Между молотом и наковальней

Он прекрасно помнит первую беременность Элии. Рейгар был меланхоличным и замкнутым по натуре, но в тот день, когда она объявила о беременности, он держал ее за руку и улыбался так ярко, что, казалось, его улыбка немного осветила мрачный замок. На протяжении всей беременности Серебряный принц был... счастлив, как будто тени, висящие над ним, исчезли только от осознания того, что Элия носит его ребенка. Это была самая простая эмоция, которую Джейме когда-либо видел на лице Рейгара. Так почему же тогда он чувствует себя так противоречиво? Самый сложный, приводящий в бешенство своей загадочностью человек, которого он когда-то знал, был просто счастлив, когда родился его первый ребенок, так почему же Джейме, бесконечно простому существу по своей природе, так трудно радоваться первой беременности Аллирии? Он должен радоваться, должен быть переполнен счастьем. Ребенок — это благословение, и более того, если Аллирия носит сына, то после него у них будет наследник Утеса Кастерли. Он закрепит родословную и осуществит самое заветное желание его отца. Большинство мужчин были бы счастливы в тот момент, благословленные красивой, умной женой, милой, добродушной дочерью и кем бы ни был ребенок, которого носит Аллирия. Но большинство мужчин не присягают душой и телом скрывающей свою личность королеве. И в этом и есть корень проблемы. Он — королевский гвардеец. Он поклялся не иметь семьи, полностью посвятить свою жизнь монарху и королевскому роду. Прежде всего, он защитник своей королевы. Она — его главный приоритет, всегда и навечно. Нет никаких обстоятельств, при которых он может поставить ее на второе место, выбрав кого-то другого. Но если это будет его собственный ребенок... Джейме всегда любил детей, даже когда сам был ребенком. В этих невероятно крошечных существах есть что-то такое, что он не может не защищать и не обожать. И еще есть Аллирия, прекрасная безжалостная Аллирия, которая ни разу не колебалась, когда другие сопротивлялись, полностью преданная своей королеве. Он уже наполовину влюблен в нее. И теперь она носит его ребенка, их ребенка. Семеро помогите ему, он женат, и его жена беременна. Он королевский гвардеец, ему не позволено иметь семью, и на то есть веские причины. Откуда он может знать, что ребенок, его собственный ребенок от Аллирии, не заставит его колебаться? Откуда ему знать, что между своей королевой и своим ребенком он не выберет последнего? Что, если она умрет из-за его ребенка? Что, если ей причинят какой-нибудь вред из-за того, что он любит своего ребенка? И все же... Он знает, каково это — жить без отца и матери, которые любят и заботятся о тебе. Он не хочет, чтобы его ребенок рос один, с армией слуг, учителей и нянек вместо любящих родителей. Он не хочет, чтобы он или она росли так же, как он — чтобы ребёнку было так холодно и одиноко, что он будет искать утешения в своем собственном близнеце. Он хочет, чтобы его ребенок познал любовь и смех, чтобы его защищали и баловали, как и должно быть. Но что, если из-за этого его королеве будет причинен вред? Что, если его любовь к своему ребенку превысит важность его клятвы Висенье? Джейме обхватывает голову руками. Эта ещё не случившаяся ситуация крутится в его голове снова и снова. Он поклялся никогда не жениться, никогда не заводить детей. Его верность, его любовь, его честь, его жизнь — все это принадлежит его королеве. Он присягнул ей — телом, разумом и душой. Как в нем может быть место для жены с такой всеобъемлющей верностью, для его собственного ребенка? У королевских гвардейцев нет жен, лишь их долг, нет детей, кроме принцев и принцесс, которых они охраняют. Так было с тех пор, как Висенья Первая основала Королевскую гвардию — более трех столетий нерушимых традиций и чести, и на то были веские причины. Должность в Королевской гвардии — это не то же самое, что место в Малом совете, где можно иметь земли, семьи и другие обязательства. Он принадлежит своей королеве, всем, в чем он поклялся ей навечно, телом, разумом и душой — у него нет права на семью. Но в то же время у него должна быть семья, чтобы на них не пало подозрение — наследники Верховных лордов не избегают брака и появления наследников, не привлекают нежелательное внимание и слухи. Они просто не делают этого. И он отказывается допустить, чтобы любой его ребенок получил такое же жалкое воспитание, как то, от которого он страдал. Он скорее умрет, чем станет таким же отцом, как Тайвин Ланнистер. — Джейме? Нежная рука касается его плеча, и он почти отшатывается, прежде чем узнает голос. — Что-то не так? Беспокойство в ее голосе искреннее, хотя и смешанное с замешательством и легкой обидой, и осознание того, что он знает ее достаточно хорошо, чтобы заметить это, бьёт его под дых. Когда он так хорошо узнал ее? Когда ее обида начала заставлять его чувствовать такую сильную вину? Он поворачивает голову и умудряется улыбнуться ей. — Все в порядке, правда. Равнодушное выражение, которое появляется на ее лице в ответ, — это именно то, чего он ожидал. — Значит, твое внезапное уныние и отчаяние — это плод моего воображения? — Нет, но тебе не нужно беспокоиться. Это не угроза для нас и нашей безопасности. Аллирия проводит рукой по лицу, а затем откидывается на подушки с усталым вздохом. — Джейме, я твоя жена. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это довериться мне и объяснить, почему ощущение того, что твой собственный ребенок пинается, внезапно привело тебя в такой ужас. Он вздрагивает от боли в ее голосе. Это их первый ребенок, и каждое шаг и событие следует встречать с восторгом и волнением, а не с чувством вины и сожалением. И он счастлив, он действительно счастлив. Какой мужчина не будет счастлив первому настоящему взаимодействию своего ребенка с миром? Слабый толчок, подобный бабочке, порхающей на его ладони, лежащей на животе Аллирии — это настоящее чудо. Его переполняет любовь к младенцу, растущему в ее утробе, и это пугает его. То, что он почувствовал толчок, просто внезапно сделало все это реальным. Он королевский гвардеец, но он женат, и его жена беременна — две вещи, которые совершенно несовместимы. Ребенок, которого носит Аллирия — настоящий живой человек, у которого будут свои мысли и чувства, и это его пугает. Как он может быть отцом, который так ужасно потерпел неудачу, будучи всего лишь гвардейцем? Аллирия поднимает брови. — Я жду. Он смотрит на свои руки, которые даже спустя месяцы все еще иногда кажутся липкими от крови, и пытается собраться с мыслями. — Дело не в том, что я не счастлив, Аллирия, я действительно счастлив. Этот ребенок — настоящее чудо, и я очень рад был это почувствовать. — Но... — Но... — Джейме колеблется. Смотрит на Аллирию — прекрасную, безжалостную Аллирию, носящую его ребенка. Он не хочет причинять ей боль. Она больше не подсказывает ему, только терпеливо ждет, лениво положив одну руку на свой большой живот. В конце концов, после того, как он несколько раз открывает и закрывает рот, слова просто вываливаются в спешке. Он доверяет Аллирии во всем. Он не может скрыть свои чувства от нее по-настоящему. — Я королевский гвардеец, я поклялся ставить королевскую семью превыше всего остального, даже выше самого себя. Клятвы, которые я дал... Я поклялся не жениться и не заводить детей, и на то была веская причина. Что, если она умрет или пострадает из-за того, что я поставлю нашего ребенка на первое место? Что, если я причиню вред нашему ребенку, потому что ставлю ее на первое место? Следующие слова почти застревают у него в горле, но каким-то образом он выдавливает их из себя. — Я не могу и не буду таким отцом, как мой собственный. Я предпочту смерть этому. Но я поклялся ей своей душой, Аллирия. Долгое мгновение она молчит. Ее глаза, темно-синие и такие до боли знакомые, останавливаются на нем, и тяжесть этого взгляда почти невыносима. Отсутствие в них привычной искры только усугубляет ситуацию. Она не кричит, не визжит, не царапается и не угрожает ему, как делала Серсея раньше. Она не плачет, не отворачивается и не пытается надавить на его жалость. Она просто смотрит на него, невозмутимо, спокойно и совершенно непроницаемо. После долгого, очень долгого молчания она наконец говорит. — Я очень люблю Висенью, как и всех своих родственников. Я не завидую ей ни из-за твоей любви, ни из-за твоей преданности, ибо моя любовь и верность принадлежат ей. Но это не значит, что я также не люблю нашего ребенка. Слова тяжелые, как огромные валуны, падающие на его дух. — Аллирия... Она поднимает руку, и он замолкает. — Я понимаю, что ты поклялся ей в верности. Но ты не можешь мыслить здраво, и у меня нет сил исправить это, не сейчас. Поговори с Оберином или с ней, и найди компромисс, который тебя удовлетворит. Но до тех пор, думаю, будет лучше, если мы будем избегать друг друга. Тебе нужно время подумать и выяснить, кто мы друг для друга. Слова сами слетают с его губ, отягощая кончик языка. Извинения, оправдания, обещания, компромиссы — все это сплетается в тяжелый ком обязанностей и желаний, который заставляет его задыхаться. Он проглатывает его. — Как пожелает моя госпожа. Он медленно встает и обходит кровать с ее стороны. У нее темные круги под глазами, потому что они оба не спали до конца поздней ночи. Как бы они ни понимали ночные кошмары Роанны, необходимо принимать меры по исправлению положения. Аллирия придумывает большинство из них, потому что, как бы много Джейме не узнал, в душе он все еще остается солдатом. У него не хватает ума планировать такие обманы, какие необходимы. В некоторые моменты его жена опасна и остра, как нож, и разум ее в два раза острее. Он наклоняется и нежно целует ее в щеку. Она не улыбается и не поворачивает головы, чтобы он вместо этого поцеловал ее в губы. Но она не отстраняется, просто молча принимает поцелуй. — Ты сможешь встать сама, или мне позвать Лиссу? — он осторожно не спрашивает, хочет ли она, чтобы он помог ей, хотя он делал это с тех пор, как ее живот стал таким большим, что ей было неудобно вставать. Вблизи он видит боль, которую она так хорошо скрывает, и его желудок скручивает от осознания того, что он лично ее причинил. Лисса — ее служанка, дочь одного из множества Ланнистеров из Ланниспорта, с блеклыми светлыми волосами и карими глазами. Она серьезна и прилежно выполняет свои обязанности, но Аллирия не поэтому выбрала ее среди других, стремящихся служить своей будущей госпоже, которая однажды станет королевой Западных земель во всем, кроме официального звания. Лисса родилась поздно в жизни своей матери, и, хотя она была милой и трудолюбивой, как и многие дети, родившиеся слишком поздно, она страдала из-за этого. В случае Лиссы это можно обернуть им на пользу, потому что она слишком проста, чтобы догадаться о секретах, которые они хранят. Если они смогут скрыть правду от Лиссы, то они смогут быть уверены, что никто не узнает. Аллирия качает головой. — Помоги мне встать, а потом позови ее. Он так и делает, а затем уходит. Лисса проходит мимо него по пути внутрь, и он слышит, как Аллирия нежно приветствует девушку и просит ее помочь ей одеться. Удовлетворенный тем, что все в порядке, Джейме направляется в свои покои и зовет своего оруженосца, чтобы тот помог ему одеться.

***

Сначала он ищет Оберина. У Красного Змея есть четыре собственные дочери, и он приходится родственником как жене Джейме, так и его королеве. И самое главное — он непревзойденный боец, и Джейме нервничает из-за всех мыслей, которые ему приходилось делать в последнее время. Он хочет что-то сделать, а не прятаться, строить планы и интриги, как будто он подражает гребаному Пауку. Он человек действия, а не шпион. Все эти тайны и обман для него — проклятие, но это ради его королевы, и поэтому он делает это без жалоб. Однако это не значит, что это не расстраивает его. Он не хочет думать, строить планы и заговоры. Он просто хочет что-то сделать. Даже просто взяв меч в руки, он почувствует себя лучше. Он находит Оберина в библиотеке. Тот лениво развалился в кресле у окна с тонкой книгой, которая кажется ему смутно знакомой. Каким-то образом принцу удается сделать так, чтобы эта безобидная поза кажется весьма угрожающей. Джейме начинает покашливать, но Оберин прерывает его, переворачивая страницу. — Я никогда не знал, что в Западных землях существует так много различных смертных приговоров. В большинстве мест ограничиваются одним или двумя: обезглавливанием, повешением, утоплением и тому подобным, но здесь... — он поднимает взгляд, и его черные глаза светятся злобным восторгом. — Само разнообразие просто ошеломляет. При других обстоятельствах мне бы здесь даже понравилось. Джейме наконец-то узнает эту книгу. Это список различных преступлений и наказаний за них в соответствии с законами Железного трона и законами Ланнистеров, одновременно совмещающие сухой текст и жуткие иллюстрации. Конечно, Оберин Мартелл нашел ее интересной. — Я здесь не для того, чтобы говорить о законах, — и конечно, не о наказаниях. Он очень хорошо знает, что произойдет, если правда когда-нибудь выйдет наружу, он не нуждается в напоминании. Принц смотрит на него, приподнимает бровь, а затем закрывает книгу. — Я и не думал, что ты искал меня для этого. Что ты сделал с моей кузиной? В одно мгновение злобный огонек исчез из глаз Оберина, и его заменило темное пламя. Джейме чуть не делает шаг назад от этой внезапной перемены. — Не здесь, ваше высочество. Лучшим местом для этого будет какое-нибудь более тихое место. Он старается не ерзать и не дёргаться под тяжёлым пристальным взглядом принца, но ему определенно этого хочется. Открытая враждебность, исходящая от этого человека, казалась почти осязаемой и это очень тревожит. После мучительно долгого молчания принц кивает. — Где у вас есть место потише? Джейме прикладывает все силы, чтобы не выдохнуть с облегчением, когда напряжение в темном взгляде слабеет. Может быть, он женат на кузине принца и является самым верным защитником его племянницы, но это не значит, что у него есть иммунитет к ядам Красного Змея. — Следуйте за мной. Сады Утеса Кастерли не такие большие, как в Риверране, Солнечном Копье или Хайгардене. Как и Орлиное гнездо, Утес расположен слишком высоко и на слишком маленькой поверхности для подобных вещей. Предки Ланнистеров обошли это ограничение, превратив те сады, которые у них есть, в настоящий лабиринт, который кажется примерно в двадцать раз больше, чем есть на самом деле. В детстве они с Серсеей терялись, находили друг друга и снова терялись, пока не узнали каждый уголок запутанной зелёной паутины. Место, в которое они сейчас идут, достаточно мало, чтобы почти никто не знал о его существовании, но все же достаточно большое, чтобы там можно было драться и бегать. Он помнил, что именно там он учил Серсею владеть мечом. Это было их тайное место, их замок и крепость от всего мира. Но Серсеи здесь нет, и поэтому только он знает о существовании маленького уголка сада, спрятанного между кустами, которые разделают сады край утеса, оставленного почти нетронутым из-за того, как редко садоводы находят его. Серсея была бы не против, если бы он привел сюда Оберина, он уверен. Она всегда говорила, что они были почти одним и тем же человеком, и поэтому, несомненно, они будут любить одно и то же. Если он любит свою королеву так сильно, так яростно, то, несомненно, в сердце его близнеца будет великодушие по отношению к тем, кто помогает и защищает Висенью. Не то чтобы он когда-нибудь расскажет Серсее о существовании Висеньи. Он любит свою сестру и доверяет ей, но не хочет подвергать ее опасности, а она слишком близка к королю Баратеону, чтобы быть в безопасности, если узнает правду. Как бы то ни было, он уверен, что если бы она знала правду, то не возражала бы. Он привел Оберина сюда только ради Висеньи, и Серсея знает, как сильно он любит свою маленькую королеву, которая на его глазах выросла из младенца в ребенка, которым она является сейчас, что ради нее он убил своего собственного короля. Принц оглядывает маленький сад, приподняв бровь. — Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты привел меня сюда, чтобы убить. Джейме борется с желанием ответить на насмешку так, как побуждают его сжатые кулаки. — Я даже не думал об этом. Оберин лишь пожал плечами в ответ. — Тогда, пожалуйста, просвети меня. — Аллирия... Я... — он замолкает. Собирается с мыслями. Начинает снова. — Малыш сегодня пнулся. Я почувствовал это. Принц улыбается, настоящей улыбкой, хотя и с оттенком горько-сладких воспоминаний. — Это прекрасно, не так ли? Он садиться на траву. — Я присягнул вашей племяннице, если вы помните. Мои клятвы совершенно ясны — не женится и не быть отцом ни одного ребенка, и все такое прочее. Какое-то мгновение принц просто странно смотрит на него. — Я полагаю, ты видишь проблему? — Я нарушил свои клятвы, — Джейме смотрит на свои руки, ковыряя струпья на тыльной стороне ладони. — Я поклялся не брать кого-либо в жены, и я нарушил эту клятву. Я поклялся не быть отцом ребенка, и я нарушил эту клятву. Я поклялся защищать короля, и я нарушил эту клятву. И после всего этого, как, во имя семи преисподней, я должен верить, что смогу сдержать свою клятву защищать ее? Наступает долгое молчание. Он поднимает глаза и видит устремленный на него взгляд принца, пристальный, спокойный и непроницаемый. К счастью для душевного спокойствия Джейме, копье находится в нескольких футах от рук Красного Змея. После бесконечно долгого молчания принц вздыхает и садится на траву напротив него. — Аллирия послала тебя поговорить со мной, верно? Джейме кивает. — Вы или она. Принц снова замолкает. Он срывает пучок травы, лениво скручивает и заплетает его. Некоторое время ни один из мужчин не произносит ни слова, но в конце концов трава снова падает на землю. — Я должен был бы вызвать тебя на дуэль за то, что ты причинил боль моей юной кузине, но я полностью уверен в ее способности самой вершить правосудие. Не особенно обнадеживающее заявление, но Джейме все равно кивает. — Нет, она послала тебя ко мне по другой причине. Ты помнишь Седру? Ему требуется некоторое время, но в конце концов Джейме вспоминает женщину, которую, как он думает, имеет в виду принц. Одна из нескольких дорнийских аристократок, сопровождавших свою принцессу в Королевской Гавани. Она сливалась с остальными, с такими же темными волосами и темными глазами, как и у остальных, и была довольно непритязательной на вид. Не красавица, но и не дурнушка. — Дочь лорда Джордейна? Фрейлина Элии? Оберин кивает. — Теперь сестра нынешнего лорда Джордейна. Их отец погиб на Трезубце, защищая моего дядю Левина. У Джейме что-то скручивает живот. Он почти никогда не разговаривал с Седрой, но она была умной и доброй. Она не заслуживала потерять своего отца в той кровавой бойне на поле боя, где проигравшей стороне даже не была дарована милость погребения. Никто этого не заслуживал. — Я не знал. Мне очень жаль, — эти слова кажутся банальными и бесполезными на фоне всего происходящего, но он действительно не может думать ни о чем другом. Принц моргает, и блеск в его глазах исчезает. — Дом Мартелл чтит жертву лорда Джордейна. Благодарю. Невысказанный, но не неуслышанный намек на то, что лорду Джордейну не обязательно было умирать — Левин Мартелл все равно был убит, зарублен каким-то рыцарем Долины, недостойным даже лизать его сапоги. Левин был прекрасным человеком, одним из лучших бойцов и идеальным королевским гвардейцем. Ни одно из этих качеств никогда не было и не будет применимо к тому Лину, как бы его ни звали. — Но важнее то, почему Аллирия хотела, чтобы я поговорил с тобой. Ты знаешь, почему лорд Джордейн с такой готовностью пожертвовал собой ради Левина? Джейме открывает рот, а затем закрывает его. Очевидный ответ явно будет неправильным, если принц просит его угадать. Он качает головой. Как бы сильно он ни восхищался и уважал Левина, он знал его только как королевского гвардейца. Хорошего королевского гвардееца, преданного, непоколебимого, всегда преданного, но Джейме никогда не знал принца Левина. — Мой дядя любил Седру. На мгновение Джейме кажется, что он ослышался. — Прошу прощения? Оберин едва заметно ухмыляется. — Мой дядя и Седра были любовниками. Первоначально Джейме хотел отрицать это. Левин Мартелл? Идеальный королевский гвардеец? Нарушил свои клятвы? Но что-то в глазах принца останавливает слова у него на языке. Вместо этого с него срывается нечто совсем иное. — А Элия знала? Ленивый кивок. Джейме прищуривается — Оберину явно нравится его реакция. — Ее не волновало, что его верность разделилась? — он не говорит, что ей было все равно на то, что у нее было. — Моя сестра была мудрой, а Седра была бескорыстной. Аллирию нельзя назвать бескорыстной, но она практична. Джейме закрывает глаза и обхватывает голову руками. Его мир треснул по швам. Он верил в честность Левина Мартелла, и то, что он не следовал своим клятвам так же тщательно, как и сам Джейме... сбивает его с толку. — Но он нарушил свои клятвы. Чья-то рука похлопывает его по плечу, и Джейме вздрагивает. Он поднимает взгляд и обнаруживает, что черные глаза Красного Змея неприятно близко к нему, и в них было необычное выражение жалости. — Он нарушил их из-за любви, и он все еще был одним из лучших королевских гвардейцев своего времени. Ты нарушил свои по необходимости, и ты нарушил меньшее только для того, чтобы сохранить большее. Неужели это так трудно оправдать? Джейме вздыхает. — Возможно, — его верность своей королеве превыше всего, но это не значит, что вся его любовь принадлежит ей. Он колеблется. — А она знает? Ответ однозначный и определенный, и не такой, каким он его себе представлял. — Нет. — Разве она не должна? Он был и ее дядей. Но Оберин лишь качает головой. — Дядя Левин не хотел, чтобы она знала. Он не хотел, чтобы она подвергала сомнению каждое обещание и клятву, когда-либо принесенные ей, когда она была так юна. — Сейчас она видела больше. Она видела, как я нарушил свои собственные клятвы, — он не понимает, как она может быть слишком молода, чтобы знать, что у ее дяди была любовница, когда она видела, как он перерезал горло ее родному дедушке. — Нет. Она видела, как ты защищал ее, и ты все еще защищаешь ее и даешь ей все, что можешь дать. Она еще слишком мала, чтобы понять, почему дядя давал свои клятвы с полным намерением их нарушить. Джейме чувствует себя почти оскорбленным за свою королеву, и неважно, приходится она племянницей Оберину или нет. — Она понимает больше, чем вы думаете. — Но она все еще очень молода — позволь ей ещё хоть немного побыть невинной, пока она может. До сегодняшнего дня Джейме было бы трудно сказать правду о том, что в ней осталась хоть капля невинности. Она так много повидала за такое короткое время. Он кивает. — Хорошо. Оберин встает, а затем протягивает руку Джейме. — Теперь тебе нужно извиниться перед своей женой, но сначала мне не помешает немного размяться. Это далеко не бойцовские ямы, но, думаю, никто из нас не будет жаловаться. Джейме принимает протянутую руку с немалой опаской, прекрасно видя огонек в глазах капризного принца.