Последнее, что я узрел.

Дом. Родной запах, навсегда въевшийся пластиной в сознание, моментально ударил в голову. Несмотря на затхлость пустующих комнат, толстенные слои пыли на всех возможных поверхностях и плесень у плинтусов, Джон чувствовал что-то домашнее и приятное. Это невозможно было описать или сгруппировать в мыслях. Минутное ощущение тепла развеялось с пришедшими детскими воспоминаниями. Март. Подвал затопило до самой лестницы, после того, как одна часть трубы, настолько изношенная, отпала из-за резкой смены температуры на улице и ранней поломки. Будучи в оледенелом состоянии ещё неделями ранее, труба больше походила на осколок метрового айсберга, чем на сосуд с горячей водой внутри. К слову, этот слой льда был настолько огромен, что в попытках сбить тот молотком, Джон чуть не отколол кусок этой самой жёлтой трубы. Когда миновал февраль и март явился людям потеплением и резким сходом снега, то естественным образом и труба оттаяла, но, вопреки многолетней прочной сварке, отпала. С грохотом, при чем большим куском где-то с середины. Вода большим пульсирующим фонтаном вылетела из трубы, заполняя маленькое помещение за считанные минуты. Первым утечку обнаружил отец Ватсонов- Генри. Тот, читая утреннюю газету, напрягся от странных плещущихся звуков из подвала. Стиральная машина стояла на кухне, рядом с раковиной, потому, списать непонятную суетливость в подвале на стирку, нельзя. Низкорослый мужчина лет тридцати пяти скрутил дешёвую газету так, чтобы ей можно было убить хотя бы муху. Он на носочках с прищуром в глазах направился в сторону двери, ведущей к подвалу. Спустившись, Генри обомлел. Весь бетонный пол, точно сантиметров на десять, был заполнен водой и этот нескончаемый поток продолжался. Старший Ватсон быстро закрутил металлический

вентиль, прекращающий подачу воды и через минуту прибавление объемов уже набежавшей воде, прекратился. Мужчина звонко гаркнул, подзывая Джона. Он знал о попытке мальчика отколоть наросший кусок льда ранее и сейчас закономерно считал виновником торжества Джона. — Джон, где тебя черти носят! — вновь крикнул Генри, торопя сынишку. Восьмилетний Джон, сжимая в кулаке маленькую пластмассовую детальку из конструктора, засеменил мелкими шажками по лестнице вниз, навстречу отцу. При приближении мальчишка поник, виновато опуская голову. Он знал, что не делал этого, но прикасался к трубе ранее, потому точно получит должное наказание. Мужчина грубо схватил сына за ухо, чуть ли не отрывая ноги того от пола. — Джон! Сейчас же берешь насос, тряпку, ведро и собираешь всю воду! До девяти вечера даже не думай выходить из подвала! Тупоголовый мальчишка! — прошипел сквозь зубы отец, смотря в глаза своего сына, едва различимые при темноте. На шум сбежались остальные домочадцы. Мать Джона с осуждением качала головой, складывая руки у груди, тогда как Гарри с самым что ни на есть испуганным взглядом замерла. Девочка, кажется, даже задержала дыхание. — Элиза, ты видишь это! Этот поганец залил своими выходками нам полы! — прокричал мужчина, заставляя супругу учтиво кивнуть. Когда Генри покинул подвал, захлопнув со всей присущей ненавистью дверь, он грубо взял жену под руку, отводя ту в сторону. Он прошептал одно: — Я бы переломал, как спички, засранцу руки и ноги, но боюсь, что в школе это воспримут за насилие. Глупцы! Оставь его без ужина. Он не заслужил.- прошептал мужчина. Элиза вновь кивнула, чувствуя прикосновение к своей спине, которая и без того была сине-фиолетовой он количества гематом. Некоторые переходили в шрамы и становились жёлтыми. Гарри смогла выдохнуть, лишь когда отец с матерью удалились на кухню. Девочка оглянулась несколько раз, прежде чем прислониться ухом к двери и услышать, как плачет Джон. Это не было громкой истерикой или очевидной паникой. Она услышала хлюпанье носом и неровное дыхание. Так плакал только её брат. Она не могла чем-то помочь, лишь просунула под дверь записку с робким нарисованным сердечком: «Всё будет хорошо, Джонни». Мальчишка улыбнулся в мглу, нащупывая фонарик с полки. Сейчас, уже повзрослевший Джон осматривал родные стены. Он знал, что полгода мать не ухаживала за домом, переехав в Ливерпуль на неопределённый срок. Не снимая потёртые ботинки, Ватсон лишь усиленно топнул, оставляя налипший снег у порога. Он щёлкнул старым выключателем. Свет ещё был, следовательно и отопление с водой присутствовали. Мама всё же следила за домом, пусть, с расстояния. Лампочка неуверенно, но с треском замигала, опять погружая коридор в полумрак. Хотя бы в этом году Джон наведёт здесь порядок, но первым делом направится в душ, после изнуряющей поездки. Проходя вглубь дома, он вспоминал всё больше. Даже то, что не вспоминал десятками лет. На этом ковре они с Гарри как-то разлили краску, за что отец с матерью их выпороли. А на этом подоконнике выцарапаны толстыми швейными иглами их инициалы. И наконец Джон посмотрел на ту самую дверь, ведущую в подвал. Никто не знал, что происходило остальные сутки с маленьким Джонни, находившемся в страшном для ребёнка помещении. Доктор нервно облизнул губы, не решившись направиться к злополучному месту. У него ещё будет время. Ватсон зашагал по лестнице на второй этаж, где находилась ванная. Скрип, а за ним ещё один. Тусклый свет фонарика телефона тонкой полосой отражался на лакированных ступеньках. Мужчина покрутил головой и, нащупав левой рукой выключатель, щёлкнул по нему. Короткий коридор озарился жёлтым приглушенным светом. Три двери, стоящие чётко в ряд, отличались для Джона, хоть и были одинаковыми. Нехотя, он вспоминал всё. Первая дверь, такая же, как и последующие две- комната Гарри. Её спальня была чуть больше комнаты Джона. В ней небольшая, но мягкая кровать, матрас на которой изрядно промялся под телом девушки ещё много лет назад. Ближе к пятнадцатилетию сестры, стены её комнаты обросли плакатами, но, к сожалению, в ходе одной ссоры, отец истерично сорвал со стены все, кроме одного, приклеенного на строительный клей у окошка. На нём был изображён бой-бэнд «Уэстлайф». Также, напротив окошка, располагался письменный стол. Джон помнил, что на том всегда присутствовала стопа учебников и тетрадей, однако сестра к ним не прикасалась. Просто не любила учёбу, да и не любит нравоучения от братца сейчас. Рядом с теми- плюшевый медведь, маленький такой, фетровый. Его ещё маленький Джонни приобрёл для Гарриет на её одиннадцатый день рождения. Девочка уже не играла в игрушки, а интересовалась журналами, выписываемыми на почте и глупыми телешоу. Ватсон помнит, как с трепетом и усердием маленький он копил два месяца и отказывался от школьных обедов, чтобы порадовать сестру. Придя на барахолку, расположенную в Лондоне (туда они с родителями ездили раз в полгода к тётушке Эмбер), он один подошёл к прилавку с самодельными игрушками. Девушка за прилавком их и делала. — Тебе что-то подсказать, мальчик? — коренастая незнакомка с длинными каштановыми волосами улыбнулась, обнажая ряд не совсем ровных, но белых зубов. Она несколько раз похлопала своими большими карими глазами, прежде чем услышала тонкий детский голос: — Сколько стоит этот мишка? — короткий палец Джона указал на коричневого медведя с глазками-пуговицами. — Десять долларов, малыш.- ласково отозвалась незнакомка. Джон навсегда запомнил то, как мило общалась с ним эта девушка и благодарил за тот факт, что она не ввела застенчивого мальчишку в смятение. — Вот, держите! — Джон с небольшим волнением пересыпал девушке в руку много центов, одну весьма помятую купюру и маленькую пуговицу, которая почему-то лежала в кармане его клетчатой рубашки вместе с накопленными средствами. — А зачем он тебе? — ненавязчиво поинтересовалась продавец. Мальчик смутился, но всё же ответил: — У Гарри день рождения и нужно подарить что-то хорошее! — конечно, в виду возраста, он и позабыл о том, что вежливая девушка не знала о том, кто такая Гарри. Несмотря на это, продавец вновь улыбнулась, пожелав Джону хорошо отпраздновать день рождения друга. — Это моя сестра! — Прости, малыш. Я не знала.- пожала плечами незнакомка. Взрослый Джон робко улыбался, смотря на нетронутого медвежонка. Ватсон прикрыл дверь спальни, направляясь в ванную. Это была следующая дверь, после спальни сестры. Зайдя в ванную комнату, он изумился наличию света и тут. Ведь старая лампа без плафона с угрозой свисала на проводах из плиточного пенопластового потолка. Кафельный бежевый пол отражал свет, однако Джон уже успел на нём наследить. Во избежание дальнейшего разведения грязи, он торопливо скинул с себя парку, свитер и рубашку. По телу пробежались мурашки. Всё же дом ещё недостаточно прогрелся, хотя, пожалуй, никогда не отличался жаркими температурами помещений. После скинутых ботинок, последовали и штаны. Удостоверившись в наличии полотенца на дне чемодана, Джон уже наступил замерзшими ступнями на пол душевой кабинки. Рука раскрутила кран с пометкой горячей воды. Ожидаемый тёплый поток сверху ударил в голову, вызывая очередное явление мурашек. Ватсон поднял свой взор вверх, проводя шершавыми ладонями по светлым волосам. На поверхности душевой кабины он к удивлению обнаружил паутину и толстоватого брюхастого паука с длинными черными лапками. Дом нуждался в уборке. После, уже лёжа в собственной кровати, на свежем и мягком постельном белье, мужчина медленно прикрыл глаза, не желая тревожить себя взглядом на пятна крови и оскомины с мебели. Стены хранят в себе больше, чем человеческая память.