Последнее, что я узрел.

Это был первый отмеченный в собственном доме праздник, обошедшийся без лишних ссор и скандалов. Рождество подкралось совершенно незаметно, тогда, когда Джон и запамятовал о цели своего приезда в родные края. Правда Ватсону до одури жаль, что семейный праздник он справляет в полном одиночестве при живых близких родственниках. Мать, с большой долей вероятности, так же находилась одна. После смерти отца Джона, её мужа, которому полностью принадлежала долгие года несчастного брака, она отреклась от детей, не желая контактировать с тем, что больше всего внешне и физически напоминало усопшего. Несмотря на разницу в том, каких мнений и жизненных целей придерживались её чада, в них она видела только Генри Ватсона. В её глазах- верного супруга, отзывчивого коллегу, заботливого отца. Элиза простила бы ему всё. Она и прощала все козни, многочисленные измены, побои, проступки и оскорбления. После того, как старший Ватсон отошёл в мир иной, она закрылась в себе, урезала любое общение со старыми знакомыми и кем-либо, став в некотором роде отшельником по собственной воле. Хотя, нельзя с точностью сказать, что мать руководствовалась именно собственными желаниями, учитывая её привязанность к небольшой металлической шкатулке с прахом супруга. Таким образом, на её компанию нельзя рассчитывать. Джон в общем-то и сомневался, что хотел бы отпраздновать Рождество с той, кто потакала желаниям тирана на протяжении всей их семейной жизни. В Гарри ситуация обстояла несколько иначе, не столь очевидно для однобокого восприятия. Джон отдалился в общении с сестрой, когда ей исполнялось шестнадцать. В тот самый злополучный праздник. Они, как и раньше, общались, тепло относились друг к другу, со стороны и не поймёшь сразу всей трансформации взаимоотношений. Джон, обладая проницательностью, моментально ощутил пугающую бездонную пропасть, образовавшуюся между ними. Словно их слова долетали друг до друга, но не были правильно услышаны. Волевой взгляд больших серых глаз поник, обрастая бессонными синяками под ними. Острый носик, который вечно задирался в случае радости и смеха впредь не задирался никогда. Особенно Джон изумился, когда Гарриет отрезала свои волосы по самые плечи обыкновенным кухонным ножом, после чего отец оставил на её теле очередные шрамы. Русые, безумно длинные пепельные волосы точно источали родное тепло с белёсым светом, тогда как после той самой праздничной ночи они обернулись невзрачной соломой. Девушка попросту старалась, после самого травмирующего события в своей жизни, покинуть ненавистное место. О нём знала лишь она и отец. Впрочем, от этого и появлялась ясность, резонность в желании Гарриет никогда больше не видеть давящие стены. Она нашла своё успокоение в одном человеке- в своей девушке, за что Джон был, не без зависти, нескончаемо рад. Таким образом, компания Гарри на рождество была актуальна до их подросткового возраста. После, они стали чужими. Безразлично плеснув в помутневший гранёный стакан повторную порцию Шотландского виски, Джон прочистил горло. Чистый, подобный жидкому янтарю, напиток сиял при свете нескольких чердачных свечей и монитора ноутбука. Комната, будучи в полумраке, наполнилась тяжёлым запахом ладана из-за таявшего под гнётом горящего фитилька, воска, чем невольно напомнила мужчине исповедальню в католической церкви, которую посещала тётушка Эмбер. Тем не менее, Ватсон, комфортно для себя обставив дом на время пребывания, так и чувствовал себя совсем странно. Будто бы всё вокруг не имело смысла, даже это Рождество, при котором у людей закладываются самые тёплые воспоминания. Одиночество поглощало, обгладывало до костей. Наедине с ним, таяли бы ледники и извергались вулканы, если бы они только могли почувствовать этот груз. Ощущение того, что тебе не к кому идти, что к тебе никто не придёт, что тебе не о ком думать, да и о тебе навряд ли думают, доконали последние остатки сил. Пустое существование, скитание из одного места к другому, без намёка на привязку к обществу- то, как доктор обозначил своё состояние. В личном мире Джона не так много людей, кто заинтересован в общении с ним, на первый взгляд, скучным врачом средних лет. Джон с томлением ожидал возвращения того самого вдохновения, когда пальцы беспорядочно, но слажено жмут на кнопки ноутбука с буквами, собираясь в витиеватый текст. Ватсон не менее сорока минут пытался грамотно составить значимую подпись к фотографии стакана с виски на фоне окна. За окном царила ночная темень, оно и немудрено- одиннадцать, без двадцати минут Рождество. Очередной глоток жгущего глотку напитка, томный вздох и попытки соединить красивые слова в красноречивые предложения. Помутнённый алкоголем рассудок нуждался в выбросе эмоций у смиренного Ватсона, который звонко смеётся, но никогда не заплачет. «Самый грустный день- это тот, когда ты понимаешь, что он не последний. Это не последний день твоего одиночества. Не последний день твоих страданий и сожалений. Даже не последний день твоей чертовски невезучей жизни. Грустно осознавать, что после этого дня будут точно такие же, дублированные и похожие между собой.»- мгновенно напечатал подпись к фотографии Джон, но тут же стёр одним щелчком всё написанное. Слишком мрачно и грустно для семейного праздника, пусть, у кого-то при живых родственниках названной семьи может не быть вовсе. Следующие три стакана виски оказались менее приятными, так как выпивались с более редкими перерывами между собой, отчего горло уже неприятно обволакивал напиток, а рот неимоверно сушило, вынуждая Ватсона пару раз отлучиться на кухню и до победного выпить пару кружек обыкновенной воды. « Рождество такое паршивое. У меня его точно украл Гринч!»- слишком коротко и бессмысленно. Джон негодующе стёр написанное. « Я убеждаюсь в беспомощности бессмертных. Как можно бесконечно скитаться здесь в поисках смысла, если этого смысла нет?»- совсем несуразица. Доктор потирал переносицу, жмурил глаза и закусывал губу. Из последних сил стараясь не плакать. Рыдать, как говорил отец, удел слабых. Так что, чаще всего, после побоев, на понятные слёзы маленького Джонни, находился кулак и ноги отца, готовые изничтожить красное от истерики лицо своего сына. Эта форма в воспитании пронеслась сквозь года и сейчас Джон, подобно тикающей бомбе, вот-вот намеревался взорваться от накопленных переживаний. Момент полного изнурения прервал отчётливый стук в дверь, который в тишине звучал безумно неуютно. Судорожно вздохнув так, чтобы морально вынести визит неизвестного, Ватсон напрягся, подавляя надвигающуюся панику. Ватсон без особой тревоги открыл дверь, запуская в дом пробирающий холод с улицы, а вместе с тем и Шерлока, неловко переминавшегося с ноги на ногу. Его визит был ожидаем Джоном меньше, чем когда-либо. Холмсу не было проку, по мнению самого Джона, с ним общаться. Разные взгляды на этот мир, разные судьбы и характеры, коими можно сжечь дотла вселенную, в ходе незатейливой дискуссии о важности знания астрономии. - Здравствуй, Джон.- мужчина едва улыбнулся, невзначай прищуривая и без того хитрые глаза. - Что ты здесь делаешь? Рождество же.- констатировал факт Ватсон. Он пропустил гостя в дом, невозмутимо взирая на то, как Холмс стягивает со своих плеч драповое пальто. Под тем оказался чопорный пиджак с брюками и белоснежной рубашкой, словно Шерлок только что праздновал Рождество с самой королевой. А беря в расчёт возможности его брата, Майкрофта, такое нельзя было исключать. - Я думал, что друзья должны проводить какое-то время в праздники вместе. У людей так заведено. - Друзья?- у Джона подрагивали колени и пальцы от этого слова из уст детектива. Джон Ватсон до этого дня не имел тех, кого полноценно звал другом. Уши заложило и приглушённый вой ветра за окном стал недосягаем. В глазах помутнело, но позже, проступила ощутимая влага. Первая слезинка одиноко скатилась по рельефной щеке, капнув на шею. - Разве близкие доверительные отношения между двумя людьми, которые рады проводить время в компании друг друга не являются друзьями? Возможно, я ошибся в терминологии, учитывая что каждый воспринимает...- тараторил Шерлок. Обернувшись спиной к товарищу, он неспешно стягивал с ног ботинки, пока не услышал всхлип позади. Джон неконтролируемо ронял слёзы в ладонь, которая закрывала его глаза. Другой рукой он придерживал себя за ребра, будто была возможность его падения. Внутри у Шерлока от такой картины всё свернулось, завязалось в плотный узел необъяснимого чувства вины. Слова встали поперёк горла. Душа разрывается на части, словно она является куском мяса, которое с боем грызут дворовые псы. Не найдя в себе смелости поинтересоваться в причине случившегося или привычно проигнорировать, Холмс подошёл вплотную к Джону так, что голова мужчины утыкалась ему в плечо. Рука настороженно прикоснулась к затылку Ватсона. Медленно проводя пальцами вдоль роста волос, Шерлок ощутил мелкую дрожь в теле друга. - Всё будет хорошо, Джон. - Уже ничего не будет хорошо, Шерлок. В тот день, где-то в районе четырёх часов утра, Джон всё же выложил фотографии на своём сайте. Их сопроводила данная подпись: «Самые грустные дни- это те дни, в которых ты видишь разбивающее тебя полностью настоящее, но не замечаешь солнечного завтра. Слезливый, однако, выдался праздник.»