50 тем для писательской практики

Рюкен недоумевает как это произошло: в один прекрасный день Куросаки Ишшин заявился к нему в клинику и выдал все секреты. Что скоро они станут настоящей родней, а того гляди и дедами одного или двух, трех внуков с шинигамской кровью! Рюкена до сих пор передергивает от воспоминания об этом, но он не шумит — отчаянно прислушивается из кабинета к возне в гостиной. У них сегодня к ужину приглашена гостья, и Рюкену придется туда спуститься. — Отец?! — Нетерпение Урю возмутительно. Разве этому он его учил? Впрочем, влюбляться в шинигамское отродье Рюкен не учил Корю тоже — этот ребенок вечно всё делал ему назло… Старший Исида громко захлопывает книгу, встает из-за стола, закладывает руки за спину и неспешно покидает кабинет. Вальяжно пересекает картинную галерею, разделяя невеселые взгляды предков квинси с портретов. Не дай боже, по этим тихим коридорам станет бегать маленькое рыжее недоразуме… Рюкен затыкается, нанизываясь на теплый взгляд ореховых глаз. Она — точно Масаки, и Рюкен преодолевает последние ступени, как в дурмане. Думает, что такое невозможно, но, оказываясь в запредельной близости к ней, с головой окунается в знакомый аромат лилии и жасмина, и его сердце на несколько секунд перестает биться.       — Масаки? — роняет он растерянно, но ее дочь мотает головой:       — Юзу, Исида-сан. — Девушка улыбается смущенно, но по-прежнему приветливо. — Вы меня не помните?       Исида врет себе, что не помнит — не в его привычках считать всех детей Куросаки Ишшина, — но он просто уклоняется от ответа. Чинно проходит мимо во главу стола, который уже ломится от праздничных блюд, но не может ими заглушить запах прошлого — запах духов ее матери.       Урю галантно отодвигает стул для своей дамы. Задевает носом незаметно — как ему кажется, — прядь ее волос, заправленных за ухо.       — М, вкусно пахнешь сегодня, — мурлычет, как влюбленный дурак, он. — Это пачули?       — Гиацинт. — Юзу не успевает и рта раскрыть — смотрит теперь заинтригованно на будущего свекра. Тот торжествующе тянет уголок губ вверх: он вновь обставил Урю. — Сердце — из лилии и жасмина. Сандал — база, — отпивает он воды из бокала, потому что горло удавкой давит знакомый аромат и эхо любви.       — Исида-сан тоже разбирается в кодо?       Рюкен поправляет средним пальцем очки, ловя блик столового ножа, в котором видит отражение лишь хорохорившегося старика. Куда ему тягаться с сыном? Его триумф проходил, как скрывалась из глаз комета. Остался только газообразный хвост, редеющий с каждым днем все больше.       — Нет. — Исида со звоном в запавшей тишине отрезает ломтик от положенного на тарелку мяса. Пытается надышаться его вязким жирным запахом, а не тем, другим. — «Мурасаки» от Шисейдо. 1980-й год выпуска. Это духи твоей матери. Я подарил ей их на шестнадцатилетие…       Юзу и Урю синхронно вскидывают брови, а Рюкен заедает ком в горле бифштексом. Смотрит на эту парочку как в зеркало тридцатилетней давности. Хочет ненавидеть прошлое и эту девушку, нарушившую покой тихой — унылой — жизни семьи Исида, но… сдается. Лицо Рюкена осклабляется, он на миг прикрывает глаза, позволяет любимому аромату заполнить все клеточки сознания, а потом говорит своему кровоточащему сердцу «Хватит!» — Так значит, вы младшая дочь этого оболтуса Куросаки Ишшина?..       Юзу сперва краснеет, но потом, кивнув, искренне заливисто смеется, заставляя и обоих Исид улыбнуться. Стены их обители давно не тревожили радостью и «Мурасаки», но они выстоят, им не впервой: в этом угрюмом доме когда-то было гораздо теплее с появлением такой же солнечной девушки.