***
Все решается наверху. Для большинства людей это высказывание относилось только к верхним эшелонам установленной иерархии — к чему-то, с чем каждый сталкивается в своей жизни в той или иной форме. Для солдата это также касалось одной из самых важных позиций на поле боя — возвышенности. Когда сражения велись вблизи таких высот, постановка задачи по удержанию или взятию их была вполне ожидаема. Воины, удерживающие или захватывающие эти возвышения, могут стать решающим фактором в битве, единственным ударом которых можно переломить ход событий. Те же самые бойцы знали, что, как и в большинстве сценариев сражений, всегда лучше защищаться, чем нападать. Атакующие солдаты вынуждены подбегать к своим точкам захвата, в то время как обороняющиеся могут спокойно уничтожать наступающие части, находясь в безопасности за заранее построенными барьерами и огневыми точками. Гордон Фримен был слишком хорошо осведомлен об этом факте, когда ему поручили «добраться до лошади». Последний оставшийся гарнизон Альянса оказался единственным, что стояло на его пути: он укрывался в остатках трехэтажного здания и состоял не только из обычных солдат и элиты, но и из патрулирующих вокруг страйдеров и штурмовиков; ветеран даже и не подумал о том, чтобы врываться внутрь. Он вошел через подвал, а разношерстная группа отдельных членов Сопротивления, которых он встретил по пути, была рядом с ним. Бывший ученый возглавил атаку на верхний уровень того, что осталось от трехэтажного здания, потеряв по дороге туда множество товарищей по оружию. К этому моменту Цитадель казалась такой близкой, а гнев Гордона — столь всепоглощающим, что от других его эмоций остались лишь незначительные следы. Вина, сожаление, скорбь, страх — все шло в качестве топлива для костра. Это поддерживало сильный гнев, приковывало разум Фримена к настоящему, заставляло его сосредоточиться на своей цели, напоминая ему, что Аликс и Илая все еще нужно спасти. Ничто другое не имело значения: ни истощение организма, которое его собственный адреналин с трудом маскировал, ни тяжелые травмы, начинавшие замедлять его. Даже повстанцы, оказывающие поддержку, больше не являлись его главной заботой на поле боя. Он поймал себя на том, что приказывает им выйти из укрытия и следовать за ним, когда возглавит штурм вершины здания. — Убирайтесь отсюда! — выкрикнутая команда была направлена усиливающемуся контингенту мятежников. Они находились под прикрытием, защищенные от града постоянного импульсного огня, в то время как их товарищи — в самой гуще событий вместе с Гордоном, отчаянно стреляя по солдатам наверху. Крики раздавались с обеих сторон, поскольку сражающиеся продолжали убивать друг друга, без колебаний, без пощады. Снаряды и взрывы пробивали то, что сохранилось от внутренних стен здания, отправляя куски кирпича и камня в сопровождение шрапнели, рассекающей воздух. У повстанцев теперь больше не осталось укрытия: все, что они могли сделать — это надеяться, что каким-то чудом они смогут защититься от разрушений, окружающих их, поскольку они не переставали вести огонь. Многие из них были защищены не так хорошо, как надеялись: тех, кого не убила точная стрельба транс-людей, изрешетило шрапнелью. Те, кто все-таки выжил, следовали за Фрименом, пока он продолжал свой безжалостный прорыв, безудержно паля в комбайнов, препятствующих быстрому продвижению. К тому времени наступающий отряд Сопротивления находился всего в нескольких метрах от точки доступа на крышу, и оставшиеся защитники гарнизона слишком хорошо знали об этом. Внезапный шквал огня с левого фланга ударил в скафандр ветерана. Он оскалился при виде отряда солдат, стреляющих из-за импровизированного укрытия в куче мусора. Он взглянул на ближайшего мятежника позади себя, раздраженно указывая на неминуемую угрозу, как только тот встретился с ним взглядом. Мужчина понимающе кивнул, жестом призывая остальных следовать за ним. Некоторые повстанцы уже взяли на себя ответственность за координацию ударов. Действуя как точки сбора в наступающей линии, они поддерживали желание сокрушить вражеские силы, даже когда потери были тяжелыми. — Пошли! — Наверх! Встречный импульсный огонь прошил переднюю шеренгу атакующих мятежников, вынудив упасть с криками. Вокруг их раненых или безжизненных тел маневрировали товарищи по оружию, полные решимости покончить со своими врагами, прежде чем разделят ту же участь. — Бейте ублюдков с фланга! Гранату бросили в линии Сопротивления, заставив бойцов отползти подальше от быстро мигающего устройства. Только у одной хватило смелости попытаться вернуть взрывчатку обратно. Ей удалось отшвырнуть снаряд от своего коленопреклоненного тела, хотя тот едва расстался с кончиками ее вытянутых пальцев, прежде чем взорвался. — Вперед! Живо туда, черт побери, и покончите с ними! Крик о мести взывал к тем, кто еще мог двигаться — желание, которое все слишком стремились удовлетворить, поскольку остальные начали неуклонное продвижение. Они по возможности укрывались, все время стреляя, и с удовлетворением наблюдали, как солдаты падали от нескольких очередей, которым удавалось попасть в цель. Однако такая радость была недолгой, поскольку холодное возмездие транс-человека быстро положило конец наступающим повстанцам. Гордон воспользовался хаосом, вызванным Сопротивлением, проскользнув мимо последней линии обороны Альянса и пробравшись на крышу, убивая всех, кто стоял на его пути. Оказавшись наверху, он воспользовался РПГ, который захватил часом ранее, и стал быстро расправляться с патрулирующими страйдерами. Даже сквозь оглушительный грохот взрывающихся ракет и громкие вопли чудовищных синтетов, беснующихся на улице, Фримен все же сумел обратить внимание на момент, когда дружественный огонь внизу прекратился — после того как крики повстанцев достигли тревожного апогея. «Жертва была необходима». Эти слова повторялись в его голове, пока он методично продолжал свою работу по уничтожению страйдеров. Данную мысль диктовало ему нынешнее разгневанное состояние ума, за которое он жадно цеплялся, так как неспособность сделать это позволила бы сокрушительному чувству вины и сожаления вторгнуться в его сознание. Взгляд бывшего ученого переместился с последнего монстра, павшего от ракетного удара, на Цитадель. Он тут же вспомнил об Аликс и Илае, подвергающихся пыткам, и его губы снова скривились в оскале. «Остальное неважно». С этого момента Гордон не позволял себе думать ни о чем другом, позволяя своему накопленному гневу выплескиваться наружу во всем, что он делал. Злоба на самого себя, на свои неудачи, истощение, травмы, воспоминания, на Альянс — все это использовалось, чтобы поддерживать пламя, чтобы сделать его еще успешнее в том, что у него получалось лучше всего — массовом убийстве. Он также более ничего не произнес — ни когда встретил Барни и Пса на улице, ни когда начал свое восхождение на Цитадель, ни когда стал убивать солдат из более мощной гравипушки — «спасибо» собственным мерам безопасности Альянса. Ни слова.***
Фримен вырвал себя из вызванных сожалением потаканий своим воспоминаниям в тот момент, когда капсула, в которой он был заключен, остановилась. Двое лучших из Патруля ждали его в маленькой комнате охраны, в которой он оказался. Один из транс-людей шагнул вперед и забрал единственное видимое оружие, которое у него имелось при себе — заряженную гравипушку, висевшую на плече. Пальцы ветерана рассеянно потянулись к тому месту, где его пистолет все еще оставался в кобуре на боку. Единственная пуля все еще находилась в патроннике, само же оружие пережило уничтожение защитным полем только потому, что на гравипушку нацелились раньше. Он только жалел, что его лому не так повезло. Вид открывающейся бронированной двери отвлек внимание Гордона туда, а приближающаяся фигура Джудит Моссман мгновенно заставила его глаза вспыхнуть гневом. Он думал, что, по крайней мере, изгнал часть слепой ярости, которая горела в нем, пока он жестоко уничтожал силы Патруля в Цитадели. Однако в тот момент, когда увидел эту женщину, бывший ученый осознал: он лишь неглубоко копнул. Это было только начало.