В основном безвредна

«Владельцы Глаза бога Гео стремятся к самосовершенствованию в своей системе координат. Они сильны и настойчивы, но, в отличие от носителей огненной стихии, подчиненность цели не несет в себе деструктивного характера — или, по крайней мере, нездоровые тенденции быстро пропадают. Баланс личностного роста и жизненной энергии, направленной на постепенное преобразование мира вокруг себя, сделали бы их, пожалуй, самыми адекватными людьми среди отмеченных богами, но есть у них и огромный, тотальный недостаток: они всеми силами противятся нарушению статуса кво из-за стремления к стабильности, к твердой почве под ногами. Это приводит к тому, что они оказываются чудовищно неосведомленными о каком-то аспекте своего поведения или поведения других людей — иначе говоря, пользователи гео стихии в равной степени мастерски решают все проблемы, кроме одной, на которую вечно закрывают глаза». © из личной коллекции неортодоксальных сочинений мудреца Спамтамада ~~~ Кинжал в руках сестры Розарии выглядел скорее украшением. — Надеюсь, ты подготовился. — К чему? Мигрень сегодня пришлась только на вечер — сейчас Альбедо, считай что, был уже в состоянии двигаться, но по бокам обзора все еще дребезжала мутная рябь. Мозг, соответственно, соображал тоже весьма медленно, но терпимо. — На чем, по-твоему, я специализируюсь? На исповедях. — И как часто они проходят на крышах? Уголок рта Розарии слегка завернулся вниз — или, быть может, ему показалось. Луна за ее головой слепила, да и полагаться на глаза — сомнительная затея, в таком-то состоянии. — Если мне не понравятся ответы — полет в Бездну будет коротким. Впрочем, ничего иного он и не ожидал. Впрочем, он не ожидал, что захочет спихнуть Розарию саму — хотя, может, и стоило. Он облизнул нервно пересохшие губы и посмотрел на слабо тлеющие фонари между зубьями смотровых башен. В целом, в них есть стекло. А работают они на легко воспламеняющемся керосине — даже с учетом того, что у мрачной соборной сестры есть отметина божественного внимания, потушить горящую кожу и волосы будет затруднительно, даже с крио-стихией на кончике копья. У Альбедо удастся уйти. Потом, правда, события могут развиваться по-разному. Выгоднее, конечно, смерть от ожогов, причем не на крыше штаба, а где-нибудь в коморке — проще спрятать труп до подходящего момента. С другой стороны, даже в этом случае Ордо Фавониус развернет расследование о пропаже теневого сотрудника, и дальше все зависит от сообразительности капитана кавалерии и действующего магистра. Догадаются. И маловероятно, что поверят его честным голубым глазам. — Ты так и будешь молчать? — А я должен что-то говорить? Розария прокрутила кинжал между пальцами, и лезвие заглянуло ему куда-то между глаз. — Говорить должен исповедующийся. — Я имею право на другого исповедника? Она закатила глаза. — У нас собор, а не парикмахерская. Сервис ублажения богов, а не людей, и вместо волос обычно отрезают грехи. — Буквально? — Я просто перерезаю горло. Альбедо прикрыл веки. — Весьма прямо. — Ты тоже в выражениях не стесняешься. Какой-то голубь, шумя крыльями, сел на зубец одной из башен штаба; Розария покосилась, замахнулась рукой, которой сжимала кинжал, но, видимо, передумала. — Чем именно я тебя так заинтересовал? Возможно, для целостности шеи Альбедо было бы лучше, убей Розария того голубя. — Не играй в тупого, — процедила она. — Я этого не терплю. — Я и не играю. Уж тем более, в тупого. Я искренне не понимаю, что я здесь делаю. Тот инцидент я мог бы объяснить в менее драматичной обстановке. Розария сорвалась с места и сделала два грузных шага — и Альбедо, вопреки инстинкту, сделал ей один навстречу. Между ними все еще оставалось достаточно, но то была дуэльная дистанция: тот, кто делает первый удар, выйдет победителем. С кровью на руках, правда. От мысли о крови у него усилилось слюновыделение. — Я жду. Объясняй. — Я принял стимулирующий препарат. Просчитался с дозой. Не чувствуя усталости, обошел пол Мондштадта. Вот и вся история. Сестра церкви Фавония оценивающе запрокинула подбородок; Альбедо, чувствуя, как закипает кровь у него в затылке, отзеркалил ее жест — уже с вызовом, не желая даже с настигающей мигренью разрывать зрительный контакт. — Стимулирующий препарат? — повторила она. Выждала несколько мгновений, будто чтобы распробовать. — Докажи. Альбедо изогнул бровь: — Дать выпить? Или показать отчет о разработке? Розария прищурила уставшие серые глаза. — Покажи отчет о разработке. Естественно. Она не станет рисковать потенциальным отравлением ради первого этапа допроса — это было не в стиле «венца милости», как ее называли сестры. Между собой, в разговорах, которые он никогда не должен был услышать. Альбедо с готовностью достал отчет, стараясь не опускать взгляд — не в его интересах. Розария выхватила листы и стиснула между пальцами так, что невольно начнешь бояться за их целостность — с такими-то металлическими когтями. — Допустим, — на ее языке плясало кислое недоверие, когда отчет вернулся в руки алхимика. — Как я узнаю, что ты не сделал его на коленке вчера? — Насколько я осведомлен, с Джинн у тебя отношения более чем неплохи. Она сможет предоставить тебе полный отчет о прогрессе этого проекта за последние полгода. — Засранец. Наверное, ему послышалось. Но это не точно. О том, что этот проект разрабатывали Сахароза и Тимей, знать ей не обязательно. В конце концов, в графе разработки указывается вся лаборатория. — Тогда перейдем к сути — у меня еще много дел. Что с тобой происходит последний месяц? — Мигрени, — просто сказал Альбедо, стараясь не выдать того, насколько ему плохо. — Из-за них я не могу спать по ночам. Поэтому, собственно, я… — Сидишь в своей конуре, не вылезая на гору? «А ты не можешь еще больше скепсиса в голос добавить?» — захотелось ему огрызнуться, но он прикусил язык, чтобы не накалить ситуацию до разбитых фонарей. — Я понимаю твое сомнение, но активность артерий земли на Хребте как раз и привела к моим мигреням. Можешь спросить в гильдии искателей приключений — не я один обладаю такой симптоматикой. — По себе я как-то не заметила. — А ты когда в последний раз там была? — Розария выдохнула сквозь зубы, и жвалки у нее выпирали от напряжения. — Думаю, месяц назад. Они какое-то время просто стояли, и Альбедо, заметив росчерк шпиля над горой, понял, почему ему плохело с каждой секундой. Немного — и упадет прямо на Розарию, которая, вероятно, успеет окончить ему жизнь прежде, чем поймет, что он просто теряет сознание. Альбедо моргнул. Розарии перед ним больше не было, нет — зато он видел тень, падающую на него со спины, почти вдвое большую, чем его собственная. — Передай Кэйе, что с меня три коктейля в «Кошкином хвосте». Он обернулся, но Розарии уже след простыл. Розовая поволока слабо покрыла облака над горизонтом — там, где на него смотрел зрачок Драконьего Хребта. Встречая рассвет на крыше штаба Ордо Фавониус, он пытался слушать пение птиц, а не неясный шепот в своей голове. *** День начинался странно, и было бы глупо надеяться, что продолжится он как-то иначе. — … мое письмо? Альбедо застыл как вкопанный. Дверь в библиотеку была приоткрыта — видно, сквозняк. Или Сахароза, чей голос он сейчас услышал, забыла закрыть до конца. В последнее верилось слабо, поэтому Альбедо остановился на сквозняке. — Конечно, милая. Ты же уже здесь, а не еще в пути. Он испытал облегчение. Лиза его не выдала. Не то чтобы Альбедо ей не доверял — просто боялся, что она решит действовать тонкими намеками из лучших соображений. — Тебе налить чаю? — С-спасибо. С удовольствием. Лиза издала приглушенное «хм» и застучала посудой. — Ты раньше не соглашалась. Стажировка явно пошла тебе на пользу. Засвистела универсальная машина для зелий — в режиме чайника она превращалась в обычный, собственно, чайник, со всеми вытекающими. Разве что разогрев происходил куда быстрее. — Я не знаю. Мне посоветовали говорить то, что я хочу сказать, почаще. — Это ведь хорошо, разве нет? — Мне наговорили… много разного. Если честно, я не знаю, что из этого правда. Порыв ветра резко захлопнул дверь — Альбедо, отшатнувшись, едва сдержал сдавленный возглас, вместо этого впечатываясь в грудь, пахнущую знакомой горькой ноткой «Полуденной смерти» и лилии калла. — Вот так сюрприз, — мурлыкнул Кэйа; мороз по коже. — Кажется, мы оба попались на горячем, да, господин главный алхимик? — Да не то чтобы, — соврал Альбедо, хотя и чувствовал ритмичный пульс в затылке, оглушающий каждым новым ударом. — Прогулка по крыше подготовила к чему-то такому. Он повернулся к Кэйе лицом, и тот рассыпался в снежном смехе. — Значит, мне уже не надо ничего объяснять. Я могу потерпеть до вечера, конечно… Но кажется мне, что у нас сейчас достаточно свободного времени, чтобы все обсудить. Дверь, о существовании которой Альбедо уже успел забыть, напомнила о себе ударом по плечу и голове. Весь воздух из легких враз выбило; мир покраснел. — Господин Альбедо! — пискнула Сахароза, и сейчас ее голос мог довести до воя. — Извините, вы в порядке? Чьи-то руки его мягко придержали и помогли выпрямиться; «все отлично», конечно, никого не убедило. Он даже не был уверен, что произнес это вслух. — Ох, Сахароза, я уж не думал, что ты умеешь сбивать мужчин с ног. Причем сгибать их в три погибели. — Может быть, займетесь чем-то полезным? Не знаю, доведете коллегу до лазарета? — Все в порядке, — процедил Альбедо. Снова. — Что-то мне плохо верится. — Сахароза, если взрослый человек говорит тебе, что справится, то он, как правило, действительно может справится. Кстати, ты что здесь делаешь? — Что может делать человек в месте, где работает? Если бы у Альбедо не болела так голова, он бы высмотрел выражения лиц их обоих. Кэйа рассмеялся, но смех тот был покрыт ледяной коркой. — Ох, кое-то решил показать зубки? Замечательно. Альбедо, тебе точно помощь не нужна? Ему помощь была нужна ой как, но вместо этого как-то само собой прохрипелось: — В темноту. Пожалуйста. *** До темноты его как-то довели; Кэйа, обменявшись несколькими многозначительными фразами с Сахарозой, ушел восвояси. Плюс-минус пришел в себя Альбедо, как бы то не было очевидно, в библиотеке, у самого дальнего стеллажа на втором этаже, в котором обычно даже днем горели лампы, но не сегодня. — Ох, слава архонтам, — выдохнула Сахароза откуда-то сверху. — Вы как? Что-то болит? Хотите пить? — К боли я привык, — признал Альбедо неожиданно для себя. — А от воды бы не отказался. Медовые глаза Сахарозы смотрели на него с достаточно очевидного ракурса — Альбедо не без смущения понял, что лежит головой на ее коленках, и в целом он не против умереть в таким положении, откровенно говоря. — Так нельзя, — Сахароза помогла ему приподняться, чтобы он смог нормально отпить из сумерской пиалы — явно принадлежала Лизе. — Неужели вам совсем ничего не помогает? Даже такое небольшое движение вызвало у него до неприличия много усилий, и вернулись те самые цветные черви и причудливые ауры вокруг предметов. Ну и много же ему зарисовать придется…. — Из того, что я пробовал — ничего. Мне кажется, что я стал сильно чувствителен к артериям. С возрастом. А на Хребте как раз… всплеск. Сахароза забрала пиалу и помогла ему лечь обратно. Альбедо попытался найти подходящую позу и выдохнул лишь тогда, когда ее пальцы начали гладить его волосы — вероятно, осознанно. Да. Так точно лучше. — Господин Альбедо, не хотите съездить со мной в Ли Юэ? *** Обычно рыцари не гнушались срезать путь через опасную дикую местность в окрестностях Хребта, но Альбедо настоял на том, чтобы ехать через Каменные врата — по путям торговцев или туристов. Их поездка, в конце концов, считалась гражданской. Сахароза смотрела на него со смесью сочувствия и подозрения, но проглатывала слова в зачатке, как и всегда. Большую часть времени Альбедо спал. Точнее, пытался. Утруждать себя разговорами ощущалось стыдно и неловко — в конце концов, в повозке было слишком мало места, они с Сахарозой сидели друг на против друга, и их колени периодически сталкивались, когда приходилось преодолевать ухабы. Однако разговоры у них случались. И не самые удобные. — Я слышала, вы рано вернулись с Хребта. — Это неправда. Точнее, не совсем, — он прокашлялся, и с каждым разом наковальня внутри его головы возрастала в громкости. — Я… правда, Сахароза, мне все еще плохо. Что ты спросила? Она помолчала; стук колес и копыт лошадей по дорогам заполонил собой светящуюся пыль снаружи, слепящую даже сквозь крохотное окошко. — Неважно, — выдохнула Сахароза, и, неожиданно, сомкнула руку на его ладони. Альбедо только сейчас понял: его руки были потные под перчатками, и уже, пожалуй, слишком долго делали одно и то же повторяющееся движение — будто он вертел карандаш без самого карандаша. — Может быть, остановимся? Вы бледный, как крио-папоротник. Удивительно, что не красный, как пиро-орхидея. — Не стоит того, — он старался смотреть куда-то, кроме как ей на шею. По коже стекала капля пота. — Чем быстрее мы окажемся у господина Бай, тем лучше, разве нет? Сахароза слабо улыбнулась, и усталость на ее лице оставалась все там же, в синяках под глазами. — Главное, чтобы пациент все-таки доехал, разве нет? Иначе весь путь насмарку. Она аккуратно развернула его ладонь, заставила ее выпрямиться, и теперь мягко гладила его под большим пальцем. Можно подумать, что бездумно — но нет, ее взгляд опустился как раз туда. От этого тепла пересыхало в горле. От этого тепла румянец на щеках казался обжигающим даже визуально, и хотелось выпить стакана чего-то красного, горьковатого, и окунуть лицо… Альбедо силой отогнал алеющий образ, сосредоточившись на мягком прикосновении, от которого ноги становились ватными. — Возможно, пациент был бы не против не доехать, — вылетело из его рта еще до того, как он успел это осознать. Только потом стало очевидно, что в подобные моменты лучше промолчать; Сахароза будто очнулась и отпрянула — и только сейчас он понял, насколько ее тепло было интимным и мягким. Даже колени попыталась под себя поджать — правда, получилось явно не очень. — Я… извините, пожалуйста! Я… вообще-то, хотела, но… Фраза прервалась сдавленным вскриком — мир вокруг тряхнуло, и его и без того измученная голова со всей силы врезалась в стенку за собой. А Сахароза, соответственно, полетела на него. Их конечности переплелись самым причудливым образом — но, по итогу, их поза вышла скорее болезненно-неловкой, чем компрометирующей. Еще, к тому же, неудобной. — Все в порядке, — сказал он, погладив плечо. Не свое, конечно же. На Сахарозу это подействовало самым странным образом. Сначала она ожидаемо покраснела, но чем дольше его взгляд оставался на ее лице, тем… Тем что? Эмоцию определить было сложно. Это ведь не страх, верно? — Извините, — повторила она еще раз и медленно, сильно медленнее, чем когда это делают искренне. Выпуталась из плена его рук и села на свое место. — Вы как? Голова его, конечно, пусто звенела, как вибрирующий сосуд. От этого звона мир тоже начинал противно мерцать, дрожать и смазываться. — Немного попытаюсь отдохнуть, наверное. — Хорошо. Я не буду вам мешать. Веки уже тянулись друг ко другу, давя на глазные яблоки так же приятно, как одеяло — на спящее уставшее тело. Альбедо кое-как устроился — карету все еще трясло, но хотя бы терпимо. Пейзаж за окном становился все более и более угловатым, монолитным. Земля Властелина камня. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум. — Не против не доехать, значит, да? Шепот прозвучал совсем тихо; выражение лица несло угрюмость. Возможно, Альбедо всего-то показалось в полудреме. *** Хижина Бубу встретила запахом всех самых горьких трав, которые только мог себе вообразить человек. Да и гомункул тоже. И… какая бы кровь не мешалась в венах Сахарозы. — Добро пожаловать в хижину Бубу, — пробормотал молодой человек за стойкой — неприветливый, угрюмый, даже взгляда от листа не поднявший. — Мы выписываем лекарства только по рецепту. — Добрый вечер, Гуй. На удивительно неформальное обращение молодой человек резко поднял взгляд и изменился в лице, разом став куда симпатичнее: — Госпожа Шатан?! — Давай без «госпожа», — смущенно попросила она, и Альбедо не смог удержаться: — Да нет, «госпожа» будет очень кстати. Сахароза такое любит. Если бы взгляд мог испепелять… Альбедо не сдержал довольной ухмылки. Сахароза поправила очки, и блик перекрыл их зрительный контакт. — Так вы знакомы? — Было бы странно, не будь мы знакомы, — закатил глаза Гуй. Сахароза прокашлялась. — Просто господин Бай Чжу — мой дядя. А Гуй здесь работает травником столько, сколько я себя помню. Гуй чуть не захлебнулся возмущением. — Я работаю здесь всего пять лет! — Правда? Значит, ты слишком хорошо вписался в «Бубу». — Сахароза слегка покраснела, но улыбалась. — Или, быть может, у меня память как у золотого карпика. Травник закатил глаза, и Альбедо был уверен, что смог отчетливо услышать «опять?», и поспешил вмешаться: — Я и не подозревал, что у тебя есть настолько прославленные и… неординарные родственники. — Сочту за комплимент от столь известного человека, — послышался голос сзади. Они втроем обернулись на звук и увидели слегка улыбающегося владельца хижины Бубу. — Главный алхимик Ордо Фавониус, прославленный Альбедо, не так ли? Глаз, конечно же, сразу же зацепился за семейное сходство: волосы того же чудесного мятного цвета, только темнее; та же мягкость в телосложении и структуре тела, даже схожая походка — Альбедо не услышал шагов, хотя на каблуках у лекаря были металлические ставки. Даже глаза такие же желтые, золотые, немного звериные…. Из-за плеча Бай Чжу появилась маленькая белая голова — и на Альбедо воззрились фиолетовые глазки. Зрачок. У доктора, ищущего бессмертие, они были змеиные, а у его змеи — человеческие. Любопытно. — Сочту за честь познакомиться с вами, господин Бай Чжу. Слава о вашем таланте давно дошла до Мондштадта. Они пожали руки. — Ой, не стоит. Я всего лишь скромный доктор. — Не вер-р-рьте ему, — прошипела змея, и Альбедо едва ли удивился. — Ес-с-сли бы вы ему не отвесили комплименты, он бы отсюда вас-с выгнал. Бай Чжу скосил на нее глаза. — Чаншэн. — Я тоже по тебе соскучилась, Чан Эр, — сказала Сахароза с игривой улыбкой. Змея комично резко выпрямилась, чтобы увидеть источник голоса. — Я же говорила не называть меня так, маленькая ты ли-с-с-с-сья негодница! — Ты решила с порога ее вывести? — посмеиваясь, спросил Бай Чжу. — Немного. Бай Чжу расплел руки на груди и позволил себя обнять. Это было простое и быстрое объятие, пускай и крепкое: как только этот клубок зеленых волос и бледных рук размотался, послышались «я скучал», «ты вытянулась», «дядя, я не расту уже давно»… Милейшеее семейное воссоединение. И, естественно, от вида счастливой Сахарозы у него к горлу поступила тошнота и гнев. Потому что, ну, конечно. Перед глазами резко помутнело. — По какому… — Пациент…. — г… дин… Альбедо? Все смазалось, начало кружиться и вертеться. Все, что ему захотелось — спать.