Любовники

      Сегодняшний вечер, черт возьми!

      Треск зажжённых фонарей заглушало тяжёлое дыхание, отдающее в ушах грохотом собственного сердца. Полумрак комнаты, приятный и обволакивающий, своим сюрреалистичным покрывалом создавал атмосферу таинства и робкой интимности. Поигрывая с прозрачной невесомой шторой, в окно задувал лёгкий сквозняк, любезно холодя обнажённые пальцы ног и остужая взмокший лоб. Молодое тело горело огнём, но при этом дрожало, как одинокий лист на ветке осеннего клёна от ветра. Очередной особенно глубокий вдох через нос принес гамму запахов, витавших в господских покоях: аромат ночи и лёгкой последождевой сырости, цветения пионов, едва-едва ощутимую горечь прогоревшего фитиля и воска, и тонкий запах масла благовоний от тела.       Мо Сюаньюй повернулся в сторону окна, смотря жалобно и пристально, будто стараясь найти у безучастного проёма поддержки. Он шумно вздохнул, на этот раз досадливо, едва не хныча от обиды, и отвернулся снова, маясь на кровати ни в состоянии успокоиться. Юному господину казалось, что сейчас ему будет достаточно выбежать на улицу, что прохлада ночи поможет остудить огонь, что горел в нем, жарил изнутри — от лица и до самых пяток — и собирался сладким томлением внизу живота, под золотым ядром. Но все же надежда — в противовес желанию, угасающая с каждой одинокой минутой — вынуждала мучительно ждать возвращения, оставившего его, любовника.       В последнее время Сюаньюй каждую ночь оставался один в своей комнате, лишь наедине с мечтательными мыслями о том, чтобы оказаться распятым на широком ложе старшего брата, с придавленными руками возле головы, туманным почерневшим взглядом и прогибающимся телом под каждое подчиняющее движение. Но сейчас, когда он вновь смог посетить покои брата в его Благоуханном дворце, желанное ложе — такое любимое, как родное гнездышко — было невероятно одиноким и холодным.       Гуанъяо — его драгоценный и любимый старший брат, не смотря на отцовскую неприязнь, был высокого статуса в ордене, почти принц по иерархии императорского дворца, первый наследник клана и отличный советник нынешнего Главы. Он был очень занятым: постоянно решая вопросы всех аспектов двора и политики, он все думал о благополучии и Ланьлина, и территорий за его пределами.       У самого же Гуанъяо в ордене не было толковых советников, за исключением одного помощника, о котором знал Сюаньюй. Совсем мальчишка ещё — не старше его самого — хохочущий на всю резиденцию шальным смехом, не знающий ни капли правил приличия и всем свои видом и поведением, демонстрировавший безродную уличную босотскую натуру, которую не скрыть даже под слоями золотых одежд. Сюаньюй не знал, что этот голодранец делает в близком окружении брата. Не ведал, чем он так приглянулся ему, да и в целом ощущал, что особого толку от него все равно нет, раз уж его брат так и оставался загруженным с утра и до вечера, лишь в редкие моменты расслабляясь и переключая свое внимание.       Снова лениво повернувшись, меняя положение, Сюаньюй облизнул пересохшие губы и прикинул, сколько еще должно пройти студеных одиноких ночей, прежде чем его сожмут в объятьях страсти.       Проблема была не только в занятости Гуанъяо и бесполезности его помощника. Порой выпадали свободные дни, но к брату приезжали целые делегации из Великих орденов. Лань и Не проводили дружеские вечера, то все втроём, то по двое. А когда получалось что и от них старший господин Цзинь свободен, приезжал глава Цзян, и Мо Сюаньюй, замечая где-то на улице прибывших заклинателей в фиолетовых одеждах во главе с Цзян Ванинем, понимал, что и сегодня брат гостит их шурина и проводит время с маленьким А-Лином. Сюаньюй задавался вопросом: отчего же отец не примет гостей сам, но вспоминал, как Яо старается ему угодить и лишний раз избавить от незначительных хлопот. Только вот из-за этого Гуанъяо в очередной раз будет некогда уделить время другой части его семьи. «Более близкой», — ревностно думал Сюаньюй.       Сюаньюй ясно понимал, что кроме него Яо должен не забывать и про жену, а так же заботиться о ещё одной причине их редких встреч: удобство. Никто не должен их поймать. Ни должно быть, ни одного случайного свидетеля.       Короче говоря, чтобы они могли побыть вдвоём, должно было совпасть огромное количество факторов, и из-за этого, порой, назначать встречу приходилось задолго до её наступления.       Сюаньюй ждал ночей любви как праздников; в длительных перерывах читал соответствующую литературу и любовно трогал самого себя, чтобы применить новые знания в будущем. Изучая свое тело, он экспериментировал и усмирял пылающее сердце, совмещая приятное с полезным, и из-за этого умудряясь оставаться для Яо таким же желанным любовником, каким он сам был для Сюаньюя.       И вот когда долгожданная ночь подбирается, разум заполняется, как винная чарка на пире, томительными и непристойными мыслями. Всё утро он ходил в предвкушении, кусая и облизывая губы, представляя, как сегодня ими овладеют. Время же, как назло, шло медленнее обычного, его ожидания все разгорались и разгорались, и под конец, когда ну вот же! Вот сейчас!       Знакомые руки Яо с подрагивающими пальцами, неторопливо, все ещё распаляя и без того кипящую кровь, дразня, медленно стаскивают шелка, распутывая тесемки и замки. Попутно губы только-только касаются кожи шеи, даже не целуют почти, а лишь ласково прикасаются. Тяжёлое дыхание старшего брата обжигает шею и выдаёт удерживаемое желание оставить все церемонии и перейти к самому главному сразу, но ожидание в недели извело их обоих слишком сильно и удовольствие хотелось растянуть, напиться им — друг другом — чтобы хватило на подольше, хотя оба понимали — это им не поможет.       С глухим стуком падает шпилька для волос вслед за ремнем. Зубами ласково оттянули серьгу в сторону, прихватив губами чувствительную прохладную мочку. Все те же руки, уже быстрее, щекочут бедра и нетерпеливо сжимают в пальцах тончайший слой исподнего; сам Сюаньюй уже поворачивает голову для желанного касания лепестков соскучившихся губ. Он не может сдержаться — призывно открывает рот, ожидая встретить гибкий язык в глубоком поцелуе. Тело дрожит, он судорожно выдыхает, зная, что это лишь прелюдия, а потом все будет совершенно иначе…       Но фарфоровая атмосфера драгоценной ночи разбивается тысячей осколков от громкого и почему-то особенно пронзительного стука в дверь. Дорогой его Яо тут же подбирается, в мгновение, опять становясь занятым господином. Он лишь на несколько секунд позволяет себе опереться лбом об угловатое плечо Сюаньюя под страдальческий выдох юноши, и, поцеловав едва выступающую косточку, тихо извиниться, а затем откликнуться:       — Я слушаю!       — Вашей госпоже стало плохо, Ляньфан-цзунь.       Яо тихо фыркает и смотрит в глаза брату. У Сюаньюя сжимается сердце; внутри, словно холодной водой окатило, от понимания, что ничего не состоится. Он не может запретить брату идти к жене, даже не смотря на сильнейшее желание этого. Он вздыхает, но взяв себя в руки проговаривает:       — Иди. Вдруг что-то серьёзное. Со мной-то ничего не случится. Я посплю тогда у тебя, ладно?       Яо берет его ладони в свои руки и прижимает к губам, а после, успокаивающе погладив юношу по щеке, кивает и, обращаясь уже к слуге за дверью, говорит:       — Я сейчас буду. Передай лекарям: пусть делают все возможное, но помогут ей.       После этих слов, он поцеловал Сюаньюя. Юноша обнял его за шею. Напоследок он лизнул его верхнюю губу, после чего коротко взглянул из-под густых ресниц на лицо — тоскливо опустил глаза и отступил.       Настроение безвозвратно упущено, но возбуждение, как назло, не ушло. Сюаньюй упал на кровать, раскинувшись звёздочкой, и, прислушавшись к своим ощущениям; проклял юность организма и притворно захныкал, стараясь хоть как-нибудь успокоить сжавшиеся от обиды не то что сердце, а все его естество.       Ему страшно хотелось отдаться сжигающей весне. Он так долго ждал, когда брат будет свободен и настроен, и вот, этот редкий миг у него забрали так резко и так нагло. Нынешняя реальность ощущалась звенящим ударом по лицу.       Сколько теперь ждать?       Обняв себя руками и сжавшись в комок, он попытался хоть немного ощутить того, что могло бы произойти этой ночью.       Сюаньюй не был шлюхой, до сегодняшнего дня спал только с Яо, лишился с ним девственности и не планировал быть с кем-то ещё. И суть на самом деле была не в измене. Они напрямую об этом не говорили, но Яо не раз, будто вскользь, намекал Сюаньюю между их свиданиями встречаться с кем-нибудь ещё, если тот хотел. Ведь сам Яо не принадлежал ему совершенно.       И пусть Сюаньюй действительно задумывался об этом пару раз, на самом деле, особого желания у него это не вызывало. Яо хорошо его понимает, и юноша знает чего ожидать, но вот сегодня он готов наплевать уже на всё и пересмотреть свое решение.       Сегодняшний вечер, черт возьми!       Юноша со страдальческим стоном поворачивается на спину и ведёт ладонью от шеи до живота, сбивая одежду, обнажая особенно чувствительную сейчас к сквозняку и прикосновениям кожу. Под веками услужливое воображение рисует продолжение вечера, щеки опаляет стыдливый румянец, ресницы трепещут, а с виска стекает бисеринка пота. Огладив плоский живот раскрытыми веером пальцами, он скользнул ниже; сглотнул, облизав губы, и наконец, прикоснулся к стоящей плоти, пробежавшись вдоль длины пальцами и выдыхая тихонько с облегчением. Он прогнулся в пояснице, поддаваясь к самому себе — все ещё представляя чужие руки — и когда он ощутил, что больше сил издеваться над собой у него нет и хотел избавиться от мешающих тряпок, чтобы наконец-то удовлетвориться, дверь в покои с тихим щелчком отворилась.       Для Сюаньюя этот звук был оглушительнее новогодних фейерверков. Он резко дернулся, и в надежде подорвался на кровати, воскликнул, раньше, чем осознал, радостное: «А-Яо!», но вздрогнул от испуга, встретившись с парой красных, как горящие угли, глазами. Сердце забилось тревожной птичкой, юноша сглотнул и поджал губы. Понимая, что и отступать, и прятаться, и что-либо доказывать совершенно бессмысленно, потому что на него уже внимательно смотрят, он только помялся на постели, отведя глаза и надеясь, что его состояние не так очевидно и ничего такого вошедший не заметил.       Меж тем визитер щурится совершенно по хищному и, растягивая слова, елейно говорит:       — Ого… я был уверен, что это покои Цзинь Гуанъяо.       Сюаньюй досадливо фырчит и проводит ладонью по лицу, сгоняя возникшее волнение. Маленький стресс, впрочем, помог, так как стало немного легче дышать. Сюаньюй обратил свое внимание на пришедшего юношу. Это был Сюэ Чэнмэй, та самая правая рука его брата, что вечно таскается за ним и почти никогда не появляется на занятиях.       Чэнмэй не дожидаясь никакого ответа, с равнодушным видом прошёл к рабочему столу Яо и что-то принялся на нем искать. Проследив глазами за вальяжно прошедшей по комнате фигурой, Сюаньюй похлопал глазами и открыл рот намереваясь сказать наглецу пару ласковых, но слова никак не хотели формироваться в хоть немного осмысленную речь. Дерзость Сюэ Чэнмэя поразила юного господина до потери столь важного дара. Мало того, что его не заботит присутствие вроде как постороннего, так ещё и в отсутствие хозяина он так спокойно копается в его вещах.       Юноша ёрзает на кровати, и без того растрепанная одежда сбивается ещё сильнее, а от малейших движений головой волосы спадают на лицо. Сюаньюй вдруг подбирается и исподлобья глядит на Чэнмэя, задаваясь вопросом: «Если бы Яо не ушёл, он так же свободно зашёл в комнату и застал бы весьма пикантную сцену? Он ведь даже не постучался! Что за дерзость, право слово! Этому адепту правила не писаны совершенно — босяк и хам!». Однако негодование и возмущение Сюаньюя были перекрыты, вновь воспрявшим от этой мысли, возбуждением.       «Какая бы реакция у него была?»       Не позволяя мыслям погрузиться слишком глубоко в свою испорченность, Сюаньюй незаметно мотнул головой и, тихо кашлянув, поинтересовался:       — Что тебе нужно?       Сюэ Чэнмэй почти неслышно цыкает и недовольно отвечает:       — Запись одну не могу найти, твой братец забирал у меня её пару дней назад. Без неё моя работа встанет.       Сюаньюй, состроив понимающее лицо, участливо промычал, но, по сути, не особо проявляя интерес к делам Чэнмэя. А визитер, меж тем, снова прищелкивает языком, как-то совсем уж злостно выдыхает и цедит:       — Как они мне надоели.       Сюаньюй зачесывает пятерней волосы и после недолгого молчания задаёт ещё один вопрос:       — А почему я здесь тебе не интересно?       Чэнмэй отвлёкся от своих поисков лишь на пол секунды, но глаза его блеснули так, будто в этом вопросе он услышал призыв к перерыву. Он выразительно посмотрел на него, затем опустил глаза на оставленную на полу одежду, а потом, как ни в чем не бывало, пояснил:       — Я догадался. Очевидно же, что Гуанъяо потрахивает кого-то. — После короткой паузы он хмыкнул и дополнил, понизив тон голоса, — Но как-то не ожидал что это его младший братишка.       Сюаньюй дует губы, и внезапно — даже для себя — жалуется, разглядев в Чэнмэе, того самого «незнакомца», которому что не расскажи, ему настолько все равно, что можно ничего не опасаться и получить хоть толику понимания, участия и если повезёт сочувствия.       — Как видишь, его здесь нет. Он оставил меня и пошёл к сестрице Цинь.       — Сестрице, угу. — Под нос проговорил Чэнмэй и после, притворно тяжело вздохнув, с такой же искренностью посочувствовал, — м-да, не очень с его стороны.       Сюаньюй наклонил голову к плечу и сжал в опорной руке мягкое покрывало:       — Мы встречаемся и без Цинь Су нечасто. Его одного недостаточно… — Сюаньюй снова поднял глаза на Чэнмэя, ставшего безучастным к его нытью, но не получив никакой видимой реакции, закончил предложение, — для этого ордена.       Сюаньюй поник. Ощущение того, что для брата он значит не больше его бесконечных дел, братьев, родственников, жены и тому подобного, обострилось из-за обманутых ожиданий.       Юный господин не заметил, как Чэнмэй отвлекшись опять, смерил его странным взглядом, но быстро вернулся к поискам, раздражаясь от того, что искомая записка никак не попадается на глаза.       Сюаньюй вздыхает, поднимает голову и присматривается. Несвоевременный приход Чэнмэя, в первые секунды показавшийся юноше верхом дерзости, неожиданно предстал не меньше чем знаком свыше. В голове опять всплыли намёки Яо о заводе другого любовника. Уловив, как сбилось сердцебиение и нечто защекотало в животе, Сюаньюй в очередной раз посмотрел в сторону визитера, оценивая его стройную фигуру.       Юноша, осторожно пожевав свою губу, нарисовал в воображении мягкий и томный поцелуй. Выдох сорвался вниз, сердце сжалось и в предвкушении забилось еще быстрее. Чэнмэй просматривал бумаги на низком столе, хмурил свои чёрные остроконечные брови и не замечал, какими глазами на него сейчас смотрят. Резко стало все равно на то кто он: по сути лишь слуга, безродный беспризорник, притащенный с улицы; не лучшая партия для сына Главы, пусть даже и незаконнорождённого. И все же, Сюаньюй ощутил что, он может подойти к нему идеально.       Откинув пригревшиеся невеселые мысли, юный господин тихо хихикнул; Чэнмэй слишком суетлив сейчас, чтобы что-то отыскать, ему бы не помешало слегка расслабиться и попробовать сначала. Сюаньюй тихонько поднялся с кровати. Понимая, что тончайший шёлк ничего не прячет, он скромно сложил руки на животе, подошёл к Чэнмэю, и, чуть склонив голову, вполголоса поинтересовался:       — Может тебе помочь?       Чэнмэй видимо не ожидал услышать его так близко и потому едва заметно дёрнулся, на секунду даже замерев, но уже через мгновение все же повернул к нему голову, встречаясь с мягкой полуулыбкой. Сюаньюй заглянул ему в глаза и, слегка опустив веки, вдохнул глубже, чем до этого, чтобы ощутить незнакомый запах, ненавящиво исходящий от Чэнмэя. В комнате стояло слишком много пионов, курились благовония — Сюаньюй снова поднял ресницы и захотел подойти ближе.       Сюэ Чэнмэй, придя в себя, хмыкнул и отрицательно покачал головой:       — Это бесполезно, если он хочет что-то спрятать, проще будет только спросить у него.       Мысли Сюаньюя были далеки от проблемы пришедшего, его более занимало присутствие этого человека, потому он лишь на периферии сознания участливо слушал его. Юный господин оглядел пол и вдруг заметил лежащий пергамент возле ног Чэнмэя. Уголки губ слегка дернулись.       Юноша опустился на одно колено, чтобы поднять пергамент. Слегка подавшись вперёд, он посмотрел на носы его тёмных сапог, а затем решил поднять глаза наверх, чтобы тут же встретиться с чужим взглядом, внезапно чего-то ждущий. Сюаньюй подцепляет бумагу и, оказавшись слишком близко к своему сегодняшнему гостю, неторопливо выпрямляется, поднимая голову в ничтожны цунях от чужой фигуры; ведёт носом, едва ли не касаясь тканей одежды Чэнмэя, и когда выпрямляется, оказывается настолько близко, что становится возможным сосчитать все ресницы, обрамляющие красивые журавлиные глаза. Визитер стоит на месте, не отходя и не отворачиваясь.       Сюаньюй поднимает перед собой уроненный пергамент двумя пальцами и спрашивает:       -Не оно? — он понимал, что сейчас ему придётся применить все силы, чтобы настроить все так, как ему хотелось бы. Риск остаться сегодня в одиночестве был велик. Сюаньюй почти не знал Чэнмэя и то, что он не против внимания другого юноши к себе, это была лишь надежда в истосковавшемся до ярких эмоций сердце.       К приятному удивлению юного господина, Чэнмэй обхватывает его руку за запястье и уводит в сторону, даже не взглянув на, ставшую бесполезной, бумагу.       — Хм, жаль, — как ни в чем не было сетует юноша, все ещё чувствуя тепло Чэнмэя на своём запястье. Небольшой разряд энергии прошивает тело, грохочущее сердце закладывает уши. Сюаньюй из-за этого тяжело сглатывает и сбито дышит. Мягко высвободив руку, он опускает поднятый листок на низкий стол, а когда поднимается, складывает руки так, что гладкий шёлк не выдерживает столько телодвижений — соскальзывает вниз почти до локтя, обнажая перламутровое плечо. Сюаньюй отводит глаза, и — о, сама скромность! — безуспешно подтягивает рукав вверх. Если бы Чэнмэя что-то из сложившейся ситуации возмущало, вряд ли он молча смотрел бы, как и без того непотребный вид одного из самых статусных людей ордена становится откровенно вызывающим.       В застывшей тишине, Сюаньюй хмурится, вглядываясь в стол, будто действительно пытается помочь пришедшему. Хотя юный господин ясно чувствует его взгляд на себе и надеется, что его уже и не волнует то, зачем он пришел. Сюаньюй прерывисто выдыхает, чувствуя возбуждение так сильно, что готов просто напасть на Чэнмэя, лишь бы остудить этот жар, обжигающий настолько, что даже не самое сильное золотое ядро жжется и ощутимо пульсирует, слабо искря на кончиках пальцев.       Язык снова стремительно увлажняет пересыхающие от волнения губы, ладони покрываются влажной изморозью. Сюаньюю становится прохладно, дрожь бьёт по телу и уже не получается ее контролировать. Замечает ли Чэнмэй, как стремительно Сюаньюю становится тяжело, ещё чуть-чуть и будет уже больно.       Юный господин робко переводит глаза на него, вглядывается долго и гипнотически. У Сюэ Яна острые черты лица, яркие горящие глаза, тонкие губы растянутые сейчас в какой-то непонятной архаической ухмылке и нос с очаровательной горбинкой. Сюаньюй хочет, жадно представляет, как Чэнмэй сам бы поцеловал его, сократил расстояние, обнимая в своих горячих и наверняка сильных руках. У него смуглая кожа, оттененная белоснежным неподобающе распахнутым воротом, вульгарно открывающим вид на острые ключицы и кадык.       Сюаньюю жарко и кажется, что это Чэнмэй подобно палящему солнцу источает этот зной. Обряженный в дорогие шелка Ланьлина с позвякивающими золотыми украшениями на поясе, с незатейливо перевязанными короткими волосами в хвост, рваной чёлкой обрамляющей лицо и подчёркивающей острые скулы, он казался слишком красивым. Сюаньюй впитывал в себя дикость его образа и яркую, как блеск его глаз, харизму.       Почему он заметил это только сейчас?       Хочется пить, рот наполняется слюной от наглых мыслей, представляющих вкус наверняка чуть солоноватой кожи. Он опять обнимает себя руками и прикасается прохладной ладонью к своему горячему плечу. Чэнмэй высокий, стройный и хорошо сложен в свои годы. Сюаньюй облизывает губы и стыдливо отводит взгляд не в состоянии справиться с собой.       Он хочет его.       Именно его.       «Сюэ Ян», — в первый раз он перекатывает в голове его первое имя, более близкое, — «даже если прямо сейчас Яо вернётся в комнату, я все равно буду настроен на другого».       Юноша, понимая, что его желание с каждой минутой становится все сложнее игнорировать, решает все-таки отступить. Чэнмэй наверняка все это видит и ничего не предпринимает, издеваясь над несчастным Сюаньюем, а сам он не настолько смел, чтобы воплотить хоть что-то из своих мыслей. Всё-таки он пассивен и проявить первым инициативу не сможет, а его навык соблазнения ограничен умением стрелять глазами и красоваться телом.        «Если бы он сейчас хоть малейшим действием показал свою заинтересованность, я бы не оставил его неудовлетворенным», — самоуверенно думает юноша, за свою пугливость вешая ответственность на пришедшего.       Сюаньюй только прикрывает глаза и качает головой, напоследок рискнув дотронуться. Он обходит его и проводит ладонью по плечу, касается спины, двигаясь в сторону кровати с тихим:       — Можешь прийти попозже. Может Яо скоро вернётся.       Чэнмэй усмехается, слыша это, и вдруг, перехватает Сюаньюя за запястье, поворачивая к себе.       — И застать вас на самом интересном? Ты не простишь мне этого.       Сюаньюй вздрагивает, а Сюэ Ян меж тем продолжает:       — Может мне стоит остаться здесь и подождать его вместе с тобой, — его интонация наполнена двусмысленным намёком.       У Сюаньюя, ощутившего силу руки Чэнмэя, спирает в груди. Они оказываются снова близко друг другу, Сюаньюй даже не заметил, в какой момент его притянули настолько что нос, наконец, уловил его запах: горький и почти не уловимый, похожий на полынь. Пахло, наверняка, от волос Чэнмэя.       Сюаньюй опускает глаза на губы, дышит через рот, тяжело сглатывая. Его ведёт. Он приподнимает голову, чувствуя чужое дыхание — тёплое и едва-едва свистящее. Юноша вновь смотрит в его глаза, и, не отвечая действиям, кладёт ему ладонь на щеку, большим пальцем оттягивая губу слегка вниз. Голова словно в пьяном дурмане. Терпение трескается. Сюэ Ян улыбается и наклоняет голову к плечу, оставляя короткое прикосновение на пальце.       — Он опоил тебя, что ли чем то? — озорно интересуется Чэнмэй.       Его руки неожиданно оказываются на талии Сюаньюя; он делает шаг вперёд так, что их животы соприкасаются. Сюаньюй судорожно выдыхает, потому что его возбуждение было бессовестно задето. Чэнмэй обнажает кромки зубов в лёгкой полуулыбке. Он ведет носом, пробуя воздух через глубокий вдох, при этом задев юношу лишь случайно, на секунду.       Сюэ Ян щурит глаза и ухмыляется шире:       — Или ты просто хочешь меня? — с этими словами он сжимает скользнувшие на ягодицы, пальцы и резко прижимает Сюаньюя ещё ближе к себе, провоцируя стон. Юноша рефлекторно обхватил его плечи, словно мог упасть в любую секунду. Услышав очередной короткий смешок, Сюаньюй снова ощутил давление внизу живота и ответно подался вперёд. Одна рука скользнула на затылок Чэнмэя, сжимая, в то время как покрасневшим лицом он вжался в чужое плечо и провел вдоль ключицы носом, шумно втягивая воздух. Губами он ущипнул выступающую косточку и приподнял голову, прижимаясь ртом к чуть заалевшему уху.       — Возможно. — После этого вжавшись в него сильнее, чувствуя обнаженной грудью шелка верхних одеяний, он прикусил хрящ, обвел языком и, горячо пососав мочку, выдохнул, не переставая ласкать чувствительное место шеи.       — Возможно? — смеётся Сюэ Ян, — мне кажется, ты уже готов кончить только от ожидания, — продолжает дразниться он.       Сюаньюй переставляет пальцы на его шеи, горячим лбом опираясь на его и случайно задевая кончик его носа своим, при этом специально мазнув губами по местечку над его ртом. Сюаньюй закрыл глаза, отдаваясь ощущениям ожидания. Он задыхался, будто бежал все это время. По виску стекла росинка испарины.       — Только вот братец не кастрирует меня потом? — усмехается Чэнмэй кончиком языка, как любопытный котенок обычно касается кончиков пальцев, лизнул верхнюю губу Сюаньюя коротким прикосновением.       — Конечно нет, он и сам ведь спит ещё и с Цинь Су. — Сюаньюй обнимает его лицо и гладит по гладким щекам, уже открыто демонстрируя свое нетерпение.       — Насколько я знаю, сейчас уже не спит, — после этих слов, Сюэ Ян чуть отстраняется, ответно обнимая запястья Сюаньюя ладонями; он вгляделся в его нежные черты. Неожиданно, возможная вероятность единоличного любовника у брата, Сюаньюя особо никак не удивила: получив полуозвученное дозволение на отношения с кем-нибудь ещё, юноша не чувствовал себя изменником.        «Наверняка у него есть ещё любовники. Не исключено что кто-то из его названных братьев».       — Ну, в таком случае, я могу помочь тебе скоротать время?       От его притворно благородных речей хотелось смеяться:       — Помочь? — Сюаньюй ухмыляется, — не против переспать со мной?       Чэнмэй вглядывается в его лицо, отмечает малейшие изменения в мимике. Красивый, совсем юный и обманчиво невинный, щурит хитро глаза и улыбается пухлыми губами, рисуя лукавое и едва ли не напрашивающееся выражение. Маленький обольститель.       — Кто бы мог подумать, что обычно скромный и тихий мальчишка вроде тебя, такой развратный, — скорее самому себе проговаривает Сюэ Ян.       Сюаньюй же тянет уголки губ шире и, деланно невинно хлопнув ресницами, спрашивает:       — Мы с тобой едва ли знакомы, откуда тебе знать какой я? Или.… Ох! Ты, получается, смотрел на меня?       Чэнмэй не отвечает, но Сюаньюй и не решается развивать эту тему, вместо этого он говорит нечто похожее:       — Хотя я ведь тоже не ожидал, что такой дерзкий хам, будет таким учтивым и так вежливо предлагать «помощь».       Тут улыбка Сюэ Яна становится шире — обнажаются клыки:       — А как, по-твоему, я должен был обратиться к тебе?       Сюаньюй сделал задумчивое лицо, надув губы, а потом, взмахнув ресницами, как птицы крыльями, откровенно кокетничая, произнёс, на пол тона тише, чем до этого, проводя ладонью по груди Чэнмэя вверх, прислушиваясь к стуку чужого сердца:       — Как только я подошел к тебе, ты должен был наброситься на меня, — он опустился совсем до шепота и, растягивая слова, продолжил, — разорвать ничтожные крохи одежды оставшиеся на мне. Сжать меня в объятиях. Впиться зубами в шею, — он нагло прикоснулся к его губе, оттянул кожу немного в сторону, обращая внимание на выраженный остренький клычок: «как у тигра», — подумалось Сюаньюю. Чуть погодя, он решил, что такие острые зубы не оставят его кожу целой, — а потом слизать кровь, широко проводя языком…       Чэнмэй прижал указательный палец левой руки к его губам и, усмехнувшись, уточнил:       — Ты сейчас рассказал мне свои опасения или фантазии?       Вместо ответа Сюаньюй обхватил губами его палец, прикусил и ласково обвел подушечку языком. Сюэ Ян продолжил, протолкнув палец дальше в плен чужой полости рта:       — Кроме того, ты сам сказал, что мы едва знакомы. Откуда такие занимательные мысли?       Впрочем, ответ на вопрос никого не интересовал. Чэнмэй неторопливо потянул руку обратно на себя, надавливая указательным пальцем на нижнюю губу Сюаньюя, и через мгновение облизал его сам, будто собирая сладкий крем после десерта, пристально смотря в глаза с затопившими радужку зрачками.       Он усмехнулся, поднял руки и, устроив их на лице Сюаньюя, наклонился к нему, пробуя нежные губы. Сюаньюй вздыхает, сразу срываясь на облегчённый стон, словно тяжкий груз на его плечах обрушился, позволяя ощутить долгожданную легкость и свободу телу. Он не раздумывая ни секунды, и не сомневаясь, приоткрыл рот, подобно потянувшемуся к солнцу цветку, распускающему свои лепестки.