Свечи в окне старинной башни

      

Холодно. Снег ослепительно-белый. Что такое ослепительно-белый? Что такое снег? Это то, что не должно быть красным. А что должно быть красным? Те, кто пьют кровь живых — монстры, прячущиеся за масками людей, это вампиры. Люди не должны приближаться к вампирам. Иначе они будут порабощены этими глазами. «Рыцарь-вампир».

      Дождь не прекратился и на следующий день. Напротив, казалось, что с каждым часом он становился лишь сильнее, размывая все дороги, ведущие к замку. Прогноз Нами был неутешителен: должно произойти чудо, чтобы ливень стих. Но даже в таком случае вероятность, что Брук сможет добраться вовремя, крайне мала. Вернее всего, дождь накрыл не только территорию вокруг замка, и потому страшно представить, во что превратились водоëмы на пути.       А незадолго до рассвета к одному из окон прибилась ворона. Отяжелевшая от воды, она еле держалась на карнизе до тех пор, пока Усопп не подхватил птицу на руки, распахнув ставни. На еë спине обнаружилось письмо в чехле.       «Санджи! Мой любезнейший друг! Здравствуй. Вот я снова пишу Вам письмо, хоть и надеялся уже вскоре поговорить лично.       С прискорбием спешу сообщить Вам, что премерзкий ливень внезапно застал меня в пути. Река, которую я не успел пересечь, теперь совершенно опасна для человека! Она вышла из берегов, затопила окружающие дороги и луга, а моя труппа предаëтся лени и разврату в одном из трактиров, ибо не имеет никакой возможности продолжать путь. Здесь тепло и сухо, отличный эль и слушатели. Омрачает моë настроение лишь то, что наша встреча с Вами, мадемуазелями и юнцом, о котором мне написала мисс Робин пару строк, откладывается. По правде говоря, это ввергает меня в отчаяние. Если память меня, старика, не подводит, то совсем скоро будет полная луна, а там не до танцев, коли небеса продолжат сотрясаться.       Ещë я получил взбучку от одного бойкого молодого человека, поскольку посмел попросить его невесту показать мне исподнее, ха-ха! Откуда ж мне было знать, что она обручена с этим молодым господином! Но я снова отвлëкся. Оставлю эту презабавную историю на потом. У меня очень плотное расписание. Уже в следующем месяце я должен быть при дворе, а потому времени на встречу остаëтся всë меньше».       Все начали огорчëнно сетовать, но Робин продолжила читать письмо, и ропот стих.       «Однако Ваш покорный слуга предлагает прекрасный выход. При любых обстоятельствах моя труппа будет играть на балу княгини Иванковой, Вашей прелестной тëтушки. Все вы, разумеется, тоже приглашены. Но, вероятнее всего, княгиня ещë не добралась до своего замка, чтобы написать об этом лично. Мы встретились с ней совершенно случайно, и она успела проскочить по мосту до того, как он рухнул под напором бушующей воды. Уверен, что еë потрясающая карета доберëтся даже по таким дорогам, а потому скоро вы получите приглашения. Однако, раз уж я пишу вам плохую новость, то должен был подсластить еë. Верю, что вы не слишком опечалены испорченным сюрпризом. А коли так, то искренне прошу прощения!       До встречи на балу, мои любезные друзья!»       Усопп задумался. Если память его не подводила, то тëтушка Санджи упоминалась лишь единожды самим графом в недавнем разговоре. О княгине Иванковой он и вовсе ни разу не слышал, но было очевидно, что она хорошо знакома каждой обитательнице замка, по тому, как все взыграли духом, словно и не было вести о сорванном вечере танцев. Даже на лице Робин с еë практически бессменной маленькой всезнающей улыбкой мелькнула искренняя открытая радость. Что уж говорить про Чоппер, которая в тот же миг закружила воодушевлëнную Пудинг по залу. Усопп невольно залюбовался ими. И без того симпатичное лицо Шарлотты, вдруг потерявшее извечное прохладное выражение, украшенное румянцем и неподдельной улыбкой, вовсе стало необычайно красивым. Чоппер же вскоре отпустила девушку, резво забралась на колени к Усоппу и сжала ручками его щëки. — Тëтушка приезжает, представляешь, Усопп! — Она крепко расцеловала его лицо, спрыгнула и подскочила к Робин, проделывая всë то же самое с ней.       Усопп решил немного погодить с расспросами, чтобы не отвлекать ликующих дам. Известие о бале не оставило равнодушным и его, хоть и по другим причинам. Только сейчас юноша вдруг понял, что на самом деле соскучился по миру за пределами замка. Он наслаждался жизнью в нëм, питал самые нежные чувства к каждому человеку в замке. Это не подлежало сомнению. Однако то ли привычка, то ли врождëнная невзаимная любовь к обществу, но Усопп чувствовал, что не способен жить совсем уж безвылазно. Потому подобная поездка была бы совершенно кстати. Но с другой стороны, хоть тëтушка Санджи не могла быть плохим человеком, по тому, как все еë обожали, она оставалась женщиной из высшего сословия. А сама мысль о бале с множеством важных людей пугала. «Никто же не говорил, что и я поеду. Глупец!»       Понимая, что простолюдину нечего делать на бале, а выдать Усоппа за своего друга, как Санджи, вероятно, делал с Нами, он не сможет, юноша постарался найти в этом плюсы, чтобы не чувствовать разочарования. По крайней мере, он не опростоволосится сам и не опозорит господина и дам. С манерами он был знаком лишь поверхностно. Никто в замке не обучал его специально, но Усопп, тяготея ко всему новому, впитывал их от остальных как губка. Однако очевидно, что в окружении высокопоставленных персон манеры соблюдаются в разы строже. Танцы и вовсе не стоили упоминания. Усопп определëнно делал необычайные успехи, хоть и считал их полностью заслугой дам и графа. Но то была лишь часть придворных танцев. Например, полонез он только наблюдал со стороны. — Почему ты так печален, милый мой Усопп? — прожурчал над его ухом Винсмок, заставляя погружëнного в свои думы Усоппа на мгновение похолодеть. Санджи присел на подлокотник кресла бесшумно и внезапно, в его излюбленной манере. А ведь мгновение назад сидел вместе с Чоппер напротив. — Разве тебе неинтересен бал? — Санджи развернул письмо, перечитывая его вновь.       Усоппа же из холода бросило в жар. Он ещë не мог понять, как ему разговаривать с графом. Хоть тот всем своим видом намекал, что их тëплые отношения остаются таковыми и ничто не может этого изменить. Но Усопп ничего не мог с собою сделать, и жгучая неловкость сжимала ему внутренности, стоило Санджи приблизиться. Щëки обжигало огнëм, дыхание перехватывало, и совсем дурные, непристойные мысли лезли в голову. — Интересен, господин, — просипел Усопп.       Винсмок изогнул тонкие губы в улыбке, не отрывая взгляда от письма, и от этого в горле Усоппа пересохло так, будто он не пил много дней. Однако не успел он хотя бы подумать над этим, как Санджи несколько язвительно усмехнулся. — Написать лично, прислать пригласительные, разумеется. Уверен, однажды мы услышим, как еë голос сотрясает замок, чтобы еë пригласили внутрь. Из принципа не приглашу, если она завалится так, — ворчливо закончил Винсмок. — Господин Санджи! — надулась Чоппер, а Виви хихикнула, зажав рот рукой. — Тогда я приглашу. — Или я, — весело поддакнула Нами, а Пуддинг с Нефертари одновременно кивнули. — Дамы, вы разбиваете мне сердце! Неужели меня предали в моëм же доме! — Санджи картинно прижал руку ко лбу и упал назад, завалившись на Усоппа. — Милый мой, надеюсь, хоть ты останешься на моей стороне. — Не могу точно сказать, господин. Всë-таки бал у княгини… — задумчиво протянул Усопп, будто и правда не знал ответа на шутливый вопрос графа. — Ах, меня променяли на какой-то там бал. А я-то всегда буду на твоей стороне, Усопп, — флегматично проговорил Санджи, тут же смешливо отвечая на какую-то шпильку Нами.       Усопп не видел лица Винсмока и не мог сказать, насколько же серьëзно говорил граф. Вся ситуация была определëнно дурашливой, от интонаций до вычурных жестов. Однако что-то неприятно покусывало Усоппа за сердце. И когда все стали расходиться по своим делам, Усопп, не выдержав, догнал медленно покидающего комнату Санджи и схватил за руку. — Извините, господин! — Он отпустил чужую руку, потупил взгляд, чувствуя себя глупо и неловко за такую выходку, но Винсмок внимательно смотрел на него, и пути назад уже не было. — Я хотел сказать, что я, разумеется, на Вашей стороне, что бы не случилось. То есть… «Как глупо!» — Я понял, Усопп, — улыбнулся Санджи.       К несчастью, догадка, высказанная Бруком в письме, подтвердилась. Дождь, прекращаясь на несколько часов, снова начинал лить. Гроза то стихала, то бушевала с новой силой. — Завтра… — начала за обедом Нами, и все поняли, что она хотела сказать.       Нами знала, что Санджи в этот раз решил остаться в замке, и ей нужно было предупредить Усоппа. В иные года гроза выпадала на полнолуние один раз, а то и реже. Но во времена, когда в замке появлялось новое лицо, ситуация кардинально менялась. Это происходило слишком часто, чтобы быть простым совпадением. В еë памяти были ещë свежи воспоминания про год, в который к ним попала Чоппер. За двенадцать месяцев было целых восемь Красных ночей, будто некто испытывал или наказывал Санджи. Нами хотела бы верить, что Санджи не за что наказывать, но сам Винсмок в это не верил. Даже если он не трогал близких ему людей (в чëм Нами тоже не была уверена, поскольку о своëм прошлом Санджи говорил слишком мало), то смертей на его счету за три века было всë равно слишком много. И Нами боялась, что теперь начинается новая череда мучительных полнолуний.       Поскольку Нами и правда никогда не ошибалась с погодой, следующий день начался с яростной грозы. Как и в прошлый раз, граф не вышел на завтрак, оставляя всë на Пудинг и Усоппа. Юноша с тревогой смотрел на пустующее место. Оно всë также выглядело слишком траурно. Недавний разговор с подругой легче не делал. Повторяя про себя как мантру не приближаться к покоям графа после захода солнца, Усопп слонялся по замку без дела. Конечно, он мог найти себе занятие, но отчего-то всë валилось из рук. Они так и не вернулись к старому разговору, а ведь Усопп и правда мог помочь Винсмоку. Однако Нами говорила серьëзно: не ходить в графское крыло, не обращать внимания на любые звуки, не поддаваться, если услышит голос Санджи, а лучше и вовсе идти к ней. — Тебе может послышаться всë что угодно, но это не Санджи. Ты понял, Усопп? — и это звучало из уст Нами слишком пугающе.       Несмотря на то, что день тянулся бесконечно долго, в конце концов пришло время ужина. Усопп выдохнул — ещë несколько часов и можно отходить ко сну, а с утра всë будет по-старому. Однако ощущение, что эти часы нужно ещë пережить, становилось с каждым мигом всë сильнее. Он вздрогнул и помертвел, когда вдалеке снова что-то загромыхало, словно упал шкаф. Чоппер, бледная, трясущаяся всем своим худеньким телом, схватила его за руку и потащила к столу. Виви усердно молилась. Робин и Нами мрачно сверлили взглядом стол, а Шарлотта отчего-то не сводила глаз с Усоппа. Он уже не понимал, где заканчивались завывания неистового ветра, а где начиналось рокотание голодного обезумевшего вампира. Замок трясся и не только от грома за окнами. Усоппу хотелось верить, что и холод, ползущий по ногам, и мерцающие, гаснущие и снова загорающиеся свечи — вина лишь ветра, что проникал сквозь щели. Снова что-то загрохотало, а от доносившегося скрежета по спине стекал ледяной пот. Усопп последовал примеру Нефертари, но молитва сбивалась от каждого шороха из-за стен. Даже без предупреждения Нами, Усопп бы ни за что на свете не захотел идти на такой звук.       Ужин прошëл очень быстро. По правде говоря, Усопп даже не почувствовал вкуса еды. Он жевал и глотал, не понимая, что конкретно, хоть есть совсем не хотелось. Каждый истинно звериный рык, доносившийся до слуха, сжимал тисками его желудок, но Усопп заставил себя доесть всë в тарелке, зная отношение графа к еде. Перестуки и скрипы не стали тише, когда Усопп почти истерично собрал и понëс посуду на кухню. Казалось, что они способны достать его в каждом уголке замка, а может и вовсе звучали лишь в голове. Только по тому, как вздрагивала Чоппер, Усопп понимал — все остальные тоже слышали это. И хоть каждая была привычна к подобному, было очевидно, что они переживают. Не за себя. За Санджи. — Ты собираешься что-нибудь с этим делать? — Пудинг склонила голову, ставя тарелки на длинный стол.       Усопп недоумëнно перевëл взгляд на девушку. Он был благодарен хоть какому-то разговору, потому что последние несколько часов он слышал лишь леденящие кровь хрипы, дребезжание, вой, будто где-то в замке было заперто дикое животное. Однако смысл вопроса Шарлотты дошëл до юноши не сразу. — Сделать с чем? — С мучениями Санджи. Он же из-за тебя не отправился на охоту. — Пудинг удовлетворëнно хмыкнула, увидев реакцию Усоппа, и продолжила, подражая голосу Винсмока. — «Если мне попадëтся человек, то как я буду смотреть в глаза Усоппу? Я не хочу больше видеть отвращение и осуждение на его лице». Понимаешь? А теперь жажда сжирает его заживо. Ты слышишь?       Вопрос был риторическим. Звериные скулящие завывания не услышал бы только глухой. Но Усопп кивнул, а Шарлотта продолжила сгущать краски. — Жажда крови заставляет его есть самого себя. Крови в вампирах практически нет, а потому он раздирает свою плоть, выцеживая по капле. Ему больно, Усопп. И… — Я… — голос сорвался, и Усопп качнул головой. Он ведь сам предлагал свою кровь, не так ли? Санджи спас его, дал кров, пищу, практически семью. Не пора ли платить за это? Тем более, судя по словам Шарлотты, именно Усопп — виновник происходящего. Но как заставить свои ноги шевелиться? Как войти в комнату с чудовищем? Как бы Усопп не пытался себя убедить — там всë тот же Санджи Винсмок, этот грохот не мог издавать человек. — Вот запасные ключи, — произнесла Пудинг, устав ждать продолжения. — Решай сам, что с ними делать. Можешь дождаться утра и всë. В конце концов, это не первый раз, когда Санджи так сильно страдает. В итоге его раны заживут и всë вернëтся на круги своя до следующей Красной ночи. А можешь немного облегчить его страдания. Решать тебе, милый Усопп.       И ласковое обращение в еë устах прозвучало горько и тягостно. Словно очередное напоминание об отношении Санджи к Усоппу. Наверное, что-то мелькнуло на лице юноши, показывая, что интонация вызвала нужный эффект, потому что Пудинг удовлетворëнно кивнула головой и покинула кухню. Большой ключ на столе приковывал взгляд, и Усопп раз за разом поворачивался, чтобы посмотреть на него. Он уронил тарелку в пене, вздрогнув от скрежета, и та со звоном рассыпалась на мелкие осколки. — Что мне делать? — прошептал Усопп, склонившись над разбитой тарелкой.       Разумеется, он знал, что должен сделать, но пытался найти причины не идти туда. Это казалось ему жалким слабоволием, однако Усопп никогда не считал себя смелым и отверженным. А чтобы войти в покои вампира, нужна не просто храбрость, необходимо глупое безрассудство. Чего у Усоппа никогда не было.       Не было ли? Усопп взял в руки ключ, и холодное железо показалось ему чем-то невероятно горячим. Он едва сдержался, чтобы не отдëрнуть руку, боясь ожога. Сердце его стучало так громко, что заглушало и мысли, и посторонние звуки, а ужас перекрутил все внутренние органы. Ноги ощущались, как набитые ватой. Непослушные, подкашивающиеся, они не желали нести своего хозяина на верную гибель. «Что меня ожидает?» — подумал Усопп, с усилием делая очередной шаг.       Он не мог представить, что же скрывается за дверью, которую упырь не способен сломать. Единственная встреча с тëмной стороной Санджи уже почти стëрлась из воспоминаний, однако сейчас она заиграла яркими красками. Это было жутко и по правде говоря, Усопп не хотел бы снова видеть эти налитые кровью глаза.       Он замер возле графских покоев. «Ещë не поздно повернуть назад. Тебе это не нужно!»       А звуки за дверью затихли, и без них замок погрузился в пугающую гробовую тишину. — Господин? — шепнул Усопп, то ли в надежде, что его не услышат, то ли попросту не мог говорить громче. — Усопп, ты? Входи. — Голос Санджи прозвучал чудовищно спокойно, практически ласково, но это лишь больше растревожило Усоппа. А последовавший тут же нервный истеричный вопрос и вовсе ужаснул, — Что ты здесь делаешь?       Винсмок сказал что-то ещë, но его речь до невозможности исказилась, а потом и вовсе прекратилась. Теперь в покоях снова воцарилась тишина, и на вопросы Усоппа тот никак не реагировал. Ключ в замочную скважину не мог попасть ещë несколько минут. Мокрые от пота руки Усоппа било лихорадкой, и ключ всë норовил выскользнуть из них. Первый щелчок замка в мертвецком молчании прозвучал как выстрел из пушки, и юноша снова замер.       Не переставая увещевать себя, умоляя оставить эту затею, Усопп вытер мокрые руки о рубаху. Санджи ведь никогда не хотел, чтобы Усопп делился с ним кровью. Подобная выходка может стоить Усоппу жизни, однако слова Пудинг осели в нëм. Винсмок же страдает, раздирает свою плоть, чтобы никого не убить. Если он настолько смелый и самоотверженный, то почему Усопп не может разделить эту ношу с ним? Усопп глубоко вдохнул и повернул ключ ещë раз.       В тот же миг двери распахнулись и что-то втянуло Усоппа внутрь. Тот вскрикнул, споткнулся о порог и упал под грохот захлопнувшейся двери. Ещë несколько бесконечно долгих мгновений Усоппа окружала лишь непроглядная темнота, а тишина была поистине мëртвая, давящая. В покои не проникало ни звука, даже шум дождя и грозы не доносился. Казалось, что лишь беспокойный стук одного сердца звучал во всëм замке, и это сводило с ума. Усопп зажал себе рот, не давая визгу сорваться с губ, когда заметил красные огни. Почему-то ощущение, что стоит тишине нарушиться, как произойдëт нечто страшное, сжимало горло, не позволяя издать ни звука. Глаза не желали привыкать к темноте, однако только в голове Усоппа мелькнула мысль, что это к лучшему, поскольку ему не понравится увиденное, словно в насмешку замерцали свечи, озаряя тварь, что склонилась над ним.       Он уже не мог молчать. Вскрикнув, он попытался отползти, но тело, словно обратившееся соляным столпом, не желало шевелиться. Нет, это не был Санджи, и даже не то, что видел Усопп в прошлый раз. Из разодранной пасти твари лилась окровавленная слюна, стекала по длинному языку и капала Усоппу на шею. Словно окаменевший, он не мог даже двинуться. Все молитвы разом вылетели из головы, и всë, что он мог делать — лихорадочно повторять просьбу о спасении. Тварь провела языком по щеке Усоппа, оставляя липкий влажный след, а горящие истинно дьявольским красным огнëм глаза не давали отвести взгляда. «Что же я наделал?»       Монстр, чью личность выдавали лишь светлые спутанные волосы, внезапно отскочил в противоположный угол под потолком, словно земное притяжение вовсе не действовало на него. Усопп, всë ещë оцепеневший, пытался заставить своë тело двигаться, но оно казалось ледяной статуей. — О, Господи! — в ужасе вскрикнул Усопп, когда в лихорадочных огнях свечей разглядел упыря полностью.       Разодранная белая рубаха графа была пропитана кровью, а левая рука его, растерзанная, как тушка зайца, что попала к волку, совершенно безвольно висела. А с неë ниспадали клочья некогда белой ткани и лоскуты кожи. Располосованы были и ноги, и грудь графа, и даже жуткие, совсем непохожие на птичьи, обтянутые серой кожей крылья, неестественно прилипшие к стене. И, несмотря на панический животный ужас, что затопил Усоппа, как большая волна, юноша испытал что-то похожее на жалость. Он взвизгнул, когда тварь оказалась за его спиной, с размаху врезаясь головой в массивную дверь. Раздался хруст, а из раздробленного носа брызнули капли крови. И, несмотря на сочувствие, видел Бог, как Усопп отдал бы всë, чтобы покинуть эти перевëрнутые вверх дном покои с разбитой в щепки мебелью. Грудь чудовища судорожно вздымалась, будто от тяжëлого дыхания после долгого изматывающего бега, однако совершенно бесшумно. Тварь пропала из поля зрения, и Усопп всхлипнул, когда слева от него что-то упало, а через мгновение хрустнуло дерево уже с правой стороны. Однако теперь Усопп почувствовал, что тело практически принадлежит ему, и он подтянул себя вверх, подскочил к двери, но и выйти не успел.       Упырь прижал Усоппа к массивной двери всем своим холодным телом. Юноша попытался оттолкнуться, но казалось, что он зажат между двумя каменными плитами. Тварь за его спиной не сдвинулась ни на дюйм. Напротив, она притëрлась ближе, словно пыталась проникнуть Усоппу под кожу, и, разодрав воротник, начала вылизывать шею. Когтистые лапы шарили по доступным участкам тела, сжимая недостаточно крепко, чтобы проткнуть кожу. А вампир урчал над его ухом, как голодное огромное животное, не переставая лизать открытое теперь плечо, ключицу, сгиб шеи, лишь слегка царапая длинными клыками. Казалось, он что-то непрерывно бормотал, но в чужом, по-демонически низком голосе было просто невозможно разобрать слова. Он совершенно недвусмысленно прильнул, подтянул Усоппа к себе за бëдра, и тот затрясся от рыданий. Усопп тоже был мужчиной, и ему не стоило труда понять, чем именно тварь трëтся о него. Осознание, что его попросту покроют, как корову в охоте и, вероятно, как корову и растерзают, было оглушительно болезненным. Но Винсмок вдруг развернул Усоппа к себе. Его длинный скользкий язык прошëлся по губам, слизал горькие слëзы с горящих щëк и распахнул пасть так сильно, словно был способен за один раз перекусить шею человеку. Не успел Усопп начать молить о пощаде, как Санджи вцепился в своë правое предплечье. Хряст ломающейся кости вызвал тошноту, и чтобы сдержать еë, Усоппу потребовалось немало усилий. — Вон! — взревел Винсмок, выталкивая юношу за дверь.       Тот и не успел понять, когда его перестали придавливать к дереву, но тело словно отмерло, разморозилось, и он, стукнувшись о стену в коридоре, побежал. Язык всë ещë не слушался Усоппа, и слова благодарности, вертевшиеся на нëм, так и не были произнесены вслух. Его ноги подкосились, стоило Усоппу оказаться в крыле, где находились все остальные жилые комнаты. Он скатился с последних ступеней лестницы и обессиленный рухнул на пол. Вероятно, он издавал слишком много шума, поскольку раздались шаги, и сначала выбежала Нами, а мгновение спустя и остальные дамы окружили Усоппа. — Дрянь, это ведь твоих рук дело! — вскрикнула Нами, приближаясь к Пудинг, но Робин еë опередила.       Раздался звонкий резкий хлопок, и Шарлотта отшатнулась, хватаясь за щеку. Еë нижняя губа лопнула от тяжëлой руки Нико, но Пудинг не издала ни звука. Чоппер подрагивающими пальцами ощупала шею Усоппа, потрогала предплечья, грудь. — Господин не кусал тебя? — севшим голосом спросила лекарь, а Усопп отрицательно качнул головой, пытаясь прийти в себя. — Поразительно, — выдохнула Робин.       Ужас, что испытал Усопп, был поистине велик. Он не мог ничего держать в лихорадочно трясущихся руках, боялся остаться один в купальне, хоть и не мог признать этого вслух. Однако Робин не вышла вслед за остальными дамами, лишь сказала Усоппу сесть в ванну прямо в нижних штанах и, не боясь замочить платье, присела на еë край, чтобы помочь смыть с волос и плеч вязкую слюну. Нико рассказывала о чудесах света, а Чоппер, мокрая с головы до ног, прыгала вокруг и поддакивала. Эту историю она уже слышала. А переодевшись, Чоппер прибежала в покои Усоппа. — Мне кажется, у меня под кроватью сидит Костоправ, Усопп! Я посплю у тебя, можно?