Последнее, что я узрел.

Очередной кошмарный сон. Он был настолько действительным, что при возвращении к реальности, Джон не сразу отличил пейзажи. В память о миновавшей с горем пополам ночи, присутствовал холодный пот на лбу и всём теле. Он медленными тонкими дорожками стекал по коже, пропитывая насквозь простыни и одежду. Если быть честным, кошмары Джону снились на постоянной основе, особенно, в моменты стресса или резких перемен, даже в детстве и юношестве. Обычно, это отдельные воспоминания о войне. Страшной, жаркой и взрывоопасной. Каждый час и минуту можно было бояться своей грядущей смерти. Но она всё никак не наступала, словно оттягивала момент донельзя сильно, отчего на мужчину один за одним сыпались несчастья. Если во время войны, в качестве пушечного мяса, ты мечтаешь покинуть её, то после, она навсегда с тобой и уйти от этого уже никак невозможно, ведь как можно уйти от самого себя? Затем, после возвращения в Лондон, мужчине снились бетонные клетки и то, как он падает в пропасть. Позже, он обжился, но война настигла его в сновидениях. Кровяные речушки с мостами из костей (в основном из ключиц, черепов, костей конечностей, так как их Джон видел чаще других) тревожились, тряслись при сопровождении гулких взрывов так, что вода мистическим образом выплёскивалась из берегов объёмным фонтаном и становилась неким дождём, будучи в воздухе, за то время, пока Ватсон, мечась между пациентами, судорожно оглядывался и глазами искал новых на поле боя. Мясо и кровь, много ненависти и выстрелов. Это, до треска рёбер, колотило его холодными Лондонскими ночами. Затем он встретил Мэри. Мэри Морстан . Девушку, которая была его первой пациенткой в тот день. Морозное утро января встретило Джона обременяющей, но, как оказалось в процессе, судьбоносной работой. У Мэри были пшеничные короткие волосы, которые она укладывала по утрам, из-за того, что те безумно вились в разные стороны. У неё были очень мягкие черты лица- такие же, как и у самого Джона. И руки нежные, приятные на ощупь, точно бархатные. Джон не влюбился, просто ему было очень спокойно и ,спустя двадцать одно свидание, он поженился. На той самой белокурой девушке с громким смехом и аккуратными пальцами. На тот момент кошмары его отпустили. Присутствовал стыд и некоторое неприятное ощущение. «Какого чёрта я женился? Она мне спасательный круг или жилетка для рыданий?» — проносилось в мыслях доктора. Но он продолжал строить счастливые отношения по всем британским стандартам. Мэри погибла, стоит сказать, весьма трагично даже для стороннего персонажа. Девушка так и не сообщила Джону, что они станут родителями через жалкие восемь с половиной месяцев. Водитель легкового автомобиля, нёсшийся в пьяном угаре, так совсем не считал и, направив взор на звонящий мобильный телефон, не заметил быстро перебегавшую девушку. Хруст, резкое торможение, крики и многочисленные рыдания. Мэри не удалось спасти. Она погибла второго августа. Сны, окрепшей силой возобновились и новыми образами являлись к мужчине. Уже будучи на войне, в окружении раненых, он как-то штопал Мэри. Джон видел её кишечник, пульсирующее сердце и лёгкие. Это казалось таким реальным, что он, со слезами на глазах, действительно зашивал раны. Но они не кончались. На месте новых, словно из ниоткуда, возникали старые. Следовательно, избавляясь от новых ран, за раз тратящих на своё проявление не менее полутора литров крови, можно ненароком забыть про старые, которые выливают из тебя понемногу, но высушат тебя постепенно до самой трухи. И каждый раз Джон бесконечно штопал, пока не просыпался с красными влажными глазами- это стало особой нерушимой закономерностью, к коей он привык за долгие годы безбожных страданий. Ватсон не хотел бы повторения всех приснившихся кошмаров. Вероятно, из-за прибытия в отчий дом, воспоминания тяжёлой хламообразной грудой упали на мозг и сознание, окончательно их добивая. Получилась смесь тяжёлых моментов с психологической точки зрения. Джон помнил этот сон ещё всё утро, пока был в душе, пока переодевался, вкручивал новые лампочки, мыл полы, подметал и протирал пыль. Одни и те же моменты, словно со скрежетом ногтей по резине, возникали перед глазами. Джон оказался в родном доме, как и часами ранее. Только, вместо поднятия по лестнице, он прямиком направился в подвал. Тот находился перед кухней- между ней и лестницей, такой маленькой невзрачной дверью. Находясь за считанное расстояние в пару шагов перед входом, он уже машинально протянул руку, как его одёрнул за плечи отец: — Кто съел конфеты, Джон, не знаешь? Это был подарок тётушки Эмбер. Очень жаль, что они пропали! — отец произнёс это так мягко, как только мог, при чём, голосом матери. — Не знаю, Сэр! — пробормотал Джон детской робостью. Ненароком обернувшись, он с нечитаемым изумлением в глазах узрел маленького себя в зеркале. В коричневых шортах и белой растянутой майке. Рот мальчика- того, маленького Джона, был запачкан в уголках шоколадом, а в маленьких ручках зажаты бумажные фантики. Дыхание участилось и Ватсон взглянул вниз. Его ощутимые руки же были такими, какими и у него на тридцать пятом году жизни. — А я думаю, что знаете, юноша! — голос матери из тела отца наращивал панику в невероятном темпе. — Нет, отец… — Знаешь, Джон! Ты всё знаешь! — наконец, к отцу вернулась прежняя хрипотца и грубость. Джон заплакал, словно он был мальчишкой. Хотя, в зеркале напротив, он таковым и отражался. — Не реви, Джонни, ты знаешь! — кричал отец, желая ухватить сына за грудки. Однако, его остановила мама, утягивая за руку Джона в подвал. Из её уст слышался торопливый шёпот: « Отец служил- и ты служи…»раз за разом, пока перед глазами не возникла темнота и чужая рука не прекратила сдавливать запястье. Ватсон не успевал перевести дух. Тут же он оказался на земле, пропитанной чем-то красным. Понял Джон, что это была знакомая ему алая кровь. Вокруг шли военные действия, а он находился в невидимом пузыре. Взрывы и трупы облетали его на несколько метров, пока врач обескуражено созерцал всё, опираясь коленями на кровоточащую розоватую землю. Вдруг, когда он наконец полноценно вздохнул, так сильно, что его грудь даже стала шире, в этот пузырь, совсем неожиданно, влетело тело. Мужчина содрогнулся с ужасом понимая, что это Мэри. Голос медицинской сестры констатировал: «Она была беременна, сэр.» Тогда Джон и проснулся. Слёзы страха и сожаления стекали по щекам обильным ручьем. Сейчас же, Джон, хоть и припоминая ночные ужасы игр своего разума, но всё же хотел наведаться к соседям. Как он знал, в красивом красном доме с чёрными резкими линиями и металлическим острым забором, проживало семейство Холмсов. Честно говоря, всегда он считал их странными. Никогда не видел тех на улице и не общался с детьми. По рассказам отца, он насчитал двоих мальчишек и отца с матерью. Особенно отец Холмсов, как заключил Генри, был вежлив и даже здоровался со старшим Ватсоном, время от времени. Джон, будучи двенадцатилетним, отнесся к сказанному с учтивым неочевидным безразличием и особым пренебрежением. Зачем ему эта информация? Только сейчас, в окружении родных стен, очищенных им лично от наросшей липкой грязи, Джон загорелся желанием навестить и незнакомых Холмсов, и забавную старушку, если она, прости господи, жива, Маргарет, и Винслоу, и даже лесок. Возможно.