноваться за жизни чужих людей.       Усопп расплылся в улыбке, рассмеявшись от облегчения, и напряжение, сковывавшее тело, в то же мгновение полностью покинуло его. — Слава Богу! Я так переживал, что почти не мог спать. И Вы… — он растроганно и смущённо посмотрел на графа, но решил не заострять внимание на словах про семью, чтобы не заставлять Винсмока повторять или пояснять сказанное. Усоппу было достаточно услышать это единожды, чтобы его доверчивое ликующее сердце пустилось в пляс. «Как просто», — поразился Санджи, откинувшись на спинку кресла. Знавал он одного человека, который, несмотря на титул Принца Крови, был таким же наивным простаком. Даже хуже. Простота была его оружием, она же его и сгубила. Однако, если подумать, даже в этом они были похожи слабо.       Винсмок слегка наклонился вперëд и, поддавшись внутреннему порыву, коснулся острым ногтем чужой щеки. Он провëл им вдоль почти заживших, но всë ещë розоватых шрамов, заправил выбивающиеся пряди за ухо. Обычно по утрам причëской Усоппа занималась Нами, но сегодня он пытался управиться с волосами самостоятельно, и это было заметно. Усопп замер и, затаив дыхание, пытался понять, что граф хочет от него. — Шрамы скоро совсем перестанут бросаться в глаза, — снова обведя их кончиком ногтя, сказал Винсмок.       Усопп не знал, что конкретно оставило эти рубцы. Вероятно, острые камни. Во всяком случае, он не любил вспоминать ту ночь и никогда не рассказывал подробностей. Санджи они и не требовались. Состояние Усоппа говорило само за себя, и, вспоминая его, Винсмок приходил в бешенство от человеческой жестокости и глупости.       Сейчас же он пытался понять, было ли что-то особенное для него в этом мальчишке. Да, Винсмок бы сказал, что он недурен собой: мягкие крупные черты лица, соболиные брови с изломом, живые, удивительно выразительные большие глаза с длинными ресницами и пухлые коралловые губы, раз за разом привлекающие внимание Санджи. Но за достаточно долгую жизнь он видел людей гораздо красивее. Так, например, однажды он встречался с императрицей, которая когда-то считалась самой красивой женщиной среди живущих; он был хорошо знаком с принцем, о красоте которого слагали легенды. И Усопп, конечно, не годился им в подмëтки. Однако лишь слепой и глухой не заметил бы природного очарования юноши.       Санджи мог точно сказать: поначалу он испытывал к нему жалость и лишь благодаря принципу «не есть жертв» не отведал крови, хотя еë дразнящий аромат и забивал ноздри, заставляя пойти на поводу у желания. Но что потом? Возможно, дело было в привычке, несмотря на то, что месяц для вампира — почти мгновение. Винсмок слишком быстро привык к присутствию Усоппа возле себя, к шуму, сказкам, смеху. Усоппа было весело смущать, забавно наблюдать за тем, как он отчаянно нервничает, получая какой-либо двусмысленный сигнал от Винсмока. От него, пышущего здоровьем, крепкого, активного, всë ещë пахнущего солнцем, землëй, бескрайними полями и реками, определëнно была бы польза, как от источника крови. Но Санджи также осознавал, что предложил Усоппу остаться не только из-за этого, вместе с тем не понимая, зачем в его прекрасном саду роз кто-то так сильно отличающийся от них. Юноша походил не на розу, а скорее на полевой цветок. Цветок, так глупо предлагающий себя.       Винсмока вдруг осенило. Он налил чай в две чашки и взял одну из них, снова облокачиваясь на спинку кресла. Усопп не был розой, не был полевым цветком. Он был скорее лисом. Его можно пустить на воротник, отпустить на волю или приручить. И всем хорошо известно, что лис нужно приручать постепенно. Спешка и несдержанность лишь разрушат доверие, и кто знает, удастся ли его восстановить так просто во второй раз. — Я думаю, теперь ты хочешь немного ясности, Усопп, — Санджи отпил из чашки, не отводя взгляда от юноши. — Да… Я бы хотел понять, что… — Усопп вовремя замолк, поскольку концовка предложения звучала так: «что Вы такое». — Понять, что здесь происходит. — Тогда спрашивай. На конкретные вопросы — конкретные ответы, честно, не находишь?       Усопп отложил вилку и на мгновение задумался, а Санджи, всë также изучающе наблюдая за сменой эмоций на выразительном лице юноши, попытался предсказать вопрос. Может быть, он спросит о количестве жертв Винсмока или же о частоте подобных вспышек? — Вы правда спите в гробу? — Что? — Винсмок поднял брови и рассмеялся, едва не расплëскивая чай.       Усопп смущëнно смял салфетку и начал крутить вилку в руках. — Разумеется. Более того, я сплю в семейном склепе, который находится в подвале замка. — Правда? — Усопп испуганно округлил глаза. Если в подвале находится склеп, значит… — Господи, — Винсмок не смог сдержать смеха, — конечно, нет. Неужели среди людей до сих пор ходят такие нелепые россказни? Я внезапно осознал, что за всë время ты так и не был в моих покоях. Ты желанный гость в них в любое время. Заодно убедишься в том, что моя кровать ничем не отличается от твоей.       Губы Усоппа дрогнули, и он странно смутился. — Вы… Имеете в виду… Что? То есть, я… — Усопп начал суетливо бормотать себе под нос что-то неразборчивое, и Винсмок поначалу недоумëнно изогнул бровь, пока до него не дошла причина смятения друга. — Неужели тебе в голову пришли непотребные мысли, Усопп? — Конечно, нет, я бы не посмел, — прошептал Усопп. «Открытая книга», — мысленно восхитился Санджи, игнорируя, как в его груди что-то трепетно дрогнуло. — У Вас есть крылья? — перевëл тему юноша, взяв себя в руки, и отпил из чашки. — Точно. Кто знает, быть может, тебе представится шанс как следует их рассмотреть.       Вопрос о серебре и распятиях Санджи выслушал и театрально прижал руки к груди, высказав ироничное предположение, что Усопп пытается найти его слабое место. Усопп же, окончательно расслабившись и почувствовав старую знакомую атмосферу, загадочно пожал плечами и сказал, что это не исключено. Пока он завтракал, Винсмок, заметивший, что на листах бумаги, сложенных на краю стола, есть не только буквы, но и рисунки, взял один из них в руки. — Поразительная точность, — изумился Санджи, рассматривая изображение. — Ты невероятно одарëн, Усопп. Это же восхитительно.       Чернильный, не очень аккуратный, но хорошо узнаваемый пейзаж привëл Винсмока в восторг. — Я справлюсь о материалах для живописи. Ты должен продолжать творить.       Усопп попытался переубедить графа, но тот, воодушевлëнный, полностью поглощëнный новой идеей, проигнорировал несмелый протест. Положив холодную руку поверх ладони Усоппа, Санджи с улыбкой посмотрел ему в глаза. — Ты будешь рисовать для меня, милый Усопп, — тоном, не терпящим возражений и больше похожим на приказ, произнëс Винсмок.