Свечи в окне старинной башни

Но однажды в мою жизнь вошёл ангел, который открыл мне глаза… Как хорошо с распахнутыми глазами… Сейчас я могу смотреть, как встаёт солнце, как постепенно гаснут огоньки ночного города… Я всё это вижу. Благодаря ей. Потому что она любила меня таким, какой я есть. Несмотря на то, что я всегда был ничтожеством… «Ангел-А»

      Сон Усоппа прервался из-за довольно настойчивого стука в дверь. Юноша распахнул глаза, едва не подпрыгнув в кровати, наткнулся на удивлëнный взгляд Санджи, который тут же нырнул под одеяло, и севшим голосом откликнулся. Неожиданной гостью оказалась Нами. — Просыпайся, Усопп. Уже наступило время завтрака.       В покои заглянула отчего-то слишком счастливая и покрасневшая Чоппер, расплылась в широкой улыбке и, тряхнув кудряшками, умчалась. А Нами, убедившись, что до сонного Усоппа дошли еë слова, развернулась к выходу. Не успел юноша облегчëнно выдохнуть, раз уж женщина не заметила Винсмока в его постели, как она бросила: — И Санджи поднимай.       И тут же скрылась, не дожидаясь оправданий Усоппа. Растрëпанный Санджи вытащил из-под одеяла нос, по-лисьи фыркнул и изящно, совершенно бесшумно выскользнул из кровати. На его гладкой белой спине уже не виднелось ни следа от крыльев или ран, которые они оставили, прорываясь наружу. Винсмок подбросил в камин дров, взял со стола трубку и закурил. Лëгкая, практически мечтательная улыбка всë это время не сходила с его лица. И от взора Усоппа это не скрылось — впрочем граф и не пытался это спрятать. Юноша смущëнно натянул одеяло повыше, не желая и не смея отвести взгляда от Санджи.       Ощущения от созерцания обнажëнного вампира, освещëнного мирно подрагивающим огнëм камина да свечей, невозможно было облечь в слова. В нëм всегда было что-то донельзя манящее, притягательное и дело было даже не только во внешности, близкой к идеалу, высеченному из мрамора. Однако сейчас это чувство обволакивало Усоппа, словно погружало в тëплую ванну с ароматическими маслами. Нечто одновременно первобытное и возвышенное, ангельское и демоническое, сладкое и горькое перемешивалось и сквозило в каждом крошечном движении Санджи. В том, как он изгибал губы, выпуская струю дыма, в том, как дрожали его ресницы и подрагивал кончик носа. Санджи перевëл взгляд на Усоппа, словно почувствовал, как пристально тот изучает его, и без того мягкое выражение лица стало ещë нежнее.       Он не задавал вопросов вслух — он вообще ничего не говорил, однако Усопп почувствовал необходимость ответить. — Вы прекрасны настолько, что мне кажется, будто я сплю, — сорвалось с языка юноши и он смятенно потупил взгляд. Прозвучало слишком уж пафосно и вычурно, будто из очередного французского романа, которые они читали вечерами.       Винсмок также бесшумно и быстро забрался на кровать и навис сверху, щекоча лицо Усоппа волосами. — Ты говоришь, словно ловелас, который сводит с ума всех дам. Заставляет каждую поверить, что она для него единственная, а потом разбивает ей сердце, — усмехнулся Санджи и мягко коснулся губами щеки Усоппа. — Но если это сон… То не дай мне проснуться. Я хочу остаться в нëм навсегда вместе с тобой.       Усопп тихо рассмеялся, поглаживая ладонью щеку Винсмока. — Ну и кто здесь говорит, словно ловелас? Пора собираться на завтрак, господин.       Санджи протестующе заворчал, прижимаясь ближе к ладони Усоппа, но через пару мгновений отстранился и вернулся к камину. Его ночная рубашка лежала скомканная на одном из кресел, а вот другой одежды для графа в покоях Усоппа не было. Взяв с юноши обещание не затягивать с выходом к завтраку, Винсмок надел сорочку и скрылся. Без Санджи комната вдруг показалась Усоппу опустевшей, осиротевшей и брошенной. Словно покосившийся домик, чьи хозяева уже никогда не вернутся, а он всë стоит, загнивая под дождëм, заглядывает в лица прохожим своими пустыми глазницами и молча вопрошает. Усопп качнул головой, прогоняя тоскливые мысли, и начал поскорее собираться к завтраку.       Обеденная зала встретила Усоппа шумом и смехом. Чоппер, забавно бурча, гонялась за Пудинг, которая держала над головой какой-то листок бумаги. — Моя ненаглядная, милая, прелестная Чоппер, — вычурно важно произнесла Шарлотта, поглядывая на бумагу. Чоппер взвизгнула и начала скакать вокруг девушки ещë усерднее, пытаясь выхватить пресловутый лист. — Усопп! — Чоппер подбежала и запрыгнула на руки к Усоппу с лëгкостью и скоростью горной козочки, а потом сбивчиво зашептала ему прямо в ухо, щекоча дыханием, — Милки прислала мне письмо и… Посмотри какая красивая.       Чоппер быстро оглянулась и вытащила из передника длинную золотую цепочку с небольшим сердечком. Сердечко щëлкнуло, открываясь и на одной половинке оказался маленький, очень детальный и качественный портрет девочки, с которой Чоппер и танцевала у Иванковой. Вторая половинка была пустой. — Только им не говори, Усопп, — всë также продолжила шептать девчушка, хихикая, — а то замучали меня совсем.       Не успела Чоппер начать жаловаться, как Нами незаметно выхватила подвеску из еë ручек и раскрыла сердечко. Чоппер возмущенно воскликнула и спрыгнула на пол, пытаясь вернуть своë сокровище. — Красотка, — единогласно вынесли вердикт дамы, передавая письмо и подвеску из рук в руки. Девочка хихикала и бурчала, пока подарок Милки не оказался в руках Санджи. Тот, потрепал Чоппер по голове, возвращая еë драгоценность, и начал накрывать на стол. К нему сразу присоединилась Пудинг — в конце концов, завтрак в это утро готовила она.       Для Усоппа не стал удивительным открытием тот факт, что Санджи очень уж голоден до физического контакта. Его тактильность юноша обнаружил очень давно — гораздо раньше, чем они оба подумали о чувствах друг к другу. Однако теперь словно ничего не сдерживало графа и он регулярно вгонял Усоппа в краску. Винсмок оказался весьма охоч до физического проявления любви и это порой причиняло неудобства. В основном дамам, которые боялись лишний раз пройтись по замку, дабы не наткнуться на недвусмысленные поползновения Санджи в сторону Усоппа. Смущало это и самого Усоппа, когда в очередной раз кто-то из женщин застукивал их двоих в вопиюще неприличных позах. Отказать графу юноша попросту не мог.       А вот Винсмоку возбуждение, кажется, обрубало и чувство стыда, и нечеловеческий слух, и терпение. То ли за долгие годы, что граф проводил то в одиночестве, то в окружении дам, которых боялся коснуться лишний раз, дабы не навредить им, он совсем изголодался по любви. То ли присутствие Усоппа сводило его с ума, а каждую мышцу в его теле покалывало от желания протянуть руку и дотронуться горячей кожи. Чтобы убедиться — это не сон, эти ласки не из долга или страха, а безмерная любовь в чëрных глазах не иллюзия или игра. Может быть по этой же причине его поползновения в сторону Усоппа были столь частыми — он не мог насытиться и он знал, что невозможно подделать те эмоции, то выражение лица, тот голос, что были у его любимого в моменты страсти.       Нами сочувственно трепала потом Усоппа по голове. Тот не жаловался, однако выносливость человека не шла ни в какое сравнение с выдержкой вампира. А коли это происходит каждый день, да ещë и не единожды и не дважды… — Не волнуйся, так будет не всегда. Мы с Виви тоже не были в силах оторваться друг от друга некоторое время после того, как приняли собственные чувства. Когда жизнь жестока, подобную радость ты воспринимаешь как нечто слишком зыбкое. Мне казалось, что стоит мне выпустить руку Виви, как она растворится в воздухе, оставляя после себя лишь шлейф еë восточных духов. И она думала также. Было сложно поверить в то, что судьба не разлучит нас так скоро, а потому мы пытались насытиться друг другом, впитать полностью, слиться так, чтобы забыть, где заканчиваюсь я и начинается она, — Нами с лëгкой улыбкой откинулась на спинку кресла и отправила в рот ложечку мандариновой панакоты. Воспоминания о тех временах всегда разливали в еë груди тепло.       Усопп понимающе кивнул, откладывая зелëный карандаш, который вертел в руках последние несколько минут. Он, конечно, не совсем мог представить себе Виви, настолько же страстную, как его граф, но вот Нами этот образ весьма подходил. Тихо фыркнув, стоило ему подумать о том, как Нами совершенно бесстыдно прилипала к Виви, Усопп поглядел на пустой лист перед собой и отодвинул его от себя. — Кстати, веришь или нет, но и Робин подобное не обошло, — лукаво хихикнула женщина, облизнув ложечку. — Госпожа Робин? — удивлëнно переспросил Усопп. Вот уж сдержанной элегантной Робин нечто подобное не подходило от слова совсем. — Именно. Я только попала сюда, когда у неë с Фрэнки недавно завязались отношения. Она порой пропадала у него неделями, а возвращалась довольная до безобразия. Загадочно сидела, улыбалась, словно с картины, и почти не двигалась. А все еë декольте сплошь покрыто любовными следами. Меня даже вгоняли в краску совместные походы в купальни. Бëдра, груди, живот — всë в алых следах. Не знала бы я их происхождения, могла решить, что это следы от побоев.       Нами говорила, возбуждëнно помахивая ложкой и бокалом с панакотой, а Усопп тëр горящие щëки, не зная, стоит ли ему слышать подробности о настолько интимных вещах. Более того, они касались не его или Нами, а третьего лица, что было совсем уж неприлично. Он всегда порицал сплетни и сплетников, однако как же ему было интересно послушать. А ощущение от того, как образ Робин-Джоконды стремительно рассыпался, оставляя после себя просто Робин было непередаваемым. — И я вполне понимала, что Фрэнки весьма страстный мужчина, однако однажды он задержался, дабы расширить конюшни, и во время работы снял рубаху, а там такое с его спиной, — Нами лукаво взглянула на собеседника, посмеиваясь. — Словно дрался с пантерой, не менее. А потом подуспокоились, поняли, что им необязательно каждый раз делать это так, словно это последний день на земле. В общем, ты не первый, ты не последний.       Усопп, с горящими от смущения щеками и ушами, посмотрел на мирно потрескивающие поленья в камине. С одной стороны, представить такое со стороны Нико Робин — той самой женщины с королевскими манерами и по-матерински участливым обращением, было почти невозможно. С другой стороны… Не зря же люди говорят, мол в тихом омуте черти водятся. Да и еë всезнающая маленькая улыбка слишком часто уж напоминала Усоппу нечто дьявольское. Он слегка поëжился, думая о чëм-то мистическом, а Нами хихикала, наблюдая за его реакцией. — Вспомнил! Меня это давно интересовало, правда я считал, что слишком неприлично спрашивать о таком. Но раз уж зашëл разговор… Почему госпожа Робин не живëт с Фрэнки?       По правде говоря, в первое время Усопп вообще не мог понять их отношений. Были ли они в браке и коли так, то почему большую часть времени Робин живëт в замке у другого мужчины? А если не в браке, то почему ведут себя, как муж и жена? Не грешно ли вступать в такую связь, не закрепляя еë перед Богом? Однако с тех пор прошло уже немало времени, и Усопп понял многие вещи. Теперь ему просто было интересно, почему эти двое выбрали редкие встречи вместо счастливой совместной жизни. Здесь определëнно было какое-то объяснение.       Нами какое-то время помолчала и оставила пустой бокал. А позже, вздохнув, заговорила. — Если коротко, то Робин из богатого, но ныне не существующего рода, который прозвали отпрысками Дьявола и уничтожили. И хотя прошло уже много лет, никого это не остановит от казни, если уж еë фамилия всплывëт. К тому же казнят и Фрэнки, чего Робин боится больше всего. Поэтому нельзя обручиться, да и внимание привлекать вообще. — Нами снова вздохнула, посмотрела в потолок. — Ну это вторая причина. Первая в том, что дольше недели подряд, слишком шумного и активного Фрэнки, Робин точно не выдержит.       Усопп некоторое время ещë молчал, чувствуя, как тяжело стучит сердце в его груди. Он, разумеется, знал и понимал, что все оказались в замке не от хорошей жизни, но не мог отделаться от болезненной тоски из-за прошлого каждой из девушек. Вполне было понятно и нежелание Робин хоть как-то упоминать своë прошлое. Усопп мог лишь предположить, какие ужасы она пережила — уничтожение целого рода, клеймо отпрыска Дьявола, вероятное преследование. — Ничего, что ты мне рассказала, Нами? — тихо спросил Усопп, невольно обращая внимание на один из длинных шрамов на руке женщины, выглядывающий из-под рукава платья.       Никто из них не заслуживал того, что происходило с ними. Недавно он узнал, что мать Пудинг — Великая Герцогиня, одна из четырëх людей, которые носили этот титул. После того, как Шанкс, который даровал свободу его отцу, был признан предателем и бежал за моря, кто-то другой получил титул Великого Герцога. Политика не очень интересовала Усоппа, однако тот факт, что собственная мать по сути продала свою дочь вампирам выводил юношу из себя. Каждая дама в замке прошла через вопиющую несправедливость и жестокость — и это разрывало Усоппу сердце. Нами, казалось, заметила, что весь мысленный процесс отобразился на мягком лице Усоппа и коснулась его руки. — Главное, что сейчас всë хорошо. Никто из нас не жалеет о своëм прошлом, потому что сейчас мы счастливы. Шрамы украшают не только мужчин, Усопп. Лично я собираюсь носить их с гордостью до самой старости.       Чуть позже Нами покинула мастерскую Усоппа, а тот вернулся к рисованию. Малышка Чоппер попросила его нарисовать с неë маленький портрет, чтобы отправить его ответным подарком для еë Милки. И Усопп, который уже достаточно давно не рисовал серьëзно, то из-за подготовки к балу, то из-за визита к Иванковой, то погруженный в отношения с Санджи, теперь заново сел за творчество. Он набросал портрет девочки, но был слишком недоволен результатом и решил порисовать людей, чтобы вспомнить это ощущение в руках. Его рука твëрдым движением снова взяла со стола зелëную пастель, и Усопп на мгновение застыл, так и не коснувшись бумаги. «Зелëный? Я же не рисую людей зелëным…»       Усопп повертел в руках мягкий карандаш и вернул его в коробку, удивляясь. Уже который раз его рука хватала зелëный цвет, хоть он и садился за наброски людей. Тихо хихикнув от мысли, что он просто скучает по сочной, летней траве от серо-белых пейзажей за окнами, Усопп взял серый карандаш и сделал пару штрихов. — Ангел мой, — в мастерскую вошëл Санджи в отороченном соболиным мехом плаще. — Мне пора.       Усопп вскочил из-за стола и оказался тут же прижат к груди Винсмока. — Ну-же, господин Санджи, Вы же всего на пару часов.       Граф потëрся носом о волосы Усоппа, сжимая юношу в объятиях крепче. — Даже миг вдали от тебя для меня словно пытка. Я не хочу покидать замок.       Изловчившись, Усопп поцеловал Санджи в угол губ и улыбнулся. — Вы сами сказали, что это собрание очень важное. Я буду ждать Вас у окна, как преданный пëс. — Винсмок не пошевелился. — Вы опоздаете, господин Санджи.       И только тогда Винсмок разомкнул объятия и пригладил смятую рубаху юноши. Официальные встречи с другими вампирами всегда вгоняли его в тоску, но сейчас в разы сильнее. И всë-таки он не мог не явиться. Поцеловав Усоппа, Санджи вышел из мастерской и вернулся в свои покои, а юноша выскочил за ним. — До встречи, любовь моя, — распахнув окна, произнëс Санджи.       Холодный ветер забился в тяжëлых шторах, скинул несколько бумаг со стола и заставил Усоппа поëжиться. — Не говорите так, будто Вы покидаете меня на месяц, прошу. Возвращайтесь поскорее, господин Санджи, — улыбнулся Усопп. Санджи отзеркалил его улыбку и упал в сине-белую пропасть. Когда юноша подбежал к окну, след вампира уже пропал.       Усопп прикрыл окна, собрал бумаги и заметил пригласительное на собрание среди них. «Он забыл приглашение! Не будет ли у него проблем из-за этого?»       Ещë несколько минут Усопп стоял возле стола, ожидая, не вернëтся ли Санджи, однако того всë не было видно. Тогда Усопп покинул его покои и прошëл в мастерскую. Рисование не ладилось и спустя четверть часа, Усопп погасил свечи, потушил камин и решил вернуться к себе. Он не спеша шëл по тихим коридорам замка, и на его губах блуждала мечтательная улыбка. Но его лëгкий настрой, как ветром сдуло, когда раздался звук осторожных шагов по лестнице, что находилась совсем рядом. Это не был Санджи — он бы вернулся через окно, да и по коридорам предпочитал двигаться быстрее. Шаги не принадлежали ни одной из дам — тяжелее, несмотря на то, что незванный гость ступал тихо. Да и зачем дамам было скрываться.       Усопп замер, не зная, что и предпринять и на размышления у него не было времени. Сначала он увидел густо покрытую снегом меховую шапку, а следом и лицо нарушителя. Тот пораженно застыл, взглянув на Усоппа, стянул шапку и смял еë в руках. Губы его дрогнули в попытке сдержать то ли улыбку, то ли слëзы. — Сопп… Живой… Это правда ты?       Усопп сделал шаг назад, но сердце его металось по грудной клетке отчего-то вовсе не от страха. Молодой мужчина казался неуловимо знакомым, словно образ из сна или глубокого детства. Он принëс с собой запах мороза и странное чувство чего-то до тоски уютного. Однако Усопп не мог его вспомнить, как бы не пытался, и сделал еще шаг. — Кто Вы?